Питер Крауч. «Я, Робот: Как стать футболистом 2»: Конец
***
Как футболист ты принимаешь очень мало ключевых решений. Большая часть серьезных решений принимается за тебя. Если тебе повезет, то кто-то решит предложить тебе профессиональный контракт. Если все пойдет хорошо, тебе может снова повезти и два или три клуба попытаются тебя подписать. Они решат, когда тебя выбрать и где ты будешь играть. Ты никогда не получишь шанс выбора, сыграть ли тебе за свою страну. Если ты нравишься одному парню, он тебя выберет. Если следующему парню ты не понравишься, он тебя не станет тебя вызывать. Эти решения не в твоих руках. Ты просто играешь в футбол так, как можешь.
Пока больше уже не сможешь.
Большинство игроков, которых я знаю, не хотели вешать бутсы на гвоздь. Им это было навязано, как и многое другое. Джермейн Дженас каждое утро поднимался с кровати с болями. Колени Ледли Кинга были в таком состоянии, что он едва мог ходить. Бобби Замора ушел из-за травм спины и бедра. Это все были молодые люди, но они жили на противовоспалительными таблетках, чтобы просто иметь возможность ходить по своему дому. Они больше не могли терпеть эту боль.
Мне повезло. Мое тело все еще работает. Я думал, что мог бы провести еще один сезон в Премьер-лиге, и я полагал, что хорошо бы справился. Я мог бы забивать голы. Я понимал, что если решусь уйти, то это будет преследовать меня, и каждую субботу в три часа дня, в середине недели, в разгар зимы, я буду думать: почему я здесь, а не там?
Я ушел из футбола, потому что просто знал. Я знал, что впереди меня ждет естественный конец, что впереди меня ждут новые приключения. Ты можешь любить то место, где находишься, и все равно знать, что пришло время уходить.
Я понимал, что буду скучать по большим играм, но мне все равно их не хватало. Я люблю смотреть лучшие матчи Премьер-лиги, особенные вечера Лиги чемпионов. Я знаю, как хороши бывают эти вечера. Но я все еще играл, и уже чувствовал ревность, потому что больше не был на то же уровне. Я не хотел опускаться все ниже.
Были моменты в моем последнем сезоне в «Стоке» — клубе, за который я любил играть, месте, где я так долго чувствовал себя как дома — когда мы изо всех сил пытались вырывать ничьи у команд Чемпионшипа, которые мы должны были с комфортом обыгрывать. Я смотрел на игроков, которые, по моему мнению, были не лучше и которых выбирали вместо меня, и я реально не мог с этим поспорить. Я испугался, что потерял это место — не из-за скорости, потому что ее у меня никогда и не было, а из-за того, что уже не поспевал. У меня больше не было той критической легкой реакции. Я стал еще более злым игроком, а я никогда не был злым игроком. Я летел в подкаты так, как никогда, играя на своем пике, и не мог понять, почему. Может быть, это было разочарование от осознания того, что я больше не был главным героем. Знание, что это все подходит к концу.
Футбол — это все, чем я занимался с шестнадцати лет. Это было все, чем я когда-либо хотел заниматься. Когда мне было двадцать четыре, я полагал, что закончу играть в тридцать два, потому что в то время все уходили в таком возрасте. Я познакомился с Ледли, и он закончил на семь лет раньше меня. Вместо этого я дожил до тридцати девяти лет, как Джермейн Дефо, как Тедди Шерингем и Марк Хьюз в прошлых поколениях. Мы все относились к тому типу игроков, которые с нашими данными могли бы оказать влияние на игру в любом возрасте: Дефо всегда забил бы для тебя гол, Тедди был создан из касаний и видения поля. Когда тебе уже далеко за тридцать речь идет о футбольном интеллекте, а не о скорости ног.
