Совместное предприятие
Главный тренер женской сборной России по волейболу Джованни Капрара и его супруга и ассистент Ирина Кириллова на двух языках поговорили с PROспорт о мировом волейболе, итальянской еде и русском характере.
После афинского серебра, озвученного возмущенными криками тренера женской сборной Николая Карполя и искренними слезами Кати Гамовой, у российской команды сменился тренерский штаб. В 2005-м в Москву выписали успешного клубного итальянского тренера Джованни Капрару. Помогать ему переводить волейбольную науку на русский приехала его жена Ирина Кириллова, знаменитая в прошлом связующая советской, а затем хорватской сборной. С тех пор сборная России выиграла чемпионат мира – 2006, в прошлом году стала третьей на Евро, а в этом не попала в финал Гран-при. Накануне Олимпиады в Пекине, когда Москву сжигала июльская жара, PROспорт встретился с тренерами сборной России и попросил супругов на время интервью расстаться, чтобы каждый ответил за себя и на родном языке, без перевода.
Он, итальянец
– В Москве, как по заказу для вас, жара.
– Да, в Италии сейчас такая же погода. Родители звонили, сказали, что у них +30, – Джованни Капрара предпочитает кондиционированный зал кафе душной веранде и заказывает холодный чай.
– Но у нас такое нечасто случается – как вам, итальянцу, живется в российском климате?
– Я сразу привык. И зимой дома мерзну гораздо больше, чем в Москве, хотя там и теплее. А вообще стараюсь зимой особенно часто из дома не выходить – только если с дочкой гулять. Одеваешься теплее, закутываешь дочку – и вперед. Хотя моя первая зима в России была и правда ужасна, два года назад, когда стояли 30-градусные морозы. Кошмар.
– Ну, раз наша погода не шокирует, то что же самое тяжелое?
– Конечно же, еда! Не могу сказать, что меня сводит с ума русская кухня, хотя я уже привык. С нами живут Ирины родители, и мама готовит русскую еду. Я уже многое полюбил, особенно супы. Хотя поначалу было сложно. Я привык есть пасту, а вы что делаете с макаронами – перевариваете, добавляете как гарнир к основной еде!
– Так учила делать кулинарная книга «О вкусной и здоровой пище». Привычки сложно изменить.
– Да, я понимаю. В русском волейболе многие вещи тоже из советского прошлого, поэтому он и отстает от мирового уровня. Люди работают по старым методикам. И мне непросто приходится с командой, которой зимой в клубах говорят одно, а летом я говорю совершенно другое. Приходится переучивать, делать многое заново, с чистого листа.
– А как вообще получилось, что итальянец переучивает русских волейболисток?
– Думаю, как раз в этом и причина. Федерация поняла, что пора менять систему работы, становиться современнее, и пригласила международного специалиста. Позвать иностранца на пост тренера русской команды – непростое, рискованное решение. Но чтобы смягчить ситуацию, выбрали меня – не только потому, что я это я, а еще из-за моей жены Ирины Кирилловой. Я – итальянец, она – русская волейболистка и могла выступить своего рода амортизатором, сделать менее травматичной перемену. Для России важно, чтобы изменения происходили постепенно, а не революционно. Хотя я, с моим характером, предпочитаю более резкие перемены. Я эмоциональный и бываю резким.
– Ну уж точно не таким резким, как бывший тренер сборной Николай Карполь…
– Знаете, эта история про кричащего Карполя меня всегда раздражала. Не потому что он кричал. А потому что все говорят только об этом. Но ведь дело не в крике, а в том, зачем ты кричишь. Если таким образом ты пытаешься объяснить важную мысль – это не так ужасно. А вот если кричишь глупости, обижаешь – это плохо. Так что ничего ужасного в том, что Карполь кричал, я не вижу. А Ирина, кстати, всегда говорила о нем как о великом тренере. Жаль, что он не смог адаптироваться в современных условиях. Но это нормально. Возможно, я через несколько лет тоже отстану от жизни.
– Команда после вашего прихода изменилась?
– Думаю, девушки стали эмоциональнее. Зимой, когда мы прошли квалификацию в Пекин, я после матча ходил по отелю, стучал каждой в комнату и звал праздновать. И мы здорово повеселились в баре – пели, танцевали все вместе. Они начинают раскрываться. Ну, и я в свою очередь научился у них сдерживать эмоции, не говорить все, что думаешь, быть уважительнее к другим.
