Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 14
"Проби в драках был настоящий дока. Он был боксёром. Не входя в клинч, он бил, бил и бил своего противника. В сравнении с ним, я больше уличный боец: старался закончить драку как можно быстрее, до того, как приедет полиция. А у Проби чем дольше длилась драка, тем было лучше для него", - Джо Кошур.
Мы впервые встретились с Шелдоном Кеннеди в раздевалке "Ред Уингс" весной 1990 года. Нас представили друг другу и сказали, что теперь мы будем соседями по гостиничному номеру. Помогать, так сказать, друг другу встать на путь истинный, если поверите. Мы отлично подходили друг другу. Я только что откинулся, он был новичком, только что прошедшим курс реабилитации. Мы приглядывали друг за другом. Так поступают друзья, так делали и мы.
Нам также назначали нового соглядатая, Дэйва Уинема. Он был помощником тренера "Детройт Драйв", команды по американскому футболу с арены м-ра Илича. Он помогал команде с силовыми и прочими тренировками. Предполагалось, что он будет шпионить за нами, но он сказал нам об этом сразу. Он поведал, что в команде его попросили наблюдать за нашим поведением. Мы с ним cдружились.
Мы переехали в новое здание, Лафайет Тауэрс, в центре Детройта, в шаговой доступности от Гриктауна. Дэйв тренировал нас и мы выкладывались по полной. Кардиотренажеры, силовые и катание. Я отлично себя чувствовал, хотел быть полностью готовым к новому сезону. Конечно, курить я не бросил, да ещё и брал табак, который нужно было закладывать за губу, гигантские плюхи "Копенгагена" или "Скоула".
Никто тогда не подозревал, что пришлось пережить Шелдону. Только годы спустя, стало известно, что он подвергался сексуальным домогательствам со стороны своего тренера в юниорах, Грэма Джеймса. Джеймс сел в тюрьму на 3,5 года за свои деяния. Потом Тео Флери выпустил книгу, в которой тоже рассказал о том, что был жертвой домогательств со стороны Грэма. А тогда, Джимми Ди, не зная всей этой истории, поручил Дэйву следить за тем, чтобы Шелдон отвечал на телефонные звонки Грэма. В "Уингс" считали Грэма частью доверенного круга семьи и друзей Шелдона и предполагалось, что он поможет ему оставаться чистым. А Джеймс, этот педрила, звонил нам довольно регулярно.
Дэйв, Шелдон и я подружились по-настоящему. Мы часто проводили время вместе. Дэйва часто не было, так что мы с Шелдоном стали очень близкими друзьями. Он стал мне как младший брат. Я называл его Мо Мелли. Как-то мы дурачились, объявляли состав на игру и я на ходу придумал песенку со словами: "Шелли, Шелли, Мо Мелли…" Мы постоянно валяли дурака. Я мог разбудить его, прыгая на его кровати, часов в пять утра: "Проснись, Мо Мелли! Проснись, соня! Поехали кататься на лыжах".
Мы купили свои "Харлеи" ещё до того, как они стали модными. Помню, как-то въехали на них на тренировку. Все на нас уставились, мол, что за нах. А мы просто стояли там, как мальчиши-плохиши. Нам просто нравилось гонять на байках. Вскочить в седло, поддать газу и вперёд, в Альпену, в четырёх часах от Детройта. Как-то мы выехали и начался ливень. Мы обгоняли полуприцеп. Из-под его колес лупили градом брызги, а мы просто ехали, не видя дороги и машин на ней. Вот так и мы и жили. Жили и играли на полную катушку, выкладываясь по максимуму, на льду и вне него.
На "Харлее" очень сложно катиться на одном заднем колесе из-за их веса. Я-то ещё мог кое-как задрать его вверх, но у Мо Мелли мотоцикл был тяжелым не по-детски. Моя модель называлась "Ностальгия", черная, с полоской воловьей кожи на сиденье. Я прозвал его "Корова Му-му". У Шелдона был бирюзовый "Толстяк". Помимо "Харлея", я купил себе черно-серую "Ямаху Ви-Макс", самый быстрый уличный байк. Японцы по-настоящему постарались, делая его. Поддашь газку, не особенно держась за руль, и ты уже слетел на спину. Настоящий улёт. Потом мы прикупили себе ещё по дёртовому байку WR500 – спецом для мотокроссов. Они были довольно высокими, так что Шелдон, сидя на нём, доставал земли только кончиками пальцев. Зато на них было клёво гонять, ехать только на заднем колесе или же закинуть его в грузовичок и выехать куда-нибудь на бездорожье к северу от Флинта. Там повсюду была грязь и скалы, метра по три высотой. Мы одевали ковбойские сапоги и джинсы и, в зависимости от погоды, рубашку. И всегда шлемы и очки.
