Вячеслав Быков: В институте мне говорили: «Лучше, Слава, занимайся учебой. Спортсмена из тебя хорошего не выйдет».
Уроженец Челябинска, долго игравший и тренировавший в Швейцарии, стал первым российским тренером питерского клуба в кахээловской истории. И хотя контракт подписан на два сезона, результата от него будут ждать уже этой весной. Быков чемпионских амбиций не скрывает, но и впереди паровоза не бежит. Терпение и выдержка – качества, которые тренировала сама жизнь.
Служил в ледово-ключешной дивизии
– Вячеслав Аркадьевич, родители не отговаривали вас от занятий хоккеем? В советские времена считалось, что главное – серьезную профессию получить...
– Нет, но было условие. Буду хорошо учиться в школе, могу заниматься спортом, причем любым. Эдакий шантаж. Школу я в итоге окончил со средним баллом 4,5 – 5. Родителям мое увлечение нравилось. Всяко лучше, когда твой ребенок занимается спортом, а не шатается по улицам.
– После школы вы неожиданно направились в сельскохозяйственный институт. На кого учились?
– На инженера-электрика. Профессия интересная. Другое дело, что отсидеть там пять курсов точно бы не смог. Спорт с каждым годом требовал все больше времени. Да и по правде сказать, поступил я в сельскохозяйственный ради военной кафедры. При наличии в вузе этой кафедры не надо было идти в армию. Я не хотел бросать хоккей даже на небольшой срок. Мог поступить в Политехнический, но играл за команду «Сельхозвузовец». Она принадлежала сельхозинституту, соответственно, туда и пошел учиться. Но на четвертом курсе меня забрали в армию. Тогда я перевелся в ленинградский институт имени Лесгафта, его и окончил.
– В итоге сколько у вас высших образований?
– Одно. В институте Лесгафта была кафедра футбола и хоккея. Позже в Швейцарии дополнительно окончил тренерские курсы. Тот диплом, правда, в России не котируется.
– Так, армия добралась до вас?
- Конечно. Хоккейные войска, ледово-клюшечная дивизия... Несли службу в армейском клубе и сборной СССР. Служба была очень непростой. Мы держали в уме: в случае чего могут погнать в роту. Рычаги у руководства ЦСКА и тренерского штаба существовали серьезные. С прохладцей к обязанностям на льду в такой ситуации не отнесешься.
– Вот интересно, не попроси ваша мама декана из сельхозинститута отпустить вас на игры чемпионата Союза, хоккейная карьера задалась бы?
– История на самом деле складывалась иначе. Декан сам был хоккеистом. В свое время играл за «Трактор». Умный, интеллигентный человек. Возможно, в силу того что я маленького роста, дал мне простой совет: «Лучше, Слава, занимайся учебой. Спортсмена из тебя хорошего не выйдет». Не знаю, задело меня это или нет, но на финал захотелось поехать еще больше.
– Родители поддержали?
– Сказали: «Решай сам». На следующий день встречаю друга. С ним в одной команде играли. «Ну что, – спрашиваю, – едешь?» «Нет, – отвечает, – остаюсь». А я рискнул. Иногда в жизни нужно принимать ответственные решения. В каких-то случаях они приносят успех, в каких-то – наоборот. У меня сложилось. Спортивная карьера пошла резко в гору. Такая вот нетипичная биография.
– От слов декана до выигрыша чемпионата мира со сборной СССР – четыре года...
– Так и есть. Юношеские, молодежные сборные прошли мимо меня. Быстрый взлет. И, кстати, из института меня не отчислили. Правда, с дневного отделения пришлось перевестись...
О рождении дочери узнал на таможне
– 1984 год – самый сложный в карьере? Серьезная травма, непопадание на Кубок Канады и ряд других неприятностей...
– Действительно, обстоятельства, способные оставить серьезный след, были. Но желание играть, совершенствоваться, побеждать, получать удовольствие от игры, находиться в коллективе превалировало над всеми невзгодами.