Я знал, что некоторые тренеры все еще будут рассматривать меня как актив, выходящий со скамейки запасных, кто-то, кто может встряхнуть ситуацию. Это само по себе и было причиной, чтобы остановиться. Я не хотел быть парнем на пятнадцать минут. Я не хотел быть головой на палке. Если ты выходишь так поздно, твоя команда обычно догоняет в счете, поэтому когда мяч попадает к тебе, ты либо перепрыгиваешь соперников, либо сбиваешь их. В Премьер-лиге этим можно неплохо зарабатывать. Но я чувствовал, что я стал забывать, что всегда хотел быть Газзой или Лукой Виалли, а не Яном Ормондройдом или Кевином Фрэнсисом. Я разучился играть, как и те, кто хотел меня использовать. Как будто мы прошли полный круг, вернувшись к клише и заблуждениям, которые преследовали меня в начале моей карьеры: к черту большого парня, не утруждай себя игрой ногами. Я не хотел, чтобы меня запомнили таким.
Двадцать три года в качестве профессионального футболиста. Это было похоже на удивительно хороший период активной жизни. Бывают моменты, когда ты, как футболист, хочешь, чтобы тебя никто не знал, поэтому ты можешь идти по улице и спокойно гулять, не переживая, что тебя будут снимать на телефон или останавливать в каждом проходе супермаркета. Для меня это были редкие сожаления. Я каждый божий день понимал, насколько хорошей футбол сделал мою жизнь: я играл за некоторые из величайших команд мира, выиграл Кубок Англии, возможно, самый знаменитый трофей из всех, играл на Чемпионатах мира. Я бывал в местах, которые никогда бы не увидел, встречался с людьми, которые иначе никогда бы на меня и не взглянули. Переживая взлеты и устраивая празднования голов, которые заставляют мое сердце гореть, просто снова думая о них.
Я получил свою тренерскую лицензию, пока играл за «Сток», понимая, что внезапно заканчивая со всем этим будет гораздо труднее справиться, чем с постепенным переходом. А потом случилась моя книга, и начался подкаст на Би-би-си с Томом и Крисом, и я так наслаждался всем этим. Я стоял на сцене арены O2 в Лондоне на фестивале, названном в мою честь, и Лиам Галлахер и Кэтрин Дженкинс присутствовали там в качестве гостей. И все из-за тощего паренька из Илинга, который засыпал в слезах, потому что его так дразнили из-за формы тела и который лежал в постели, мечтая быть нормального роста, как и все остальные.
В день открытия моего первого сезона вне футбола я почувствовал, что грусть давит на меня. Для меня было нормально не проходить предсезонку. Я впервые поехал в отпуск в июле. Я с нетерпением ждал настоящего Рождества впервые в своей взрослой жизни, больше не тренируясь на Рождество, играя в боксинг-дэй, тренируясь на следующий день, проводя канун Нового года в далеком отеле, вдали от семьи и пьяных торжеств. Субботнее утро теперь я проводил с двумя дочерьми и двумя маленькими сыновьями, и на официальные праздники я уезжал куда-нибудь чаще с ними, чем без них.
Я все еще ходил на футбол, потому что чувствовал, что должен это сделать. Если бы я остался дома, я знал, что мои мысли убегали бы вместе со мной. Кто-то сравнил это с посещением свадьбы девушки, в которую ты когда-то был влюблен, но я видел в этом скорее маленькие личные поминки. Никто не хочет идти на похороны, но ты должен, и когда ты это делаешь, и рыдаешь до слез, то чувствуешь себя гораздо лучше после этого. Ты прошел через это. Ты перевернул эту страницу.
Эбби ожидала от меня больших эмоций тем летом, когда я сделал объявление. Больше слез в день, когда я официально подтвердил это. Я подумал о встрече с психологом, потому что видел, что происходит с некоторыми игроками, когда они заканчивают карьеру. Они как корабли без руля, не имеющие ни малейшего представления о том, куда идти теперь, когда величайшее приключение их жизни подошло к концу. Я знал, что, хотя субботнее утро с детьми, забравшимися в нашу кровать, будет чудесным, я буду нервничать во второй половине дня, ожидая выброса адреналина, который исчез навсегда. Каждый день в футболе я смеялся, обычно настоящим смехом до колик в животе, рыдая от радости всего этого. Что же еще может заменить все это?
