Трибуна
26 мин.

Самый недооцененный гонщик «Ф-1»: погоня за юным Шумахером, почему скорость – не главное, как выгорают от Гран-при

От редакции: Привет! Вы в блоге «F1 — королева автоспорта!», здесь автор переводит интересные тексты о «Ф-1» и автоспорте. Сегодня вашему вниманию – расшифровка подкаста Beyond The Grid с Хайнц-Харальдом Френтценом. Такое заслуживает плюсов! 

Говорят, что единственным человеком, который действительно мог сравниться с Михаэлем Шумахером до того, как немецкий ас перешел в «Формулу-1», был его соотечественник и напарник по команде спорткаров «Мерседеса» Хайнц-Харальд Френтцен. Бывщий босс немца Эдди Джордан даже называл Ха-Ха «Самым недооцененным гонщиком».

И теперь бывший пилот «Заубера», «Уильямса» и «Джордана» сходил на официальный подкаст серии Beyond The Grid, и вы можете прочитать каждое слово из его интервью с ведущим подкаста Томом Кларксоном.

Том Кларксон: Хайнц, я рад снова видеть вас. Как поживаете?

Хайнц-Харальд Френтцен: Большое спасибо, Том. Очень приятно видеть вас снова после стольких лет.

ТК: Как вы оцениваете карьеру в «Формуле-1»?

ХХФ: Ну, во-первых, я не могу жаловаться. Да, могло быть и лучше, но, в конце концов, я отлично провел время, и именно так я это сейчас воспринимаю. Мне было немного грустно, когда я ушел в 2003 году, потому что я не был доволен тем, как закончил. Но через некоторое время я подумал, что избежал несчастного случая в Канаде в 1999-м, так что будь счастлив и принимай все как есть.

ТК: Пару месяцев назад [бывший гоночный инженер многих великих гонщиков в «Уильямсе», «Макларене» и «Джордане»] Сэм Майкл пришел на этот подкаст и сказал, что два самых быстрых гонщика, с которыми он работал, – вы и Льюис Хэмилтон. Что вы на это скажете?

ХХФ: Это очень мило с его стороны. Если он так говорит и говорит искренне, это большая честь. Это его мнение. Но я не отношусь к этому слишком серьезно.

ТК: Каковы ваши самые сильные стороны как гонщика?

ХХФ: Я совершил большой скачок в развитии между 1996-м и 1997-м, когда перешел в «Уильямс», потому что понял, что быть быстрым как гонщик недостаточно. Я понял, что единственный способ быть быстрым – это на 100% понимать машину. Я не понимал машину «Уильямса», как она работает. Например, у меня были переключатели и функции, которых я никогда раньше не видел. Эта машина намного превосходила все, что я пилотировал раньше.

ТК: Просто из интереса, смог ли ваш напарник по команде Жак Вильнев разобраться во всем этом?

ХХФ: Да, самой большой проблемой для меня было то, что Жак знал машину, знал все трюки, а я действительно никогда не видел ничего подобного.

ТК: И вы не смогли финишировать в первых трех гонках. Это тоже усилило давление?

ХХФ: Да, было немного сложно, потому что Дэймон Хилл выиграл чемпионат за год до этого, и все были очень шокированы, когда я перешел в «Уильямс». Все спрашивали, почему. А потом, после такого трудного начала сезона, все стали сомневаться во Фрэнке. Затем мы узнали, что Эдриан Ньюи покинул команду из-за решения Фрэнка и Патрика взять меня в команду, не поставив его в известность. Давление было очень сильным. Просто поначалу я совсем не понимал машину. К тому времени, когда я с ней освоился, сезон был уже на середине, и для меня все было кончено.

ТК: Как вам работалось с Патриком Хэдом и Фрэнком Уильямсом?