– Правда, что свою дочь вы впервые увидели, когда ей было три месяца?
– Так и есть. Маша родилась 17 августа, я узнал об этом, проходя таможню, а увидел, когда мы прилетели в Челябинск на матч. Сложно передать, что в тот момент творилось у меня на душе, но после этого перевез семью в Москву. И опять-таки, даже там... Как бы это сказать... Вот ты приходишь домой, а ребенок видит тебя и прячется за мамину юбку... Из любопытства периодически выглядывает, потому как не может понять, кто этот дядя...
– Проклинали систему?
– А смысл? Ты ничего не можешь изменить. Либо подчиняешься установленным правилам, либо бросаешь хоккей и живешь проще.
– Вы не бросили.
– Вся наша команда так жила. Месяцами не видели детей, того, как они растут. Все ложилось на плечи жен. Это был наш выбор. В спортивном плане в Советском Союзе у нас была фантастическая жизнь. В семейном – катастрофа. Не хочу никого обвинять, такие были условия игры. А дальше выбирай сам: хочешь – играй, хочешь – уходи. Именно поэтому при первой возможности я выбрал Швейцарию. Там я всегда находился рядом с детьми.
– Став тренером, чувствуете, что российского игрока, дабы он давал максимум, обязательно нужно держать в ежовых рукавицах? Либо «профессионализм» не чуждое им слово?
– Здесь момент воспитания, ведущий к самосознанию и профессионализму. Я придерживаюсь того, чтобы человек это сам осознал. В таком случае он станет единомышленником, с которым можешь идти до конца. А ставить в угол за нарушение дисциплины, забирать премию и т. п. – не в моих принципах. У меня все строится на доверии.
Загонять в рамки не в моих правилах
– Годы, прожитые в Европе, наложили на вас, видимо, сильный отпечаток...
– Я уважаю личность. У каждого игрока свой характер. У каждого – своя семья, свое воспитание. Но если он выбрал хоккей, значит, понимал, куда шел. Профессионалами становятся. К этому идут. Данное качество закладывают в детско-юношеских школах. Там нужно многое разжевать. Отшлифовывается уже на другом уровне. Считаю, наши ребята могут быть большими профессионалами. Я сам это доказывал. А я такой же русский человек. Загонять в рамки, подсматривать в замочную скважину или опираться на какие-то шептания со стороны – не в моих правилах.
– Но ведь бывают борзые, которые даже не попытаются вникнуть в вашу философию...
– Значит, нам не по пути. Борзые мне, кстати, ни разу не попадались. Характерные встречались, да. Но «борзеть» со мной в принципе невозможно. К тому же такие ребята не выживут в профессиональном хоккее. Их просто выдавят из коллектива.
– Загулявшего Евгения Рясенского вы простили?
– Не я его наказывал, чтобы прощать. Когда СКА разорвал с ним отношения, меня даже в команде еще не было. Мы все живые люди, можем ошибаться. Как в хоккее есть право на ошибку, так и в жизни случаются минутные слабости. Надо просто дать еще один шанс. В том числе для того, чтобы человек осознал, в чем был неправ. Евгений – классный игрок. У него трое детей. Полагаю, он понял, что сделал не так.
С Зубовым и Яшиным я никогда не ссорился
– Откуда в челябинском парне столько благородства, как у настоящего джентльмена?
– Джентльмену нужно еще все кодексы знать. Я знаю не все. Воспитание, полученное в детстве, играет большую роль. Оно идет с тобой по жизни. Уважение к труду, к близким, к противнику – важные аспекты, во многом помогающие. Иногда, чтобы понять поступок оппонента, нужно поставить себя на его место. Почему он воткнул тебе пику в бок...
– Понимаете?
– Потому что иначе не способен тебя остановить. Осмысление приходит через понимание. Понимание себя и окружающих. Я так воспитан и стараюсь придерживаться своей философии и принципов... (пауза) Может, предназначен для чего-то...
– Появление Сергея Зубова в тренерском штабе СКА – тоже результат вашей философии?