Ты начинаешь приспосабливаться, когда приходишь к согласию с тем, что ничего не изменится. Завершение карьеры не лучше и не хуже, чем игра. Это просто разные вещи. Ты не можешь сравнивать свою новую жизнь со старой, потому что это бессмысленно. Я люблю оглядываться назад, но тебе нужно смотреть вперед.
Мелочи застают тебя врасплох. Тебе никогда не приходилось думать о том, чтобы оставаться в форме. Это просто было частью твоей повседневной работы. Каждое утро ты усиленно бегаешь, растягиваешься, ешь самую питательную пищу, не уделяя ни минуты ее приготовлению или поиску. Держись, подумал я. Я куплю себе Золотой абонемент в спортзал. Я пойду в местный Баннатайн, заберу свое бесплатное полотенце на стойке регистрации и спрошу, полностью ли заполнен уже класс по Зумбе. Посетитель месяца, П. Крауч. Приходит каждый день, в слезах.
Ты можешь выйти из игры с хорошими намерениями, забыть, что больше не можешь есть то, что тебе нравится, потому что ты больше не сжигаете эту еду, и в конечном итоге сделать то, что мы могли бы назвать Сочным Раддоком: снова появиться в публичной сфере несколько лет спустя, выглядя так, как будто кто-то надул тебя водонапорным шлангом. Ты начинаешь думать, что просто включишь телевизор утром, и не успеешь оглянуться, как уже просмотришь все утреннее телешоу Лоррейн и будешь в отчаянии от того, что все так быстро закончилось. Пару раз я так увлекался, что звонил Эбби, чтобы обсудить увиденное. «Эбс! ЭБС! Посмотри только, какой макияж они сделали этой женщине. Она выглядит не-вероятно!»
Я снова начал играть в теннис, которым так увлекался в детстве. Я принял большое количество клише от всех игроков, выходящих на пенсию, и начал пытаться уменьшить свой гандикап в гольфе. Но я сохранил и футбольное мастерство. Я сыграл в нескольких матчах легенд. Я посмотрел на лужайку перед моим домом и подумал, что мы могли бы втиснуть туда небольшой газон для игры пять-на-пять — он очевидно, будет для детей, но я могу все же сделать его размером и для взрослых, так чтобы я смо пригласить нескольких парней, и матч, вероятно, будет довольно интенсивным, так что мы должны посмотреть на правила планировки для установки прожекторов? Я все еще позволяю ритму футбольного сезона диктовать мне свои правила: лето в отпуске, застрять на работе в августе, упорно работать всю осень. Я просто больше похож на Бундеслигу: перерыв в середине зимы, чтобы поехать куда-нибудь потеплее и поесть мороженого, мини-предсезонка по возвращении, а затем обратно за дело.
Существует не так много профессий, которые определяют тебя так же полно, как профессиональный спорт, которые затем должны прийти к полной остановке своей деятельности. Музыканты могут продолжать играть до тех пор, пока их пальцы или голосовые связки окончательно не выйдут из строя. Даже если их первоначальная слава мимолетна, они могут вернуться на туры-воссоединения, когда начнется ностальгия. С футболом этого не сделаешь. Ты не можешь собрать вместе команду финала Лиги чемпионов Ливерпуля 2007 года и ехать с этим составом в турне. Я не уверен, что Харри Кьюэлл будет в форме для нечто подобного, в любом случае.
Мне повезло, что моей навязчивой идеей был футбол и что футбол может вознаградить тебя так же, как и меня. Я мог быть одержим динозаврами и стать палеонтологом. Возможно, это была бы игра Подземелья и Драконы, которая, возможно, затруднила мне встречу с женщиной, ставшей теперь моей женой. Но то, что я любил больше всего, стало моей жизнью, и это была лучшая жизнь. Мне за это хорошо платили, но я бы делал это и бесплатно.
Был момент, когда я играл за сборную Англии, когда мне впервые дали футболку под номером девять. Мы с папой, несмотря на все, что было до этого, поняли, что это значит. Мы думали о том, сколько детей всех возрастов мечтают играть за сборную Англии, и какой ничтожный процент когда-либо сможет это сделать. Только подумай, сколько из них хотели играть впереди, и сколько мечтали носить футболку с номером девять. И я подумал: в этот конкретный день у меня есть футболка, которую хотят миллионы мальчиков и девочек. Это заставило меня прийти к пониманию, насколько это важно. Я забил за сборную Англию с девяткой на спине. Я сделал это.
