Майкл Льюис. «Невидимая сторона» Глава 8. Личностные курсы
***
«ЭТО ДЖОЙС ТОМПСОН, помощник директора по правоприменению в НСАА. Сегодня 30 марта 2005 года. И сейчас я разговариваю с будущим студентом-спортсменом Майклом Оэром. В это время в комнате находятся другие люди, и я хотела бы, чтобы они назвали свои имена для протокола».
— Шон Туохи, — сказал Шон.
Так началось расследование Майкла Оэра. Ли Энн отказалась участвовать на том основании, что все это было оскорбительно. Коллинз была занята. Шон-младший не сумел увидеть в этом положительную для себя сторону. Но тогда ее было трудно увидеть. Какой-то футбольный тренер колледжа, и, вполне возможно, не один, обратился в НСАА и обвинил Туохи в похищении Майкла и осыпании его имуществом в обмен на то, что он станет будущим левым тэклом «Ол Мисс Рэбелс». НСАА послала эту леди для расследования. Дама была молодой, чернокожей, интеллигентной, бездетной, получившей образование в частной школе, с манерами и акцентом, из-за которых ее невозможно было назвать кем-либо иным, кроме типичной американкой. В ней также были нестандартные профессиональные качества, и если бы она не зарабатывала на жизнь, проливая слабый свет на сомнительные отношения между футболистами-школьниками и любящими их болельщиками из колледжей, она, вероятно, могла бы добиться большего, читая новости на любом местном телевидении в стране.
Она устроилась в одном из старинных английских кресел Ли Энн и огляделась по сторонам. На шкафчике позади нее стояла вставленная в рамку копия страницы в USA Today, на которой Майкл Оэр только что был назван игроком первой сборной, собранной из всех школ США. Джойс Томпсон вежливо объяснила, что она пришла выяснить, нарушил ли Майкл Оэр какие-либо правила НСАА. И если это было так, и она могла бы это доказать, он мог бы на некоторое время отложить свою футбольную карьеру.
Затем она включила свой магнитофон и попросила Майкла назвать свое имя, адрес, номер телефона и имена людей, с которыми он жил. Все это он без особых усилий предоставил. А вот следующий вопрос сбил его с толку: «А кто твои братья и сестры?»
— Коллинз Туохи и Шон-младший, — сказал Майкл.
Она уже собиралась двигаться дальше, но Шон, незваный гость, вмешался.
— Это его братья и сестры здесь, — сказал он. — У него есть и другие братья и сестры.
— Итак, кто еще твои братья и сестры? — она спросила.
Майкл посмотрел на нее. «Э—э... назвать их всех?» — спросил он, как будто она попросила его прочитать Камасутру в оригинале на санскрите.
Мисс Джойс Томпсон рассмеялась. Да, сказала она, не мог бы он, пожалуйста, назвать их всех. Майкл сидел, сложив руки на коленях — и теперь его пальцы были растопырены. Он пытался считать, но чтобы казалось так, что он этого не делал. Было унизительно не иметь возможности быстро назвать имена своих братьев и сестер, особенно перед этой хорошо одетой, получившей частное образование чернокожей леди из НСАА.
— Маркус Оэр. Андре Оэхер, Делхуан Оэр, — выпалил он.
Дама строчила так быстро, как только могла, чтобы не отставать.
— Делхуан? — она спросила. — Можешь произнести имя по буквам?
— Д... Е... Л...— Буквы сначала шли медленно, а затем вырвались из него диким неуверенным рывком. — Х-У-А-Н?
— Хорошо, — сказала она с широкой улыбкой.
— Рико Оэр, — продолжил он.
— Хорошо, — сказала она.
— Карлос, — сказал он.
— Хорошо, — сказала она.
— Джон, — сказал он.
— Хорошо, — сказала она.
Он остановился. Все еще глядя на свои руки на коленях, он повторил: Маркус, Андре, Делхуан, Рико, Карлос, Джон. Он был похож на маленького ребенка, повторяющего алфавит с самого начала в попытке направить свой разум к тому, что следует за буквой «Ё».
— Все братья? — спросила дама из НСАА.
Майкл кивнул и расслабился, и Шону было ясно, что он собирается ухватиться за окончательность в ее голосе, чтобы оставить все как есть. Маркус, Андре, Делхуан, Рико, Карлос, Джон. Шон не знал, сколько их было, но он знал, что их было больше, чем эти шестеро.
— Нет, — сказал Шон. — Мы еще не закончили.
Майкл задумался.
— Дениз, — сказал он, наконец.
— Хорошо, — смущенно сказала дама из НСАА, кладя ручку обратно в блокнот.
— Тайра, — сказал Майкл. Или, может быть, — Тара.
— Тайра? — переспросила леди из НСАА. — Т-А-Й-Р-А?
— Ухххх... — Он был неуверен. — Да, — сказал он, наконец.
— Хорошо, — сказала она, а затем начала смеяться. — Они все тоже Оэры?
— Э-э-э... — сказал Майкл, на мгновение задумавшись. — Да.
— Он этого не знает, — сказал Шон. — Некоторые да.
— Депфия, — добавил Майкл.
Шон наблюдал за Майклом. Возможно, он и не знал всей протяженности родословной Майкла, но он знал глубину его беспокойства. Столкнувшись лицом к лицу с чужими авторитетными фигурами, Майкл замирал. У него было больше шансов сказать этой женщине то, что, по его мнению, она хотела услышать, чем правду.
— Депфия? — спросила дама. — Можешь для меня произнести по буквам?
— Д... — начинает Майкл, а затем сдается. — Нет.
— Оэр или Уильямс? — спросила дама, потому что она знала, что официально Майкл именовался Майкл Джером Уильямс.
— Оэр.
— Не могут же они все быть Оэрами! — сказал Шон. Он знал, что было по меньшей мере пять разных отцов.
— Оэр, — настаивал Майкл. Затем он подумал еще немного.
— Маркус Янг, — сказал он.
— Хорошо, — сказала леди из НСАА. Теперь она удивленно качала головой.
— Дэвид Янг, — сказал Майкл.
— Хорошо, — сказала она, записывая.
— Сколько там уже? — спросил Шон с искренним любопытством.
— Тринадцать, — сказала леди из НСАА.
— Тринадцать? — спросил Майкл. Как будто он не мог себе представить, как она набрала такую абсурдно большое число. Шон-старший взял список и передал его Майклу для изучения. Майкл очень долго смотрел на этот список. И пока он это делал, леди из НСАА нервно хихикнула. Майкл объявил: «Вы дважды записали Джона».
— Значит, двое Маркусов? — сказала она, забирая свой список. — А не Джонов?
Все верно. По крайней мере, так он сказал. Только на то, чтобы разобраться с именами братьев и сестер Майкла, ушло десять минут. И это было бы самой простой частью личной информации для расследователя НСАА, которую можно было бы извлечь из Майкла Оэра.
— Как получилось, что... э-э-э... ты начал жить с Туохи? — спросила она.
— Э-э... — сказал Майкл. — Когда я приехал в Брайаркрест в десятом классе. Эм. Тренер Туохи был... э-э... тренером-волонтером.... И, э-э, я встретил его там. Я решил пожить с ним летом после окончания десятого класса. Он все время разговаривал со мной. Он знал о моей ситуации».
— Хорошо, — с сомнением сказала дама.
— У него не было большого опыта взросления, и у меня не было большого опыта взросления, — сказал Майкл.
— Хорошо, — сказала дама с еще большим сомнением.
— Это было не летом, — сказал Шон. — Это было до твоего дня рождения. Это было примерно в марте 2004 года.... Но он жил здесь время от времени вплоть до тех событий.
— Опиши свою жизненную ситуацию в то время, — попросила дама. — Потому что, когда ты говоришь, что, знаешь, мистер Туохи был в такой же ситуации, что и ты, я не особо понимаю, что это значит. Итак, не мог бы ты подробнее описать свою ситуацию?
— Ситуация такая, что у него не было особо чего впереди, — сказал Майкл. И более ничего к этому не добавил.