– Непросто такая учеба дается?
– В первый год я раз 30 собирался уехать домой. Если бы не Ирина, я бы ушел. Было очень тяжело. А вот сейчас я очень рад, что Ира меня убедила остаться. Русские женщины удивительные. Я всегда говорил и говорю, что это самые красивые женщины в мире. Мне нравится, что здесь женщины мало красятся и подчеркивают естественную красоту. Иногда они кажутся слишком холодными, сдержанными, но это лишь маска. Когда их узнаешь ближе, понимаешь, что они открытые, веселые. У большинства девушек из моей команды отличное чувство юмора.
– Вы с таким жаром говорите о русских женщинах – Ирина не ревнует?
– Нет, никогда. А если и ревновала, то виду не подавала. Она уверена во мне, а я не даю повода сомневаться. К тому же у нас есть другие проблемы. Очень сложно работать и жить вместе. Стресс, раздражение, усталость с работы ты несешь домой.
– И как вы справляетесь?
– Ну, во-первых, со следующего сезона мы уже не будем работать вместе. Ира хочет снова играть, я возьму другого тренера. А во-вторых, все проблемы – ерунда. Мы любим друг друга и стараемся быть терпимее к недостаткам другого.
– А с Ириной сложнее работать как с коллегой-тренером или как с игроком?
– С игроком. Она очень требовательна к себе и к другим, в том числе и к тренеру. Поэтому нам было непросто в первый год в серии А, когда работали в одной команде. Были конфликты, но потом разобрались.
– И поженились?
– Нет, мы так и не женились, хотя мои родители переживают из-за этого. Но нам и так хорошо.
– А не поздно вы завели семью? Вам уже было 36.
– Это для России поздно, а в Италии раньше 30 почти никто не заводит ни семью, ни детей. Кстати, из-за этих возрастных стереотипов у российской команды много проблем – все девушки, кому немного за 20, срочно хотят замуж, семью. В Италии это невозможно себе представить. Профессиональные спортсменки думают о семье только по окончании карьеры.
– А где сейчас ваш дом?
– Дома как такового у нас нет. Мы строим дом в Перудже и, возможно, когда-нибудь будем жить там, но пока мы все время в Москве. Летом я работаю со сборной, зимой хожу на матчи, слежу за чемпионатом, учу русский язык с преподавателем, занимаюсь дочкой.
– А по Италии скучаете?
– Я скучаю больше по общению, по друзьям. Здесь у меня одну часть времени занимает работа, другую – дочь Ника, семья. Что еще можно успеть? В Москве, чтобы выбраться в гости, доехать до ресторана, нужно потратить два часа. А мне бы хотелось общаться с другими людьми, семьями. Я сам из маленького поселка под Болоньей, Медичина называется. Там выходишь из дома, здороваешься со всеми, все тебя знают – городок маленький. Совсем другая жизнь. Там люди очень простые. Хотя должен признать, что уже через неделю начинаю скучать по Москве. Я люблю ту жизнь, но люблю и эту, московскую.
– И что в этой, московской жизни вам нравится больше всего?
– Люблю гулять с дочкой на детской ploschadka у дома – общаться с другими родителями, играть с Никой, знакомиться, обсуждать детские проблемы. Зимой мы лепим снежных баб, играем в снежки, летом в основном в песочнице, делаем куличики или играем в мяч. Как видите, я люблю простые вещи.
– По-русски уже заговорили?
– Я уже неплохо могу объясниться, понимаю чуть хуже. У меня даже любимое слово есть – «к сожалению». Если у меня будет кот, я назову его К сожалению.
– А что самое сложное в вашей нынешней работе?
– Заставить работать других. Русские, по моим наблюдениям, часто довольствуются тем, что у них есть, и не стремятся к чему-то лучшему, работают вполсилы. Есть игроки, которые тренируются только потому, что ты их заставляешь. А спортсмен должен умом участвовать в тренировке – понимать, зачем это делает. Тогда все меняется. А ведь у России огромный потенциал. Перед тем как ехать в Россию, я посмотрел статистику всех волейболисток в сериях 1 и 2 в Италии и сравнил с Россией. В итальянских командах восемь девушек ростом выше 190 см, в России таких 80. Что это значит? Это значит, что надо выигрывать. Использовать культуру и физические особенности русских, учиться новому и выигрывать.
