Интервью Дэвида Уилсона для TSL (февраль 2016). О работе с Ким Юна: часть I
В феврале 2016го года, два постоянных ведущих TSL (The Skating Lesson), Дженни Кирк и Дэйв Лис, провели скайп-интервью с одним из ведущих в данный момент хореографов, постановщиком программ для таких звезд, как Ким Юна, Юдзуру Ханю, Патрик Чан, Хавьер Фернандес, Саша Коэн и многих других — Дэвидом Уилсоном. В этом большом и увлекательнейшем интервью были затронуты многие аспекты деятельности Уилсона и рассказано немало увлекательных историй, связанных с фигуристами, хореографами и всеми теми, с кем Уилсон пересекался на протяжении своей блестящей карьеры постановщика. Но центральная и наиболее увлекательная часть беседы была связана с длинной историей взаимодействия Уилсона с олимпийской чемпионкой Ванкувера и двукратной чемпионкой мира, фигуристкой из Кореи Ким Юна.
На протяжении более 45 минут разговора о Ким, Уилсон проследил весь тот путь развития фигуристки, в котором он поучаствовал лично — от самого начала пути среди взрослых (сезон 2006-7 годов) до олимпийского триумфа в 2010ом году; от разрыва Ким с ее постоянным тренером Брайаном Орсером — до серебра Сочи. Это время естественным образом делится на два четырехлетних цикла, в каждом из которых есть своя динамика и своя драматургия. Свои триумфы и свои разочарования.
Данный перевод тоже делится на две части для удобства чтения: первая часть, предлагаемая ниже (примерно половина 45-минутного ролика), охватывает воспоминания Уилсона о первом четырехлетии его сотрудничества с Ким; вторая часть будет посвящена пост-Ванкуверскому периоду.
Перевод опубликован с разрешения TSL. Он представляет собой текст, адаптированный под письменные нормы: все явные разговорные идиомы купированы, как и многочисленные отклонения от основной темы и характеристики второстепенных (в контексте данной беседы) персонажей, сколь бы интересными сами по себе они не были, некоторые многословные размышления сокращены с тем, чтобы показать развитие основной мысли, и так далее. В квадратных скобках расшифровываются отдельные детали, которые могут остаться неясными вне контекста всей беседы.
Используемые в расшифровке аббревиатуры:
У — Дэвид Уилсон
К — Дженни Кирк
Л — Дейв Лис
Все подзаголовки мои.
Часть I: 2006-2010
«Заставить ее улыбаться»: первые впечатления
К: Вы впервые начали работать с Юна Ким, когда она еще каталась по юниорам и искала себе хореографа. Что вы тогда знали о ней как о фигуристке и каковы были ваши первые впечатления от нее?
У: На самом деле, еще за 2-3 года до этого меня попросили поработать с ней, но я тогда не понял, что это она. Я понял это только спустя годы. В то время Юна была еще вытянувшейся тощенькой девочкой. Она выглядела такой несчастной и плакала все время. Это было явно не в моем стиле, поскольку я сам человек веселый. Поэтому когда она появилась на моем пороге спустя годы, я совершенно не осознал, что это была та же самая девочка. Все, что я знал — она была чемпионкой мира по юниорам и что она из Кореи. Мне казалось, что я никогда в жизни ее до этого не видел.
Поэтому я позвонил Себастьяну [Себастьян Бриттен — один из первых учеников Уилсона] и спросил: «ты знаешь, кто это?». Он в то время тренировал на юниорском уровне и был лучше знаком с людьми, чем я. Я спросил его: «что мне делать? Мне немного надоело работать с фигуристами из-за рубежа, поскольку ты никогда не знаешь, что они собираются делать с тем, что ты им даешь… Я был немного разочарован в то время — думал, может мне стоит продолжать работать только с моими канадскими фигуристами и с парой американских. Себастьян мне сказал: «Дэвид, эта девочка — это то, что надо! Ты просто обязан поработать с ней! Она превосходит любые ожидания [букв.: «за пределами любых пределов», ‘beyond the beyond»]!». Еще он мне сказал, что она всегда выглядит так, как будто ненавидит своего тренера, ненавидит всех, она даже не смотрит на своего тренера, когда подъезжает к борту — смотрит в противоположную сторону, пока он говорит, а потом спокойно так заходит на тройной лутц — совершенно неприступная, ничему не удивляющаяся. И ему это очень нравилось! Потом я позвонил Джеффу [Джеффри Баттл — еще один ученик Уилсона, который уже тогда ставил Ким программы, будучи еще действующим спортсменом] и спросил: «как это было?». Все, что Джефф сказал мне тогда: «она действительно очень талантлива, но, Дэвид, она не выглядит счастливой фигуристкой». В конце концов я решил попробовать.
