9 мин.

Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 24

Лучшие годы Проберт, конечно, провел в "Ред Уингс". Именно в свитере этой команды он отметился самыми впечатляющими драками, многие из которых вошли в историю хоккея точно так же, как голы Гретцки или Лемье. Проберт всегда крепко стоял на ногах и бился до последнего, даже если очевидно проигрывал. Несмотря на то, что он периодически отмечался неплохими голевыми сериями, главной задачей нападающего были не голы, а охрана юного гения Айзермана.

В начале сезона 1999-2000 Боб Мюррей беспокоился о сохранности своей работы. Он хотел поменять мой контракт. Он набрал группу реально хороших игроков, вокруг которых можно было строить команду. В марте меня, Дэйва Мэнсона и Дуга Змолека он выставил на драфт отказов. У меня по контракту оставались ещё два года за 3,5 млн. долларов. В августе Мюррей прислал мне письмо, котором он описал три возможных варианта. Первый – я соглашаюсь на урезанную до миллиона зарплату на год, с опцией продления ещё на год за миллион или же выкуп второго года за 200000 долларов. Второе — Я мог подписать новое трёхлетнее соглашение по 400000 долларов за год. И третье — поскольку у меня односторонний контракт, я получал бы прежнюю оплату, но меня отправили бы в низшую лигу. А потом этот недоумок сказал прессе, что я игрок не выше четвертой тройки. Он блефовал.

Я созвонился с Мэнсоном и Змолеком и они были единодушны: "Скажи ему, куда он может отправляться с такими предложениями. У тебя односторонний контракт". Я считал точно также. Позвонив Мюррею, я сказал ему, пусть отправляет меня в низшую лигу. "Мне всё равно, если придётся весь год кататься на автобусе в ECHL. В конце года я куплю этот автобус".

Мюррея отправили в отставку к Рождеству, вместе с Лорном Моллекеном. Пулли вернулся на тренерский мостик 2-го декабря. К тому времени у нас счету было 5 побед, 15 поражений и 4 ничьи. Меня передвинули в первую тройку к Дагу Гилмору и Тони Амонте. К январю мы набрали неплохой ход, 8 побед, 4 поражения, 2 ничьи. Как говорится, всё что ни делается, всё к лучшему.

Дэни снова была беременна. На этот раз близнецами. УЗИ показало, что, как минимум, один – мальчик. Уже имея двух детей и двумя в ближайшей перспективе, нам требовался больший дом. Мы прикинули, что после завершения моего контракта, возможно, мне придётся завершить карьеру. Мы подумывали остаться в Чикаго или вернуться в Детройт, но без рабочей визы у меня могли бы возникнуть проблемы с пересечением границы. И дом, который мы могли бы купить в Винзоре, был намного дешевле того, что нам могли предложить в Вест Блумфилде, Мичиган.

Мы поехали посмотреть предложенные варианты и нашли именно то, что хотели. Старый дом на тихой улице, выходивший на озеро Сент-Клер. Я мог видеть из него Штаты. Мы пытались сохранить старый дом, но не вышло. В итоге, мы сровняли его с землёй и заложили новое строительство в августе 2000 года. Постройка нашего Дома-на-Века заняла три года.

Близнецы родились на две недели раньше срока, 2-го мая 2000 года. Дэни давала имена всем нашим дочерям. Ей нравились редкие имена. Она назвала нашу третью дочь Деслин. Сына я назвал Джек, в честь Папы Джека, моего деда. Как и все наши дети, они родились крепкими и здоровыми. Джек весил 3,5 кило, Деслин 3,3 кило. Я взял их по одному в каждую руку и заплакал как дитя.

Моя роль в команде менялась с годами. В 2000-01 я играл в четвертой тройке, но не забивал себе по этому поводу голову. Игра по-прежнему доставляла мне наслаждение. В раздевалке всегда было весело. Мне нравилось изображать крик утки, который, по мне, звучал как будто крик дельфина. Вытягиваете губы трубочкой, прикладываете кулак и дуете. Парни прозвали его криком дохлой индюшки. Он их бесил, но позволял слегка оживить атмосферу в раздевалке. Мне всегда больше нравились парни, которые умели веселиться, а не те, которые всё время ноют и жалуются. У тебя могут быть проблемы, но никто не любит смотреть на парня, сидящего рядом и скулящего из-за какой-то фигни.

Я знал, что я должен исполнять две роли – любящего своих жену и детей, мужа и тафгая на льду. Мне не требовался тренер, который трахал бы мне мозги своими умными речами, как бывало в прошлом: "Эй, хрен ли ты лыбишься? Тут не над чем смеяться. Нам нужно выигрывать". Я мог веселиться на тренировке, болтать и шутить со всеми, но наступало время игры, и я отлично знал, что я должен делать.

В апреле 2001 я как-то встал абсолютно разбитым. Я вряд ли мог подхватить грипп или простуду, однако, я кашлял и меня сильно знобило. Запрыгнув в горячую ванну, я едва смог вылезти из неё. Следующим вечером я вышел на лёд, но, парой дней позже, я чувствовал себя ещё хуже. Доктор определил у меня синусит, воспаление носовых пазух, после чего я неделю провалялся на больничном.

Мы не попали в плэй-офф четвертый год подряд, так что 3 мая нашим тренером был назначен Брайан Саттер. Он сразу объявил о том, что физическая подготовка – это главное. Я же надеялся, что я буду получать больше игрового времени, потому что Саттеру нравилась силовая борьба. Но проблемой была моя болезнь, от которой я так и не смог излечиться. В книжном я прикупил справочник по медицине и начал искать свои симптомы. Только одна зараза подходила под описание – ВИЧ. "Вот блядь!" – Думал я. – "Мне 36 лет и я умираю от СПИДа".