Ее боссом в Индианаполисе был ветеран НСАА по имени Дэйв Дидион. Дидион руководил расследованиями лучших футбольных перспективных футболистов страны и сказал, что ему очень понравилась эта работа, потому что «это похоже на головоломку, которая поставляется в коробке без картинок». Эта головоломка была еще более запутанной: коробка оказалась запертой. Когда расследователь НСАА спросила Майкла, когда он в последний раз видел своего отца, он ответил: «Когда мне было около десяти», и оставил это без комментариев. Когда она спросила его, почему он не живет со своей матерью, он вообще ничего не сказал. Когда она спросила его, кто оплатил его обучение в Брайаркресте, он сказал, что понятия не имеет. Когда она спросила его, что он делал для того, чтобы получить еду и одежду, его ответ предположил, что на самом деле ему не нужны ни еда, ни одежда. Раздраженная, она спросила Шона, возможно, это он купил одежду для Майкла. На что Шон ответил, что купил ему «может быть, футболку» — что, возможно, было чистой правдой, поскольку покупки делала Ли Энн.
Шон не доверял этим людям. Они не мыслили в терминах «правильно» и «неправильно». Все, о чем они заботились — это соблюдение приличий. Теоретически правила НСАА существовали для поддержания целостности студенческого спорта. Эти расследователи должны были действовать как полицейское управление. На практике они больше походили на отдел по связям с общественностью некомпетентной пожарной службы. Возможно, они не были последними людьми на земле, узнавшими, что какой-то болельщик или тренер подкупил какого-то спортсмена из старшей школы, но обычно они также и не были первыми. Какой-нибудь скандал разоблачался в местной газете, и они принимались за ним гоняться, пытаясь свести к минимуму неудобства для системы. Их не волновало, как обстоят дела, а лишь то, какими эти дела могут казаться. Бедная чернокожая звезда футбола в доме этого богатого белого болельщика могла показаться скандальной, и вот они здесь, беспокоят Майкла. Дама сказала, что она просто пыталась установить факты по делу, но факты не описывали суть дела. Если Туохи были болельщиками Ол Мисс — а они, безусловно, ими были — они нарушили букву каждого правила НСАА, когда-либо написанного. Они дали Майклу больше, чем еду, одежду и кров. Они дали ему жизнь.
Не помогло и то, что его новая рыночная стоимость уже привела к тому, что Майкл стал более цинично относиться к окружающим его людям. Мысль, к которой стремилась леди из НСАА, теперь не выходила у него из головы: возможно, эти богатые белые люди были так полезны ему последние два с половиной года только потому, что они определили его как этот драгоценный актив. Показательный пример: его собственный школьный тренер. Змей, который вел тихие переговоры с Теннесси о тренерской работе, пытался уговорить его пойти в Теннесси. Затем, сразу после того, как Майкл объявил, что собирается в Ол Мисс — а не в Теннесси — Змей объявил, что он тоже собирается в Ол Мисс. Тренер О. предложил ему работу.
Шон пытался объяснить Майклу, что именно так устроен мир — что Хью Фриз был рожден, чтобы тренировать футболистов, и Ол Мисс повезло с ним — но Майкл оставил за собой право зацикливаться на эгоистичных мотивах других. Для своего выпускного ежегодника он выбрал цитату из рэп-песни, из которой он убрал непристойности ради Христианской школы Брайаркрест: «Люди спрашивают меня, если я когда-нибудь достигну вершины, забуду ли я о них? А я спрашиваю людей, если я не достигну вершины, вы все забудете обо мне?»* Он не зашел так далеко, чтобы относиться к Ли Энн с подозрением, но, как выразилась сама Ли Энн, «со мной и Шоном я вижу, как он думает: "Если бы они нашли меня лежащим в канаве, а я решил бы переворачивать бургеры в Макдоналдсе, неужели они по-настоящему проявили бы ко мне интерес?"»
Дело в том, что никогда не знаешь, когда эти сомнения всплывут на поверхность. Когда дама из НСАА наконец перестала приставать к нему по поводу его одежды, она обратилась к вопросу о его новом пикапе. (Кто рассказал ей о грузовике?) Она спросила Майкла, купил ли Шон пикап для него в качестве награды за то, что он пошел в Ол Мисс. Шон пытался прервать ее на перевале и счел этот вопрос абсурдным. Но Майкл только усмехнулся. «Ты имеешь в виду, что у меня был бы грузовик, если бы я поехал в Теннесси?» — он спросил Шона прямо там, перед расследователем НСАА. Возможно, он шутил. Опять же, а может и нет.
Женщина пропустила это мимо ушей, или казалось, что пропустила. Отложив еду, одежду и транспорт в сторону, она перешла к крову. Где, спросила она, Майкл спал ночью, как непосредственно перед тем, как он приехал в Христианскую школу Брайаркрест, так и сразу после этого?
— У Тони Хендерсона, — сказал Майкл.
У Большого Тони. Человека, предсмертное желание матери которого заставило его вытащить своего сына и Майкла Оэра, чтобы те выбились в люди. Теперь, когда Майкл вообще думал о Тони, он задавался вопросом, почему тот так усердно трудился, чтобы остаться с ним друзьями. Казалось, раз в неделю Тони напоминал ему обо всем, что он для него сделал.
— Ты жил с Тони постоянно от восьмого до десятого — или между ними были перерывы? — спросила она.
— С перерывами, — ответил он.
— Итак, скажи мне... — начала она.
— У вас не хватит для этого бумаги, — сказал Шон.
— Расскажи мне, где ты жил, — попросила леди из НСАА Майклу, игнорируя Шона. — Потому что именно об этом я и собираюсь тебя спросить. Были ли это просто разные ночевки то тут, то там? С кем ты жил?
Майкл начал, запинаясь, перечислять семьи, черные и белые, которые давали ему кров за его первые полтора года в христианской школе Брайаркрест. Леди записала имена, как она записала имена его братьев и сестер, с растущим недоверием. В скольких разных домах мог бы спать один шестнадцатилетний мальчик?
— Это огромная затея, — сказал Шон. — Это похоже на документ на восемьдесят пять страниц. Это чудовищная затея. Это было кочевое существование.
— Хорошо, — сказала она, но Майклу, а не Шону. — И это из-за того, что ты рос при ограниченных ресурсах.
Майкл ничего не сказал, просто кивнул.
— Это и потому, что его мама постоянно находилась в реабилитационных центрах и выходила из них, — сказал Шон.
— Можно ли с уверенностью предположить, что у тебя с мамой не было постоянного адреса? — спросила леди из НСАА. Майкл кивнул. Женщине стало еще более любопытно: тогда где же, черт возьми, он жил до того, как так удачно наткнулся на дом Большого Тони? Как он выжил? Был ли он бездомным в детстве? Именно тогда Майкл пробормотал что-то о «приемных семьях».
Шон знал, что у Майкла был какой-то контакт с системой приемных семей, но не потому, что Майкл добровольно поделился информацией. Незадолго до этого футбольная команда Брайаркреста устроила себе вечеринку в загородном клубе Чикасо. Помощник официанта прошел мимо их столика, заметил Майкла и чуть не уронил свой поднос. Майкл вскочил и заключил помощника официанта в медвежьи объятия. Затем они оба начали плакать. Когда Майкл снова сел, он в нескольких словах объяснил, что они вместе находились в приемной семье в течение года, когда ему было около восьми лет. Он отказался сообщить дальнейшие подробности.
Леди из НСАА теперь хотела получить ответ на вопрос, который Туохи никогда не задавали: в скольких приемных семьях побывал Майкл? Майкл сидел там, размышляя про себя.
— Во скольких? — спросил Шон. — Двух? Трех? Он начинал задаваться вопросом, зачем НСАА нужно было знать все это.
— Хм, — наконец сказал Майкл. — В двух, я думаю.
— И это здесь, в Мемфисе? — спросила дама.
Майкл кивнул.
— Я же говорю, — сказал Шон. — Это целая книга.
Не очень хорошая. Ответы Майкла были такими же сытными, как пакет черствых картофельных чипсов, и такими же изводящими, как кубик Рубика. Теперь дама была официально разочарована. Она проделала весь этот путь из Индианаполиса, чтобы допросить Майкла Оэра, но не получила никаких ответов от Майкла Оэра и слишком много от этого богатого белого болельщика Ол Мисс, под крышей которого по какой-то причине жил Майкл Оэр. Она пристально посмотрела на Майкла и сказала: «Майкл, ты должен поговорить со мной». Это не возымело никакого очевидного эффекта. Самых элементарных фактов из своей собственной жизни он либо не знал, либо не помнил. Должно быть, она решила, что проблема в Шоне, потому что, когда Шон попытался ответить на еще один вопрос, который она адресовала Майклу, она повернулась к нему и сказала: «Я поговорю с вами позже». С таким же успехом она могла бы сказать: «Заткнись уже наконец».