Я провел первые три месяца с ней с одной-единственной целью: заставить ее улыбаться. Каждый день я думал о том, что мне надо сделать и насколько нелепым мне надо выглядеть, чтобы заставить ее не просто улыбаться, но, быть может, даже смеяться.
К: Как же вам удалось решить эту задачу в конце концов?
У: Не знаю, я просто работал без устали (смеется). Она сама решила открыться мне, отдам ей должное — она могла бы этого не делать, могла бы подумать: «он просто идиот, клоун» и отмахнуться от меня… Но она не стала этого делать. Ее мама меня очень уважала, ей нравились все мои программы. Ее мама на самом деле — это очень художественная натура. Ей нравился артистизм, ей нравились мои программы для Джеффа, она знала все, что я сделал [для других фигуристов]. И где-то в подсознании ее мама, наверное, понимала, что ее дочери нужен кто-то типа меня, чтобы раскрыть ее. Сама она не могла этого добиться.
Первые триумфы
Л: Вы говорили, что она довольно скромная в жизни, но при этом она как никто другой владеет трибунами. Когда вы поняли, что у нее есть это качество?
У: Это было на первом ее чемпионате мира в 2007ом году. Я отправился в Токио и посмотрел чемпионат вживую. Она выступала тогда с короткой программой Тома Диксона — он сделал для нее программу, с которой она выиграла юниорский чемпионат мира, и она оставила эту программу на следующий год. Так что в первый год работы с Ким я делал для нее только одну программу — произвольную на музыку ‘Lark ascending’ [Взлетающий лебедь]. Я выбрал «Взлетающего лебедя», потому что мне тогда показалось, что у Юны очень естественный лирический стиль катания. Эта музыка очень мягкая и воздушная, и в то же время не чрезмерно экспрессивная, она не требует от фигуриста особой оживленности. Она ей подходила. Поэтому я решил начать с «зоны комфорта» и затем смотреть, что из всего этого получается.
На том чемпионате мира она выиграла короткую программу [под «танго Роксаны»], на своем первом чемпионате мира среди взрослых! Я тогда подумал: «елки-палки, ну ничего себе!». Она закончила тот чемпионат на третьем месте — произвольная несколько разочаровала.
Я понял, что дело идет на лад, когда она начала понимать мое чувство юмора. У меня довольно специфическое чувство юмора, а она была тогда совсем юной девочкой, — ей было 15, только исполнялось 16 — но уже на ранней стадии [нашей работы], несмотря даже на языковой барьер, я увидел, что она начинает понимать меня. И то, что мне кажется смешным, она тоже находит смешным.
Юна — хамелеон. Она «моделировала» себя в соответствии с тем, что я ей давал. Должен сказать, что среди всех тех прекрасных фигуристов, с которыми я работал на протяжении многих лет, — среди всех них — она на самом верху в плане того, как быстро она училась и как моментально умела воспроизводить то, что я ей показывал. Это касается и музыкальности. Она слышит музыку на таком уровне, на котором ее очень редко слышат. Она никогда не катается мимо музыки. Вообще никогда. Это внутри нее, Божий дар. Будучи хореографом, ты тратишь 90 процентов своей энергии, талдыча «ты катаешься мимо музыки, мимо музыки, мимо музыки!..». Они никогда не катаются точно под эту чертову музыку! И они даже не понимают этого! Это самая большая проблема в любительском катании. Но эта девочка — она никогда не катается мимо музыки. Мне никогда не приходилось работать над этим и развивать в ней это качество.
Л: В 2008ом, вы были хореографом ее короткой программы под «Danse macabre» (Пляска смерти) — программы, которую потом многократно копировали и которой подражали. Чем вы вдохновлялись в то время?
ДУ: Я уже представлял себе, что она может делать после той программы под танго [Роксаны], которую для нее сделал Том — прекрасной программы. Но я не хотел просто повторять это. Все время надо двигаться в разных направлениях. На следующий год я поставил ей ‘Die Fledermaus’ (Летучую мышь), потому что я хотел посмотреть, могу ли я добиться от нее кокетливости, женственности. «Летучая мышь» — это такая дерзкая вещь. Эта программа не пользовалась огромным успехом, но она безусловно стала окном в будущее. Если бы мы не сделали «Летучую мышь», мы бы никогда не смогли сделать «Девушку Бонда» [на ОИ 2010го года].