Мы летели на своих мотоциклах, радуясь свободе, как дети, смеясь и шутя. Тогда были чистые и трезвые времена. Весело – взаправду весело. Мы так ржали, глядя на то, как другой вылетает с байка в грязь.
Я любил эти покатушки. Мы катались, катались и катались, не слезая с мотоциклов. Казалось, что наша жизнь заключена в твоём байке. И не надо думать об остальном дерьме в этой жизни.
Правда, наши гонки приходилось скрывать от руководства команды. Если бы нас заметили на мотоциклах, у нас были бы неприятности. Помню, мы только вернулись домой, как вдруг звонок: "Вы где?" Там решили, что мы где-то бухаем. Мы с Мо Мелли переглянулись, с ног до головы в грязи и пыли, и начали безудержно смеяться.
У нас никогда не было проблем с подобного рода техникой – мотоциклы, катера, машины. Людям нравится видеть, что нхловцы пользуются их техникой, так что вместо денег, мы получали продукт.
На второй год карьеры Шелдон травмировался. Он был на парковке в Лафайете, подъезжал к воротам, которые открывались карточкой. Левой рукой, высунутой из окна, он ударился о бетонный столб, раздробив кость от запястья до локтя. Когда он приехал в больницу, там поначалу решили ампутировать ему руку. Но всё обошлось. Ему вставили в руку стальную пластину на девяносто болтах. Он носил распрямляющую руку гипсовую повязку, как чувак из фильма "Рыбка по имени Ванда". Мо Мелли умудрялся участвовать в тренировках и пытался управлять моим катером. Но ему приходилось принимать болеутоляющее.
Я тоже получил травму, но в игре. Мы играли против Чикаго, 1-го декабря 1990 года. Я проскользил по льду и ударился о носок конька Эдди Белфура, расщепив маленькую косточку в левом запястье. Мне пришлось пропустить месяц, но операции не требовалось, поскольку кость зажила сама.
Не обходилось у нас с Шелдоном и без вечеринок. В команде об этом не знали. В первый раз Шелдон попробовал кокаин, будучи в списке травмированных, 23 декабря 1990 года. Мы жили на выездах в одном номере уже четыре месяца. Я прикупил себе немного белого и мы с Шелдоном поехали кататься на машине. Снег валил не переставая.
Я спросил у него, пробовал ли он когда-нибудь кокаин – "Нет". Что ж: "Мо Мелли, хочешь нюхнуть?" Шелдон не отказался. Я нервничал, потому что нам надо было держать в тайне наши развлечения, плюс, к тому же, у федералов на меня всё ещё имелся зуб, да и память о тюрьме ещё не выветрилась. Нам приходилось постоянно скрываться, вокруг нас всегда были чересчур любопытные глаза и уши. Оставаться вне зоны действия радаров было нелегко.
Как-то, Мо Мелли не на шутку раздухарился в одном из баров. Он прилично набрался и взъярился на попытку бармена выпроводить его из бара. Мы его увели от греха подальше. На следующее утро он чувствовал себя преотвратно, с настроением ниже нуля и в глубокой депрессии.
Шелдон не вылезал из своей комнаты два дня. Наконец, Дэйв решил вытащить его. Он присел на краешек кровати, на которой лежал Шелдон, уткнувшись лицом в подушку. Мо Мелли ничего не сказал, но было ясно, что тут ему нахер никто не нужен. Дэйв мягко сказал: "Братишка, всё нормально. Всякое бывает, случается. Жизнь она такая штука". Он коснулся рукой спины Шелдона и тот отреагировал неожиданно резко. Тогда никто ещё не подозревал, почему, но сейчас, когда история с Джеймсом стала достоянием общественности, многое прояснилось. Шелдону понадобилось ещё несколько дней, чтобы прийти в себя.
