Автобиография Майкла Каррика «Между линиями». Глава 3. Взросление. Часть 1
Глава 3: Взросление
Оглядываясь назад, я понимаю, как мне повезло. Мне посчастливилось расти в спокойной семье, мама и папа никогда не спорили и не ссорились. Мы с Грэмом были счастливы и окружены заботой, но в то же время родители позволили нам следовать своей мечте и сделать первые шаги в большом мире. Я всегда ценил это.
Наш дом был в Хоудоне, районе Уоллсенда, расположенном в 10 километрах от «Сент-Джеймс Парк». Мы жили на втором этаже, у нас с Грэмом была двухъярусная кровать. Я был старше, потому спал наверху. Хоудон считался бедным районом, но мы ничего такого не замечали. Папа много работал, он был менеджером на ядерных электростанциях, контролировал поставки оборудования для различных реакторов. Временами ему приходилось работать очень далеко, и он бывал дома только одну неделю в месяц, либо отсутствовал каждую неделю с понедельника по пятницу. И даже тогда он проводил выходные, играя в футбол с нами в саду. Думаю, маме было тяжело — если папа был в отъезде, ей приходилось быть за главного. Когда отец возвращался, мы с братом тут же окружали его, показывая новые трюки с мячом. Маме приходилось ждать несколько часов, чтобы наконец провести с ним время! Папа пропадал на работе, занимаясь иногда смертельно опасными вещами, а мама страдала дома в одиночестве, разрываясь между воспитанием двух помешанных на спорте сыновей и собственной работой в школе.
Так как дом, в котором располагалась наша квартира, был угловым, нам повезло иметь довольно большой сад, который мы просто обожали. Мы использовали крикетные калитки в качестве штанг и живую изгородь вместо сети — это был наш «Уэмбли». Мы с Грэмом могли играть часами, отрабатывая финты или передачи, непрерывно комментируя всё происходящее. В нашем воображении мы повторяли все игры, которые смотрели по ТВ. Грэм был хорошим футболистом с детства, и вскоре он уже играл со мной и моими приятелями, хотя мы все были на 4-5 лет старше. Я очень гордился тем, что Грэм играл с нами, а мои друзья приняли его. Мы играли вдвоём против троих-четверых ребят, иногда Грэм был вратарем, и я оставался один против всех, чтобы потренировать дриблинг и проверить себя. Мы могли проводить там больше трёх часов, и в это время я мог подумать о том, что неплохо бы поработать над левой. Я тренировал сам себя. Навешивал с правой, потом с левой, стараясь выработать равную технику у обеих ног. Я старался добиться совершенства во всём, в передачах и ударах, говоря себе: «Если я сделаю это, стану футболистом или выиграю трофей». Я постоянно бросал себе вызов.
Дома у меня был небольшой мяч из губки, который я бил об диван — два отскока, удар, повторить. Я целился в дверцу тумбочки или определенную подушку и говорил себе: «Если сделаешь это, будешь играть за Англию» или «Если сделаешь это — забьешь на «Сент-Джеймс». Я всегда давал себе только один шанс, как будто это было по-настоящему.
Я заметил, что часто попадал по полу левой ногой во время удара, так что я скорректировал технику и стал тренироваться еще больше. Сейчас я вижу, как Джейси носится по дому с мячом и думаю: «Да, я был таким же». Я всегда осознавал, что должен работать над техникой. Мог подумать: «Почему у меня не получается подкручивать мяч?» И пробовал еще несколько раз, работая над этим. Возвращаясь из школы, я играл в стенку с фонарными столбами. Мне нравилось пасовать, чувствовать мяч в ногах и думать, что я мог бы сделать с ним. Если же мяч летел не так, как я задумал — ну, я расстраивался. Моя техника должна быть безупречной, я сходил с ума от этого. Мама злилась из-за того, что мы с Грэмом носили грязь в дом, в которую быстро превратилась часть лужайки около ворот. Когда шел дождь, мы играли на улице, потому что сад превращался в болото.
