4 мин.

Мой друг Дэвид Бекхэм

Автобус, дребезжа, катился по пустыне и на каждой кочке подпрыгивал так, что пассажиров едва не сбрасывало с сидений. Внутри — тесно и шумно: народу набилось больше сорока человек, а должно бы помещаться в два раза меньше. Я сидел на полу у задней стенки, справа от меня расположилась старая женщина с ребенком, а слева — рыночный торговец с отрезами яркой материи — темно-синей и насыщенной красной, которые он сложил в стопку на коленях.

Мы только что выехали из Калмы — огромного, переполненного народом лагеря для девяноста тысяч беженцев из Дарфура. Близился закат, автобус ехал обратно в город Ньяла, до которого час пути, а я просматривал блокнот и пытался осмыслить то, что увидел. Женщина, пережившая изнасилование; ребенок, брошенный в горящую хижину; мужчина, спасавшийся бегством и получивший пулю в спину. Каждому из них было, что рассказать и что пережить заново.

Даже в лагерях беженцев, куда международные благотворительные организации поставляли еду и воду, мало кто чувствовал себя в безопасности. Отряды «джанджавид» (боевики-арабы — прим. пер.) рыскали повсюду и нападали на тех, кто осмеливался выйти за границы лагеря. Суданских властей тоже боялись — регулярная армия разрушала деревни бок о бок с бойцами из «джанджавид».

Я читал, а автобус тем временем затормозил и остановился. Контрольно-пропускные пункты на дороге попадались постоянно. Калма и другие лагеря все больше военизировались из-за групп повстанцев, и автобусы вроде нашего обыскивались часто. С моего места из окон почти ничего не было видно. Я вытянулся, но различил только чью-то макушку и пару быстрых глаз, всматривающихся внутрь. Весь автобус обернулся на то, что разглядывал человек. На меня.

Мужчина снаружи оказался сотрудником суданской службы госбезопасности. Он протолкался в автобус и потребовал мои документы. Мой паспорт по рукам пассажиров дошел до передней двери. Потом копия разрешения на посещение Дарфура. Потом оригинал. Потом мне жестом предложили выйти из автобуса.

Я не беспокоился. С бумажками было все в порядке. Бесконечными неделями изводил я работников суданского посольства в Найроби, бессчетными днями ждал в кондиционированных офисах в Хартуме и несколько часов пил чай с местными властями в Ньяле, зато теперь все было как положено.

Мой новый друг не соглашался. Он махнул рукой водителю и затолкал меня в маленькую хибару. Автобус уехал. Темнело, я оказался неизвестно где, и вдобавок меня арестовали.

Хибара — замызганные стены и жестяная крыша — скрывала старый деревянный стол, белый пластиковый стул и грязный матрац. У стены стояли два АК-47. На матраце сидели трое других агентов госбезопасности. Они передавали друг другу мой паспорт и остальные бумаги; каждый прочитывал каждую страницу, разглядывал каждый штамп. Я чуть-чуть говорил по-арабски, а они — чуть-чуть по английски. Человек, забравший меня из автбуса — невысокий, худой, вечно ухмыляющийся парень в темных очках — знал одно слово, которое повторял снова и снова:    

   — Проблема.

   — Нет проблем. — Снова и снова отвечал я.

Минуты убегали. Солнце быстро садилось. Мой сотовый телефон не находил сеть, и я достал спутниковый — массивный голубой кирпич с длинной антенной. Если уж мне предстояло ночевать здесь, я хотел дать об этом знать друзьям в Ньяле. Ухмыляющийся человек выхватил у меня телефон с криком «Проблема! Проблема!».

Мы никак не могли найти общий язык. Двое на матраце задремали, третий тихонько напевал что-то, а Ухмылка продолжал разглядывать мой паспорт, страницу за страницей. Стояла жара, и я отчаянно хотел пить. Через какое-то время меня потянуло в сон.

Я вздрогнул и проснулся. Надо мной возвышался кто-то новый. Больше шести футов ростом (около 185 см — прим. пер.) и почти столько же вширь, на носу большие темные очки в золотой оправе. Он выглядел куда важнее обитателей хибары, и я, запинаясь, поднялся. Как только я встал, он ткнул пальцем мне в грудь:

   — Проблема.

   — Нет проблем. — Устало ответил я. Непохоже, чтобы он был согласен.

   — Проблема, француз.

   — Нет, я не француз, не француз. Англичанин! Я англичанин!

   — Англичанин? — Переспросил он.

   — Да, англичанин.

   — Дэвид Бекхэм! — Вскричал он.

   — Простите?

   — Дэвид Бекхэм! Мой друг!

   — Что-что?

   — Дэвид Бекхэм! Он мой друг!

   — А, ну да. Он и мой друг тоже.

   — Майкл Оуэн! И он мой друг!

   — Да, да. Майкл Оуэн тоже со мной дружит. И Стивен Джеррард! Мы все друзья!

   — Пошли, пошли! — Сказал друг Бекхэма. Он схватил меня за руку и вытащил из хибары. Через пару минут на горизонте появилась машина. Он затормозил ее и быстро-быстро заговорил с водителем по-арабски. Единственное слово, которое я разобрал — «Бекхэм».

Водитель заулыбался и усадил меня на место пассажира.

   — Передавай привет Бекхэму! — Крикнул мой бывший тюремщик, и мы понеслись в сторону Ньялы.

P.S. Текст взят из книжки Стива Блумфилда ′Africa United. Soccer, Passion, Politics and the First World Cup in Africa′.