Я думал о жертвах, которые я принес в самом начале. В подростковом возрасте я не ходил ни на одну домашних вечеринок. Я не шастал по парку после наступления темноты. Когда мы стали старше и друзья начали ходить на фестивали, я оставался дома. Я даже не рискнул испытать недозволенные острые ощущения от джазового фестиваля в Илинге. Как только я попал в Премьер-лигу, я немного наверстал упущенное. Я нашел свой уровень расслабления. Я нашел свой работающий баланс.
Были несущественные моменты, которые, тем не менее, изменяли траекторию будущих событий. Постоянные оскорбления с трибун в мои первые дни заставляли меня спрашивать себя, смогу ли я действительно пройти через все это. Помню, я плакал перед отцом: почему я выгляжу именно так? Почему я не могу быть нормальным? Так много сомнений, так много страхов. А потом я вышел за «КПР» в Джиллингеме и промахнулся мимо мяча с лета, услышав стон из толпы, прежде чем я взял себя в руки и пробил правильно. Подпрыгнув высоко, чтобы сравнять счет через несколько минут. Переехав и бегая за «Портсмут», перейдя в «Астон Виллу» и снова теряя всякую надежду.
В своем домашнем дебюте в Премьер лиге я посмотрел на Алана Ширера, стоявшего на другом конце поля и меня осенило: Я в миллионе километрах от этого стандарта. Я помню, как смотрел на своего партнера по нападению Диона Дублина и понимал, что не подхожу для игры с ним. Вернув уверенность в себе, играя на правах аренды за «Норвиче», переехал в «Саутгемптон» и снова рухнул вниз: Джеймс Битти уезжает в «Эвертон», а я все еще не получаю места в составе, Декстер Блэксток и Леон Бест стоят выше меня в иерархии нападающих. Потребовался приход Харри Реднаппа, чтобы мы с Кевином Филлипсом сошлись вместе и начали творить лавину из голов. Восемь месяцев спустя я был в «Ливерпуле» в качестве игрока сборной Англии. А что, если бы председатель совета директоров Святых Руперт Лоу решил бы дать Стиву Уигли больше времени, прежде чем уволить его? Что если бы Харри понравился кто-то другой, вместо меня?
Весь мой мир изменился в «Ливерпуле». Я хорошо играл за «Саутгемптон», забивал голы, попадал в газеты. Когда ты играешь за «Ливерпуль», тебя знает вся страна. Это был просто кайф — забивать на Энфилде и на пути к финалу Лиги чемпионов, высоко поднявшись с лучшей командой «Портсмута» всех времен, Лига Чемпионов снова под руководством Харри и «Шпоры». В «Стоке» мы три сезона подряд финишировали в первой десятке Премьер-лиги. В самом конце «Бернли» дал мне вторую жизнь. Мне очень нравилось там. Я сожалею, что так и не смог показать им, на что способен.
Я особо не изменился. Все для меня было в новинку, и я был наивен. Успех может казаться за миллион километров, а затем ты бросаешь кости, и идешь на квадрат с лестницей, а не змеей, и взлетаешь вверх. Если ты достаточно умен, то понимаешь насколько тебе повезло. Футбол, как я рано понял — это безжалостный бизнес. Клубы выплюнут тебя в считанные секунды. Тебе может не повезти с одной травмой, и они все равно тебя прикончат.