«Пляска смерти» была очевидным выбором, поскольку мы искали что-нибудь напряженное, интенсивное. Мы знали, что она сможет это выкатать, потому что она делала уже делала это с танго Тома Диксона. И мне всегда нравилась эта музыка [Пляска смерти]. Когда она только поворачивала голову в начале программы, она выглядела как ожившая гаргулья со старого собора, смотревшая сверху вниз: «Ты, ты, ты… Все вы! Вы все мои!».
Олимпиада в Ванкувере: «мы сделали из нее звезду»
К: После чемпионата мира 2009го года, ее слава в Южной Корее была огромной как никогда. Как сильно вы чувствовали напряжение олимпийского сезона и как вам удалось найти программы для этого сезона?
У: Это было очень, очень тяжело. Я должен сказать слова благодарности Сандре Безик. Она мой давний наставник. После успеха «Плясок смерти» и «Шехеразады» в 2009ом году, после победы на предолимпийском чемпионате мира — для меня это была сложнейшая ситуация. Именно Сандра дала мне свое благословение на «Концерт in F» [Гершвина], и она стояла за созданием концепции короткой программы [Девушка Бонда]. Я создал эту программу, я сделал музыкальную нарезку, сформировал ее, но идея сделать «Девушку Бонда» пришла от Сандры. Сандра подарила ее мне. Она сказал мне: «что насчет Девушки Бонда? Ты никогда не знаешь, хорошая она или плохая. Она может изображать жертву: «о, Джеймс!», а может иметь пистолет, заткнутый в сапог. Красивая и опасная».
Я никогда не забуду, как мы однажды позвали Сандру посмотреть, что мы сделали. Я так переживал, ведь она один из моих кумиров! И она полюбила эту программу. И у нее была идея. Вы помните, как Юна делает свое вращение в заклоне, и заканчивает его чем-то типа бауэром в обратную сторону? Я уже тогда поставил ей все движения. Но Сандра увидела этот момент так, как будто бы она достает [во время бауэра] свой пистолет [из сапога] и подносит его к своему бедру. Вы вполне могли этого не заметить — на самом деле, наверное половина судей этого не заметила. Так что я не имею права приписывать все себе.
Л: Вы рассказывали, что Юна взяла вас на олимпиаду для моральной поддержки. Как она справлялась с давлением, что вы ей говорили и что весь этот олимпийский опыт значит для вас?
У: Я не знал, чем себя особенно занять в это время — я видел ее только до и после [тренировок], просто старался все делать как обычно и поддерживать ее морально. И был поддержкой не в меньшей степени для Брайна [Орсера]. Но во всей этой ситуации было и нечто неоднозначное. Все вокруг знали, что я гораздо больше, чем просто хореограф для Юны. Я был частью ее каждодневных тренировок. Но мы даже не могли получить для меня аккредитацию. Хореографы в фигурном катании — «необходимое зло», и привезти с собой своего хореографа является большой проблемой. Это непросто. Поэтому я редко появляюсь на соревнованиях — аккредитацию получить непросто. Во всем этом было лично для меня впечатление, как будто я смотрю на все «извне». Это было тяжело. После проката произвольной программы я не видел Ким еще примерно 5 часов — пока она не прошла через всю прессу и не вернулась в отель. Это разочаровывало.
Так что когда я летел домой, все было как во сне: «это действительно случилось? я действительно был частью этого? кто-нибудь вообще знает, что я был ее хореографом?». С одной стороны, я никогда еще в жизни не ощущал большей уверенности в себе: вместе с Трейси и Брайаном, мы провели эту девушку с одного уровня на другой; она уже была достаточно хороша тогда, но та работа, которую она проделала с нами, была решающей [для ее успеха]. Мы ее преобразили, мы ее превратили в звезду. Не просто в фигуристку, а в звезду. Теперь она зарабатывает 50 миллионов в год, просто участвуя в рекламе, но я не думаю, что она бы смогла достичь всего этого, если бы я в свое время не показал ей, как быть солистом. Это были 4 года работы — я не просто ставил ей программы, а она уходила и выигрывала с ними что-то, нет — это были 4 года пути. Но, в то же время, я ощущал себя совершенно непризнанным. Я не получил ничего с этого, никакой славы — я не ради этого делаю это, безусловно, но мы все люди. У меня не было ни одного интервью [после олимпиады]. Ничего. Все внимание было на Брайане Орсере — он никогда не выигрывал [ОИ], и вот его ученица побеждает, и это происходит в Канаде. Это было главным сюжетом. И я часто в то время был с Брайаном, и он постоянно говорил: «это Дэвид, ее хореограф», и вся пресса проходила мимо, как будто это ничего не значило. Никого это не волновало.
Продолжение следует...