– В каком смысле?
– Накануне Олимпиады в Ванкувере вы заочно разругались в пух и прах...
– С Сергеем я никогда не ссорился.
– Как же?.. Он обиделся, что вы решили проверить двукратного обладателя Кубка Стэнли на этапе Евротура. Вы в свою очередь обиделись, что Зубов не приехал.
– Я созванивался с Сергеем. На случай, если у него где-то возникло недопонимание. Объяснил свою позицию. Ни коим образом не хотел принизить его или что-то в этом духе. Для меня Зубов был, есть и остается одним из величайших российских защитников, карьере которого можно только позавидовать. Другое дело, что в профессиональном спорте каждый принимает свое решение. В рамках моих функций мне на тот момент необходимо было его принять. Я объяснил почему. За олимпийским бортом мы оставили немало хороших хоккеистов.
– Не только в Ванкувере.
– Было много турниров, где приходилось говорить игрокам: «Ты не проходишь в состав». Очень непростой момент, но от него не уйти. В такой ситуации я честно говорю все, как есть. Глядя в глаза. Важно открыто озвучить позицию. Игроки, думаю, тоже понимают, насколько непроста наша роль. Кстати, когда Сергей завершил карьеру, мы хотели привлечь его к сборной в качестве тренера.
– Это новость!
– К вопросу про обиды... Для меня тема Зубова была закрыта. Как и по другим игрокам. Иногда подобные вещи раздуваются намеренно. Похожая история была с Лешкой Ковалевым. Даже канадские журналисты волновались за сборную России перед Квебеком: «Как так?! Лидера «Монреаля» не пригласили на чемпионат мира!».
– А российские переживали за Алексея Яшина...
– Да, с Лешей то же самое. Говорить со стороны легко. Нужно понять, что решение принимает главный тренер. Он же несет за него ответственность. А если внимать советам всех специалистов, слушать их мнение, отталкиваясь от которого набирать состав... Кто тогда, скажите мне, будет отвечать в случае неудачи?
– По сути, никто. Но крайнего в любом случае отыщут.
– Совершенно верно. И зачем тогда главный тренер вообще?..
– С Игорем Захаркиным в ЦСКА познакомились?
– Да. Он отвечал в клубе за научно-методическое обеспечение.
– На какой почве сдружились?
– Появились какие-то флюиды общие, интересы, взгляды на жизнь, философия... Дискутировали с ним, спорили, делились взглядами на мир. В 1993 году Игорь вошел в штаб сборной России, с которой мы завоевали золотые медали чемпионата мира. Я был капитаном команды. Договорились, что изыщем как-нибудь возможность поработать вместе. И она появилась.
– Спустя 11 лет...
– Да, в 2004-м. До 2000-го я играл, потом начал тренировать в Швейцарии. Начал с самых маленьких. Не хотелось сразу браться за взрослых. Двигался постепенно, проходя все ступени карьеры.
– Чтобы понять – ваше это или нет?
– Именно. Нравится или нет. Могу – не могу. С детьми все натурально, без фальши. Если на этом уровне возникает ощущение радости от процесса, оно говорит о каких-то предпосылках. Чем старше ребята мне попадались, тем глубже я погружался. Процесс не сиюминутный.
– Сколько времени понадобилось, дабы окончательно осознать: «Мое!»?
– Два-три года. Почувствовал, что не могу иначе. Хотя «не могу» не совсем точная фраза. Скорее, предстояло самому себе ответить на вопрос: хочу ли я заниматься этим? Дети позволили мне понять себя. С ними я прошел этап адаптации, переоценки ощущений.
– Игрока и тренера?
– Да. Вешая коньки на гвоздь, ты ставишь заградительный барьер. Вот ты хоккеист, а теперь преподаватель. Одно дело играть и совсем другое обучать или помогать раскрыть потенциал. Не сравнивая при этом себя с тем игроком, которого обучаешь.