ХХФ: С Патриком было немного сложнее. У него есть свое мнение, и мы пытались убедить его в другом. Это было очень сложно. Фрэнк больше думал, наблюдал и принимал решения. Патрик больше занимался техникой. Например, во время моей первой победы в Имоле в 1997 году он был расстроен. Казалось бы, он должен быть счастлив, но он расстроился. Мы знали, что Михаэль Шумахер будет силен в Имоле. Я старался продержаться как можно дольше, потому что в те дни пит-стопы были очень важны для обгонов. Сегодня это очень просто благодаря гибридной системе и DRS. Но в те дни нам приходилось очень сильно бороться за обгон, а в Имоле в нормальных условиях обгонять было невозможно.

Второй шанс обогнать – на пит-лейн, а это значит, что нужно пересидеть на одном комплекте шин. В этом всегда заключалась задача – продержаться дольше, чем твой соперник. Я сказал Патрику, что собираюсь использовать свой трюк из гонок спортивных автомобилей, где невозможно обогнать, на тот случай, если я не окажусь впереди на старте и захочу увеличить количество кругов. С помощью системы экономии топлива я мог легко увеличить количество кругов на два. Таким образом, я экономил от 10 до 15% топлива. А Патрик говорил: «Ни в коем случае, мы хотим видеть тебя в гонке. Мы хотим видеть тебя на трассе, чтобы ты выкладывался на полную. Это и есть гонка. Я не хочу видеть, как ты экономишь топливо».

Патрику это совсем не понравилось. Хорошо, что все сработало, потому что Михаэль заехал на один или два круга раньше меня. Именно поэтому я опередил его в Имоле. Но Патрик был недоволен тем, как мы это сделали.

ТК: Какие эмоции переполняли вас?

ХХФ: Это был один из самых тяжелых сезонов в моей жизни в «Уильямсе». Когда у меня появился шанс в Имоле, я почувствовал некоторое облегчение.

ТК: Ожидали ли вы новых побед?

ХХФ: Я знал, что это возможно. Самым сложным для меня было правильно понять машину.

ТК: Помогал ли Жак? Каким он был напарником?

ХХФ: Нет, он был вполне рад победить меня. У нас не было плохих отношений. Мы могли собраться в любое время и выпить пива. Была история, что он играл со мной в игры. Определенно нет, потому что я видел, где у него преимущество. Жак Вильнев и [его инженер] Джок Клиа представляли непобедимую комбинацию, потому что Джок Клиа знал все о машине и все ее хитрости. Конечно, он работал на Жака, а не на меня. Я иногда задавал ему вопросы, и он тоже иногда пытался мне помочь, но это было не так, как если бы это было представлено вам.

ТК: Что самое важное вы узнали за эти два года, проведенные в «Уильямсе»?

ХХФ: Самое главное –  не только скорость, которой обладают гонщики. Скорость –  не главное. Суть в том, чтобы улучшить машину в тех областях, где можно выиграть время на круге. Я понял, что в поворотах важно иметь лучший баланс, и даже если в одном повороте трудно иметь лучший баланс, это сильно влияет на время прохождения круга. Если во всех остальных поворотах или на трассе баланс оставляет желать лучшего, но в итоге время круга оказывается быстрее, то в конце дня именно это и имеет значение – время круга. Мне приходилось справляться с ужасной избыточной поворачиваемостью, например, на входе и так далее, но мне удавалось проходить важные повороты, что было необходимо для хорошего времени круга. В этом и заключался фокус.

ТК: Значит, в «Уильямсе» вы стали лучше?

ХХФ: Что ж, я стал гораздо более вдумчивым гонщиком. Я гораздо больше знал о болиде, потому что в «Уильямсе» нам разрешали пробовать все. Вы даже представить себе не можете, какие игрушки мы получали. В 1998 году большинство из этих вещей запретили. ФИА решила вернуться к истокам. Мы больше не могли вносить никаких изменений в дифференциалы.

ТК: Вы в конце 1998 года. О чем вы думали? Какие у вас были варианты?

