Хусейн Абдулла: Правильное решение
Я должен был выйти из этого подвала.
Я играл с моими детьми в баскетбол на импровизированной детской площадке в нашем подвале. Пластиковое основание, синий щит и ярко-оранжевый обод - под такими баскетбольными кольцами наверно растет каждый ребенок. Мы играли всего пару минут, дети бегали вокруг меня, мы отлично проводили время.
Но я должен был выйти оттуда. У меня началось головокружение.
Мне 25 лет, четыре года в НФЛ за плечами, я профессиональный спортсмен, но я не мог играть на равных с парой детей дошкольного возраста. Комната начала кружиться вокруг меня. Я должен был срочно пойти наверх, лечь в постель и закрыть глаза.
Я должен был остановить этот кошмар.
Это случилось в 2011 году, когда я играл за «Миннесоту». У меня начался последний год контракта, после которого я становился неограниченно свободным агентом. Я только что перенес четвертое сотрясение мозга за последние два сезона и второе подряд за последние две недели. С первыми тремя сотрясениями я смог вернуться на поле довольно быстро.
На этот раз восстановление заняло гораздо больше времени.
В 2011 году диагноз CTE звучал не так угрожающе, как сегодня. Тогда это был какой-то новый медицинский термин, который использовали врачи, утверждая наличие связи между повторными черепно-мозговыми травмами. Широкая публика - и, возможно, подавляющее большинство команд НФЛ - не очень понимали, что такое СТЕ, и что это слово обозначает.
Таким образом, в процессе восстановления после четвертого сотрясения ни у кого не было практически никаких сведений о том, что происходило внутри моего мозга. Руководство «Миннесоты» просто не знало, как реагировать на мою травму. Врачи команды советовали мне ничего не делать и просто переждать боль и головокружение.
Вы только представьте! После нескольких лет ежедневных тренировок - с раннего утра и до поздней ночи, - когда тренеры постоянно твердили мне, что «всегда есть кто-то, кто работает упорнее меня», врачи и тренеры команды вдруг начали убеждать, что моя работа теперь состоит в том, чтобы НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ.
- Держись подальше от яркого света, - говорили они, - Избегай громких звуков. Не смотри телевизор и забудь про видеоигры. Не читай.
- Ну, а что я тогда должен делать? Сидеть в темной комнате в течение всего дня?
- Да. Просто сиди. И жди. Просто подожди, когда голова вновь станет ясной.
Замечательный совет...
Именно это я и стал делать. Я ждал. День за днем я приезжал на базу «викингов», сидел и часами разглядывал фотографии в газетах - ведь мне запрещали читать. Затем, когда остальная часть команды расходилась на теоретические занятия по отдельным комнатам, я возвращался домой и снова просто сидел. Или иногда, для разнообразия, я мог отвести детей в школу, а затем вернуться домой...и просто сидеть.
Оказывается, это было худшее, что я мог сделать в такой ситуации.
Как я уже рассказывал, в 2011 году состоялись первые слушания по делу о СТЕ. Я помню как журналисты набросились на эту тему. В газетах появились ужасные заголовки о таинственном дегенеративном заболевании головного мозга у бывших футболистов; о том, что парни сходят с ума и совершают самоубийства.
Я видел эти заголовки, читал все статьи. А так как мне было приказано ничего не делать - я начал думать. Поверьте, когда у вас есть время подумать, вы можете нарисовать в голове самые худшие сценарии своего будущего. В этот момент вас накрывает беспощадная депрессия.
Я чувствовал, что у меня есть выбор. Я мог продолжать сидеть сложа руки, ничего не делать и «ждать, пока моя голова снова не станет ясной». Но я мог попробовать взять все в свои руки. По крайней мере, я мог потратить свободное время, внезапно свалившееся на меня, на изучение процессов, которые происходили в моем мозгу.
Я отправился в Питтсбург, чтобы встретиться с одним из ведущих исследователей сотрясений головного мозга, доктором Майклом Коллинзом. Именно он сказал мне, что сидеть дома и просто ждать, как советовали врачи команды, это самое худшее, что можно представить. Он рассказал, что мозг похож на любые другие мышцы человека и так же нуждается в тренировках. Можно проходить реабилитацию, сидеть и ничего не делать. Но с таким подходом далеко не уедешь. На самом деле, даже если сидеть и просто думать о тех самых пресловутых «худших сценариях», то подсознательно вы начинаете тренировку мозга. Это словно самосбывающееся пророчество, вы начинаете сами себя лечить.
