Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 20
Кто-то считает, что номером один среди энфорсеров был Дэйв Семенко, "Кувалда" Щульц, Дэйв Браун или Тони Твист. Это как спорить кто были круче - "Битлз" или "Роллинг Стоунз", но на самом деле королем тафгаев в истории НХЛ был Боб Проберт. Никто не обладал ударом мощнее чем у Проберта, и агрессией неугасающей столь долго. Когда он хотел достать Вас, он доставал Вас, и он был Большой Болью НХЛ приблизительно 15 жестких лет.
Я надеялся на перезагрузку в Чикаго, и я получил её. Мы нашли общий язык с Пулли. Он отлично относился ко мне. Тренером был Дэррил Саттер, который тоже был замечательным человеком. Он был очень положительно настроен на пресс-конференции. И позвонил Дэни, узнать, что ей необходимо: "Мы чем-нибудь можем помочь?" Клуб нашёл ей врача, потому что они хотели, чтобы мы переехали сразу. Хотел бы я поиграть под руководством Саттера, но не срослось.
В контракте перед моим носом подвесили большую морковку. Его условия зависели от моей трезвости. Это означало регулярные визиты к терапевту, сдачи тестов крови и мочи. Предполагалось, что анализы мочи будут брать, неожиданно, в любое время, но получилось так, что забор пробирок был словно по расписанию. Я обычно говорил Дэни: "Мочетестер звонил, он подъезжает". В контракте было также условие: "Игрок не должен ездить за рулём или как-то иначе на любом типе мотоциклов в любое время, включая межсезонье".
Поначалу я был согласен с правилами. Я не ездил на мотоцикле весь первый год. Но ко второму году я уже начал считать, что, может быть, это условие внесено в контракт в качестве шутки.
Было и ещё один пункт, согласно которому, я должен был посещать определённое количество встреч Анонимных Алкоголиков каждую неделю. Я ходил на пересечение Диккенс и Шеффильд в Линкольн Парке, где они собирались почти каждый вечер. Предполагалось, что я буду брать подписи, в качестве доказательства того, что я был на встрече, но это долго не продлилось. Заставлять ходить на эти встречи и обеспечивать явку, это не то, для чего предназначались Анонимные Алкоголики.
Я подписал контракт, но сказал Дэни: "Когда я завершу карьеру, я собираюсь напиться "Короны" и послать руководство НХЛ ко всем чертям".
Я играл в Чикаго по правилам. Я общался с прессой и делал всё, что от меня требовалось. Мы сняли дом Стива Конройда и продали наш дом в Мичигане, полностью переехав в Чикаго.
Чикаго по-настоящему чудесный город. Кузены Дэни, Стэйси и Брэд Тэйлс, как-то катались с нами по городу, пытаясь привыкнуть к дорогам. Мы заблудились где-то в Кабрини-Грин, похоже, самой опасной части города. Мы ехали, распевая песни из всяческих телевизионных шоу. Мы кружили и кружили по району, начали петь заглавную тему из "Флинтстоунов", но подзабыли слова. Мы остановились на светофоре, а рядом встала тачка, набитая бандюками. Из окон у них долбилась музыка, чуваки все были в банданах и со шрамами. Я приспустил окошко и Дэни начала паниковать: "Боб, я рожу прямо сейчас, если ты не поднимешь окно обратно!"
"Один сек", — сказал я ей. Потом я обратился к чувакам из той тачки: "Эй, парни, мы тут поём тему из "Флинтстоунов", но ни хрена не можем вспомнить слова. Вы помните первую строчку?"
От такого вопроса у бандюков разом отвисли челюсти.
Я попытался спросить ещё раз: "Ну, знаете, "Флинтстоун", они… да-да-да, ля-ля-ли". Никак не можем вспомнить слова. Вы нам не поможете?"
Дэни вцепилась в мою руку: "Боб, клянусь, у меня сейчас отойдут воды, если ты не закроешь окно".
Кто-то из тачки буркнул: "Катись на хер отсюда, мужик".
Загорелся зелёный и они рванули с места.
Стэйси, Брэд и я улыбались всю дорогу домой. Дэни спустя много лет тоже считает, что это было забавно.