— Я просто обеспокоен, — сказал Шон. — Касаемо Майкла, вы должны вытащить это из него. А я помогаю вам вытащить это из него.
Если Майкл и был не согласен с такой оценкой, то виду не подал.
— Хорошо, — сказала леди из НСАА.
В течение следующих пяти часов они вдвоем пытались, каждый по-своему, вытянуть из Майкла Оэра его личную историю. Это расследование, очевидно, касалось мотивов Туохи и его самого. Чтобы понять мотивы, ей нужно было знать, или она думала, что ей нужно знать, полную биографию Майкла Оэра. Но биография Майкла Оэра была скользкой темой. Действительно, чем больше ты расспрашивал Майкла, тем больше понимал, что его ответы зависят от того, как ты сформулировал вопрос. Спроси его, в скольких приемных семьях он жил, и он скажет, что не уверен. Спроси его, жил ли он в двух или трех разных приемных семьях, он отнесется к этому как к тесту со множественным выбором при двух возможных вариантах, и ответит «двух» или «трех». Вместо этого спроси его, жил ли он в девяти или десяти разных приемных семьях, и он бы ответил «девяти» или «десяти». Он относился к расследователю НСАА так же, как ко всем, кто спрашивал его о себе: как к вторжению. К своим односложным ответам он ничего не добавлял — ни проблеска проливающих свет комментариев, ни новой информации.
Через пять часов допроса, в десять часов вечера, прибыла мисс Сью и объявила, что ей и Майклу нужно подготовиться к тесту. В тот момент, в конце выпускного года Майкла, его оценки настолько не соответствовали требованиям НСАА, что любые преступления против студенческого футбола, которые, по мнению этой леди из НСАА, он совершил, были неуместны. Ему не разрешили бы пойти в Ол Мисс по академическим соображениям. «Но я еще не закончила», — запротестовала леди из НСАА. Шон спросил, сколько еще времени ей нужно, и она ответила: «По крайней мере, еще пять часов». И Шон, и мисс Сью сказали, что еще пять часов — это именно то, чего у Майкла не было и не будет еще много недель.
И с этими словами расследователь НСАА вышла за дверь и прошла мимо статуи полковника Рэбела во дворе перед домом Туохи. Она сказала, что передаст эту информацию своему начальству в НСАА. Если они разделят ее недовольство, она вернется за добавкой. Когда она ушла, Майкл сменил свое каменное лицо на дрожащее и пошел искать Ли Энн. «Эта дама расстроила меня, — сказал он со слезами на глазах. — Я никогда больше не хочу с ней разговаривать». Голова Ли Энн сердито повернулась, пока ее глаза не нашли Шона. «Не смей впускать эту леди снова в этот дом», — сказала она, как будто у него был какой-то контроль над НСАА. И Шон подумал: Спишем это как еще одну бессонную ночь.
ЧТОБЫ ПОПАСТЬ В НФЛ, Майклу Оэру нужно было сначала поступить в колледж, а чтобы поступить в колледж, ему нужно было соответствовать академическим стандартам НСАА. В НСАА была скользящая шкала оценок ACT [прим.пер.: полученный бал на тестах для американских колледжей] и средних баллов; чем выше ACT, тем ниже требуемый средний балл. Учитывая лучший результат Майкла по ACT (12), чтобы играть в футбол в колледже, ему понадобился бы общий средний балл 2,65. Он закончил одиннадцатый класс с результатом 0,9. Лучшие показатели были в конце его десятого класса, когда он переехал в дом Туохи, повысив свой совокупный средний показатель до 1,564. Именно тогда Ли Энн взяла над ним более плотную опеку. Перед выпускным годом Майкла она обзвонила всех учителей в Брайаркресте и попросила их точно рассказать ей, что Майкл должен сделать, чтобы получить хотя бы четверку на их уроках. Она не ожидала, что они просто поставят Майклу оценку — хотя она бы не жаловалась, если бы они это сделали. Но, по ее мнению, четверка была справедливым минимумом, который мог дать любой нормальный человек, желающий предпринять простые шаги. Она будет преследовать Майкла до тех пор, пока он не предпримет эти шаги. Просто дайте мне список вещей, которые ему нужно сделать, сказала она учителям, и он их сделает.
И он сделал. Через два дня после окончания учебного года он пришел домой, бросил свою массивную сумку с книгами North Face на кухонный стол и сказал: «Я не могу этого сделать». Ли Энн показалось, что он вот-вот заплачет. На следующее утро она велела ему смириться с этим и выставила его обратно за дверь. Но именно тогда Ли Энн пригласила Сью Митчелл.
В качестве инструмента для пересмотра среднего балла Майкла Оэра, а также для расширения его опыта общения с белыми людьми, Сью Митчелл могла порекомендовать несколько вещей. За свою тридцатипятилетнюю карьеру она преподавала в нескольких самых суровых государственных школах Мемфиса. В старшей школе Бартлетта, ее конечной остановке, она возглавила команду чирлидерш и превратила их в пятикратных национальных чемпионов. Она подала заявление о приеме на работу в христианскую школу Брайаркрест, но Брайаркрест сразу же отклонил ее, потому что, хотя мисс Сью и сказала, что верит в Бога, ей было трудно это доказать. («В заявлении не было ни одного вопроса об образовании, — сказала мисс Сью. — Все это было связано с религией и тем, что я думала о гомосексуальности, пьянстве и курении».) Она не была возродившейся в вере и не часто ходила в церковь. Она также преподносила себя как либерала. Когда Шон услышал это, он подшутил над ней: «У нас был черный сын до того, как у нас появился друг-демократ!»
Тем не менее, несмотря на эти предполагаемые недостатки, мисс Сью была неумолимой и экспансивной — из тех женщин, которые хотят, чтобы между ними и остальным миром все было просто замечательно, но, если это не так, то они могут приспособиться и начать войну. И именно этим она и занималась. Она работала пять вечеров в неделю, по четыре часа каждый вечер, бесплатно, чтобы помочь Майклу Оэру поступить в Ол Мисс. Семья Туохи с интересом наблюдала за происходящим. «Были дни, когда он был просто ошеломлен, — сказала Коллинз, которая видела, как академическая драма разворачивалась как в школе, так и дома. — Он просто закрывал свою книгу и говорил: "С меня хватит"». Когда он делал это, мисс Сью открывала книгу за него. Ей не было дела до футбола, но ей было дело до Ол Мисс, и ей доставляло удовольствие думать, что она по-своему вносит свой вклад в Потерянное дитя. Она также довольно быстро привязалась к Майклу. Просто в нем было что-то такое, что заставляло тебя хотеть ему помочь. Он так старался, и так мало получал взамен. «Однажды вечером все шло не так хорошо, и я расстроилась, — сказала она, — и он сказал мне: "Мисс Сью, вы должны помнить, что я хожу в школу всего два года"».
В выпускном классе он получил только пятерки и четверки. Это чуть не убило его, но он сделал это. Академический марафон в Брайаркресте, в котором Майкл стартовал безнадежно последним и сразу же отстал еще больше, завершился неожиданно: в выпуске из 157 учеников он занял 154-е место. Он догнал и обошел трех своих одноклассников. Когда Шон увидел итоговый табель успеваемости, он повернулся к Майклу с невозмутимым лицом и сказал: «Ты не проиграл, у тебя просто закончилось время». Потом они оба покатились со смеху.
У него была поистине причудливая академическая карьера: ничего, кроме двоек и колов, до конца одиннадцатого класса, когда внезапно он стал надежным членом доски почета Брайаркреста. Он собирался закончить школу со средним баллом 2,05. Тем не менее, как бы это ни было удивительно, этого было недостаточно, чтобы он прошел в НСАА. Ему нужно было 2,65. И без дополнительных занятий он, очевидно, их не получит.
Теперь настала очередь Шона вмешаться. Наблюдая, как он корпит над сводом правил НСАА в поисках способов повысить оценки Майкла после того, как их потолок иссяк, на ум приходили бухгалтеры богатого человека, которые взламывали налоговый кодекс. Он подходил к американскому высшему образованию с холодным расчетом и радостным цинизмом. Один из уроков, который он извлек из своей собственной карьеры студента-спортсмена в НСАА, заключался в том, что достаточно хорошие оценки были доступны любому, кто потрудился воспользоваться лазейками. Когда Шон только приехал в Ол Мисс, он как раз вовремя узнал, что на первом курсе многие заваливались на английском. Он отправился на поиски лазейки и быстро нашел ее: испанский для начинающих. По какой-то причине, которую он не хотел знать, Ол Мисс разрешила первокурсникам заменить урок серьезного английского иностранным языком. Он восемь лет изучал испанский в школе, так что результаты были впечатляющими: две пятерки по испанскому, не пошевелив и пальцем, вместо двух двоек по английскому, для получения которых ему пришлось бы читать книги.