Несмотря на разные характеры, мы всегда были близки с Грэмом. Я был спокойным, гораздо более хладнокровным и объективным. В свою очередь, Грэм мог прийти в ярость, когда мы играли в футбол или я отбирал у него мяч. В таких случаях я клал руку ему на лоб, и всё, что он мог сделать — размахивать кулаками у моего лица словно мельница, что заводило его еще больше. Мы с отцом смеялись, а Грэм бесился сильней. Это быстро заканчивалось, мама принимала сторону её дорого малыша. Она говорила: «Оставь его в покое, перестань задирать брата». Однажды мы играли в местном спортивном центре в Уоллсенде, и один из старших, парень по имени Скив, толкнул Грэма на ограждение. Тот вскочил с криком, явно собираясь драться со Скивом, который был вдвое больше. Нас немало повеселила эта попытка. Я бы так не смог. Я был слишком мягким.
Грэм был вспыльчивым, а меня мало что могло разозлить. Я очень редко терял над собой контроль. Когда я был ребёнком, меня больше всего бесило, что мы с братом были первые, кто должен был идти домой по вечерам. Почему? Некоторым моим друзьям разрешали играть до девяти вечера. Знаю, это, возможно, чересчур поздно. Мама всегда говорила: «Будьте дома в 19:30, и меня не волнует, до скольки можно гулять остальным». Если бы нам разрешали, мы бы гоняли мяч всю ночь. Мне нравилось играть с друзьями.
В 9 лет я начал играть в большой футбол в Boyza. Мы играли довольно качественные матчи, хотя иногда приходилось натурально сражаться на ужасных полях в отвратительную погоду. Кен Ричардсон и Алан Трейн были волонтерами, как Боб, они занимались со мной два или три года, и в этот период я начал настоящее обучение футболу. Кен и Алан были выдающимися тренерами. Кен работал неполный рабочий день в «Ньюкасле», а также разводил молоко на фургончике с прилавком, так что у нас всегда было молоко. По воскресеньям он убирал всё молоко из фургона, и мы забирались в кузов. Помню, нас набивалось человек двенадцать, кто-то один сидел на колёсной арке, и мы все громко обсуждали следующего соперника, каких-нибудь «Крэмлингтон Джуниорс». Оглядываясь назад, я понимаю, что всё это шло вразрез с техникой безопасности, и, тем не менее, это было замечательное время. Мы были одной командой. Мы гордились тем, что играем за «Wallsend Boys Club». Мы даже платили штрафы по 10 пенсов, если наши бутсы были грязными. Помню матч с «Понтлендом» на выезде. Шел дождь с градом, иногда срывался снег, дул ветер, было очень холодно, отвратительная погода, но мы вели 3-0, и меня собирались заменить. Я отчаянно желал закутаться в пару слоев одеял, чтобы снова почувствовать руки и ноги, как вдруг один из наших заплакал. Он замёрз сильнее, поэтому заменили его. Я был расстроен. В то время у нас не было компрессионного белья!
Кен был хорошим «копом». Мне было девять, когда он научил меня тактической дисциплине и структуре команды. Алан был плохим «копом». «Майкл, ты не станешь футболистом, пока не вмажешь вратарю», — снова и снова говорил мне Алан. В то время я был центрфорвардом. Я спросил: «Что? Зачем мне бить вратаря?» Я слышал, как Алан сказал маме и папе: «Майкл слишком вежливый, он никогда не станет футболистом, пока он не врежет вратарю... ». «Он никогда этого не сделает», — ответил папа. Мама добавила: «Ни за что». Она рассердилась: «Я не стану просить Майкла бить вратаря. Он этого не сделает». Мой футбол никогда не был основан на физической силе. Алан не хотел, чтобы я травмировал соперника, он всего лишь хотел увидеть во мне немного внутренней агрессии. Другие ребята из команды рубились тут, здесь и там. Но не я. Мне нравится смотреть, как играет Джейси, нравится, что он похож на меня. Если вратарь бросается в ноги, Джейси всегда старается обыграть его. Джейси левша, как и мой отец, и играет так же — в одно-два касания. Можно сказать, что это стиль игры Карриков. Дедушка всегда подсказывал мне: «Пасуй скорее!» или «Переводи игру на другой фланг». Он научил этому отца, тот же страстно стремился передать эти знания мне. Как и дедушка, папа всегда говорил мне: «Пасуй, пасуй, пасуй тому, кто находится в лучшей позиции!» «Играй на команду», — он часто повторял это. Он не любил эгоистичных футболистов. Команда всегда была для него на первом месте. Мы однажды играли матч «Гости против работников отеля» в Дубаи, папа, я, Грэм и Джейси. Папа был лучшим игроком матча — в его-то 66!
