Глава шестая. Холодный разум и горячее сердце. Часть третья
Результат в Афинах заставил меня принять важное решение. Пришло время поработать с тренером Гленом Миллсом. Конечно, мистер Коулман был отличным тренером, успешно работавшим со многими спортсменами, но стало очевидно, что его методы не подходят мне. Это была не его вина, он старался, просто мы не могли дальше работать вместе.
Мне кажется большинство людей не понимают, насколько в легкой атлетике важны отношения между спортсменом и тренером. Я думаю они важны так же, как отношения между тренером и футбольной командой. И подобно тому, как сэр Алекс Фергюссон обучает своих игроков и чувствует их настроение, тренер в легкой атлетике должен найти индивидуальный подход к каждому своему подопечному. Некоторые атлеты тренируются очень усердно, другие — нет, но нельзя заставлять их всех работать по одной и той же программе. Спортсмены не привыкшие к тяжелым тренировкам быстро ломаются физически и психологически. Именно это и произошло со мной. Мистер Коулман не смог проанализировать каким я был человеком. Он тренировал меня по общей программе и это не работало.
Вот что выделяет по-настоящему великих тренеров. Они знают, как быть другом и наставником для своих спортсменов. Они прислушиваются к твоему мнению. Они помогают преодолеть стресс, травмы или личные проблемы. По-моему тренер Миллс как раз из таких людей. Во время олимпиады я смог понаблюдать, как он работает. И я увидел, что он использует индивидуальный подход к каждому своему парню — это как раз то, что мне было нужно.
Я сообщил мистеру Пирту о своем решении. Это было не очень просто, но я не должен был сам сообщать тренеру, что прекращаю работать с ним. Я не знаю, как он это воспринял, но после увольнения, при наших случайных встречах, он был довольно холоден со мной. Через некоторое время мистер Миллс согласился взять меня в свою команду.
Это были серьезные перемены! Тренер приехал ко мне домой в Кингстон, чтобы узнать больше обо мне. Мы поговорили и мне понравился его стиль. Он был открытым, дружелюбным и очень умным человеком. Тренер много слушал, а когда говорил сам, делал это очень медленно и обстоятельно. Для него было крайне важно, чтобы я все понял.
«Болт, у тебя огромный талант, но мы будем работать очень медленно. Ты должен быть готов к тому что работа займет около трех лет...»
Это было моим первым шоком.
«Погоди-ка тренер. Три года? Через три года будет 2008. О чем ты говоришь?»
Я был нетерпелив, хотел быстрых результатов. Одна Олимпиада уже была провалена, мне нужно было как можно скорее вернуть свою лучшую форму. Но мистер Миллс был непреклонен. Он объяснил, что у нас достаточно времени и что я должен быть абсолютно готов к следующему Олимпийскому сезону. Если мы будем форсировать подготовку я снова могу получить травму.
Тренер считал, что большое количество повреждений было результатом слишком тяжелой работы. Мы могли справится со сколиозом, но его больше всего волновало множество мелких травм. Он сказал, что позаботится об этом. Он собрал заметки доктора Мюллера о моем состоянии и был готов найти решение всех моих проблем. Перед тем как начать тренировки он проконсультировался со многими медицинскими экспертами, для того чтобы разработать программу лечения и профилактики травм. Тренер проделал огромную работу!
«Это то с чем тебе придется смирится» — сказал он мне, поле того как его исследование было завершено. — «Мышцы спины очень слабы. Это влияет на ноги и, вкупе с искривленным позвоночником, заставляет подколенные сухожилия работать на износ. Но если мы укрепим спину и пресс специальными упражнениями, мы сможем с этим справиться».
Раньше я часто работал в тренажерном зале. Это помогало мне укрепить основные мышцы — нижнюю часть спины, пресс, бедра. Икры и голеностоп тоже прорабатывались. Это было очень важно, потому что давало мне силы для резкого старта на двухсотметровке. Тренер Миллс сказал, что я по прежнему буду работать с тренажерами, но он подготовил для меня дополнительную программу, ориентированную только на спину и пресс. Когда я впервые увидел его программы, записанные на бумаге, у меня закружилась голова.
Приседания, растяжка и еще куча базовых упражнений — все это выглядело очень тяжелым для меня. Я всегда ненавидел дополнительную работу и не мог понять, зачем мне нужно столько упражнений. Я должен был выполнять их дома, и, поскольку тренер прекрасно знал, насколько я ленивый, он решил лично контролировать процесс. Каждый вечер он наблюдал, как я работаю, и это очень злило меня. Я был уставший после беговой тренировки и хотел играть в компьютерные игры, но тренер следил за тем, чтобы я выполнял каждый пункт его плана.