Теперь Шон уже двадцать два года не ходил в колледж, и поэтому его навыки получения оценок немного подзабылись, но умение избегать книг одним из последних покинуло стареющего спортсмена. К тому же у него была помощь. Тренер О. был в деле. Завершив свой переход из Южной Калифорнии в Ол Мисс, тренер O. теперь выступал с речами перед аудиториями, заполненными болельщиками Ол Мисс. Они не понимали ни слова из того, что он говорил, но он все равно мог довести их до исступления. В какой-то момент в каждой речи он говорил, что у каждой чемпионской команды есть камень, на котором она построена, и имя его камня было Майкл Оэр.
От тренера О. Шон узнал об интернет-курсах, предлагаемых Университетом Бригама Янга [BYU]. Курсы BYU обладали волшебными свойствами: получение оценки занимало всего десять дней, и ее можно было использовать для замены оценки за весь семестр в школьном табеле. Тщательно выбирай курсы и работай быстро, и самая безвкусная успеваемость может быть восстановлена за одно лето. Шон просмотрел каталог BYU, и его глаза загорелись на многообещающем направлении. Оно называлось «Личностные курсы». Все, что вам нужно было сделать на одном из этих «Личностных курсов» — это прочитать несколько кратких отрывков из известных произведений — речь Лу Герига, письмо Авраама Линкольна и т.д. — а затем ответить на пять вопросов о них. Насколько это может быть сложно? Пятерки, полученные на личностных курсах, могут быть использованы для замены колов, полученных на уроках английского языка в средней школе. И Майклу вообще не нужно было выходить из дома!
Конечно, была загвоздка; всегда была загвоздка. Но, как и каждый великий престидижитатор, Шон знал, что загвоздка — это еще и возможность. Курсы BYU могут быть использованы для замены колов в табели Майкла Оэра на пятерки, но только в том случае, если они были пройдены в течение учебного года — а учебный год почти закончился. Именно тогда Шон обнаружил в глубине правил НСАА еще одну лазейку: студенту-спортсмену разрешалось получать новые оценки вплоть до 1 августа, пока у этого студента-спортсмена были «ограниченные возможности в обучении».
Что бы это ни значило, подумал Шон. Он понятия не имел, имел ли Майкл на самом деле ограниченные возможности в обучении, но теперь, когда для него было важно иметь ограниченные возможности в обучении, Шон не мог представить, чтобы какой-нибудь порядочный человек пытался утверждать, что это не так. Но на всякий случай, если какая-нибудь темная душа захочет это доказать, Шон начал сочинять опровержение в своей голове. «Он просто должен быть LD [прим. пер.: learning disability — нарушение обучаемости], — сказал он, листая в уме желтые страницы в поисках кого-нибудь, кто мог бы предоставить ему необходимые документы. — У большинства людей это какое-то расстройство мозга, но в его случае это потому, что он не спал в постели первые пятнадцать лет своей жизни».
Конечно, он не мог просто объявить Майкла неспособным к обучению сам: ему нужен был документ, подписанный каким-нибудь психиатром-заучкой. Шон понятия не имел, где найти такого человека, и поэтому позвонил научному консультанту Брайаркреста Линде Тумб, которая назвала имя добросовестного лицензированного психолога-эксперта — женщину по имени Джакатае Джессап. Несколько дней спустя Шон выписал крупный чек, чтобы покрыть расходы на серию тестов, и оставил его и Майкла у входной двери кабинета Джакатаи Джессап в Восточном Мемфисе.
Джакатае Джессап была белой. Она и ее коллега Джулия Хакаби, тоже белая, не интересовались ни Богом, ни футболом, ни подавляющим большинством Восточного Мемфиса, определяемым и тем, и другим. По меркам Мемфиса, они были очаровательными чудачками. Они называли себя «крогеритами» и определяли этот термин как людей, которые делали покупки в продуктовом магазине Krogers по утрам в воскресенье, в то время как остальная часть Мемфиса ходила в церковь. Большинство детей, которых они тестировали, были направлены администраторами государственных или частных школ. Этих детей забирали сразу после школы и оставляли на несколько часов с перерывом на ужин, который, как часть сделки, предоставляли психологи. Когда Майкл вошел в их дверь, чтобы проверить свой мозг, они были шокированы последствиями. «Моей первой мыслью, — сказала Хакаби, — было то, что у нас не хватит денег, чтобы накормить его».
Они дали ему тест на интеллект Векслера, а затем серию тестов на достижения. Они спросили его, чему равен 1 плюс 1. Они показали ему картинку с яблоком и спросили, что это такое. Они попросили его нарисовать дом. (Позже Майкл сказал Ли Энн, что, по его мнению, они проверяли его на невменяемость.) Дыры в его сознании были достаточно очевидны. Он все еще был значительно ниже среднего уровня. Он, вероятно, никогда бы не прочитал книгу ради удовольствия. Его никогда не учили фонетике, а если и учили, то так плохо, что с таким же успехом его можно было вообще не учить. Когда ребенок знает звук, сопровождающий букву, в зависимости от ее положения в слове, и знает смысл слова, в зависимости от его положения в предложении, он может инстинктивно расшифровывать язык. Ребенку, которого учили фонетике, можно дать бессмысленное слово — например, «депротонация» или «мибгус» — и он все равно сможет его произнести. Майкл понятия не имел как это сделать. «Я не думаю, что он еще умеет читать, — сказала Джессап. — Я думаю, он просто запомнил огромное количество слов». Когда он садился за чтение, он был похож на человека, который знает не всю комбинацию из цифр и пытается открыть запертый сейф.
Тем не менее, его проверяющим не потребовалось много времени, чтобы увидеть, что новый объект был в высшей степени необычным. Они видели много детей с перебоями в мозгах, но они никогда не видели никого похожего на Майкла. Ему было восемнадцать лет, и он, очевидно, не очень многому научился, но у него были и способности, и желание учиться. «Можно понаблюдать, как кто-то проходит тест на IQ, и посмотреть, как он учится на собственном опыте, — сказал Джессап. — Они получают проблему, затем немного более сложную версию проблемы, и они могут применить то, что они узнали из первой проблемы, ко второй. Майкл чему-то научился из каждой вещи, которую я ему предлагала».
Яйца рептилий очень похожи на птичьи яйца. Некоторые из них... в то время как другие более продолговатые.
Майкл знал ответ — «круглые», — но он хотел, чтобы они подтвердили его для него. «Ты не должен говорить ребенку, прав он или нет, — сказал Джессап, — но для Майкла это было вопросом жизни и смерти. И было ясно, что мы не собираемся продолжать, пока я не запишу ответ. Я никогда не видела, чтобы такие взрослые дети все еще впитывали знания так, как он. Такое бывает у семилетних детей».
В возрасте шестнадцати лет, когда он прибыл в Брайаркрест, Майкла все еще можно было научить фонетике. Психологи предположили, что этого не произошло, потому что он очень усердно работал, чтобы скрыть свои гротескные недостатки от учителей. «Он не позволял людям в Брайаркресте знать, что он может или не может делать, — сказала Джессап. — Только Майкл знал, что существует большая пропасть между тем, на каком он уровне был, и тем, на каком уровне его воспринимали». Опасаясь, что ему не дадут шанса наверстать упущенное потихоньку — что его выставят дураком — он притворялся и надеялся, что никто этого не заметит. Но он не был глуп. Это было далеко не так. «Он великолепен, если вообще есть какой-то контекст, — сказала Джессап. — Он может сам разобраться. Ему просто нужна базовая программа грамотности, чтобы расшифровывать слова».
Но это не то, что больше всего интересовало его экзаменаторов. Майкл Оэр подвергался тестированию, и не один раз, в детстве. Эти тесты определили его IQ на уровне 80. Теперь два эксперта-психолога установили, что его IQ в настоящее время находится где-то между 100 и 110, что означает, что он был не более или менее умным от природы, чем большинство детей в его выпуске в Брайаркресте. Ум, описанный в новом тесте IQ, явно отличался от того, который был проэкзаменован пятью годами ранее. «Я сравниваю это с фотографиями, — сказала Джессап. — Если поставить Майкла тогда рядом с Майклом сейчас, нельзя было бы распознать в этих двух людях одного и того же человека».
