Боб Проберт: Тафгай: Моя жизнь на грани. Часть 8
"Я помню свой вход в раздевалку на матче Всех Звёзд в 1988 году. Все великие, От Уэйна Гретцки до Марка Мессье, были там и первое, что они хотели сделать, так это встретиться с Проби. Помню, они подходили ко мне и спрашивали: "Ты представишь меня этому здоровяку?" Хоккеисты его уважали. Не только потому, что он был тафгай, но и потому что он был замечательный игрок", - Стив Айзерман.
На 25 января 1987 года у нас выдался четырёхдневный перерыв между играми, а "Нью-Йорк Джайнтс" играли с "Денвер Бронкос" в Супербоуле. Я начал смотреть игру дома, но одному пыриться в телек было отстойно. Супербоул многое значил для меня. В году было три даты, когда я обязательно напивался – мой день рождения, Рождество и Супербоул. Просто вот такая традиция. Я отправился в бар, где встретил друзей. Но я решил просто посидеть там, но не пить. Это, конечно же, было глупо, потому что в баре всегда найдётся кто-нибудь: "Давай, Боб, накатим по одной". А я такой: "Нет, нет, я не пью". А мне: "Да ладно, всего одно пиво". Ну и я: "Ладно". А потом приходилось скрывать это от команды. Просто такой постоянно замкнутый круг.
Не думаю, что это влияло на мою игру. Многие считали, что я играю лучше, когда бухаю. Когда я воздерживался от выпивки, я часто слышал: "Он не выглядит таким уж крутым, он слишком спокоен".
В то самое супербоульное воскресенье я выпил всего лишь пару колы с ромом. Я смог остановиться на этом. Но моя жизнь была словно под микроскопом. Кто-то узнал меня и понеслось.
Жак Демер относился ко мне хорошо. Я получал много игрового времени, играя в первой или второй тройке. Он доносил свои мысли и действия словами. Некоторые из нас считали, что его напутствие, день за днём, одно и тоже: "Давайте, давайте, парни, вздуйте их как следует", уже устарело. Но мне нравилось то, что он не использовал чересчур много видео. Он был настоящий тренер старой закалки. Его отец был алкоголиком и Демер часто говорил мне об этом. Он по-настоящему хотел достучаться до меня. Помню, как-то после выигрыша важной игры, в которой я хорошо проявил себя, мы с ним выпили по паре пива.
Пэт Дешарм позвонил ему и сказал: "Зачем ты это сделал? Теперь он считает, что выпивать – это в порядке вещей, раз даже ты делаешь это".
Жак ответил ему: "Пэт, я не думаю, что он алкоголик. Я уверен, что он в порядке. Он выпил пару кружек и был в полном здравии".
После Супербоула мой поход в бар оказался в газетах. Жак вызвал меня и сказал, что я должен снова пройти курс лечения – уже третий. Я поспорил с ним, заявив, что, если я хочу пива, это моё грёбаное дело. Но он ответил, что если я не отправлюсь в клинику, я не буду играть. И главное, счёт за мою реабилитацию уже подходил к трём тысячам, ети его мать, долларов.
11 февраля 1987 года я отправился в Брентвуд Рикавери Хоум, общине для алкоголиков в Винзоре. Заправлял ей упрямый священник Реверенд Пол Карбонно. Отец Пол вовсе не собирался гладить кого-то по головке. Уингс отправили меня на лечение без выполнения общественных работ, так что я мог играть. Я жил в лечебном центре, но они отпускали меня на игры и тренировки.
Месяц спустя в игре с "Миннесотой Норт Старс", Джо Кошур забросил шайбу уже на первой минуте. Несколько минут спустя я подхватил шайбу и пробился к воротам. Франк Мусил завалил меня, так что судья свистнул буллит. Я должен был пробивать его. Вратарём соперников был Кари Такко. Я ужасно нервничал перед началом разбега.
Размашистыми движениями я повёл шайбу, накатываясь на ворота. Я наметил два места, в которые намеревался бросать – либо над его рукой с ловушкой, либо в "домик". Доехав до ворот, я выбрал "домик", переложил шайбу под удобную руку и бросил. Такко свёл щитки, но было уже поздно. Шайба задела щиток и скользнула в ворота. Это было круто, скажу я вам.
Моя реабилитация закончилась после того, как меня выкинули из Брентвуда за нарушение внутреннего распорядка. Иногда смотрители позволяли мне слегка расслабиться, получая взамен билеты на игры. Я мог вернуться в общину поздно вечером, но обычно отделывался автографом для их детей.