Я был готов к появлению нашего первого ребёнка и к началу новой карьере в "Хоукс", как вдруг 2 сентября 1994 года Бэттман дисквалифицировал меня. Технически, он присвоил мне статус "неактивный" на неопределённое время. Он назначил мне "пройти лечение от зависимостей под наблюдением лиги". Если вдуматься в это, то это полная херня. Лига не мой наниматель. Они просто управляющие. Меня наняли "Хоукс", а они не прописывали мне никаких курсов и реабилитаций. Управляющие, меняющие правила на свой вкус, это дерьмо собачье.
Могло бы быть и хуже. Если я играл сейчас, моя карьера, пожалуй, уже бы завершилась. Игра изменилась абсолютно. Теперь действует программа НХЛ насчёт наркотиков. Как только ты попал в её сети, ты влипаешь по уши. Что-то мне подсказывает, что я оказался первым подопытным в этой программе. Я не подписывал ничего, но Бэттман заявил, что сразу после рождения моей дочери в сентябре, я должен буду отправиться в Калифорнию на реабилитацию. И тогда они забудут обо мне.
Бэттман – говнюк. Грёбаный говнюк. Считаю, что именно он разрушил саму игру хоккей. Предполагается, что он должен быть беспристрастным, вести лигу правильным курсом, но, по моему мнению, он играет на стороне владельцев клубов. Изменения в правилах 1996 года – это какая-то неудачная шутка, зашедшая слишком далеко. Правило, согласно которому зачинщик получает десять минут за первый случай в игре и удаление до конца игры за второй. Третий в драке зарабатывает два матча дисквалификации. Драка, начатая до вбрасывания, обходится в пять игр дисквалификации каждому участнику. Пять игр за покидание скамейки и участие в драке. Если с тебя стягивают свитер во время потасовки, ты отдыхаешь одну игру. Не думаю, что Бэттман до конца осознавал все последствия, когда принимал эти правила. Они преследуют парней, которые счастливы оттого, что могут играть в хоккей и сойтись в честном поединке. Когда они получают штрафы, это вредит команде. Но эти же правила никак не вредят игрокам, которых вызывают на игру только ради драки. Зарабатывать дополнительное штрафное время в пылу игры? Это неправильно.
Если кого-то ударили исподтишка, ты должен быть там. Вы – команда, вы должны вступаться друг за друга. Так что вы отвечаете ударом на удар. А сегодня, если оппонент "ныряет", вы получаете штраф. Сейчас, если в вас весу всего 75 килограмм и вы не большой мастак в кулачных поединках, долго вы в лиге не продержитесь.
Бывает, я смотрю игры плэй-офф и задаю себе вопрос: "Это что, правда, игра плэй-офф?" Это какой-то грёбаный дворовый хоккей со счетами типа 6:5. Обычно в плэй-офф у всех включаются скрытые возможности работы со 110% отдачей. Все хотят выиграть и сделать для этого всё, что потребуется. А сейчас это типа чёртова Матча Всех Звёзд.
Практически нет силовой борьбы, не дай Бог, тронуть соперника. Попытаетесь притормозить его клюшкой – добро пожаловать на скамью штрафников. Сейчас свистят нарушения и в овертаймах! Неслыханное дело. В 2010, "Чикаго" выносило "Сан-Хосе", но в четвёртой игре, третий период, счёт 2:2, судья назначает двухминутный штраф. Игрок выбрасывает шайбу на трибуны, задержка игры. "Чикаго" играет в большинстве, но не забивает. Затем игрок "Сан-Хосе" удаляется за задержку игрока. Хорошо, пусть будет задержка. Снова "Чикаго" в большинстве и снова не забивает. Четыре минуты до конца игры и две двухминутных наказания "Сан-Хосе". Потом подоспело и третье, за удар по рукам. Просто ужас, наисомнительнейшее удаление. "Чикаго" забивает за 4 минуты до конца и выигрывает 3:2. Полный бред, третий период, команда на грани вылета, счёт 2:2 и три удаления подряд? "Чикаго" забивает и выигрывает серию? Это не плэй-офф-хоккей.