Такого не должно было случиться: IQ должен был быть данностью, как размер ноги. Конечно, все было не так просто, но Джессап никогда не видела таких конкретных доказательств абсурдности отношения к интеллекту как к фиксированной величине. «Мы говорим о гибком и кристаллизованном интеллекте, — сказала она. — Гибкость — это твоя способность мгновенно реагировать на ситуацию. Кристаллизация — это то, что ты подхватил по пути. Очевидно, что они оба взаимосвязаны — как можно реагировать, если у тебя нет опыта? Когда они тестировали Майкла в городских школах Мемфиса, у него, вероятно, уже был дефицит — оба этих понятия были скомпрометированы. У него было так мало опыта. После у него был богатый опыт погружения, который питал их обоих».
Ни она, ни ее партнер никогда не видели ничего подобного, а они обе проводили подобные тесты в течение двадцати лет. Она знала литературу и поэтому знала, что исследования влияния окружающей среды и воспитания на умственное развитие, как правило, приводят к созданию двух исследовательских групп: имущие и неимущие. «Неимущие выучивают любые слова, которые им случается услышать по телевизору, имущие слышат миллион разных слов к трем годам, — сказала Джессап. Но можно сравнить только две группы. Почти никогда не увидишь случая, когда испытуемый переходит из одной группы в другую». Они предположили, что те низкие показатели IQ, которые Майкл получил в детстве, были вызваны тем, что он столкнулся внутри проблем с пробелом в своем опыте, а затем просто сдался. Проблемы на той странице, где он приходил к выводу, были проблемами, которые он не мог решить. «То, чему они [Брайаркрест] научили Майкла, было не просто чтением, письмом и математикой, — сказала Джессап. — Они научили его, как решать проблемы и как учиться. Он перестал сдаваться».
Закончив тестирование, Джессап позвонила Шону Туохи. Она хотела увидеть его лично; то, что она должна была сказать, было слишком интересно, чтобы рассказывать по телефону. Она поехала в дом Туохи и прочитала довольно длинную лекцию, которую Шон вежливо выслушал. («Я понял примерно два слова, которые она сказала», — отметил он позже.) Когда Джакатае Джессап закончила, у него был только один вопрос к ней.
— Это поможет ему попасть в НСАА или нет? — спросил он.
Помогло. Джессап объяснила, что если бы IQ Майкла действительно был таким низким, как об этом говорят, он бы не мог бы классифицироваться как неспособный к обучению: он просто учился настолько хорошо, насколько позволял его мозг. Теперь, когда было установлено, что он обладает бо́льшими способностями, его проблемы можно было интерпретировать только как инвалидность. Майкл, ко всеобщему удовольствию, был сертифицирован LD.
ТАК НАЧАЛСЯ великий мормонский грабеж. В основном это было связано с тем, что мисс Сью оттачивала личностные курсы вместе с Майклом. Каждую неделю или около того они заменяли колы государственной школы Мемфиса на пятерки BYU. Каждое задание нужно было прочитать вслух и расшифровать. И вот он, под конец выпускного класса школы, и он никогда не слышал ни о прямом угле, ни о Гражданской войне, ни о ситкоме «Я люблю Люси». Но получать оценки было гораздо проще, чем вызывать у Майкла какое-либо удовольствие от учебы. Когда Брайаркрест дал ему список книг на выбор для написания доклада, мисс Сью, думая, что это может заинтересовать Майкла, выбрала «Большие надежды». «Из-за личности Пипа, — сказала она. — Он был беден и сирота. И кто-то вроде как нашел его. Я просто подумала, что Майкл мог бы быть в состоянии соотнести». Он не смог. Следующим был «Пигмалион». Опять же, у него не было ни малейшего интереса к этой вещи. Они справились с ней, прочитав ее вслух, а Майклу была отведена роль Фредди. «Он замечательно работает с памятью, — сказала мисс Сью. — Это техника выживания. Ты можешь дать ему что угодно, и он это запомнит». Но это все, что он делал. Более глубокое погружение в материал казалось невозможным. Он был так же изолирован от великих произведений западной литературы, как и от других людей. «Если спросить его, зачем мы все это делаем, — сказала она, — он бы ответил: "Я должен это сделать, чтобы попасть в лигу"».
Это всегда была работа, и поэтому она всегда была утомительной, и время от времени мисс Сью нуждалась в перерыве. Однажды вечером «Детройт Пистонс» играли с «Сан-Антонио Сперс» в финале НБА, и Майкл настоял на том, чтобы смотреть игру одним глазом. Другим глазом он наблюдал за мисс Сью и какой-то книгой. Если он не собирался проявлять больше интереса, чем такое, подумала она, то почему она должна это делать?
В этот момент в дверь вошел Шон. Мисс Сью вручила Шону задание по чтению — Воспитание личности I, урок II — и пошла растянуться на диване Туохи.
Текст гласил: «Атака легкой бригады». То, что Шон Туохи знал стихотворение, было так же вероятно, как то, что Сильвия Плат [прим.пер.: Американская поэтесса и писательница, считающаяся одной из основательниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе] в прыжке забросила бы мяч в корзину с последними звуками сирены, но Шон знал «Атаку легкой бригады». Он не видел ее лет двадцать, но все еще мог почти прочитать наизусть. Он схватил лист, встал между Майклом и финалом НБА и сказал: «Ты готов, Бубба?» Затем он прогремел:
Два километра - путьБесповоротен.Дружно в долину, где Смерть,Мчались шесть сотен.«Смело, вперёд, отряд!К пушкам, сквозь шквал и град!»Прямо в долину, где Смерть,Мчались шесть сотен.
Вместо того, чтобы остановиться и объяснить, он перешел к следующему, своей любимой строфе:
«Смело, вперёд, отряд!»Кто там глядит назад?Есть у солдата страх —Он не бесплотен.Им не робеть в строю,Им позабыть семью,Им умереть в бою —Прямо в долину, где Смерть,Мчались шесть сотен...
[прим.пер: знаменитое стихотворение британского поэта лорда Альфреда Теннисона в переводе Наума Сагаловского]
Теперь он понял, что должен немного помочь Майклу. «Ты знаешь "Долину смерти" в ЛСУ?» — спросил он.
«Долина смерти» — так футбольные болельщики ЛСУ прозвали футбольный стадион ЛСУ. Майкл побывал на «Долине Смерти». Теперь он планировал поехать к ней на автобусе команды соперника.
«Что ж, именно отсюда и берется название, — сказал Шон. — Этот парень, — сказал он, размахивая работой Альфреда, лорда Теннисона, — пишет о матче Ол Мисс-ЛСУ».
«Атака легкой бригады» теперь была футбольной историей, и Шон прочитал ее от начала до конца. Реально выкладываясь. Затем он прочитал ее снова, более медленно. Его хрипловатый баритон с севера Миссисипи и Запада Теннесси звучал не менее величественно, чем те звуки, которые Теннисон слышал, когда писал:
Справа пушка палит,Слева пушка палит,В грудь им пушка палит,Миг мимолётен.
Он снова остановился и спросил: «Так где они сейчас?» Он заставил Майкла представить себе долину и окружающую артиллерию. Распростертая в соседней комнате, мисс Сью увидела, как изменился язык тела Майкла. Обычно он уклонялся от урока; на этот раз он к нему склонялся. «Майкл так много чего утаивает, — сказала она. — Даже свой интерес». Впервые с тех пор, как она с ним познакомилась, она почувствовала, что он проявляет интерес. К стихотворению! Она знала, что он впитывал только то, что мог визуализировать. Она подумала: Шон заставляет его УВИДЕТЬ стихотворение.
Шон продолжал. Ближе к концу Майкл попытался остановить его. Дважды он спрашивал: «Они все умерли?» «Они все умерли?» Но Шон продолжал греметь, вплоть до последней строфы:
Славе не дать отбой.О, незабвенный бой!Подвиг почётен.Будут всегда с тобойС горькою их судьбойХрабрых шесть сотен.
— Они все умрут? — спросил Майкл, когда все закончилось.
— Они все умрут, — сказал Шон.
Майкл наклонился и выключил финал НБА.
— Что такое километр? — он спросил.
Шон на самом деле не знал. Очевидно, хотя и не для Майкла, что километр был единицей расстояния. К счастью, у BYU была онлайн-шпаргалка, и Шон подошел к компьютеру и открыл ее. Они просмотрели стихотворение и заменили некоторые из тех, которые, по мнению Шона, были «дурацкими словами» — километр, бесплотен, батарея, казаки и ускакали — словами, которые знал Майкл. «Сабля» была исключением. Майкл не знал, что такое сабля, но когда Шон объяснил: «Это большой длинный меч, больше, чем ножи, которые ты использовал на районе», они согласились оставить это слово Теннисону. Затем Шон прочитал его снова.
