Фанат «Шальке» пережил плен в донецких шахтах, а спустя 70 лет ездит за командой по Европе
Карл-Хайнц Флоссбах из Гельзенкирхена в декабре 2018 года отпразднует 90-летие. Но это не мешает ему до сих пор путешествовать по Европе вместе с «Шальке».
Флоссбах вместе с Джефферсоном Фарфаном
– Вы отправляетесь куда угодно, когда «Шальке» играет на выезде в еврокубках. Пока люди вашего возраста в лучшем случае ждут красивого числа в доме престарелых, вы с нетерпением ждете жеребьевки Лиги чемпионов (интервью было взято еще до жеребьевки группового этапа – прим.). Уже покалывает?
– Разумеется. Покалывает еще с того момента, когда стало ясно, что «Шальке» снова сыграет в Лиге чемпионов. Для меня была катастрофа, когда в сезоне 2016/17 парни не отобрались в еврокубки и я не смог путешествовать по Европе. Я ведь в таком возрасте, когда ты уже не берешь ипотеку на дом. Путешествовать вместе с «Шальке» в другие страны – последнее приключение в моей жизни.
Это прозвучит странно, но я больше не хожу на домашние игры, хотя и живу в Гельзенкирхене. Из-за многолетней работы под землей у меня неприятный запах изо рта, а мои кости – просто в заднице. Для множества ступенек на стадионе я уже не гожусь, а свои усилия собираю только на путешествия по Европе. Когда мы стали десятыми под руководством Маркуса Вайнцирля, я подумал: «Ты должен пережить один год, иначе ты больше никогда не увидишь живьем, как «Шальке» играет в Европе». И теперь это снова начинается.
– Если бы вы могли выбирать, куда бы вы и «Шальке» отправились в этом групповом этапе?
– В Украину к донецкому «Шахтеру», в Россию к московскому «Локомотиву» (а Флоссбах фартовый – 3 октября «Шальке» сыграет в Черкизово!) и в Италию, где у каждого шалькера наступают слезы радости. Он думает о миланском «Интере», победе в Кубке УЕФА 1997 и сказочных 5:2, когда мы смели действующих чемпионов ЛЧ на «Сан-Сиро». Я надеюсь на Москву, потому что хотел бы снова увидеть Джефферсона Фарфана и Бенедикта Хеведеса. А Донецк всегда мой желанный выбор.
– Почему вы хотите отправиться в Украину, где в некоторых местах преобладает военное положение, из-за чего матч не может состояться в Донецке?
– Война и опасные для жизни путешествия, к сожалению, не новые для меня вещи. Мой первый выезд в Донецк состоялся в 1945 году и на самом деле не был запланирован. Незадолго до окончания Второй мировой войны после короткой базовой подготовки я оказался в Чехословакии с винтовкой в руке. Я еще не совершил ни одного выстрела, как уже был схвачен русскими. Мне было 16 лет. То, что мне никогда не приходилось стрелять в человека, я по сей день считаю своим самым большим счастьем.
Через Львов и Киев я попал в Донецк, где провел пять лет, работая при 30 градусах холода в шахте для военнопленных. Многие мои коллеги не выдерживали этого, и мы укладывали их тела перед лагерем, потому что не использовали кирку для захоронений в замерзшей земле. Когда лагерь позже был расформирован, мне потребовалось четыре месяца, чтобы добраться до Гельзенкирхена пешком, на конных повозках и местных поездах. И когда я сейчас слышу от руководств немецких профессиональных клубов о трудных рейсах на самолете или ночевке в отеле, я спрашиваю себя: «О чем они вообще говорят?».
Донецк (тогда Сталино) после освобождения, 1943 год
– И, несмотря на этот негативный опыт в плену, вы хотите вернуться в сегодняшнюю Украину?
– С русскими у меня никогда не было проблем. В первый год моего плена меня из шахты вытащила женщина, работавшая в лагере врачом, потому что она видела, что я был похож на скелет с кожей. Мне разрешили работать на кухне, где иногда мне доставалась какая-то еда. Это, так сказать, спасло мою жизнь. Даже русские женщины, которые позже работали с нами под землей и с которыми нам не разрешали говорить, проталкивали мне немного еды здесь да там. Без них я бы умер.