Я правоверный мусульманин. Я обязан быть благом для общества. Даже просто быть хорошим человеком является актом поклонения Богу. Быть хорошим мужем и хорошим отцом - это акт моей ответственности как мусульманина.
В дополнение к упражнениям доктора Коллинза и активной реабилитации головного мозга, я обратился к моей религии, чтобы более позитивно думать о сложившейся ситуации и о жизни.
В исламе Бог говорит: «Сделайте один шаг навстречу Мне и я сделаю десять шагов по направлению к вам. Идите ко Мне, и я побегу к вам".
В моем случае идти пешком было слишком медленно. Я должен был посетить Дом Божий. В сопровождении жены, братьев и золовок, я полетел в Мекку, Священный Исламский город. Это было в марте 2012 года и поездка оказала невероятное влияние на мое сознание. Это было очень...освежающе. Она заполнила мой разум множеством положительных эмоций. Я почувствовал, что обязан вернуться в Мекку, чтобы совершить Хадж - паломничество, которое каждый мусульманин обязан сделать в жизни. Дата Хаджа определяется каждый год по мусульманскому календарю и на протяжении моей футбольной карьеры он всегда выпадал на разгар сезона. В том году Хадж пришелся на октябрь.
Мое «восстановление» в Мекке стало именно тем, что мне было нужно. Я вернулся в Штаты обновленным. Мое тело чувствовало себя отлично, моя голова четко соображала. Я был готов вернуться на поле.
Но я уже был свободным агентом, так что мне нужно было сперва найти команду. Это легче сказать, чем сделать, когда вы пережили четыре сотрясения мозга за последние два года и просидели половину предыдущего сезона в списке травмированных.
Многие команды смотрели на мое досье и говорили: да, мы любим тебя как игрока, но сотрясения мозга...
Тем не менее, мой агент оказался в состоянии запланировать пару встреч с командами, которые были заинтересованы в моих услугах.
Я помню один тот день, когда мой агент провел несколько встреч с потенциальными командами-работодателями. В то утро у меня был запланирован визит к стоматологу. Когда я выходил из клиники, настраиваясь на встречу с представителями команд, я проверил телефон. Экран разрывался от срочных новостей.
Джуниор Сью покончил жизнь самоубийством...
Эта новость пронзила мое сердце.
Я вырос в Южной Калифорнии и Джуниор Сью являлся нашим кумиром. Он был звездой линии защиты, мы играли его персонажем в Madden NFL. На каждом углу мы видели рекламные щиты с его лицом. Для нас он был больше чем жизнь.
Я снова и снова читал сообщения на экране телефона. Потребовалось время, чтобы осознать эту новость. Да, это реальность.
Я позвонил своему агенту и попросил отменить все встречи с командами. Мне нужно было переосмыслить все и посмотреть на жизнь в перспективе.
Мне нужно было выполнить свой Хадж.
Как я уже сказал, каждый мусульманин обязан совершить в своей жизни Хадж – при условии, что он морально, физически и материально способен сделать это.
Я был готов физически и материально. Однако мне казалось, что морально я не готов к Хаджу – до поры до времени. Но зная собственную историю, пережив несколько сотрясений головного мозга, я увидел, какая трагедия может случиться с кем-то, кто казался мне сверхчеловеком. Я не хотел тратить еще один год, не выполнив свой религиозный долг.
Мой брат Хамза, который также играл в то время в НФЛ, решил пропустить сезон 2012 года и присоединился ко мне, чтобы совершить паломничество в Мекку. С нами поехали родители, наш брат Аббас и моя жена Жавон.
Есть пять столпов ислама, Хадж является пятым столпом.
По окончании нашего Хаджа в 2012 году мы вернулись в Штаты с новым взглядом на жизнь. Футбол по-прежнему был очень важен для нас с братом, но теперь он не являлся главной целью жизни. Теперь он не являлся нашей жизнью.
Мы вернулись в конце октября, но ни одна из команд не пригласила нас на просмотр, ведь мы пропустили летние сборы, тренировочный лагерь и часть сезона. Для Хамзы это стало окончанием карьеры в НФЛ, он больше не выходил на поле.
Решив вернуться в НФЛ, я провел окончание 2012 года в упорной работе. При этом я не мог оставить без внимания травмы головы, которые перенес за последние годы.
Я пережил четыре сотрясения. Мне нужно было изменить стиль игры так, чтобы защитить свою жизнь. Я начал работать не над увеличением количества хитов, а над стилем игры. Основная моя работа заключалась в борьбе за мяч, я не должен был пропускать пасы. Я должен перехватывать мяч, сбивать пасы и останавливать принимающего.