Две мили — путьБесповоротен.
После второго чтения Майкл сказал: «Зачем кому-то это делать?»
— Дело в том, что речь идет о мужестве, — сказал Шон.
— Но их всех убьют! — сказал он.
— И ты уважаешь это, — сказал Шон, — потому что они использовали мужество, даже если это было глупо.
Из соседней комнаты мисс Сью крикнула: «Майкл Оэр, если начнется война, отправляйся-ка ты прямиком в Канаду! Ты меня услышал?»
Если Майкл и услышал ее, то не подал виду.
— А порой смелость и есть глупость, — сказал Шон. — То, что они говорят, не означает, что это правильно или неправильно. Они говорят, что не нам сомневаться в решениях тренера. Если ты левый тэкл, и тренер говорит тебе блокировать целиком всю команду соперника, ты сначала делаешь это, а вопросы задаешь потом».
— Почему мы не читали таких замечательных стихотворений в Брайаркресте? — спросил Майкл.
И Шон подумал: Читали. Но для тебя они ничего не значили, потому что считается само собой разумеющимся, что ты знаешь, что такое сабля.
— Давай-ка прочитаем его еще раз, — сказал Майкл.
ПОЧТИ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ после своего первого визита мисс Джойс Томпсон из НСАА вернулась. На этот раз она приехала пораньше и застала Майкла дома одного. В состоянии неловкости они сели рядом. Она начала снова объяснять цель своего визита — существовали правила, запрещающие людям, связанным с футбольными программами колледжей, оказывать какие-либо услуги известным школьным футболистам и т.д., — когда вмешался Майкл.
— Мне должны бы заплатить, — сказал он.
Она засмеялась, но нервно.
— Они зарабатывают все эти деньги на футболе, — сказал он. — Почему бы им не платить игрокам?
Она отнеслась к этому как к глупому вопросу. Но он таковым не был. Причина, по которой НСАА понадобились расследователи, разъезжающие по стране, чтобы убедиться, что футбольные команды колледжей и их спонсоры не давали денег, еды, одежды, крова или какой-либо помощи лучшим школьным футболистам страны, заключается в том, что лучшие школьные футболисты страны стоили намного больше для колледжей, чем плата за обучение, комнату и питание, которые им разрешалось оплачивать. Правила НСАА создали черный рынок — и сделали для футболистов-школьников то, что советская полиция [прим. пер.: в Советах никогда не было полиции, органы правопорядка назывались милицией] когда-то сделала для синих джинсов Levi's. Рынок не просто закрывается, когда его товары становятся контрабандными. Он просто становится более прибыльным для людей, желающих в нем работать. Существовало несколько колледжей — и Ол Мисс был одним из них — для которых экспроприация рыночной стоимости допрофессиональных футболистов была чем-то очень похожим на основной бизнес. Препятствовали ли расследователи НСАА или способствовали такому положению дел, было открытым вопросом.
Майкл, недавно осознавший собственную рыночную стоимость, задумался об этом: если бы ему разрешили выставить свои услуги на аукционе 2004 года для футболистов-студентов, сколько бы они ему заплатили? Пятью годами ранее ставка на черном рынке для суперзвезды средней школы Мемфиса, по-видимому, составляла около $150 тыс. Сто пятьдесят кусков — это то, что болельщик Университета Алабамы Логан Янг заплатил тренерам средней школы Альберта Минса в обмен на то, что они убедили его играть за «Кримсон Тайд». Кто знает, сколько мог бы заплатить Университет Алабамы, если бы он мог напрямую заключить сделку с Минсом?
Во всяком случае, в 2004 году сто пятьдесят тысяч звучали почти причудливо.
Но леди из НСАА не хотела обсуждать с Майклом эту тему. Если бы не существовало принципа, запрещающего богатым болельщикам колледжей кормить, одевать и обучать чернокожих футболистов из городских районов, следственное подразделение НСАА обанкротилось бы. Она вернулась к попыткам определить, кто из богатых белых людей что дал Майклу Оэру. Прежде чем она успела зайти далеко, один из тех богатых белых людей вошел в боковую дверь. И он был не в восторге ее увидеть.
В первый раз, когда леди из НСАА вошла в его гостиную, Шон Туохи был само фальшивое дружелюбие. Он демонстрировал свою любезность так, как тренер, столкнувшись с раздражительной лошадью, мог бы протянуть морковку, явно подразумевая, что он всегда может ее забрать. Теперь он это и сделал. Когда Джойс Томпсон, расследователь НСАА, включила свой магнитофон и задала те же самые вопросы, на которые он уже потратил пять часов, отвечая на них, Шон начал полыхать.
— Майкл — спросила она. — Кто позаботился о твоих основных потребностях?
Она повторила те же вопросы: еда, одежда, кров, пикап. А как насчет того, чтобы тратить деньги? На этот раз ей повезло получить от Майкла удовлетворительные ответы не больше, чем в прошлый. Но на этот раз у нее был план Б. Если он не собирался говорить с ней о том, кто и что ему дал, она собиралась надавить на него по поводу его оценок. Она видела его табель: как он намеревался получить академическую квалификацию? Майкл не знал, но Шон сказал ей, что они только что начали программу заочных курсов BYU.
— Можешь рассказать мне, как вы это делаете? — спросила она.
Шон обрисовал общую картину, а затем отказался объяснять что-либо подробнее. Большой мормонской аттестацией руководила наставница Майкла, мисс Сью.
— Ты проходишь тест на компьютере? — леди спросила Майкла. — Или по книге?
И снова Майкл не ответил. Ответил Шон. И то, что последовало за этим, звучало как обмен репликами в зале суда.
Шон: Понятия не имею. Вам лучше спросить ее [мисс Сью]. Она этим руководит.
Леди из НСАА: Но Майкл же занимается!
Шон: Я понятия не имею, и я знаю, что он тоже этого не знает. Она ведет его, так что вам придется спросить ее.
Леди из НСАА: Это не объяснялось? Или вы не знаете, как это делается? Как бы то ни было, вы занимаетесь, вы оцениваете его, вы сдаете?
Шон: Нет! Я имею в виду, я думаю, что выразился ясно: я не веду себя несерьезно. Я не знаю. И он тоже. Но для вас мы это выясним. И вы можете продолжать спрашивать.
Леди из НСАА: Это просто удивляет меня.
Шон (повышая голос): Что ж, это может вас удивлять. Но мы не знаем.
Леди из НСАА: Вы не знаете, какие основные предметы будут сдаваться?
Шон: Английский язык и математика.
Майкл: Зависит от того, какой получится ACT.
Это была еще одна лазейка, которую нашел Шон. Теперь, когда Майкл был признан неспособным к обучению, ему разрешили пересдавать тесты ACT столько раз, сколько он хотел, с мисс Сью под рукой, чтобы помочь ему разобрать вопросы. Это стоило бы нескольких дополнительных баллов, а несколько дополнительных баллов за ACT означали, что средний балл требовался меньший.
— Хорошо, — сказала леди из НСАА, очевидно, надеясь побудить Майкла, а не Шона, уточнить. Но тот этого не сделал.
— Я думаю, когда я доберусь до второго курса, я поищу и третий, — сказал Шон. — И когда я доберусь до третьего, я поищу четвертый.
Леди из НСАА: Хорошо.
Шон: Что не так с этим ответом? Вы закатили глаза. Позвольте мне сказать вам: это действительно грубо. Смотреть на меня и закатывать глаза, как будто я не знаю, о чем говорю. Или что я пытаюсь ввести вас в заблуждение.
Леди из НСАА: Ну ладно! Теперь я могу ответить вам?
Шон: Конечно.
Леди из НСАА: Все не так —
Шон: И я не буду закатывать глаза и ни в чем вас обвинять!
Леди из НСАА: Во-первых, я вас ни в чем не обвиняю.
Шон: Именно такой язык тела я получаю.
Леди из НСАА: Могу я закончить свое объяснение?
Шон: Конечно!
Затем она объяснила, как ее удивило, что Шон не знал подробностей учебной программы BYU, учитывая, как он, казалось, просчитал все остальные углы на площадке. Как он мог не знать, например, даже предмета этих курсов?
