5 мин.

«Это он - Феличка», 1-я серия «Чудак на крыше»

Прогуливаясь между часом дня и тремя остановитесь на углу Парк Авеню и 38-й улицы. Не поленитесь, задерите голову и взгляните вверх - на фасад серого здания отеля ***.

Там, на крыше сижу полуголый я.

Обычно я ем паэлью и одновременно меня обжигает солнце, до которого я большой охотник. 

Окружающие офисы своими дымчатыми стеклами-стенами - тысячью глаз клерков, секретарш и менеджеров глазеют на меня. Почти, а иногда вовсе голый человек, пожирающий паэлью из огромной кастрюли... 

Они, впрочем, не знают, что я ем. Видят, что раз в два дня человек готовит на электроплитке в огромной кастрюле, что-то варварское, испускающее дым. Сначала я жрал голубей, но потом жрать голубей перестал. Меня от них пучит.

Моя паэлья состоит из всего того, что удается стащить с кухни отеля "Хилтон", где я работаю посудомойкой. Помидоры, капуста, куски курицы, остатки мяса с тарелок - избалованные постояльцы часто оставляют жирное мясо на тарелках, а я не брезгливый. Иногда в ход шли и голуби, но повторю - меня от них пучит, хотя даже они лучше американских сосисок, от которых паэлья становится смердящим варевом.

Хамон. Больше всего я скучаю по хамону, хотя и не помню, что это такое.

Я, задыхаясь, жру голый. Я не стесняюсь этих неизвестных мне людей в офисах и их глаз. Иногда я еще вешаю на гвоздь голубятни айфон, подаренный мне мусорщиком Лючиано. Увеселяю принятие пищи музыкой. Предпочитаю, естественно, испанскую станцию.

Я не стеснительный. Я часто вожусь с голой жопой в своей импровизированной квартирке на крыше, и мне плевать, видят они меня или не видят, клерки, секретарши и менеджеры. Скорее я хотел бы, чтобы видели. Они, наверное, ко мне уже привыкли и, может быть, скучают в те дни, когда я не выползаю на свой "пентауз". Я думаю, они называют меня - "этот крейзи напротив".

Одна местная миллионерша, старуха увешанная драгоценностями, однажды окликнула меня "Эй, Тарзан, хочешь немного заработать?" Но тогда у меня еще был окей с голубями и я устоял против "соблазна", а вскоре устроился на кухню "Хилтона" и уличная проституция не стала моей судьбой.

Жаль, иногда думаю я, но такие мысли редки, особенно теперь когда у меня появились друзья - китаец Вонг и бразильский громила-охранник Жильберту.  

Я хожу в рваных джинсах, подарок от Жильберту, и майке с надписью "За Вашу и Нашу Факин Либерти", память о демонстрации у здания Рокфеллер Центра, где я встретил девушку из моего славного прошлого. Все говорят, что мое прошлое было славным, но мне трудно в это поверить, ведь я ничего не помню.  А сначала, когда меня только подобрали, я ходил в этом

 

И пробовался в местном стриптизе, но не прошел отбор. Почему - не знаю.

Я думаю, вам уже ясно, что я за тип, хотя я и забыл представиться. Я вообще все забыл, начисто. Ретроградная амнезия, как сказал Гильермо, брат-официант из ресторана Хилтона, где мы познакомились, деля один косячок в закутке у помойки...   

... Она окликнула меня у Рокфеллер Центра, на демонстрации антиглобалистов.

   

Как левачка со стажем, она пришла туда по зову сердца, а меня привели новые друзья - китаец Вонг и бразилец Жильберту, оху*нные ребята, хотя с Жильберту в разведку я бы не пошел, и уж точно не нагнулся бы в душе, но это мои единственные друзья во всем мире, и я с*кой буду, если начну на них шелестеть как последний кулек. 

Когда она выкрикнула мое имя и бросилась на шею, я натурально охренел.

- Я отправила тебе тысячу смс и зафлудила социальные сети! Где ты был?! ЮС-опен через пару дней, а мы ни разу не тренировались! Подумать не могла, что тебя интересует левое движение, - она развела руками, в которых было по бутылке с "коктейлем молотова".

- Хм... Я здесь с друзьями, - я кивнул на парней, которые пили пиво и глазели на демонстрантов, пытаясь подснять себе пару телочек из политических.

- Ну ты даешь! А я дура. Подозревала, что ты белый расист и вообще сволочь, которой гламур заменил все истинные ценности. Так приятно видеть тебя в гуще разноцветного пролетариата! - она бросилась к ребятам, пылко пожала им руки и неожиданно пустилась в убойный танец вприсядку. 

- Это казачок, танец трудового народа России, колыбели Мировой Революции, - объяснила она. - Как ты думаешь, это будет смотреться на корте?

За*бись, сказал я, с трудом понимая, о чем она говорит.

Она посмотрела на меня безумными глазами.

Вдруг видЕние трибун, заполненных беснующимся народом, шершавого терракота, поделенного сеткой и злобно ухмыляющегося парня в пузыристых шортах на той стороне, пронеслось в голове стремительным вжиком. Череп раскололся от боли, словно по мозгам прошлись рубанком.

Я застонал еще и потому, что эта девка стиснула меня в объятиях, и опять затораторила про сетки, матчи, какую-то Серену, безжалостных организаторов чемпионата, капиталистических свиней, против которых она намерена решительно бороться, в том числе своими революционными плясками.

  - Ты кто такая? Знаешь его? - и Жильберту и Вонг все ей рассказали, то и дело отрыгивая пивом, на радостях от того, что нашелся хоть один мой знакомец в этом равнодушном человеческом муравейнике. 

- Мы собирали жестянку, и споткнулись о его труп в Центральном парке. Ну то есть мы сначала думали что труп, обшарили, искали чем поживиться. Но у него ничего не было! Ни мобилы, ни денег ни документов. Парень валялся в полном отрубе, а когда очнулся, даже имени своего не помнил. Камрад Вонг подыскал ему жилье и порекомендовал на хорошую работу. Теперь он моет посуду, видишь "Хилтон" в двух шагах отсюда?

- Его биииистро растучая! Ище вчира она была мусорщикама, - радостно запищал китаец, а бразилец добавил:

- Мы зовем его Башка. Во-первых, по башке он огреб. А еще - он умный. Придумал как тырить из ресторана почти новые скатерти. За пару минут придумал, прикинь?!      

- Да ладно, у Фелисиано ретроградная амнезия?! Твои шутки становятся все смешнее и страшнее, дорогая Андреа!

(Продолжение следует..)