ХХФ: Это было очень трудное время для меня. Я потерял в цене. Хотя в 1998-м у меня было гораздо больше шансов в борьбе с Жаком, мы примерно одинаково провели квалификацию и гонки, но моя рыночная стоимость была плохой. Не многие команды были заинтересованы во мне. Только Эдди Джордан связался со мной и менеджером и знал, что может заполучить меня очень дешево. Он был так счастлив, если удавалось сэкономить на хорошей сделке. Эдди был самым счастливым человеком на свете.

Он дал мне очень низкую базовую зарплату, но много денег за очки. И я не знаю, был ли он рад этому, заняв третье место в чемпионате, или заплатив столько денег в конце сезона, потому что для него было бы лучше дать мне более высокую зарплату. Но в конце концов мы все были счастливы. Эдди был счастлив, а я был очень рад новым обстоятельствам в команде.

ТК: Должно быть, в 1999-м вы вышли на бой, чувствуя, что вам есть что доказывать?

ХХФ: Да, я был очень мотивирован. Прежде всего, Сэм Майкл и люди вокруг нас, которые сейчас работают над машиной, были довольно открыты. Они, вероятно, также были заинтересованы в том вкладе, который я мог внести. То, чему я научился там, очень помогло мне улучшить машину или добиться от нее максимума.

ТК: Был ли 1999 год вашим лучшим сезоном с точки зрения того, что вы делали за рулем?

ХХФ: Да, кто-то сказал мне, что с той же системой начисления очков, как сегодня в «Формуле-1», я бы стал чемпионом мира. Я не мог этого понять. Но кто-то прислал мне сообщение об этом и подсчитал. Если бы я выиграл чемпионат мира, то после этого у меня была бы совсем другая жизнь.

ТК: Я просто хочу рассказать слушателям о ситуации. Вы выиграли во Франции, блестящая победа. Вы снова выиграли в Монце. Следующей гонкой был Гран-при Европы на «Нюрбургринге». Погодные условия были не самыми лучшими, но вы полностью доминировали, и после первого пит-стопа машина заглохла. Что произошло?

ХХФ: Это была проблема с антипробуксовочной системой. Я сразу понял, что проблема именно в этом. Я был так зол и на себя, потому что у нас на руле есть знак, что нужно использовать сцепление. Обычно Сэм по радио также говорит, что нужно использовать сцепление. Я пропустил на пит-стопе. Так больно, потому что это могло бы иметь огромное значение.

ТК: Считаете ли вы, что именно в этот момент от вас ускользнул чемпионат 1999 года?

ХХФ: Это был большой шок. На «Нюрбургринг» мы приехали в лидерах, а закончили нигде.

ТК: Итак, вы закончили чемпионат третьим. Что сказал Эдди Джордан?

ХХФ: Да, как я уже говорил, с одной стороны, он был счастлив, но с другой – не очень, потому что ему пришлось заплатить столько денег.

ТК: Расскажите нам немного больше об Эдди. Каким он был боссом команды? Вы хорошо ладили друг с другом?

ХХФ: В обычных обстоятельствах – да. В обычных обстоятельствах у нас были очень теплые отношения, и большую часть времени он был очень веселым человеком, всегда полным шуток. Я был так впечатлен, когда мы ходили на спонсорские мероприятия, тем, что он рассказывал. Он был очень хорошим продавцом.

ТК: Но в 2000 и 2001 годах скорости не хватало. Не хватало надежности. В итоге Эдди избавился от вас в середине сезона-2001. Что за история произошла?

ХХФ: Ну, это началось в 2000-м. Мой контракт истекал. Но Эдди начал переговоры очень поздно, и сказал: «Какие у тебя условия? Что ты хочешь делать в следующем году?».

Я ответил: «Слушай, я бы с удовольствием остался в команде. У меня есть кое-кто заинтересованный, но если у меня будет такое же сочетание с Сэмом Майклом, с командой, с которой мы так хорошо работали вместе, я буду счастлив остаться. Мы должны быть уверены, что это сочетание будет в следующем году».