– В Пекине?
– Это будет очень тяжелая Олимпиада. Мы должны играть гораздо лучше, чем два года назад на победном чемпионате мира, потому что все наши главные соперники – Китай, Бразилия, Италия – играют лучше, чем тогда.
– За счет чего мы можем победить?
– Нас сразу ждут сложные игры – Италия, Бразилия. Каждый матч – бой, и надо биться до конца. Хотелось бы внушить это девушкам. Бесстрашие заложено в русском характере – когда русские хотят, они выигрывают. Тогда у них глаза горят так, что страшно. Проблема в том, что девушкам не всегда хватает желания.
– А сейчас?
– Надеюсь, что сейчас с этим все в порядке. Если они не хотят выиграть Олимпиаду, то не представляю, что еще может их заставить хорошо играть.
– Продолжите работу с командой после Игр? Или это зависит от результата?
– У меня подписан контракт еще на два года, но в нем действительно оговаривается, что его срок зависит от олимпийских результатов. Правда, там не указано, какое место мы должны занять. Я бы хотел продолжить работать с командой. После победы в Пекине.
Она. Русская
– Рановато в августе проводить Олимпиаду. В Пекине будет еще жарче, чем сегодня в Москве, – вздыхает Ирина Кириллова, пока мы присаживаемся за столик на уставленной зонтиками веранде. – Лучше сентябрь, октябрь – все-таки погода помягче.
– Думаете, жара станет главной проблемой? Что больше всего сейчас волнует главного тренера и его помощников?
– Джанни из-за всего переживает. И из-за непривычной пищи, и из-за погоды, и из-за природных катаклизмов. Не говоря уже о том, что в женском волейболе сейчас такая конкуренция, какой я не помню за все 30 лет карьеры. Очевидного лидера нет, минимум шесть команд могут выиграть – Россия, Италия, Бразилия, Китай, Куба, США. Плюс Сербия и Польша – с ними, наверное, можно играть на 90% и выиграть, а с остальными – на 100 и может не хватить. Но Джанни очень хочет выиграть Олимпиаду. Это его первые Игры. Он же до России не тренировал сборные.
– Почему тогда ему доверили нашу сборную?
– У него были очень хорошие результаты в итальянской лиге. Кроме того, это приглашение наверняка связано со мной – мы тогда уже были вместе. Мне позвонили из федерации и спросили, как я думаю, сможет ли он работать со сборной. Я сказала, что да, и мне поверили. Джанни был рад – для него это новый опыт. К тому же он всегда говорил, что у России есть такие игроки, каких нет ни у одной страны.
– А какой была реакция игроков, когда им представили нового тренера?
– По ним тяжело было понять, рады они или нет. В России же вообще всегда было принято такое сдержанное женское поведение. Это многие итальянцы отмечают, не только Джанни. Русские как будто боятся показать свои эмоции, хвалят их или ругают – выражение лица всегда одинаковое.
– За время работы с Капрарой спортсменки изменились?
– Мне кажется, они смягчились и расслабились. Уже тоже могут пошутить.
– А каким было первое впечатление тренера от игроков? От здешнего волейбола вообще?
– Попытаюсь описать это красиво. Вы в Италии были?
– Да.
– В магазины красивые заходили?
– Конечно.
– Вот представьте, что он из тех магазинов приехал сюда. Здесь те же шикарные вещи, только плохо развешены, лежат в беспорядке.Или, например, их носят женщины, которым они категорически не идут. Джанни приехал из сильного чемпионата, где играют хорошие игроки, в слабый чемпионат, где играют не-ограненные бриллианты. Плюс другое восприятие волейбола. Плюс смена культур. В общем, тяжело ему пришлось.
– Что было сложнее всего?
– Больше всего его поражало и поражает до сих пор то, что наши часто довольны, если выполнили что-то на шестерку, а могли на десять. Стали вторыми – ну и ладно, это тоже неплохо. А могли быть первыми! И Джанни не хочет с этим мириться.
– Он тяжело переживает поражения?
– Джанни всегда начинает с себя. «В чем я ошибся, что сделал не так». Миллион раз прокрутит ситуацию. Сам с собой. Потом обсудит с помощниками и скажет игрокам. Чтобы решить проблему, нужно знать, в чем она. Но для этого нужно всегда говорить правду. И он такой – прямой, честный, открытый. Такие люди мне всегда нравились.