Когда у одного из нас случались тяжелые деньки, Мо Мелли предлагал: "Бобби, давай возьмём чертову лодку Дона Джонсона и куда-нибудь свалим". Как-то мы отправились в плавание в шторм. Волны перекатывались через верх катера. Мы не видели ни зги. Трюмные помпы работали на полную мощь. Я пытался увести катер из опасной зоны. Вероятно, это было самое страшное из того, что мы видели за свою жизнь. Не было никакой уверенности, что мы останемся в живых. Я не говорил много, просто следил за компасом.
До того момента я, кажется, никогда не надевал спасательный жилет. Но тем вечером я схватил его без всяких раздумий, как впрочем, и Шелдон. Он взглянул на меня и заржал: "Эй, малыш Хью! Ёптыть, если ты свалишься в воду, ты ни хрена не поплывёшь!" Мы были на волосок от смерти, а он смеялся и не мог остановиться. Это было забавно и я сказал лишь: "Заткнись, Мо Мелли!"
Мы отлично проводили время, катаясь на катерах. Не всегда бухали или нюхали, просто хорошее времяпрепровождение. Как-то мы взяли с собой Соупи, купаться и кататься на водных лыжах голяком ночью. У меня был крутой красно-белый катер с движком "Mercury" и здоровенными колонками. Это была миллионноваттный убой. Один вёл катер, второй старался удержаться на лыжах как можно дольше. Но обычно мы просто катались под лунным светом без лишнего шума. Как-то Мо Мелли на лыжах влетел в стаю лебедей. В воздух поднялись тучи перьев и тому подобной фигни, забивая Шелдону рот. Никто не пострадал, слава Богу. Вот такие вот у нас случались забавы.
Бывало, мы отправлялись на рыбалку. Где-то я услышал, что можно взять динамитную шашку с взрывателем, бросить её в воду и получить кучу оглушенной рыбы, всплывшей на поверхность. Мы проверили эту теорию, большой вууумп и рыба всплыла. Только вот она не была оглушенной, она была дохлой.
Шелдон и я ещё поигрывали в гольф, но игроки мы были никакие. Мы оба лупили в белый свет как в копеечку. Махнул клюшкой и мяч полетел далеко-далеко. Плевать на правила – побеждает тот, кто запулит мяч дальше другого. Улетел в лес, хрен с ним, достаем новый мяч и опять со всей дури. Точно также как и вести машину – кто сильнее, дальше и быстрее вмажет по мячу. Мы делали ставки на наши результаты, сотню-другую долларов, упаковка пива или же блок сигарет.
Однажды мой адвокат, Гарольд Фрид, взял меня, Мо Мелли и Тома Мюллена в гольф-клуб "Франклин Хиллс", в получасе езды от Детройта. Это был элитный клуб, его членами были в основном евреи. Они все были старые, богатые и на пенсии. Мо Мелли и я нарисовались на поле с не заправленными футболками. Гарольд обругал нас и велел одеться согласно правилам. Я сказал: "Эй, Хайрбол, давай не будем ругаться?" Он всё время разговаривал по мобильному, а я каждый раз, когда был его удар, вытаскивал из телефона батарею. Он взбеленился, а мы только ржали, глядя на него. Я любил подкалывать его.
И мы, конечно же, любили скорость. У меня был мой "Корвет", у Мо Мелли тоже, только с откидывающимся верхом. Потом он купил синий, с золотой крышей и приборной панелью, отделанной деревом. Я называл его Пимпмобиль – "Тачка сутенёра". Но больше всего мне нравился его последний "Корвет", красный с белой внутренней отделкой.
Лафайет Тауэрс был расположен в Орлеане, а "Джо Луис Арена" (на которой у нас были тренировки) стояла на 600 Сивик Сентр Драйв. Это всего восемь километров, так что, если не превышать скоростной лимит, то ехать около восьми минут. Кто-то сказал Мо Мелли, что разница между ездой на максимальной скорости и не превышая ограничений, будет всего полторы минуты. Естественно, мы не поверили. Целую неделю мы засекали время. Сначала мы ехали с обычной для нас скоростью 180 км в час, потом в пределах скоростного лимита. И знаете что? Разница была всего полторы минуты.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.