В следующие три месяца я минимум трижды сдавал кровь на анализ вместе с Дэни. О ней я беспокоился больше всего. О своей смерти я особо не беспокоился, но абсолютно не желал ей такого конца. Все наши тесты дали отрицательный результат, но я был уверен, что у меня ВИЧ. Мало ли тесты врут. Я терял вес с неимоверной быстротой, а каждый вросший волосок выглядел для меня как ВИЧ-лишай. У Дэни выскочил герпес на губе, и я запаниковал.

Она пришла домой с результатами своего четвертого или пятого теста: "Смотри! У меня всё в порядке".

"Они не сказали тебе всего".

"Ты прав, это заговор".

А потом, как в том кино с Шер, "Власть Луны", она врезала мне по лицу: "Выкинь эту паранойю из головы". Дэни отправила меня в "Майо Клиник", а потом еще в одну больницу, 1-го августа 2001, на дополнительное тестирование. Я выложил 2464 доллара за томографию мозга, 119 – за анализ на болезнь Лайма, 1870 – томография спинного мозга, одиночную палату – 9800, мочу и кровь на антитела, проверку щитовидной железы, в общем, всё, что взбрело в голову. Сумма счёта составила 19337 долларов. Домой я отправился с рецептом на "Клонопин" для лечения излишнего беспокойства, «Селекса» для депрессии и болеутоляющее «Перкосет». СПИДа у меня не обнаружили. Оказалось, что у меня вирус Эпштейна-Барра, мононуклеоз.

На старте 2001-02 Саттер выставлял меня в состав в первых 28 играх. Я считал, что всё складывается замечательно. Затем я пропустил несколько игр, пока наигрывали Джима Кемпбелла. Я называл его тоже Соупи, хотя никакого родства и в помине не было. Я не забивал много, я лишь обозначал своё присутствие на площадке, давил на психику соперников. Несмотря на то, что я сыграл всего в одной игре из последних одиннадцати, я закончи сезон со 176 минутами штрафа в 61 игре.

Много писали о том, что я больше не вернусь в Чикаго и меня это выводило из себя. Я хотел сыграть ещё один сезон. Мне всего 65 игр не хватило до заветной тысячи.

Вне льда дела у меня сделались просто замечательно. Шесть лет я не заказывал ничего крепче "О’Дула". Как-то мы обедали с приятелем, за месяц до окончания моего контракта. Я сказал ему: "Они хотят изменить мой контракт". После этого я заказал кофе и Бейлис.

Приятель не заморачивался: "Да, херово. Но я не собираюсь работать у тебя сиделкой".

Через пару недель Бейлис превратился в тройную дозу водки и воды, которые я выпивал в мгновение ока. Я все делал продуманно. Забирающие мою мочу на анализ обычно звонили мне за несколько часов до приезда. Только что отлитая моча в течение четырёх минут имеет определённую температуру – 36 градусов по Цельсию. У меня всегда был запас чистой мочи. Когда заборщик стучался в мою дверь, я не открывал сразу. Я ставил чистую мочу ровно на 12,5 секунд в микроволновку. Разогрев её, я проверял температуру и переливал её в колбочку с ограничителем. После этого я прятал её к себе в трусы за членом и шёл открывать.

Обязанностью заборщика было также наблюдать за тем, как я мочусь. Он следовал за мной в туалет, но я не пускал его дальше порога: "Стой! Смотри оттуда, этого достаточно. Я собираюсь вытащить свой хер прямо сейчас". Я отворачивался от него и начинал "ссать". Прежде чем я заполнял пробирку заборщика, я сливал немного в унитаз для пущей реалистичности процесса. Наполненную пробирку я отдавал и заканчивал процесс, мочась уже по-настоящему. Заборщик проверял полоску на пробирке, которая сигнализировала о температуре содержимого: "Всё в порядке". Вот так я обманывал науку.

Я не рассказывал об этом Дэни несколько лет, но когда поведал, она не шутку разозлилась: "Чёрт тебя дери, Боб, какой ты, блин, использовал термометр? Для мяса? Или для кофе-латте?"

В одной из затяжных поездок команды на выездные игры, я решил поужинать с одноклубниками. Я с еще одним хоккеистом знали, что не будем играть на следующий день, так что, поужинав, мы заглянули в бар. Потом на такси мы поехали гулять с компанией людей, с которыми только что познакомились. Один из них был полицейский. Вот он умел оттянуться по полной. Он тормознул где-то в городе и вернулся в машину уже с кучей кокаина.

Мы вернулись в отель к 7 утра, только-только подготовиться к выезду автобуса в 7:30 на тренировку. Денис Савар вёл её. Мой приятель был не привыкши к таким бурным вечеринам, как я. Он вышел на лёд, попытался развернуться, заплёлся в ногах и рухнул ниц, разбив себе нос и губу. Савар недоуменно спросил: "Что с тобой такое?" Я, в целях конспирации, тоже сказал ему: "Едрить тебя налево, приятель, держи себя в руках".

На обратной дороге в отель, мой приятель сидел тише воды ниже травы. Потом он повернулся ко мне и сказал: "Проби, как ты можешь тусоваться всю ночь, а потом тренироваться и играть на следующий день. Ты – монстр. Просто монстр".

Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.