Я постарался исключить из своей игры большие хиты. Перед каждым тэклом я старался убрать голову в сторону вместо того, чтобы врезаться шлемом в принимающего. Я мог выполнить каждый игровой элемент без жесткого контакта с соперником.
В феврале 2013 года я подписал контракт с «Канзас-Сити», это классная франшиза. И вся работа, которую я провел во время вынужденного отпуска, окупилась с лихвой. Я резко прибавил в качестве игры и стал частью команды, которая прогрессирует до уровня лучших клубов лиги.
Два с половиной года я играл без каких-либо травм головы или сотрясений. Я не атаковал соперника шлемом, практически полностью исключил жесткие стыки. Главным образом это удавалось благодаря моей собственной корректировке поведения на поле. Но с другой стороны, в этом был и элемент везения.
На 12 неделе сезона 2015 года мы играли в Баффало. В конце заключительной четверти матча, при минимальной разнице в счете, меня выпустили на край фронта, чтобы прикрыть ресивера. Мой визави выбежал на фланг, а я повернул голову на квотербека «Биллс» Тайрода Тейлора, чтобы увидеть развитие комбинации. Я отметил, что Тейлор начал делать скрэмбл и двинулся ему навстречу.
Когда Тейлор подбегал к отметке первого дауна, я уже шел на него вдоль бровки. Через пару мгновений я сгруппировался, чтобы сделать хит на квотербека – не тупой жесткий хит, а более умный контакт, который я освоил на тренировках.
Я сделал тэкл с помощью плеч и головы, вытесняя квотербека к бровке, но один из моих партнеров тоже пошел на Тейлора. Он слишком суетился и вместо тэкла на квотербека ударил меня в голову.
Тайрод Тейлор не заработал первый даун.
Мы выиграли.
А я получил сотрясение мозга.
Я сделал все правильно, я защитил себя. В последний момент я убрал свою голову от плеча квотербека. Но, в конце концов, я могу защитить себя от повреждений, но не застрахован от случайных ударов других парней. Я вновь познал эту суровую истину.
Когда я получил первое сотрясение в составе «Миннесоты» в 2010 году, я вышел на поле уже через неделю. После второго сотрясения в том же сезоне я пропустил одну игру, а затем снова вернулся в стартовый состав. После третьего сотрясения в 2011 году моя команда имела неделю отдыха, так что к следующему матчу я вновь был в строю. Первые три сотрясения я пережил фактически на ногах, не пропустив более одной игры.
Это не упрек «викингам», такова была стандартная процедура в 2011 году. Команды относились к сотрясениям мозга как к обычной травме. Если вы пришли в норму и хорошо себя чувствуете – вы выходите на поле через неделю. Возможно, вам дадут неделю отдыха, чтобы прийти в порядок. Но если вы чувствуете, что готовы играть – вы играете.
Когда я играл за «Чифс» и получил пятое сотрясение, процедура стала совершенно иной. Врачи команды провели полное исследование, чтобы подтвердить факт сотрясения и попытаться восстановить меня. Сейчас это особый протокол – ряд процедур и контрольных показателей, которые следует выполнить прежде, чем вновь вернуться на поле. Речь уже не идет о том, как вы сами себя чувствуете.
Я вернулся в Питтсбург, чтобы поговорить с доктором Коллинзом. Я был поражен, насколько более осведомленными стали врачи. Коллинз объяснил мне, что есть шесть основных типов сотрясений головного мозга и врачи могут определить, какой из них был у меня.
После нескольких обследований мне диагностировали оптическое сотрясение, от которого больше всего страдают глазные нервы. Действительно, я стал очень чувствителен к свету. Чтобы читать, смотреть телевизор или играть в видеоигры с детьми я был вынужден носить очки. Раньше я никогда не носил очки.
Мне пришлось пройти длительную вестибулярную и глазную терапию, чтобы восстановиться после сотрясения. Признаюсь, после пятого сотрясения головного мозга я постоянно думал о Джуниоре Сью. Я думал о таких парнях, как Дейв Дуэрсон. Я думал обо всех бывших игроках НФЛ, страдающих от СТЕ и других остаточных явлений после травм, полученных за профессиональную карьеру.
И я испугался…
Но доктор Коллинз объяснил мне более подробно о последствиях травм головы. Если вы позволите, чтобы вами овладел страх или депрессия, вы сделаете себе намного хуже.