– В чемпионате Швейцарии вы набирали под сотню очков за сезон, чего в СССР близко не было. Максимум – вдвое меньше. Воздух свободы так повлиял или уровень был несопоставим?
– Уровень, конечно, был пониже. С Андреем Хомутовым мы там прилично наколотили.
– 1264 очка на двоих!
– Приятно вспомнить... В швейцарских клубах на тот момент можно было играть лишь двум иностранцам. И наша с Андреем задача состояла не только в том, чтобы много забрасывать, но и передавать опыт, профессионализм и видение хоккея всей команде.
– Притом что тренер у «Фрибурга» был канадец Пол-Андрэ Кадье...
– С ним мы нашли общий язык. Сошлись во мнении, что чем больше в нашем сочетании будет ротация игроков, тем быстрее поднимется общий уровень команды. Мы привыкли работать на максимум и со своей ролью справлялись, играя ее честно.
– Доиграть до сорока было принципиально?
– Нет. Может, я и пятый десяток разменял бы на льду, но сказалась травма. А еще нагрузки ЦСКА стали в определенный момент подавать сигнал. Важно слышать свое тело. Иначе наделаешь серьезных ошибок. Хоккей – хоккеем, но и за пределами площадки есть жизнь. Для кого-то, возможно, – самая интересная ее часть. Надо ощутить этот момент и принять решение. А цифра, круглая она или нет, значения не имеет.
– Швейцария – одна из наиболее стабильных стран мира. Вас не раздражала эта логичность после нашей непредсказуемости?
– Мне многие говорили: «Ты там уснешь». Но на сон не тянуло, чувствовал себя комфортно. Зависит от того, какой образ жизни ведешь. Я полноценно жил с семьей, была работа. Свободное время уделяли своим делам. Никакой гонки, спешки, стресса, страха чего-то не успеть.
– А общение?
– Были друзья. Хотя, разумеется, московских ребят не хватало. Каждый год я возвращался в Россию. Видел, что в стране происходит. Я родом из СССР, и это со мной навсегда. В то же время без проблем адаптируюсь к любой среде.
– Супруга с вами в Питер перебралась?
– Нет. Но, надеюсь, приедет. В Уфу приезжала несколько раз в год. Там дети...
– Уже взрослые...
– Все равно дети. Глядишь, внуки пойдут. А работе я уделяю все свободное время. Кстати, пока мы разговаривали, супруга звонила. Потеряла меня, наверное...
В Ванкуре мы вышли поигратать в хоккей
– Мы вас тоже потеряли на три года. Вокруг «исчезновения» Быкова из КХЛ ходит множество домыслов. Вплоть до того, что это месть за провал в Ванкувере.
– На самом деле предложения были. Но из-за личных обстоятельств приходилось отказывать. Когда принимал приглашение от СКА, некоторые моменты мне тоже дались нелегко.
– Ванкуверские 3:7 от Канады долго в кошмарах преследовали?
– Заноза на всю жизнь. Что победы, что поражения – все они наши. Результат той Олимпиады – боль и переживания. Но важно понять, почему он получился таким. Провести анализ. Это помогает немного притупить боль.
– Но не купировать ее...
– В спорте невозможно выиграть все. А поражения, как бы парадоксально это ни звучало, – возможность двигаться вперед. Ощутив горечь неудачи на таком уровне, больше понимаешь, что это такое. И когда потом выигрываешь – сильнее уважаешь соперника. Ванкувер стал тяжелым испытанием. Тогда, в четвертьфинале Олимпиады, обыграть канадцев на их льду было для нас невозможно.
– Четыре года многомиллионную армию болельщиков терзал вопрос: «Почему?!»
– Потому что мы не смогли пробудить вдохновение в наших ребятах. Они вышли просто поиграть в хоккей, а нужна была готовность умереть за дело. Это психологический момент. На нем было основано все у канадцев. На нем сломались мы...
Текст:Даниил Ратников, Николя Муньешули
Оригинал: Санкт-Петербургские Ведомости
Быкову всех благ.