Ещё в детстве я знал, как отец любит наблюдать за моей игрой. Он всегда подбадривал меня, но старался не показывать слишком много эмоций. У меня самые любящие и заботливые родители в мире. Они никогда не пропускали наши с Грэмом игры. Видеть их, знать, на какие жертвы они для нас идут, было приятно, но никогда не накладывало на нас лишнего давления. Папа просто говорил: «Насладись игрой. Работай над собой. Покажи свой максимум. Отлично». Он ничуть не изменился. Сейчас, когда «Юнайтед» проигрывает, он говорит: «Ох, ну, постарайтесь получше в следующий раз». Папа не очень любит соревнования, он слишком мягкий для этого. Глядя на себя, понимаю, что у меня есть две стороны: на поле я готов биться до последнего, чтобы победить, но в жизни я довольно спокойный. Когда я проигрываю в гольф, я не огорчаюсь, если играл хорошо. Это довольно непринужденная часть моего характера, но есть и другая, просыпающаяся во время игры в футбол. Она всегда ведёт меня к победе, просто для этого мне не нужно кричать и вопить.
Детство для меня — череда счастливых воспоминаний об игре в футбол или промотре футбола. Никогда не забуду ощущения от первого похода на матч, мне тогда было 6. До сих пор помню чувство восхищения, захватившее меня на выходе из метро при виде «Сент-Джеймс Парк». Находящийся на холме домашний стадион «Ньюкасл Юнайтед» казался лучшим местом в мире, и я тут же захотел жить на возвышенности. Мы приехали рано, папа любит прибывать на место заранее. Грэму тогда было всего два, потому мы были вдвоем. Мы встали в очередь к маленькому, узкому проходу в стене. В те дни никто не продавал билеты заранее, я просто отдал контроллеру 3 фунта, сильно нажал на тяжелый черный турникет и вошёл в рай под названием Gallowgate. Никодга не забуду волнение, захлестнувшее меня на ступеньках той трибуны. Я поднялся, подошел к краю трибуны, и мне открылся потрясающий вид на огромное поле. У меня захватило дыхание, я ничего не мог сказать минуту или две, после чего прошептал: «Это чудесно! Это лучший в мире стадион». Папа подсадил меня на барьер, чтобы я мог увидеть игроков «Ньюкасла». Мирандинья произвел на меня неизгладимое впечатление, потому что он сильно отличался от остальных. На самом деле я не знаю, был ли он хорош как футболист, но у Gallowgate появилась надежда на нечто особенное. Бразилец в «Ньюкасле»! Шум поглотил меня полностью. Мне было 6 лет, и я ещё нигде и никогда не был таким громким. Я ничего не боялся, всё больше влюблялся в происходящее и наслаждался чувством товарищества, распевая «Blaydon Races» и видя, как много это значит для болельщиков «сорок». Я сидел на неудобном бетонном барьере, но всё равно чувствовал себя защищённым, знал, что отец подхватит меня, если начну падать. Помнится, это был барьер напротив табло, он всегда был там. Ощущение восторга вокруг было нереальным, и я запал на это.
У меня много ярких воспоминаний о «Сент-Джеймс Парк», небольшие детали, например, как игроки выбрасывали орехи с поля прямо через забор стадиона, или значимые исторические события. Когда Кевин Киган пришёл в клуб в 1992 году, мне было 10, и «Сент-Джеймс» сошёл с ума. Все были в жутком восторге. Он умел продать мечту, не так ли? Кевин спас клуб от выбывания в старый Третий Дивизон, привёл Роба Ли, в команде были Стив Уотсон и Ли Кларк, чуть позже вернулся Питер Бирдсли. Это было особенное время. «Ньюкасл» показывал лучший футбол в Первом Дивизионе, мы постоянно побеждали и забивали множество голов — Энди Коул был в огне. Мы ворвались в Премьер-Лигу, вернулись хорошие времена. Весь город будто расправил крылья. Ньюкасл бывает очень разным, в зависимости от того, как идут дела у команды. Те три или четыре года весь город сотрясался от восторга. Папа поклонялся «Ньюкаслу». Сейчас он состоит в Fairs Club, где бывалые болельщики обсуждают старые игры и встречаются с бывшими игроками. Знаю, это прозвучит странно, но папу никогда не захватывало то, что я играл за «Манчестер Юнайтед». Он не любит гламур, ему не интересно всё это. Будь то «Ковентри» или «Барселона» — его всегда интересовал только футбол, походы на стадион или просмотр дома перед телевизором.