– Этим он вас и сразил?
– Я играла в Бергамо, где Джанни работал помощником тренера. И у нас сразу возникла взаимная симпатия. Сначала дружеская. Мне нравилось, что он всегда вел себя на равных с игроками, но умел поставить себя в сложной ситуации. Помню, мы как-то в плей-офф игру бездарно проиграли. У нас тогда звезда на звезде сидела и звездой погоняла. У Джанни же это был вообще первый год в суперлиге. Обычно в такой ситуации новичок-тренер помалкивает. А он сказал так, как было. Невзирая на то, что ему могли ответить: «Ты вообще кто такой?» А однажды я поругалась с первым тренером. Возвращаюсь расстроенная с тренировки домой, ставлю машину, выхожу, а тут приезжает Джанни и говорит: «Ну, что вы там натворили?» И у меня было такое облегчение, что с кем-то это сейчас можно обсудить! Тем более с тренером. И он не то чтобы меня поддержал, но выслушал. Именно это мне и нужно было. В другой раз мы проиграли важную игру. Меня поразило, что Джанни был таким спокойным. Мы разговорились, и он сказал: «Если знаешь, где ошибся, это не страшно, особенно с такой командой, как мы. Страшно, если проиграл и не понимаешь, почему». Проигрыши никогда не добавляют уверенности, но Джанни умудрялся вселить ее даже в такой ситуации. Вот из таких ситуаций я и поняла, что он очень важный человек в моей жизни.
– Свадьбу где играли?
– У нас ее не было. Для меня это абсолютно не важно. Я уже была замужем и понимаю, что это мало что меняет, а в случае развода это только дополнительные неудобства. В итоге пока я не соглашаюсь, хотя Джанни несколько раз меня спрашивал. Он настоящий католик, поэтому для него, конечно, брак – это святое. Но, я думаю, у нас есть еще время.
– Родственники Джанни не настаивают? В Италии мамы часто имеют большое влияние на сыновей.
– Может быть, но не на него, это не наш случай. Он очень самостоятельный.
– А с вашими родителями он легко нашел общий язык?
– Да, вполне. Он почти говорит по-русски. И объяснить, и понять может. У него проблема с падежами, склонениями, спряжениями, а словарный запас большой. Я, правда, сама уже по-русски говорю, хромая на обе ноги. Я же 16 лет в России не жила и сейчас иногда предложения наполовину говорю – начинаю с русского, а заканчиваю итальянским. И наша дочка Ника так же. Джанни настаивает, чтобы я с ней разговаривала по-русски, а я не могу. Когда заставляю себя, вроде получается, но как только расслаблюсь, потеряю контроль – опять на итальянский перехожу.
– Вы сознательно так поздно задумались о ребенке? Ника родилась, когда вам было 40.
– Ну вообще появление ребенка я планировала еще позже, чем это случилось. Хотела по максимуму доиграть на высоком уровне.
– У вас и так абсолютно звездная карьера, вы столько всего выиграли. Неужели волейбол вам за 30 лет не надоел?
– Я его безумно люблю, поэтому нет, не надоел. Наоборот, мне жаль, что в волейбол нельзя играть всю жизнь.
– А роль тренера доставляет вам удовольствие?
– Я делаю только первые шаги в этой профессии. В ней есть свои удовольствия. Когда работаешь с игроками и видишь результаты, исправляешь какие-то ошибки. Но мне все равно всегда казалось, что игрок приносит больше пользы. И это чувство не исчезло. Мне до сих пор хочется на площадку выскочить, сейчас чуть меньше, чем пару лет назад, но все равно. Сидишь в трех метрах от площадки, видишь, что происходит, понимаешь, что делать, но выйти и исправить что-то не можешь. Как будто хочешь пить, стакан воды стоит рядом, а взять его ты не можешь. Я учусь у Джанни и, думаю, многому уже научилась. Но я чувствую, что еще могу реализовать свои знания как игрок.
– Джанни не против?
– Он говорит: «Не буду больше с тобой бороться». Если я что-то решила, меня никто не остановит. Но я чувствую, что могу. Если бы не могла, я бы не стала делать из себя посмешище. С такой бриллиантной карьерой это просто глупо… Но я могу.
– Но это же физически тяжело?