Игра стала более европейской. Больше катания, меньше силовой борьбы. Скорости выросли и, может быть, некоторым болельщикам это нравится больше. Все в лучшей форме, что и хорошо. Раньше было три-четыре отличных хоккеиста, половина со средним катанием и оставалось место для пары игроков с отвратительнейшим стоянием на коньках. А сейчас все настоящие конькобежцы. Сам-то я был из тех, кто со средним умением кататься. Из-за моих габаритов я медленно стартовал, но когда разгонялся, всё было в порядке. Сейчас же игроки, габаритнее меня, заодно и намного быстрее меня, в то время, когда я ещё играл.
Броган Виктория появилась на свет 15 декабря 1994 года, когда я был в тренировочном лагере. Я всегда придумывал Дэни забавные прозвища типа "Бу-ки", "Вуд" и "Дэн-Дэн". Последнее она особенно ненавидела. Броган тоже получила своё прозвище. Как только я её увидел, она стала "Бро-джита" "Чикита Банана".
Мы долго не могли решить, кто из родителей должен присутствовать на родах. С Лесли мы ещё не очень ладили, а большинство женщин не хотят, чтобы на родах рядом с ними была свекровь. Мы оба сошлись на том, что пусть там будет её отец, Джим. Сейчас, мы, правда, думаем, что это было немного странно. Джим стоял у неё за спиной и снимал на камеру рождение внучки, так что мы не пропустили этот момент. Джим и я слегка нервничали, не могли усидеть на месте. Спустя некоторое время мы устали от бездействия и затеяли соревнования по отжиманиям прямо за кроватью Дэни, которая попросила нас прекратить. Броги была крупным ребёнком – 4,7 килограмма, 61 сантиметр. На протяжении всей беременности я повторял: "Я делаю только пацанов", но получилась крепкая здоровая девочка, что я воспринял с не меньшей гордостью.
Вся моя жизнь поменялась с её рождением. Дети – это лучшее из всего того, что я когда-либо делал.
Броган исполнилось три недели, когда я отправился в Семейный Лечебный Центр в Порт-Хенема, неподалёку от Окснарда, Калифорния. Директором там был д-р Дэйв Льюис, работавший также и на владельцев НХЛ. Лига заплатила его центру большие бабки за моё лечение. Я не могут сбежать оттуда, потому что так бы я мог бы лишиться шансов вернуться в НХЛ. Они прихватили меня за яйца.
Первая часть сезона всё пропала. Коллективное соглашение игроков и лиги истекло. Большим яблоком раздора стал потолок зарплат – владельцы жаждали его введения, игроки – нет. Так что 1 октября был объявлен локаут. Бэттман был слишком занят на переговорах, чтобы заниматься мной и я его понимаю. К январю все вопросы были улажены и полсезона было спасено. Команды провели по 48 игр. Я думал, что меня отпустят доиграть.
Но Бэттман не позволил. Саттер захотел, чтобы я принял участие хотя бы в плэй-офф. Я буквально ходил по струнке, выполняя все предписания. 28 апреля Бэттман восстановил моё положение в лиге, но выпустил заявление, в котором говорилось, что я не могу играть до конца этого сезона. Он заявил: "М-р Проберт не имеет права играть в НХЛ вплоть до начала сезона 1995-96, для обеспечения наилучших условий послереабилитационного периода и сохранения трезвости".
Я называл Порт-Хенем "Порт-Хочу быть как…", но в нём было и хорошее. Члены семьи допускались к процессу реабилитации. Дэни и я неплохо поработали над моим лечением. Я помню, стоял в большом круге, среди сотни таких же. Каждый должен был сказать слово, отражающее его состояние. Я сказал "Надеюсь".
Порой в Центре меня спрашивали: "Как может человек заработать 800000 долларов и просрать их на бухло и наркоту?" Другими словами: "Ты чё, совсем тупой?". По моему мнению, решения принимаются разумом или чувствами, и я отдавал предпочтение эмоциям. Даже если ты доктор юридических наук, это не остановит тебя от плохих решений, вызванных эмоциями. Я старался использовать и сердце и разум, но это было очень непросто.