Эдди сказал: «О да, все, что сможем сделать и организовать». Первым делом, когда я подписал контракт, Сэм сказал мне: «О, извини, я не с «Джорданом» в следующем году». И я был в шоке. Ведь Эдди обещал мне, что Сэм останется. У нас случилась первая сложная ситуация. Я расстроился, и команда расстроилась из-за моего настроения.

У нас появился новый гоночный инженер – Дэвид Браун. Мы пообщались, и Дэвид произвел на меня большое впечатление. Он был действительно умным, опытным гоночным инженером, и мы как-то справились. Но с тех пор у нас с Эдди возникли некоторые трудности. Все было не так, как раньше. Потом мы поехали в Мельбурн и стартовали практически так же хорошо, как и в 1999-м. Машина была великолепна. Лучшая машина «Джордана», на которой я когда-либо ездил. Я был очень счастлив. В некоторых местах у нас случались небольшие проблемы, но я был очень мотивирован и оптимистично настроен на то, что мы сможем чего-то добиться.

Я хорошо стартовал в Мельбурне, квалифицировавшись перед «Уильямсами» с мощными двигателями «БМВ». У меня был хороший старт, думаю, я был вторым или третьим. Но тут начались проблемы. Баррикелло приближался и очень настойчиво пытался обогнать. Он просто оттолкнул меня, и я оказался в хвосте, но сумел финишировать шестым. Мы финишировали в очках. Но что-то должно было случиться после того дня в Мельбурне. Я не знаю, что произошло, но с тех пор уже ничего не было прежним. Мы приехали в Малайзию, и с тех пор мне было очень тяжело. Я не знаю, что произошло. Все было по-другому.

ТК: И по сей день вы не можете объяснить, куда делась скорость?

ХХФ: У меня нет объяснений. Внезапно кто-то словно выдернул вилку из розетки. У меня больше не было ярких моментов. Я изо всех сил старался обогнать Ярно Трулли. Ярно начинал меня опережать. Что-то перестало меня устраивать, вплоть до знаменитого дня после «Маньи-Кур», когда Эдди уволил меня.

ТК: Какую причину он назвал?

ХХФ: Не было никакой причины. Он просто ни с того ни с сего прислал письмо с адвокатом и сообщил мне, так что это был большой шок. Немного ожидаемо, потому что Эдди становился странным с каждым разом, все более странным с каждой гонкой. Я не понимал, что происходит. У меня нет объяснений. Я не знаю, что Эдди мог сказать такого. Я слушал некоторые его комментарии по этому поводу. Но я так и не понял, что он на самом деле имел в виду.

ТК: Почему бы нам не поговорить о программе молодых гонщиков «Мерседеса»? Это были вы, Михаэль Шумахер и Карл Вендлингер. Трио, с которым «Мерседес» хотел что-то сделать. Опишите, прежде всего, атмосферу между вами. Были ли вы друзьями или соперничество между вами было слишком сильным, чтобы быть друзьями?

ХХФ: Должен сказать, что у нас были очень хорошие личные отношения, потому что мы были частью команды и не соревновались друг с другом, может быть, только во времени прохождения круга. Конечно, мы старались быть лучше друг друга, но по-хорошему. Мы всегда жили вместе в одном отеле и делали все вместе. Мы ходили вместе на обед, ужин или что-то еще.

Когда у нас было свободное время, мы много чего делали вместе, а также обменивались информацией. Это была действительно гармоничная ситуация. Я могу вспомнить это как одно из самых приятных времен. Мне очень понравилось, потому что у нас был шанс провести целый день за рулем спорткара и узнать как можно больше.

ТК: Ваши характеры сильно отличались?