Когда «Шальке» играл во Львове с «Шахтером» (0:0) в 2016 году, я вернулся туда впервые. Сначала мы на самолете добрались до Кракова, а затем на автобусе – до украинской границы. Там мы не туда повернули и не попали в страну. Поскольку я немного говорю по-русски, парни послали меня разведать положение. Но это не помогло, и нам пришлось проехать 50 километров до следующего пограничного пункта, где уже нам удалось попасть внутрь. Во время этой гостевой игры я 24 часа в сутки был на ногах, а после нее – неделю в горизонтальном положении.
– Какой ваш самый прекрасный случай в Европе?
– Когда шалькер отправляется в путешествие, это всегда прекрасно. Никто не может представить себе просмотр футбола только по ящику. Проход по центру Мадрида с четырьмя тысячами людей в синем был похож на домашний матч в Гельзенкирхене. Для меня важны люди, которых ты узнаешь. Шотландцы, которые приезжают с острова с килтом и сине-белой футболкой только ради того, чтобы посмотреть «Шальке». Встречать болельщиков из различных стран, на которых ты попадаешь где-то в Европе и с которыми вместе празднуешь. Это то, что снова и снова приводит меня в движение.
Чудный анекдот произошел в 2011 году в Милане, когда мы хотели посмотреть предматчевую тренировку. Мы прибыли слишком поздно, ворота на территорию стадиона уже были закрыты, а перед ними стоял охранник – такой высокий и широкий, как гардероб. Я подошел к нему, достал свое удостоверение пенсионера и сказал ему: «Я калека из Гельзенкирхен-Роттхаузен и сейчас я хочу увидеть Джеффа (Джефферсона Фарфана)». Он, вероятно, не понял ни слова, но открыл ворота, и мы все вошли. Я пошел прямо к Джеффу, говорил с ним 20 минут, а мой племянник Хольгер сфотографировал меня с ним. На случай, если я когда-нибудь заболею деменцией и забуду эту историю. В Турции со мной тоже произошла одна история.
– Расскажите.
– Мы играли против «Галатасарая», и в стамбульском аэропорту меня проверял турецкий госслужащий. Когда он увидел в моем паспорте имя Карл-Хайнц, он начал рассказывать о Карл-Хайнце Фельдкампе, который когда-то был тренером «Бешикташа» – его любимого клуба. И хотя очередь начала ворчать, что не двигается, мы несколько минут говорили о футболе. Он сказал мне, что мы должны вынести «Галатасарай», потому что он его не любит. Четыре дня спустя мы уже стояли в очереди на обратный рейс, как кто-то громко выкрикнул мое имя. Это снова был тот же госслужащий, который обнял меня и позволил пройти дальше без контроля. Он даже нес мой чемодан. Это происходит с тобой, только если ты футбольный фанат.
– Вы когда-нибудь испытывали неприятный опыт в Европе?
– Если вести себя приятно, то редко ты будешь испытывать негативный опыт. Ладно, Валенсия была дрянной. Несколько шалькеров перед игрой там устроили театр, а полиция уже была на взводе. Они на лошадях отправились прямо в толпу перед стадионом, а мне как раз только удалось оказаться в безопасности.
В остальном, всегда трудно найти приятное жилье. Куда бы ты не отправился: все всегда забронировано, и нужно отправляться на свалку, где в постели ты обнаруживаешь мышиное дерьмо. Но для того, кто на протяжении пяти лет в плену спал на земле в бараке с 40 людьми, это еще не конец света.
– Как долго вы еще хотите отправляться в путешествия на выездные игры?
– Прежде всего, это зависит от «Шальке». Если они не обосрутся и будут дальше выходить в Европу, я буду ездить так долго, пока не сыграю в ящик. Моя жена умерла в 2015 году, когда я увидел победу 4:3 в гостях у «Мадрида». Она была в больнице, я действительно не хотел ехать, но врач сказал, что мне не нужно волноваться. Там не было ничего драматичного, и не предполагалось, что она умрет. Мы всегда ездим одной группой из 20 человек, большая часть которой состоит из родственников. Все знали, что моя жена умерла еще в понедельник, но они крепко держались, потому что не хотели испортить мне игру и поездку. Так что сегодня дома меня больше не ждет никто, кто мог бы волноваться, когда я нахожусь в пути с «Шальке».
Фото: 11freunde.de; globallookpress.com/Igor Russak; РИА Новости/Юрий Скуратов; globallookpress.com/NurPhotoFriso Gentsch/dpa, imago/Pakusch
И отдельно - 5 баллов за перевод.
Он должен радоваться что вообще остался жить. Мог и не сдаваться в плен, а гордо погибнуть за родную Германию. Ну или попытаться сбежать)