Когда я рос, у нас был один телевизор, никакого пульта, всего 4 канала. Однажды отец пришёл с работы с новым телевизором, который он купил по пути домой. Мы с восторгом смотрели на эту большую квадратную штуковину. Длина кинескопа почти совпадала с шириной, а панель вокруг экрана была отделана деревом. Мы подключали к нему Спектрум и рубили в теннис, ну, ту игру, где было две линии, между которыми надо было гонять точку, символизирующую мяч. Мы с Грэмом и папой могли часами смотреть его коллекцию видеокассет с записями игры Джорджа Беста — папиного любимого футболиста. Также он часто показывал нам своего любимого игрока «Ньюкасла» — Малколма «Супермака» Макдоналда! У нас были записи игры Беста, Лоу и Чарльтона, видео со сборной Бразилии, с Марадоной, «European Top 500 Goals» и множество других. Папа немного симпатизировал «Селтику», посему у нас были немножко видео с ними, Львы Лиссабона и всё в таком духе, он даже купил мне несколько футболок «Селтика». Я смотрел на шкаф с папиными кассетами так, словно это был сундук с сокровищами. У нас были записи финалов Кубка Англии, мы пересматривали их раз за разом, например «Ливерпуль» — «Эвертон» (3:2) 1989 года. После этого мы с Грэмом бежали в сад и пытались повторить финт Бирдсли. Бирдсли, Джон Барнс — я хорошо помню игроков «Ливерпуля» тех лет. Я начал следить за «скаузерами», мой кузен Гари был большим фанатом. У меня была пара футболок «Ливерпуля», одна с надписью Crown Paints спереди и другая 1988 года с Candy. Мне нравилось наблюдать за Джоном Барнсом. Он был хорош, не так ли? Быстрый и ловкий. Бирдсли был моим кумиром. Ян Мёльбю тоже был силён. Хотел бы я, чтобы сохранилось побольше записей игры Мёльбю, мне кажется, мы с ним похожи по стилю. Он играл неторопливо и обстоятельно, и при этом забил больше голов, чем я. Мы смотрели The Big Match по воскресеньям, окружив телевизор всей семьёй. Никогда не забудут матч «Ливерпуль» — «Арсенал», вечер пятницы, который определил судьбу титула-1989. Я смотрел его с папой. Он почти ничего не говорил. Впрочем, он и сейчас не любитель поболтать.
Чемпионат Мира 1990 года в Италии стал первым турниром, который я запомнил настолько хорошо, что его моменты до сих пор стоят у меня перед глазами. Мне было почти 8, и я просто не мог оторваться от экрана телевизора тем волшебным летом. Однажды нас с Грэмом привезли к бабушке на чашку чая, и мы тут же попросили включить телевизор, чтобы не пропустить четвертьфинал «Аргентина» — «Югославия». Никогда не забуду Марадону, разбегающимся перед пробитием пенальти в полуфинале с Италией. Я посмотрел буквально каждую секунду телерепортажей о ЧМ и снова и снова повторял экзотические имена, услышанные во время матчей: «Скиллачи! Баджо! Воллер! Клинсманн! Маттеус! Карека!» Конечно же, моей страстью была сборная Англии. Я был Газзой, всегда был Газзой, 19 номер сборной Англии, в саду и в моих мечтах. У меня даже был тренировочной костюм сборной, который я носил наудачу, пока Англия побеждала на итальянских полях. Я был убеждён, что Англия добьётся успеха, и мы станем чемпионами мира. У нас был ГАЗЗА!!! Полуфинал с немцами в Турине и поражение в серии пенальти стали для меня катастрофой. Футбол, Англия и Газза были для меня всем, и вылет сборной разбил мне сердце.