ХХФ: Немного, да. Карл был очень тихим, но иногда забавным. Михаэль был очень мотивирован, причем не только на трассе, но и когда мы ходили играть в бильярд. Я не мог с ним нормально поговорить, потому что он был настолько сосредоточен на победе надо мной и Карлом, что мы не могли шутить. Однажды я сказал: «Да ладно, Михаэль, просто сделай перерыв. Просто поговори о чем-нибудь другом, вместо того чтобы постоянно соревноваться друг с другом».

У него были моменты, когда он отдалялся от своей работы или, скажем так, соревновательности. Но потом он становился очень забавным парнем.

ТК: Мне сказали, что по времени прохождения круга между вами было очень мало различий. Так в чем же вы отличались?

ХХФ: Трудно сказать. Мы все время подгоняли друг друга. Если я оказывался быстрее или проезжал самый быстрый круг, Михаэль на следующем заезде делал все, чтобы побить это время. Нам также приходилось проходить длинные дистанции, например, 20 кругов подряд. В итоге мы старались сделать все, чтобы обогнать друг друга, и именно здесь мы многому научились. В те дни вы дрались на трассе, но никогда не расстраивались после или до гонки. Гонка всегда была другой историей.

ТК: Вы трое пришли в «Формулу-1» в разное время. Михаэль получил преимущество в «Спа» в 1991-м, а затем вы с Карлом тоже пришли в «Формулу-1» разными путями. Но когда вы все оказались там, насколько разными были отношения между вами?

ХХФ: В принципе, мы более или менее потеряли контакт, потому что выступали в разных командах. Практически не общались, может быть, на брифинге для гонщиков, но не так часто, как раньше. Когда вы разделены или едете друг против друга за разные команды, это просто изолирует. Не было возможности поговорить. Конечно, мы могли поболтать тут и там, но у нас была конкуренция.

ТК: А когда вы пришли в «Формулу-1», Михаэль Шумахер уже был победителем гонок. Он был рад за вас, что вы добились успеха?

ХХФ: О да. Помню, он хотел знать все, когда я впервые пришел в «Заубер» в 1993 году. Михаэль, как я узнал позже, постоянно звонил, звонил Петеру Зауберу или журналистам, чтобы спросить: «Что он делает?». Ему действительно было интересно узнать, что происходит, потому что, я думаю, он был очень счастлив, что в конце концов я тоже добился успеха. Думаю, самая большая помощь, которую Михаэль оказал всем нам, – что Флавио Бриаторе дал ему шанс в «Формуле-1». В те дни опытные гонщики ценились больше, чем молодые.

Было так сложно. В те времена боссы команд не любили, когда молодые гонщики разбивали машины, потому что это очень дорого, а опытные гонщики – привычное дело. Так что брать молодого гонщика в команду «Формулы-1» было большим риском. Михаэль открыл дверь для всех молодых. В конце концов, он открыл дверь и для меня, потому что Петер Заубер, очевидно, видел, что сделал Михаэль. Поэтому Петер сказал: «Если Михаэль так хорошо работает, я должен позвать Френтцена».

ТК: Вы и Карл Вендлингер получили право выступать за «Заубер» в 1994 году. Насколько вы были рады снова стать напарниками по команде?

ХХФ: О, это было похоже на то, как семья собирается вместе. Для меня было самым приятным событием на земле оказаться в «Формуле-1». Я никогда не думал, что у меня это получится. Я был так счастлив оказаться в «Формуле-1», что вы даже представить себе не можете. Было очень трудно не полюбить Петера Заубера. Он был тихим, уважительным человеком, но при этом очень теплым, так что я чувствовал себя в «Заубере» очень хорошо и желанно. Он относился к нам очень уважительно и вселял в нас уверенность, что мы можем добиться своего.

ТК: Сезон 1994 года был неспокойным для «Формулы-1». Вспомним Имолу. Роланд Ратценбергер гибнет в субботу. В воскресенье погибает Айртон Сенна. Затем мы едем в Монако, и там Карл попадает в аварию. Расскажите нам, в каком состоянии вы находились в тот момент.

