Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 27
"Проберт был одним из тех парней, которые начинали тафгаями, а затем превращались в настоящих игроков. Он был безоговорочно предан команде, именно поэтому его карьера длилась так долго. Все просто обожали Бобби", - Уэнделл Кларк.
Я вернулся домой ещё до суда во Флориде. Дэни заблокировала все наши счета так, что я не мог снять с них ни цента. Я завязал до осени 2004. Потом, в сентябре, я познакомился в Винзоре с чуваками, которые любили покутить. Опять всё началось с кружки пива и всё пошло-поехало. Дэни, бывало, говорила, что это был просто тихий ужас. Она ненавидела всё это. Куда бы я не пошёл, мне везде предлагали выпивку, наркотики или "колеса". Я ей говорил, что всё зависело от меня, буду ли я принимать что-то или нет, но её выводило из себя то, что мы никак не могли избавиться от подобных проявлений "дружбы" в Винзоре.
У меня вновь наступили тёмные времена, вечеринки круглые сутки. Я не соображал, что же творится в моей жизни. Внутри меня жила беспросветная скука. Многие не понимают, что это такое. Всё в твоём разуме, всё в твоем теле, всё, о чём ты только можешь думать, так это о кайфе. Потому что, когда у тебя приход, ты волен получить всё веселье, какое только хочешь, а на остальное просто насрать.
Отец Дэни Джим состоял в мотоклубе и мне нравилось гонять вместе с ними. Некоторые из моих школьных приятелей в Винзоре также любили "Харлеи", так что мы начали собираться вместе. Двое из них имели отношение к мотобанде "Ангелы Ада" и их как-то словили в Винзоре с большой порцией кокаина. Я пришёл посмотреть на суд над ними в марте 2005. Понятное дело, моя физиономия на следующий день красовалась на первой странице газет.
1-го июля 2005 года мы зависали с парой новых друзей у меня в гараже. Мне недавно исполнилось сорок лет. Я любил свой гараж, ставший моим храмом-убежищем. У меня там было всё: три движка, пара шасси, все мои инструменты, включая большой набор для "Харлея", колёса, пара мотоциклов, вместе с "Коровой", которая стала теперь стационарной, кресла, пепельницы и стол. И я всегда замечал, что кто-то подвинул что-то из моих вещей. В общем, мы бухали, и кто-то подогнал мне грибов.
Мы уже неплохо набрались к тому времени. У нас оставалась всего одна бутылка виски. Мы распили её прямо из горла и закусили горстями грибов. Это был конец всему. Я был в полном отрубе, сознание возвращалось ко мне лишь урывками. А тем временем Дэни и дети были дома.Я начал бороться с одним из своих друзей прямо в гараже. Закончилась схватка после того, как мы завалились на двухместный "Порш" Дэни и пробили несколько дыр в стене. Крышу у нас снесло напрочь. Дэни услышала шум и спустилась в гараж. Она сказала что-то мне, и я пошёл за ней в дом. В кухне мне попался под руку набор ножей, стоящих в подставке и я швырнул их на пол. Я не кидал их куда-то конкретно, просто они оказались первым, что попалось мне под руку. Я тоже начал на неё орать и Дэни испугалась. Она вызвала полицию и позвонила своему отцу.
Дэни была всё ещё напугана, когда приехал Джим, и это разозлило его до глубины души. Он влетел на кухню, где сидел я и нёс какую-то галиматью. Джим сказал, что я бубнил что-то мало внятное про то, что меня то ли достал какой-то чувак, то ли какой-то чувак давит на меня. Его беспокоило то, что я мог совсем слететь с катушек, и он не сможет меня удержать. Так что он даже не попытался меня успокоить. Он просто решил проследить, чтобы я не причинил никому вреда. Я же был совсем невменяем.
К дому приехало семь полицейских машин. По периметру дома у нас были установлены камеры, так что я просмотрел потом видео о том, что же было дальше. Я вышел на подъездную дорогу и попытался поговорить с одним из офицеров: "Подойди сюда, я хочу поговорить с тобой". В своих рапортах они указали, что я принял боксёрскую стойку и подзывал их в угрожающей манере. Но на видео чётко видно, что нападавшими были именно они. Они были готовы крутить меня ещё до того, как я вышел к ним. Копы подскочили ко мне и толкнули меня в сторону гаража, так что я сильно приложился головой о дверь. После этого меня окатили струёй из газового баллончика. Пока я тёр глаза, мне заломили руки, нацепили наручники и впихнули в свою машину.
Меня отвезли в Белль Ривер, где я провёл ночь. С утра меня перевезли в Винзор. Обычно там держат дня два-три, после чего отправляют в окружную тюрьму. Но я так и не попал в тюрягу – меня выпустили. Один из моих приятелей нашёл судью в воскресенье, который подписал мое прошение о выходе под залог. Приятель же и оплатил залог – тысячу долларов. Я оказался на свободе через два дня.
В рапортах полиция указала, что я нарушал общественный порядок, сопротивлялся аресту и напал на офицера полиции. По их версии, это и стало причиной моего задержания. Я в тоже время отдал запись с видеокамер своему адвокату Пэту Дешарне. За неделю до суда Дешарне позвонил помощнику судьи, Тиму Кавано. Дешарне обычно не демонстрировал подобные улики до суда, предпочитая иметь их в качестве туза в рукаве, но он был высокого мнения о Кавано, так что пригласил его в офис на просмотр записи. Видео весьма озаботило обвинителя, и он взял его для демонстрации в полиции. За час до суда он сказал: "Я не собираюсь продолжать с такими уликами. Я снимаю обвинение".