Поэтому я решил принять ситуацию более оптимистично – так, как я сделал перед паломничеством в Мекку.
В марте 2016 года, в возрасте 30 лет, я принял решение уйти из футбола.
Без сомнения, футбол остался важной частью моей жизни. Я мог бы вернуться в лигу через год-два. Я мог бы восстановиться после сотрясения и даже играть в 2016 году, чтобы помочь «Чифс» сделать следующий шаг на пути к чемпионскому титулу.
Но я не могу избавиться от страха. Я принял решение закончить карьеру, потому что серьезно отношусь к собственной истории болезни. Если бы я не пережил пять сотрясений за профессиональную карьеру, я мог бы до сих пор играть. Но дело в том, что эти травмы действительно причиняют мне боль и оказывают влияние на мое здоровье. Масштабы риска для жизни перевешивают потенциальные выгоды от карьеры футболиста.
Еще одной важной причиной такого решения является рождение в начале года нашего четвертого ребенка - дочки. Я помню, что просто смотрел на нее и думал, что хочу прожить полноценную жизнь ради детей. Я хочу быть в курсе всего, что происходит в жизни детей, хочу заботиться о них. И я не хочу, чтобы мои дети переживали из-за моего здоровья.
У меня есть надежда на будущее футбола. Я вовсе не хочу, чтобы эта игра ушла в небытие или перестала нравиться людям. С каждым годом все больше игроков завершают карьеру раньше обычного срока, появляется все больше родителей, не желающих отдавать детей в футбольные команды. Однако для многих детей из бедных районов футбол был и остается хорошим шансом добиться успеха. В этих районах многие дети даже не уверены, что они доживут до окончания школы, поэтому их не сильно заботит, как футбол повлияет на их мозг и как они будут себя чувствовать в возрасте 40, 50 или 60 лет.
Но тридцатилетие – это возраст, когда врачи заканчивают аспирантуру, юристы открывают собственные фирмы, а обычные люди заводят детей, покупают дома и планируют свое будущее. Это не должен быть возраст, когда ваш мозг начинает разрушаться.
Национальная футбольная лига должна привлекать перспективных молодых парней и возвращать их обратно в общество полноценными людьми, не сломленными морально и физически. И я настроен оптимистично – мы находимся на правильном пути и должны сделать эту игру лучше.
Я вспоминаю, как относились к моим сотрясениям головного мозга в «Миннесоте» в 2011 году, как я проходил восстановление после травмы в «Чифс» в 2015 году. Я думаю о положительных результатах исследований доктора Коллинза и других врачей. За четыре года, что для медицины является очень маленьким сроком, мы значительно продвинулись в понимании этой проблемы.
А теперь представьте, насколько больше мы сможем узнать к 2018 году. Или к 2022 году. Именно поэтому у меня есть надежда сохранить эту игру.
Сейчас мне сложно осознать, как завершение карьеры повлияет на мою жизнь. Я с нетерпением жду обычных семейных будней – быть хорошим мужем и отцом, отличным соседом, примерным мусульманином. Я с нетерпением жду, что смогу помогать обществу. И я жду, что смогу помочь сохранить игру, которая дала так много для меня.
Честно говоря, я не собирался подробно рассказывать о причинах завершения карьеры. Я просто собирался снять форму и жить обычной жизнью. Но в глубине души я знал, что мне необходимо рассказать мою историю людям. Это единственный способ двигаться вперед.
Мой брат Хамза сейчас пишет книгу. Он расскажет о проблемах, с которыми сталкиваются парни при завершении карьеры в НФЛ. Книга покажет переход футболистов от тяжелых будней к жизни, где они становятся обычными людьми. Это суровая реальность, которая предстает перед каждым спортсменом.
Через несколько месяцев игроки начнут тренировочные сборы, пройдут предсезонные игры, а затем стадионы заполнятся во время матчей регулярного сезона. Когда парни будут сражаться за победу, меня не будет на поле. Я не думаю, что это ощущение будет болезненным для меня.
Но я знаю, что остаться в игре с риском для жизни – плохой выбор. Я буду смотреть в глаза моей жены и детей и буду знать – я принял правильное решение.
Кстати видела буквально вчера статью, где собрали высказывания 12 игроков НФЛ, которые не дали бы играть своим детям. Там Бриз, Фарв, Дитка, Уорнер, Брэдшоу и даже Питерсон. Причем только про Фарва было сказано, мол хорошо что у него только дочери, мол парню не пришлось бы взваливать на плечи ответственность быть "сыном Бретта" на поле, остальные действительно озабочены проблемой.