ХХФ: Я был очень подавлен. Во время первых гонок за «Заубер» я был на высоте, накачан и счастлив. И вдруг в Имоле такой шок. Это было невероятно. Казалось, что ты попал в другой мир. Ты находишься на высоте и вдруг оказываешься на полном нуле. Тогда ты задаешь себе вопрос: действительно ли так необходим спорт, которым мы занимаемся, и так сильно рискуем?

ТК: Как вы оправдывали это в своем сознании?

ХХФ: Ну, я собрал вещи и отправился в Австрию. Я не хотел возвращаться домой. Хотел посидеть и подумать, что делать. И в конце концов я сказал: «Мне это нравится. Я люблю это. Когда придет твое время, наступит твое время. Но нельзя отказаться от всех мечтаний, которые строились раньше. Это рискованная работа, и мы должны ее выполнять».

ТК: Петер Заубер официально заявил, что вы – самый важный гонщик в истории его команды. Я хотел бы спросить вас, почему он так считает. Что вы сделали для «Заубера» и как вы подняли команду после аварии Карла в Монако в 1994-м?

ХХФ: Ну, я думаю, отчасти это связано с ситуацией в «Заубере» в 1994-м. Команда оказалась под давлением из-за результатов 1994 года. В дело вмешался [глава гоночной программы «Мерседеса»] Норберт Хауг, и ходили слухи, что «Мерседес» может уйти. После смерти Айртона Сенны мне позвонил Фрэнк и предложил перейти в «Уильямс» в 1994-м. Это было как раз перед началом гоночной недели. Я встречался с Фрэнком, и он спросил, не хочу ли я присоединиться к ним.

Я был так счастлив, что оказался в «Заубере». Я сказал Фрэнку: «Я не могу покинуть команду». Мне было так трудно попасть в «Заубер», и они сделала все, чтобы убедить «Мерседес», что я буду правильным парнем. Петер делал все, чтобы я получил работу в «Формуле-1». Я сказал Фрэнку: «Я так благодарен, что получил шанс, который Заубер дал мне в «Формуле-1». Я не могу просто уйти из команды после трех или четырех гонок. Я не могу нарушить контракт».

ТК: Насколько тяжело вам было отказаться от команды, которая в то время была самой доминирующей в «Формуле-1»?

ХХФ: Это было очень тяжело. Я не мог предать Петера.

ТК: Вы рассказали Петеру об этом предложении от «Уильямса»?

ХХФ: О, он узнал об этом. Кто-то рассказал ему об этом позже, потому что после того сезона 1994 года, когда стало ясно, что «Мерседес» уходит к «Макларену», Петер в качестве благодарности подарил мне первый болид. Моя миссия была ясна. Я оставался в «Заубере», несмотря ни на что, даже без «Мерседеса», я оставался с ними. Затем у нас был очень трудный 1995-й, когда в начале сезона мы были практически нигде. Машина оказалась просто ужасной, и мы не могли попасть в первую десятку, но нам удалось завоевать первый подиум в Монце в 1995-м, а к концу сезона регулярно попадать в очки.

Это еще один момент, о котором я хотел сказать. Знаете, почему я так и не получил шанса в «Макларене»? В 1994 году в Аделаиде ко мне подошел мой менеджер. Все команды «Формулы-1» праздновали окончание сезона, и тут мне позвонили и сказали, что Рон Деннис хочет меня видеть. Рон Деннис подошел ко мне и сказал: «Эй, Хайнц, как твой английский?». Я ответил: «Возможно, у меня немного лучше с английским», а затем сказал ради интереса: «А как ваш немецкий?», потому что мы знали, что «Мерседес» уходит к ним. Его лицо окаменело.

Я думал, это смешно, а мой менеджер просто толкнул меня за руку и сказал: «Что за хрень ты сказал?» Я увидел лицо Рона Денниса, и он больше никогда не разговаривал со мной. Он был так расстроен моей шуткой. Вот почему у меня никогда не было шансов в «Макларене». Рону Деннису по какой-то причине не понравилось мое чувство юмора.