Я то знал, что это было полное дерьмо, а не обвинение. Но я понятия не имел, что его снимут, так что должен был предстать перед судом в десять утра. Дешарне, пока ждал меня, весь извёлся. Судья спросил на суде: "Собирается ли м-р Проберт почтить нас своим присутствием?". Дешарне ответил: "Ваша Честь, мы знали заранее, что обвинитель намерен снять все обвинения. И каждый раз, когда м-р Проберт появляется здесь, в прессе начинается форменный цирк. Так что, если Вы не возражаете, я буду здесь в целях его защиты. Я его поверенный. Можем ли продолжить без него?" Судья не возражал.
Я позвонил Пэту в 11:30, спросить что случилось. Он ответил: "Ты, похоже, был абсолютно уверен в том, что мы выиграем дело, что даже не появился в суде. Я не знал до сегодняшнего утра, что он снимет все обвинения".
Мне стоило бы засудить этих мудаков, поскольку из-за них у меня появились проблемы. На видео было чётко видно, что все их рапорты – дерьмо собачье.
Пока дело не дошло до суда и не было выиграно, я находился на испытательном сроке. По идее, я не должен был пить или находиться в тех местах, где продают спиртное. Но я продолжал зависать с теми же самыми чуваками. 19 августа я оттягивался с приятелем. Мы были в центре Винзора, как вдруг он куда-то исчез. Я пришёл к его дому и начал барабанить во входную дверь. Я должен был остаться у него, но он не открывал дверь. Дэни и я всё ещё не помирились после того инцидента с грибами. Её беспокоило то, что дети могут увидеть меня в таком виде, и она велела мне взять себя в руки. Я знал, что она была права, но я ещё не дошёл до своей точки возврата.
Сходив за сэндвичем, я вернулся и продолжил колотить в дверь. Никакой реакции. Я присел на бордюр, съесть свой сэндвич. После этого я растянулся на тротуаре, отдохнуть и подождать приятеля. И, бляха-муха, я отрубился. Разбудила меня полиция. Участок был как раз напротив дома моего приятеля. Один из полицейских была женщина. Она задавала мне какие-то дебильные вопросы типа: "Хорошо, нам нужен адрес. Боб, куда ты хочешь ехать?"
"Зачем вам какой-то адрес. Я сегодня остаюсь у своего приятеля. Его пока нет дома, так что просто жду его".
"Нам нужно отправить тебя куда-то, где мы будем знать, что ты в безопасности".
"Что ж, домой мне пока дорога заказана, так что я буду ждать своего приятеля".
"Это не слишком хорошо, Боб. Куда бы ты хотел пойти, поскольку тут ты остаться не можешь".
Я не нашел ничего умнее, как сказать: "Какого хера вообще?"
Этого было достаточно: "Надень ему наручники".
Ранее этим днём я был на Винзорском фестивале блюза. Кто-то там сунул мне пакетик в пятидолларовой купюре. Ну, вы понимаете: "Боб, здесь есть кое-что для тебя". Аккуратно сложенный этот пакетик покоился в моём бумажнике – кокаин на двадцать долларов. Я совсем о нём забыл.
Но эта баба решила, что она должна проверить каждый обрывок в моём бумажнике. Никакой нужды в этом не было. Бумажник проверяют, если нужно выяснить личность владельца. А она всё время называла меня Боб, прекрасно зная, кто я. И у них был мой домашний адрес, потому что они навещали меня не далее как месяц назад. Она прошерстила мой бумажник, достала оттуда свёрток из пятибаксовой купюры и развернула его.
Эта двадцатидолларовая порция кокаина обошлась мне в двадцать тысяч. Оплата Дешарне – 14000 долларов, штраф и очередная отправка на лечение. Это попало в мою криминальную историю, так что в Детройт я не мог больше вернуться из-за моих отношений с наркотиками. Теперь для поездки туда мне нужно разрешение. Меня впускают в страну на благотворительные мероприятия – я плачу 60 долларов и получаю пропуск на день или два.
Двадцатидолларовое дерьмо и я всё ещё плачу за него.
Я продолжал вести разгульный образ жизни, и это отражалось на Дэни и детях. Она звонила Джиму, когда ей требовалась помощь. Он приезжал и начинал ездить по мозгам: "Слышь, говнюк, почему она опять расстроена? Что ты опять сделал? Ты опять не в своём уме. Изгони этих демонов из себя, повзрослей".
В том июле Броган исполнилось одиннадцать, а Тьерни ждала своего девятого дня рождения. Я прикатил домой с несколькими друзьями по мотоциклам, переодеться, потом забрался на свой "Харлей" с двумя парочками и мы свалили. Броган позвонила Джиму: "Деда, Папа переодевался перед какими-то непонятными женщинами".
"Что? Дайте маму к телефону".
Дэни взяла трубку и он спросил: "Что происходит, Дэни?"
"Ох, он уехал с парой каких-то отморозков из Винзора. Папа, ты можешь мне помочь. У нас завтра большая вечеринка по случаю дня рождения Тьерни, а ураган превратил наш задний двор в свалку".
Джим приехал и помог подстричь траву. Он оставил всё сено прямо на въезде в гараж, большими снопами. Я только что прикупил новый "Форд Экспедишн" в версии от Эдди Бауэра – 60000 долларов. Джим открыл все его двери и засыпал полностью травой. Потом он закрыл двери и окна, оставив его на три дня на тридцатипятиградусной жаре. После этого он прибрался во дворе, подобрав каждый маленький кусочек мусора и тому подобного дерьма, и вывалил всё найденное в мой "Шевроле" 1970 года, 502 лошадиные силы, черный с белыми полосами.
Я никогда не говорил с ним об этом, потому что знал, что он был прав. Я вёл себя как полный мудак и заслуживал даже худшего обращения.
Но я до сих пор чувствую запах этой грёбаной травы в моём пикапе.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.