Я закончил курс реабилитации и, после большой пресс-конференции, мы начали нашу жизнь в Чикаго.
В конце августа я провёл три дня в тюрьме и заплатил штраф 1395 долларов. Меня признали виновным в управлении в пьяном виде и последующей аварии на мотоцикле в июле 1994 года. Я отбыл наказание и в чикагских газетах появились какие-то грёбаные инсинуации. Рик Теландер из "Сан Таймс" пропесочил меня в своей колонке. Он решил действовать хитро, назначив мне встречу в баре. Во время интервью он заказал спиртное и поставил его на стол между нами. Он что, всерьёз думал, что я накинусь на бухло? Долбанутый. Потом он протянул мне свёрнутую двадцатидолларовую купюру со словами: "Нюхни". Отличный репортёр, мать его.
В Детройте хоккей обычно на первых полосах. В Чикаго где-то в районе пятой. Так что, если ты налажал, это не обязательно распишут в газетах. Я посещал игры и тренировки как обычный семейный человек. Никакого давления. Я не люблю выносить свою жизнь на всеобщее обозрение, так что мне абсолютно не нравилось, как мои похождения описывают в детройтской прессе. Иногда я размышлял над тем, что было бы, если б я стал простым полицейским в Винзоре, как мой отец. Познав вкус больших денег, я не хотел бы вернуться к той жизни, но я не думаю, что мне нужно много денег, чтобы чувствовать себя счастливым. Я много думал об этом, понимаете?
Мои одноклубники в Чикаго были невероятно вежливыми. Они по своему старались, чтобы всё шло правильно. Доходило до того, что я говорил Дэни на вечеринках: "Выпей чего-нибудь, чтобы мои друзья не чувствовали себя неловко и могли бы тоже пропустить по коктейлю". Команда в этом отношении была просто замечательной.
На старте сезона 1995-96 Крейг Хартсбург сменил на посту главного тренера Дэррила Саттера. Мне нравился Хартси. Он играл в "Суу" защитником с 1975 по 1978 и всегда поддерживал меня. Он поставил меня в тройку к Джереми Рёнику и Сергею Кривокрасову. В "Чикаго" все помогали друг другу. Крис Челиос помогал мне с фитнес-подготовкой, Джей-Ар всегда говорил прямо, что в нём и привлекало. Мюррей Крейвен прорвался к воротам и мог бы завершить хет-трик, но вместо этого притормозил и отпасовал шайбу мне.
"Чели" был одним из моих новых одноклубников. Он заставил меня всерьёз относиться к подготовке вне льда. Он всегда поддерживал форму и очень заботился о правильности и сбалансированности питания. Первое лето после завершения моего лечения, он заставил меня бросить всё и поехать в Калифорнию на тренировки с Ти Ар Гудманом в Санта-Монике. Гудман тренировал многих нхловцев и других спортсменов, типа Габриэля Риса, американского волейболиста. В тот год я провёл у него три недели, и результат был виден невооружённым взглядом.
После игры в Лос-Анджелесе в баре на стадионе меня поджидал старый знакомый барыга. Я не бухал и не нюхал почти год. Он протянул мне пакетик с обычной моей дозой кокаина и я поблагодарил его. Я засунул кокаин в сумку для ракетки и он пролежал там лет шесть. А потом, в мой последний год в НХЛ, у меня дома было пару чуваков, и я сказал им: "Эй, у меня есть кое-что и я жду особого повода, чтобы употребить его". Кокаин был неплох.
Тем временем, мне нужно было трижды в неделю сдавать анализы мочи. Мне нужно было оставаться "чистым", если я хотел, чтобы мне платили. Я знал не слишком много барыг, чтобы купить ещё дозу, у меня была дочка, так что я и так не собирался возвращаться к прежней жизни.
Дэни и я хотели ещё ребёнка. Броган родилась на удивление легко, так что мы хотели дать ей ещё братика или сестрёнку. В мае 1996 года, под конец первого моего сезона в "Чикаго", Дэни забеременела вновь. Мы оба были невероятно счастливы. А в августе, я был дома, у Дэни случился выкидыш. Пережить такое было очень тяжело.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.