ТК: Как вы думаете, вы были наиболее счастливы, когда выступали за «Заубер»?

ХХФ: Ну, более или менее. Я почувствовал, что меня приняли в команду и оказали большую поддержку. Мне понравилась еда, мне понравились люди, мне понравились швейцарцы. У нас было несколько сложных моментов, но, в конце концов, у вас должны быть и сложные ситуации. Гонщикам не может быть так легко, чтобы все время светило солнце. Лучше, чтобы тебя кто-то подталкивал. Они искали гонщика, который мог бы меня подтолкнуть, потому что мне все давалось так легко.

Очевидно, что у Карла возникла проблема с аварией, и после аварии он был уже не тот. Мне было очень жаль Карла. В конце 1995-го он снова собирался вернуться. Но он не смог этого сделать, потому что у него сильно болела голова, когда он управлял машиной. Мне было очень жаль Карла, ведь мы столько лет вместе гонялись в «Формуле-3». Он был моим главным соперником. Он выиграл чемпионат в 1989 году и был очень силен в те дни. Но после аварии он уже не был прежним.

ТК: Итак, если перенесемся в жизнь после «Джордана». Вы переходите из «Проста» в «Эрроуз». Затем вы заканчиваете карьеру в «Заубере» в 2003 году и поднимаетесь на тот замечательный подиум в своей предпоследней гонке. Но и «Прост», и «Заубер» были на последнем издыхании. Много ли сходства вы увидели между этими двумя командами?

ХХФ: Более или менее. Я имею в виду, анализируя все эти годы, иногда понимаешь, что именно маленькие детали имеют большое значение. Когда Эдди уволил меня, я был очень мотивирован надрать задницу «Джордану» и перешел в «Прост». Я был потрясен, когда попал туда. С одной стороны, машина показывала хорошие результаты, но у нее была фундаментальная проблема. Руль был очень тяжелым в поворотах. Как только вы поворачивали колеса, возникала сильная недостаточная поворачиваемость. Поскольку я был так мотивирован, я старался сделать все, чтобы выжать из машины максимум.

У меня был хороший гоночный инженер. Мы изучили данные и не смогли найти проблему. Мы поняли, что дело не в аэродинамике. Должно быть, это было что-то другое, но мы не смогли это найти. Я был так разочарован. Это был такой вызов. Я потратил столько сил на анализ проблемы.

Я знал, что Ален находится под давлением. Я знал, что это может быть его последний год. Если больше не будет хороших результатов, то он откажется от мечты управлять командой. Я начал узнавать Алена за то короткое время, что гонялся с «Простом». Мы оба были в похожей ситуации. Меня только что уволили, и мне пришлось начинать все сначала, а он оказался в ситуации, из которой не мог найти выхода.

ТК: Был ли он тем, на кого вы всегда равнялись как на гонщика?

ХХФ: Я отдавал предпочтение Айртону, потому что с детства был его поклонником. Но когда я узнал Алена Проста поближе, то обнаружил, что он тоже очень хороший парень.

ТК: Вы когда-нибудь говорили Алену, что являетесь поклонником Айртона?

ХХФ: Не совсем. Иногда я немного расстраивался, потому что был на стороне Айртона, а Ален занимался политикой. Но в конце концов, они гонщики и делают всевозможные трюки. Но я действительно восхищался Аленом: тем, как он говорил, и тем, как он думал. Я выкладывался по полной, потому что тоже хотел победить Эдди и его чертовы желтые машины!

ТК: Когда вы приняли решение покинуть «Ф-1»? Это было до подиума в предпоследней гонке?

ХХФ: Эдди приехал на «Сузуку» в 2003 году и попытался убедить меня провести еще один год с «Джорданом».

ТК: Как долго длился этот разговор?