Это еще не все. Я стал чаще ходить к врачу, где мне делали инъекции в спину. Также мы наняли массажиста, который работал со мной после тренировок и соревнований. Перед каждым забегом меня укладывали на массажный стол и начинали растягивать мышцы спины и ног. Все было направлено на то, чтобы снять напряжение.
Это было очень непривычно для меня, но тренер следил за каждым моим шагом. Он знал, какой я человек, знал, что для меня очень важно общение. Каждый раз, когда я о чем-нибудь волновался или вспоминал о травмах, он был готов обсудить это со мной. Он был словно моим вторым отцом. Я был еще слишком молод, чтобы осознавать, насколько велик мой талант, даже несмотря на то, что уже успел побить несколько рекордов. Но мистер Миллс прекрасно это понимал. Для него было очень важно, чтобы я усердно работал. Он пытался мотивировать меня. При этом, даже если он видел, что я валяю дурака, он никогда не кричал на меня. Вместо этого он рассказывал мне о спортсменах, которые стали великими, благодаря тяжелому труду.
***
В 2005 начались соревнования. В июне я выиграл два гран-при в Нью-Йорке и Чемпионат Ямайки в Кингстоне. Позже я показал время 19.99 в Лондоне. Мои результаты позволили подняться в рейтинге и я снова стал одним из самых многообещающих молодых талантов. Идея заключалась в том, чтобы пройти весь сезон 2005 без особого напряжения, участвуя в нескольких соревнованиях и продолжать работать над спортивной формой. Результаты превзошли ожидания.
Приехав в Финляндию на Чемпионат мира, я знал, что стал сильнее. Я много думал о нашей с тренером работе. С октября и до самого лета программа тренировок была очень насыщенной и я смог вернуть свою лучшую форму: мой живот выглядел плоским, а ноги были наполнены силой. Я также стал сильнее психологически. Я больше не испытывал постоянный стресс, связанный с перенапряжением на тренировках. Мне не о чем было волноваться.
В Хельсинки я чувствовал себя хорошо и был готов бороться за медали. Но даже если бы мне этого не удалось, Чемпионат мира был важнейшей точкой в нашей с тренером программе обучения. Это новый опыт для меня: было очень мокро и холодно, но я должен был привыкать к таким условиям, потому что все больше соревнований проходило в Европе. Когда начались квалификационные забеги моя отличая форма позволила мне выступать успешно.
Первый забег: первое место — 20,80.
Четвертьфинал: второе место — 20,87.
Полуфинал: четвертое место — 20,68.
Бледное выступление в полуфинале означало, что в финале мне достанется первая дорожка. Это не очень хорошо для такого высокого спринтера, как я, потому что приходится затрачивать больше энергии на вираже. Но я все еще мог показать отличный результат.
«Давай, Болт, забудь Афины» — думал я. — «Сделай это!»
Но дальше произошло то, что стало для меня очень ценным уроком. В день финала погода совсем испортилась — лил сильный дождь. Я был молодым неопытным спортсменом из Ямайки и, выйдя на старт, дрожал от холода.
Джон Капель, американский спринтер никак не мог занять стартовое положение. Он поднял руку, отчего пауза затянулась. Он никак не мог разобраться с датчиком в блоках и старт был отложен. Чем дольше мы стояли под дождем, тем сильнее я дрожал. Я не понимал что происходит. Моя Ямайская задница умирала от холода, и с каждой минутой я замерзал все сильнее. И вот, наконец, прозвучал выстрел.
Выйдя из поворота, я нагнал группу лидеров, состоящую из четырех американских бегунов — Джона Капеля, Джастина Гэтлина, Уоллеса Спирмона и Тайсона Гэя. Я чувствовал, что ноги и спина в полном порядке и ко мне вернулась сила, которой не было в Афинах. Но когда я попытался увеличить скорость для финишного рывка, черт побери, произошло что-то плохое. Я перестарался. Боль пронзила заднюю поверхность бедра и подколенное сухожилие. Из-за долгой паузы мои мышцы остыли и не могли работать в полную силу.
«Ого!» — подумал я — «Настало время притормозить».
Стиснув зубы, я все же пересек финишную черту, показав худшее время — 26,27. Но вот что странно, когда тренер подбежал ко мне после финиша, он выглядел счастливым.
«Что за черт? Почему он так доволен?» — подумал я.
Он положил руку мне на плечо.
«Болт, сегодня на треке я увидел нового человека, ты продемонстрировал чемпионский дух» — сказал он.
Он воспринял результат в Хельсинки как знак. Знак того, что я способен соревноваться на высочайшем уровне. Даже если я сам еще не понимал этого. Мне тогда казалось, что он сошел с ума. Для меня не могло быть ничего хорошего в последнем месте.