— Это может быть один из девяти разных курсов, — прикрикнул Шон, размахивая копией табеля Майкла из средней школы. — У него здесь все еще восемь двоек.
Что привело их к неудовольствию леди из НСАА. Должно быть, она чувствовала себя как кистоунский полицейский [прим.пер.: Вымышленные, с юмором некомпетентные полицейские, фигурирующие в фарсовых комедиях немого кино, снятых Маком Сеннеттом для его Кистоунской кинокомпании в период с 1912 по 1917 год]. Она не понимала этих курсов BYU. Она не знала точно, что Майкл делал, чтобы навести в своей учебе порядок. Ей оставалось неясным, кто что дал Майклу и когда, поэтому она понятия не имела, сколько именно из их правил болельщицких взяток было нарушено. Все это было достаточно плохо. Но что действительно беспокоило ее, так это то, что Майкл не говорил. «Это беседа с Майклом, — сказала она Шону. — И, как и в прошлый раз, большую часть разговоров ведете вы. А мне нужно услышать это от Майкла».
— Что ж, — сказал Шон, как будто она только что выдвинула самое нелепое требование в мире. — Он не знает.
Леди из НСАА: Что ж, если это так, так и скажи: «Я не знаю».
Шон: Он сказал, что не знает.
Леди из НСАА: Но вы все еще отвечаете на все его вопросы!
Шон: Он сказал, что не знает. И поэтому я сделал все возможное, чтобы ответить за него для вас, но вам просто не понравился ответ.
Леди из НСАА (теперь смотрит прямо сквозь Майкла): Что ж… Я просто пытаюсь убедиться, что вы не знаете.
Шон: Какая часть из «я не знаю» ввела вас в заблуждение?
Леди из НСАА: Что вы его законный опекун и не знаете, должен ли он сдавать английский, математику или естественные науки. Это та часть, которая все еще ставит меня в тупик.
Шон: Мэм, мне неприятно, что это ставит вас в тупик. Но все, о чем вы просили меня — это быть правдивым. Вы не просили меня быть умным.
Именно тогда лицо Майкла расплылось в улыбке. И это было больше, чем улыбка. Когда он осознал, что только что сказал его папаша, он издал этот хриплый смех... хе... хе... хе... хе. Он звучал точь-в-точь как Маттли, мультяшный персонаж, закадычный друг Дика Дастардли. Майкл Оэр, возможно, никогда не будет уверен в более глубоких мотивах Шона Туохи. Но он мог быть уверен в этом: Папаша был забавным!
Майкл наблюдал с чем-то похожим на веселье, как Шон и леди из НСАА препирались в течение следующих нескольких часов. Леди из НСАА делала все, что могла, чтобы оставаться спокойной и вежливой и сохранять высокое положение, в то время как Шон кричал на нее, пылал лицом и осыпал оскорблениями ниже плинтуса. (Он продолжал называть НСАА «Империей зла».) Леди из НСАА задавала какой-то подробный вопрос, и за этим следовало одно из двух. Либо Майкл давал неудовлетворительный ответ, либо Шон прикрикивал на нее. В конце концов, леди из НСАА сдалась и позволила Майклу уйти, чтобы получить еще одну пятерку по какому-то курсу, который он даже не мог описать.
Как только Майкл ушел, кровь отхлынула от лица Шона. И появилась морковка. Он извинился за то, что был так расстроен, но сказал, что она должна понять, что Майкл нашел первый раунд допроса очень тревожным. По его словам, он чувствовал, что подвел Майкла, позволив ей так допрашивать его. Пока он говорил, леди из НСАА изучала его.
— Вам или вашей семье ничего не было обещано? — она спросила.
— Мне?, — переспросил Шон. — Я ни в чем не нуждаюсь.
Его руки были вытянуты таким образом, что говорили — Смотрите! Разве вы не видите дом стоимостью в миллион долларов, великолепно обставленный мебелью на сотни тысяч долларов? Вы каким-то образом упустили пять машин на подъездной дорожке? БМВ? Может мне позвонить своим пилотам и заказать «Эйр Тако» чтоб облететь штаб-квартиру НСАА? Шон несколько раз подчеркивал это — что и он, и Майкл были слишком богаты, чтобы их можно было купить. Однажды, после того, как леди из НСАА спросила Майкла, давал ли ему какой-нибудь болельщик Ол Мисс денег, чтобы тот пошел в Ол Мисс, Шон сказал: «Мэм, он богаче, чем любой болельщик Ол Мисс». Шон Туохи поднялся с нуля, и теперь он так преуспел для себя и своей семьи, что никто не мог дать ему ничего такого, чего он не мог бы купить. Он прожил свою жизнь, чтобы иметь возможность сказать об этом.
— Ну, я это знаю, — сказала леди из НСАА. Затем она рассмеялась и расслабилась. — Но я просто должна была задать этот вопрос.
Впервые она казалась человеком. Даже как-то по-девчачьи. Она перестала быть расследователем из НСАА и стала женщиной по имени Джойс Томпсон. И Джойс Томпсон была искренне заинтересована этой домашней ситуацией. Бедный чернокожий гигант-односложник из мемфисского гетто приезжает, чтобы жить с богатой белой семьей правого толка на другом конце города и, по-видимому, быть любимым ею: как такое произошло? Она предложила выключить свой магнитофон — Шон сказал ей, что ему все равно, если она оставит его включенным — а затем приступила к удовлетворению своего честного любопытства.
Джойс: Он обычно всегда такой тихий?
Шон: Когда я познакомился с ним, он был разговорчив.
Джойс: Сколько раз вы могли бы сказать, что он бывал здесь?
Шон: Сотни. Для него эта дверь всегда была открыта.
Джойс: Он просто заявлялся?
Шон: Много раз он просто заявлялся.
Она приняла это к сведению.
Джойс: Как вы вообще познакомились?
Шон: Я сказал ему, что я папа Коллинз. Вот как я ему представился.
Джойс: Он вам открылся?
Шон: Нет, боже, нет. Я с трудом вытянул из него его имя.
Джойс: И вот в какой-то момент он приехал сюда и провел ночь. Когда он в первый раз здесь переночевал?
Шон: Я не знаю. Где-то во время того баскетбольного сезона... Это звучит плохо, но, вероятно, однажды он оставался в школе, и я случайно оказался там.
Она спросила о детстве Майкла, и он сказал ей, как мало они все еще знают о нем. Они говорили о проблемах воспитания детей. Она призналась, что не знала о них из первых рук. Но она удивлялась, как любая мать может позволить своему ребенку бродить по миру в поисках кровати, не заботясь о том, где он окажется. Она задавалась вопросом, с какой стати богатая белая счастливая семья в Восточном Мемфисе пошла бы на все эти неприятности ради какого-то бедного черного ребенка. И, наконец, она задалась вопросом, как теперь Шон относится к такому опыту. Этот последний кусочек любопытства заставил Шона задуматься вслух о последствиях Майкла Оэра для его семьи. «Это подшибило нас, — сказал он. — Потому что, насколько я вижу, здесь нет никаких недостатков. Мы не можем смотреть на ребенка, который сейчас в беде, не спрашивая: "Если бы он был у нас, смогли бы мы его изменить?" Так что же нам делать, когда он уйдет? Сделаем ли мы это снова?»
Именно тогда Джойс Томпсон исчезла, и вышел расследователь НСАА с едва скрываемым шоком. «Вы думали о том, чтобы сделать это снова?» — спросила она.
В КАРЬЕРЕ Майкла Оэра в Брайаркресте было еще одно незаконченное дело. Должна была появиться фотография в выпускном ежегоднике, а у Майкла ее не было. Это была традиция Брайаркреста, когда каждый выпускник предоставлял свою детскую фотографию для ежегодника. Отсутствие детской фотографии Майкла довело Ли Энн до безумия. «Ты же не хочешь быть единственным выпускником, у которого нет детской фотографии в ежегоднике!» — сказала она. Она заставила Майкла дать ей фамилию приемной семьи, в которой, по его признанию, он жил, когда ему было восемь лет. Она позвонила приемной матери, которая говорила неопределенно; во всяком случае, у нее ничего от него не было. Она поехала в квартиру его биологической матери и выпрашивала у нее фотографии. Наконец, она наткнулась на единственный снимок, сделанный сотрудником детской службы Мемфиса, когда Майклу было около десяти лет. Она вернулась с ним домой и отдала Майклу.
Майкл посмотрел на него и воскликнул: «Мама, это я!»
— Это уж точно ты! — сказала она.