ХХФ: Очень коротко, потому что я просто не мог этого сделать. Сегодня вы бы назвали это синдромом выгорания. Я был абсолютно готов и уже с нетерпением ждал «ДТМ», потому что думал, что там все будет по-другому: просто гонки, деньги и веселье. Это была моя идея. Я не хотел начинать все с нуля.

ТК: Какой аспект «Формулы-1» вас утомил? Путешествия? Давление? Постоянная необходимость думать о том, как улучшить машину?

ХХФ: Нет, ничего подобного. Мне нравились все вызовы. Но в конце концов, в последний год я почувствовал, что мне, по сути, недоплачивают. Я был способен добиться от машины гораздо большего. Я знал о сложностях машины «Заубер». Я знал, что если внести в машину несколько изменений, то она будет ехать на секунду быстрее. Я знал это. Но любой другой гонщик мог проделать ту же работу, что и я. Ник Хайдфельд иногда выигрывал у меня.

Если вы не можете ничего трогать в машине, если у вас похожие машины, то нет большой разницы в настройках, которые вы можете сделать с помощью интеллекта пилота, чтобы увеличить возможности машины. Я не мог этого сделать. Мне не разрешалось ничего трогать. Я приезжал на гоночный уик-энд и получал деньги только за пилотаж, не используя мозг. Мне разрешалось использовать мозг только для того, чтобы не отвлекаться на что-то другое.

ТК: Я просто хочу подкинуть вам статистику. 10 лет в «Формуле-1»: 160 стартов, три победы, два поула. Считаете ли вы, что добились того, чего заслуживал парень с вашими природными способностями и техническим складом ума?

ХХФ: Трудно сказать. Когда я закончил в 2003 году, я был недоволен тем, как закончил, потому что думал, что мог бы сделать больше, добиться большего. Я винил себя в том, что не был достаточно политически силен, например, в ситуации с Эдди, когда он выгнал меня. После случая с Роном Деннисом я боялся открыть рот, потому что было ясно, что я закрыл дверь в «Макларен». Я понял, что не могу говорить слишком много. Я также не стал заниматься политикой. Это не мой тип характера. Мне больше нравились технологии, но я не мог убедить людей в том, в каком направлении хотел бы двигаться. Я винил в этом себя. Я обнаружил, что не являюсь полноценным гонщиком, не способен увлечь за собой людей, убедить их.

ТК: Я думаю, вы очень суровы к себе. После того как вы ушли из всех видов гонок, чем вы заменили прилив адреналина, полученный от участия в гонках?

ХХФ: Очень трудно сказать. Я участвовал в гонках в «ДТМ» и оказался в опасности, потому что как только я сажусь в машину, как только завожу двигатель, я снова оказываюсь в ситуации, когда на 100% сосредоточен и закрываю глаза на все, что меня окружает. Есть только я, машина и гоночная трасса. Для меня это была идеальная ситуация для отключения. Теперь я нашел это в езде на мотоцикле. Когда я сажусь на мотоцикл и мчусь по окрестностям, у меня возникает то же чувство отстраненности от мира, от всего того багажа, который у тебя за спиной. Такое же чувство я испытывал во время гонок. Это помогает мне расслабиться.

ТК: Хайнц-Харальд, наслаждайтесь байком. Большое спасибо за уделенное время. Было так приятно наверстать упущенное!

ХХФ: Спасибо, Том, что дал мне возможность поговорить о прошлом. Надеюсь, я делаю это для многих людей, которые следили за гонками и хотят знать истории, стоящие за ними. Я был полностью оторван от жизни в течение нескольких лет. Я знаю, как это бывает, если ты фанат автоспорта, поэтому надеюсь, что смогу дать людям информацию, которую они хотели получить.

Фото: Gettyimages/Pascal Rondeau / Staff, Mark Sandten / Staff, Andreas Rentz / Staff, Bongarts / Staff, Alexander Hassenstein / Staff, Robert Cianflone / Staff, Michael Cooper / Staff, Marcus Brandt / Staff, Mark Thompson / Staff