Чем старше я становился, тем было хуже, и многие могли видеть награды, которые давались лишь немногим избранным. Я видел, как средненькие игроки зарабатывают миллионы. Я видел игроков, которым было наплевать на клубы, которые, в свою очередь, были ответственны за их богатства. Я не упустил эту сторону игры — эгоизм, мерзость. Посредством футбола я познакомился с некоторыми из моих лучших друзей, и я встретил таких, которых почти невозможно точно описать, насколько они большие дураки. Ни в какой другой сфере жизни тебе это не сойдет с рук. В футболе ты делаешь свою работу на поле, и люди будут закрывать глаза на твое поведение вне его. Они будут хвалить тебя и поощрять. Кроме того, есть те, кто даже не обладают способностью выйти сухим из воды и которые все еще ведут себя отвратительно. Я сидел в автобусах команд, слушая игроков, которые ничего не добились в футболе, громко говоря о вещах, которые у Серхио Агуэро, по-видимому, не особо получаются. Они говорили без видимой иронии, что он недостаточно усердно работает. Иногда я недоверчиво оборачивался и спрашивал: «Прости? Ты говоришь об Агуэро, когда сам сыграл десять матчей в Премьер-лиге, а он забил больше голов за «Манчестер Сити», чем любой другой игрок в истории? Может быть дадите ему поблажку, а?»
Я принял осознанное решение никогда не быть озлобленным старым профи. Когда я вступил в ряды профессионалов, подобных ребят было множество, они стояли у нас на пути, негодуя по поводу всего нового. Я старался как можно больше верить в будущее. Мне все еще трудно давались направления, в котором шли некоторые части игры. С каждым годом у меня становилось все меньше и меньше друзей. В конце концов я стал дружить с большей частью закулисного персонала — физиотерапевтами, врачами, помощниками тренеров. Я сидел и болтал с ними и постепенно до меня доходило, что они гораздо ближе к моему возрасту и происхождению, чем парни, с которыми я играю. Как-то мы приехали на стадион, чтобы сыграть игру, и я упомянул, что играл здесь ранее. Молодой игрок, сидевший рядом со мной, сказал, что когда это было ему было минус два года. Это больно.
Даже когда я смотрю вперед, у меня все же есть несколько затяжных сожалений. Уход из «Ливерпуля» именно в то время, не понимая, что Фернандо Торрес скоро будет продан и что я мог бы снова стать постоянным игроком основы. Нет более великого клуба, чем «Ливерпуль». Весь город наэлектризован, пропитан футболом так же, как и я. Я бы с удовольствием играл за них десять лет, а не три с половиной. То, что произошло в «Стоке»: переход из команды с некоторым умением и отличными ребятами в противоположную, с плохими персонажами и не намного большими способностями. Для меня это было самое печальное. Переход в «Бернли» напомнил мне о «Стоке» в самом начале, в хорошие годы — хорошие игроки, которые были лучше, чем о них отзывались, трудолюбивый тренер, выжимающий все самое лучшее из своей команды.
В «Стоке» были игроки, которые низвергли клуб из Премьер-лиги. Я был там, и поэтому я должен разделить часть вины, но для владельцев, болельщиков и персонала беззаботность со стороны некоторых игроков было позором. Джо Аллену было не все равно, как и Джеку Батленду и Чарли Адаму. Мам Диуф был отличным парнем. Джо даже подписал новый четырехлетний контракт после того, как мы вылетели из АПЛ. Он был единственным игроком во всей команде, кто сыграл в каждом матче Чемпионшипа в том первом сезоне, игрок калибра Премьер-лиги отдавал борьбе всего себя, только чтобы добиться шестнадцатого места во втором эшелоне.
У меня были моменты, которые я никогда не забуду, маленькие личные призы, которые я всегда буду держать при себе. Забил 100 голов в Премьер-лиге. Дебютировал в сборной Англии и не став чудом с одним матчем в составе сборной. Побил рекорд по количеству забитых голов головой в Премьер-лиге, будучи вполне уверенным, что он не будет побит, не с той стилистикой, как сейчас играют в футбол. Забивал за сборную Англии с такой скоростью, с которой не могли сравниться многие другие прославленные игроки. Доказал людям, что они ошибаются — доказал, что я могу играть, что я могу бить с лета, что я могу вращаться и поворачиваться, что я могу забивать через себя. После всех этих юношеских страхов я вполне вписался. Вписался и на Чемпионатах мира и в Лиге чемпионов.