– Очень. Тем более что у меня есть свои проблемы. Когда я заканчивала играть в Италии, у меня колено болело так, что я ночами не спала, плакала. Но я такое удовольствие получаю от тренировок, от тяжело выигранного матча, от спасенного мертвого мяча, которое сильнее боли. Я устаю, конечно, но после отдыха снова хочу играть.
– А в чем состоит ваша работа в сборной?
– Я больше работаю с пасующими, иногда – с либеро. На игре я веду записи того, как играет противник. Если видна какая-то система и стратегия, я говорю Джанни, а потом команде, на что стоит обратить внимание.
– Вы столько времени проводите вместе на работе – не сказывается ли это на ваших семейных отношениях?
– Джанни тяжелее это переживает. На тренировках он не всегда воспринимает меня только как помощника. Он все время помнит, что я еще и жена. И может где-то сорваться, чего с посторонним человеком не позволил бы себе. Близким ведь всегда достается больше чужих. Меня же совместная работа абсолютно не тяготит. Я настолько профессионал, что мне все равно – тренер мой муж или начальник. Мне не делают поблажек, и я себе расслабиться не позволяю. К тому же хоть мы и рядом, это не значит, что мы все время вместе. Когда есть свободное время, он может почитать, я – прогуляться или сделать что-то еще. Он в бассейн, а я могу в «Мегу» за покупками поехать. Мы же не ходим весь день держась за руки. И дома у каждого из нас есть свои 10 минут и даже больше.
– И вам удается оставлять работу за пределами дома?
– Мы стараемся, но не всегда получается. И Джанни, как тренер, причем главный, на котором лежит вся ответственность за результат, больше рабочих проблем приносит домой, а я в большей степени амортизатор.
– А где бы вы вообще хотели, чтобы у вас был дом? Сейчас или потом.
– Мне очень нравится Италия, где я жила много лет. Там люди более открытые, эмоциональные. Они смеются и плачут, не стесняясь. Нас же всегда учили, что эмоции нужно держать в себе. Нельзя плакать. Сейчас я, как говорится, mi sono italianizzata – стараюсь быть в чем-то итальянкой, понимаю, что показывать эмоции не стыдно, как и признавать свои ошибки. Раньше мне, кажется, легче было выпрыгнуть с девятого этажа, чем согласиться, что я неправа. С другой стороны, думаю, я могла бы жить в Москве. К тому же этот город ни с чем не сравнится по насыщенности культурной жизни. Бывают дни, когда смотришь афишу и глаза разбегаются. В Италии такого нет.
– Значит, после Олимпиады вернетесь в Москву?
– Это зависит от результата в Пекине. Но что касается Джанни, то он не просто стремится выиграть Олимпиаду. Он хочет, чтобы в российском волейболе была система, чтобы одно поколение сменяло другое. И что-то меняется, но не сразу и не без труда. У нас ведь нужно сто раз сказать, чтобы чего-то добиться. Но у России есть огромное преимущество – одаренные игроки. В них он очень верит. И говорит, что с такими игроками надо выигрывать.
– А вы сами верите в команду? Или больше сомневаетесь?
– Даже если бы я верила в команду меньше, чем он, все равно бы не могла так сказать, потому что ему я верю больше, чем себе.
Ирина КИРИЛЛОВА
43 года, родилась в Туле
Амплуа: Связующая
Карьера: в составе сборной СССР – олимпийская чемпионка – 1988, чемпионка мира – 1990, чемпионка Европы – 1989. В составе сборной Хорватии – серебряный призер чемпионатов Европы 1995 и 1997 годов. Многократная чемпионка и призер чемпионатов СССР (1986–1989), Хорватии (1990–1994) и Италии (1998–2005). Один сезон провела в Бразилии. Лучшая волейболистка мира 1990 года. С 2005 года помощник главного тренера сборной России.
Джованни КАПРАРА
46 лет, родился в Медичине (Италия)
Карьера: второй тренер «Фоппапедретти» (Бергамо), 1998/99 – чемпион Италии, победитель Кубка чемпионов; 1999/00 – победитель Кубка чемпионов. Главный тренер «Реджо-ди-Калабрия», 2000/01 – чемпион Италии; «Сассуоло», 2001/02 – вывел команду из дивизиона A2 в дивизион A1; «Фоппапедретти» (Бергамо), 2004/05 – чемпион Италии. С 2005 года главный тренер сборной России. Заслуженный тренер России.