Потом он отнес его в свою комнату и пялился на него пятнадцать минут.
Но фотография не решила проблему. Это не была детская фотография. Однажды ночью Ли Энн пришла в голову идея. Она включила свой компьютер, вышла в Интернет и нашла, как она выразилась, «самую симпатичную фотографию маленького чернокожего ребенка, которую только смогла найти». Она скачала фотографию незнакомца и отправила ее в Брайаркрест.
Брайаркрест проводил свою выпускную церемонию в церкви. Разумеется, все Туохи были в зале, и они привели с собой мисс Сью. Там был Стив Симпсон, а также Дженнифер Грейвс, которая сказала, что никогда не видела, чтобы кто-то так усердно корпел над листом бумаги, как Большой Майк, чтобы получить свой диплом в Брайаркрест. Большой Тони был рядом — даже несмотря на то, что его сын Стивен заканчивал школу только в следующем году. Несмотря на усилия Большого Тони уговорить ее покинуть квартиру, мать Майкла не смогла этого сделать. Ди Ди сказала Большому Тони, что она хотела бы видеть, как ее сын заканчивает среднюю школу, поскольку никто из всей ее семьи никогда не кончал и десятого класса. Большой Тони договорился забрать ее тем утром. Но когда он добрался до квартиры Ди Ди, то обнаружил, что свет выключен, а дверь заперта. Ему показалось, что он услышал, что внутри кто-то был, но кто бы это ни был, он отказался отвечать.
Президент Брайаркреста произнес длинную речь, наполненную множеством слов предостережения выпускному классу. Он объяснил, что когда они покинут Брайаркрест и выйдут в мир, они столкнутся со «всевозможными группами, которые претендуют на какие-то привилегии, основанные на их образе жизни или извращениях». (Не было необходимости говорить «гей», они знали все о содомии.) Он сурово говорил об опасности «поиска ложного счастья в разнообразных нарциссических удовольствиях». После этого последнего толчка страха Божьего выпускники вызывались со своих многоярусных мест в задней части сцены, чтобы получить свою награду. Стив Симпсон называл их имена, одного за другим; один за другим они спускались. Майкла не вызывали почти до самого конца. Он сидел в ожидании на верхнем ярусе, поджав верхнюю губу под нижнюю, то ли сдерживая эмоции, то ли успокаивая нервы.
«Майкл Джером Оэр», — сказал Стив Симпсон и улыбнулся.
Толпе было сказано не приветствовать отдельных людей, но нескольким людям просто пришлось нарушить правила. Мисс Сью плакала. Ли Энн улюлюкала, смеялась и хлопала в ладоши. Коллинз тоже заканчивала школу, но никогда не было никаких сомнений в том, что она ее закончит. Именно Майкл был главной новостью в этот день. «Он такой воодушевленный», — сказала она, наблюдая, как он неторопливо спускается вниз, пытаясь удержать свою маленькую академическую шапочку от падения. Шон тоже улыбнулся, но он обращал более пристальное внимание на небольшую группу девятиклассников в официальной одежде, собравшихся сбоку от сцены. Хор Брайаркреста. Один из детей, эдакий пончик с бледным лицом, был в два раза крупнее остальных.
«Видишь того большого парня посередине, — сказал Шон. — Он может быть заменой Майклу на позиции левого тэкла. И совсем не утешительно то, что он поет в хоре».
НСАА требовалось подтверждение нового и улучшенного среднего балла Майкла к 1 августа. 29 июля Майкл сдал свой последний тест BYU — еще один личностный курс. Шон отправил тест в Юту через Federal Express, и сотрудники BYU пообещали подготовить оценку к двум часам следующего дня. «Мормоны, возможно, и отправятся в ад, — сказал Шон. — Но они действительно хорошие люди». Имея на руках последнюю пятерку Майкла, Шон поспешил с полным пакетом документов в офис НСАА в Индианаполисе. НСАА быстро потеряла его. Шон пригрозил прилететь на своем самолете с еще одной копией и сидеть в вестибюле, пока они не обработают ее, что привело к тому, что НСАА нашла дело Майкла. 1 августа 2005 года НСАА сообщила Майклу Оэру, что ему разрешат поступить в колледж и играть в футбол.
Теперь пришло время выяснить, что это значило для его футбольной карьеры. В большом студенческом футболе было крайне необычно, чтобы первокурсник приехал в кампус и сразу начал играть. И когда новичок был линейным нападения, это было почти неслыханно. У линии нападения была самая интеллектуально требовательная работа на поле, не считая квотербека. Даже лучшие игроки ожидали, что проведут сезон, тренируясь с командой, изучая приемы, но на самом деле не будут участвовать в играх. Взамен НСАА предоставляла им дополнительный год для права играть в футбол.
Но у тренера О. ничего такого и в мыслях не было. Он позвонил Шону и сказал ему (а), что Майкл уже был его лучшим линейным игроком, и (б), что Майкл был настолько известным новобранцем, что ему нужно было стать своего рода витриной для будущих высококлассных новобранцев. Майкл выйдет в основном составе за «Ол Мисс Рэбелс» на первом же курсе.
Шон поехал в Ол Мисс, чтобы поговорить с тренером О. Он не думал, что сможет отговорить его от включения Майкла в стартовый состав, да и вообще не был уверен, что хочет этого. Он подумал, что Майклу было бы полезно сразу увидеть, с чем он столкнулся, — узнать, что природных способностей может быть недостаточно, чтобы «попасть в лигу». Но он беспокоился, что тренер О. может не до конца понять, каким испытанием станет для Майкла большой футбол. Майклу только-только исполнилось девятнадцать. Он никогда не поднимал тяжести и не участвовал в футбольных тренировках так, как это обычно делают серьезные футболисты. У него не было времени. В старших классах он провел пятнадцать игр в линии нападения. Меньше чем через месяц он начнет карьеру в SEC, и через линию схватки столкнется со взрослыми двадцатидвухлетними мужчинами, которые последние четыре года специализировались на футболе и всего через шесть месяцев будут призваны играть в НФЛ. Когда эти звери придут за ним, ему нужно будет думать на ходу.
Тренер О. был не из тех, кто сидит за письменным столом. Когда он приглашал людей в свой кабинет в Ол Мисс, он усаживал их на свой длинный черный кожаный диван, а сам расхаживал взад-вперед, произнося ободряющие речи. Тема Майкла Оэра пробудила в нем студента; когда пришел Шон, он сидел за письменным столом. У тренера О. на самом деле был желтый блокнот для записей. Он не вставал. Он не отвечал на телефон. Он сделал три страницы заметок.
Они вдвоем обсудили многие аспекты Майкла Оэра, но в конце концов Шон занялся его психологическим развитием. Разум Майкла, сказал Шон, «подобен дому, построенному на песке. Он не знает, что означает "повестка дня", но он знает восемь тысяч более сложных слов». Шон не слишком беспокоился о школьных занятиях Майкла, так как планировал взять мисс Сью с собой в Оксфорд; мисс Сью могла позаботиться об оценках Майкла. Что его беспокоило, так это способность Майкла разбираться в футбольных розыгрышах. «Майкл умеет читать, — сказал он, — но он просто не очень хорошо запоминает. Если ты дашь ему книгу с розыгрышами, заполненную крестиками и ноликами, он скажет: "Да, я понял". Тогда он побежит по полю и не будет иметь ни малейшего представления о том, что он должен делать. Если ты думаешь, что можешь просто написать это на доске, и он узнает розыгрыш — этого не произойдет. Но если ты отведешь его в сторонку и объяснишь ему его, используя бутылки из-под горчицы и кетчупа — какой-нибудь визуальный помощник, который позволит ему увидеть розыгрыш — он не только запомнит его, он запомнит его на всю оставшуюся жизнь».
— Это очень важно, — сказал тренер О., делая пометки.
— Тренер, — сказал Шон. — Моя вера верит, что Господь ниспосылает дары каждому, и наша задача — найти эти дары. Дар Майкла — это дар памяти. Когда он что-то знает, он это знает.
Тренер О. перестал что-то писать и поднял глаза. «Я скажу тебе одну вещь, Шон, — проревел он. — У него также чертовски хорошие ноги. Ты видел эти ноги? И эти ноги: вот это чертов дар!»
* — Песня Crownin’ Me исполнителя Playa Fly: «Ниггер, спроси меня…/ Если я когда-нибудь достигну вершины, я / забуду о них... / А я спрашиваю ниггеров, если я не достигну вершины, вы все забудете / обо мне....»
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