Я встретил своих героев: Луку Виалли, Криса Уоддла, оригинального Роналдо, толстого и славного на пляже Ибицы. Я поднял Кубок Англии с Робби Фаулером, я играл в гольф с Марко ван Бастеном. Мой отец познакомился с Питером Осгудом после того, как много лет снова и снова заставлял меня смотреть финал Кубка 1971 года. Я никогда не встречался с Диего Марадоной и до сих пор не пожал руку Полу Гаскойну. Может быть, время ушло. Но я станцевал танец Робота перед будущим королем Англии. Может, это даже лучше.
Когда я был в «Вилле», я смотрел снизу вверх на старых устоявшихся звезд футбола. Давида Жинола, Пола Мерсона, Диона Дублина. В детстве я смотрел на высоких игроков, у которых, тем не менее, были и некоторые умения — Туре-Андре Флу в «Челси», Ниэлл Куинн. Даже рост ван Бастена был 188 см. Теперь ко мне подходят молодые игроки и говорят, что они когда-то наблюдали за мной. Несколько высоких стройных парней даже сказали, что я им помог, потому что их сравнивали со мной. И это хорошо.
Я не стремился нравиться другим. Я никогда не притворялся. Я просто пытался быть тем, кто я есть. Я чувствовал, что мне повезло быть там, где я был, я старался изо всех сил и пытался наслаждаться этим. Может быть, эти вещи связаны. Если бы тебе дали шанс, ты поступил бы точно так же: наслаждался бы каждым днем, отдавал бы абсолютно все, что было у тебя. Я не думаю, что сделал что-то необычное.
Мне интересно, какую из команд будут болеть мои дети. Я им купил футболки «КПР», комплекты «Шпор», «Ливерпуля» и сборной Англии. Они так запутались. Мне нравится идея отвезти их во все мои старые клубы и сказать: «Папа играл здесь, понимаешь? Может быть, они смогут отвезти своего отца на Европейские игры. Мы сделаем Лофтус Роуд нашим прекрасным местом детства.»
Когда я иду по улице, я стараюсь найти время для людей. Ты всегда будешь кого-то злить. Всегда найдется кто-то, кто ненавидит тебя. Но я рад, что у большинства, кажется, нет таких эмоций. Когда я видел, что игроки относятся к другим людям с полным отсутствием уважения, я ненавидел эту игру. Ошеломительно было видеть, как это происходит на тренировочной площадке. Мы все работаем на один клуб и у нас те же цели. Во всем этом мы вместе — секретарь, уборщик, садовник, игрок.
Был у нас игрок в «Стоке», который был удивительно талантлив, но на все остальное ему было просто плевать. Мы видели, как он превышает скорость 80 км в час при ограничения скорости на шоссе М6 в своей машине с шофером и пытались сказать ему — приятель, ты на 50 км в час превышаешь лимит, ты каждый день будешь получать штрафы за превышение скорости. Он пожимал плечами. У меня есть водитель. Мы говорили, да, но с твоим водителем будет покончено. Он разорится. Он может лишиться прав. Игрок снова пожимал плечами. Ах, да мне плевать на него. Это стало нашей фирменной фразой для футболиста, потерявшего рассудок. «Мне на него плевать.»
Я всегда в первую очередь был болельщиком. Я помню, как моя встреча с Джастином Ченнингом повлияла на меня. Я помню наклейки Панини и одержимость крутыми футболками, и то, как я смотрел на очертания Уэмбли через Северный круг от Илинга, и то, как мне хотелось просто посмотреть игру там, не говоря уже о том, чтобы сыграть в одной из них, не говоря уже о том, чтобы забить за свою страну. Я никогда даже и не думал о Робо-танцах для Микки Рурка или о том, что принц Гарри дразнил бы меня своей способностью привлечь Эбби Клэнси, или о том, чтобы стоять перед 3 тыс. человек на моем собственном фестивале, когда они пели на мотив битловской Let It Be, «Питер Крауч, Питер Крауч, Питер Крауч, Питер Крауч… У тебя будет свой подкаст, Питер Крауч...»
Эта глава подходит к концу. И я готов к следующей. Я все еще встаю с постели каждый день с улыбкой на лице. Что-то удивительное закончилось, но что-то великое вот-вот начнется.
А то, бывает, начнёшь читать - а ее правообладатель закрывает.)