Но Отцу Полу не нравилось такое отношение к лечению. Дополнительным минусом стало моё посещение стриптиза, о котором стало известно ему. Когда вы лечитесь от алкоголизма, посещение стриптиза – это не самый лучшая идея. Я познакомился с парой сестёр, танцовщиц из Франции. Мы поболтали и одна оставила мне свой номер телефона. Я позвонил ей, и мы договорились насчёт ужина в этом же стриптизе. Она заказала себе водки с апельсиновым соком и спросила, собираюсь ли я пить? Я ответил, что мне позже надо за руль, так что я пока пропущу. Понимаете, вряд ли бы она была в восторге, если я сказал: "Извини, но я алкоголик". Так что я обманул её, говоря о том, что мне вечером ещё вести машину и лишний штраф мне совершенно не нужен.
Но потом мы отправились в бар, где она выпила одну кружку пива и ещё одну за меня. Становилось жарко и тупо сидеть мне уже не хотелось, так что я решил, что если чуть-чуть выпить, то ничего страшного не случится. Но, прежде чем ты осознаешь это, ты вливаешь в себя еще одну и ещё одну, и в итоге я здорово набрался.
Последней каплей стал наш заказ пиццы прямо в общину. В мою дверь постучали, я открыл и увидел, что это Отец Пол, держащий пиццу. Он бросил её на пол и сказал: "Пиццы больше нет, так что уходи и ты".
Я не мог поверить в свое счастье, когда я попал в состав команды Всех Звёзд НХЛ. Игра была назначена на 20 января 1988 года. Заголовок в "Винзор Стар" гласил "Боб Проберт на седьмом небе от счастья". На этот раз они не ошиблись в описании.
После объявления о моём участии в матче Всех Звёзд я собирался выехать из Винзора на тренировку. Но меня не пропускали на границе. Я позвонил Пэту Дешарму. Он приехал, и долго-долго убеждал пограничников в том, что все обвинения меня в США уже рассмотрены в суде, и я могу свободно перемещаться через границу. В итоге мы опоздали на тренировку. Я переоделся и снял мой зубной протез, но ещё немного задержался, попросив Пэта объяснить тренеру причину моего опоздания. Все вокруг уже взмокли, а я еще ничуточки не вспотел, так что Соупи подкатился и начал: "Давай, Проби. Ты профукал всю тренировку, да ещё и опять стоишь тут как раздолбай. Давай, работай". Я посмотрел на него и прошепелявил: "Меня выбвали на маф Всеф Вефд".
Матч стал одним из самых памятных моментов в моей карьере. Он состоялся в Сент-Луисе. Я не мог поверить, что я в такой звёздной компании – Марио Лемье, набравший шесть очков, Мэтт Нэслунд – пять передач, Денис Савар – гол и две передачи, Дэйл Хаверчак – две передачи и гол, Уэйн Гретцки, забивший гол в первой периоде с моей передачи. Если кто-то год назад сказал бы мне о такой возможности, я бы рассмеялся ему в лицо.
В конце марта я получил письмо от Джимми Ди, в котором говорилось: "Я рад сообщить Вам, что Вы достигли третьего бонуса из прописанных в Вашем контракте на сезон 1987-88. Когда Вы набрали 60 очков, Ваша зарплата в этом сезоне увеличилась до 150000 долларов". Это был бонус в 65000 долларов к моей зарплате в 85000.
В письме он добавил: "Боб, мы не можем сдержать свою радость, глядя на то, какой Вы проводите сезон. Попадание на матч Всех Звёзд это честь, которую, я уверен, Вы никогда не забудете".
Я до сих пор считаю, что мне посчастливилось попасть в НХЛ в то время, когда там был востребован мой стиль игры. Я не люблю тупо затевать драки, но мне нравится защищать своих товарищей.
Моя задача была проста: оберегать Стиви любой ценой.
Мне не обязательно было зависать с парнями и после игр. У меня были свои дела, которые и привёли меня к неприятностям. Может, всё-таки и стоило в те времена больше тусоваться с одноклубниками.
Но Стив Айзерман и я были друзьями. Он был отличным парнем. По-настоящему замечательным мужиком. Он искренне заботился о своих одноклубниках.
Думаю, играть вместе со Стиви было похоже на то, как играть вместе с Джо Сакиком, только что Стиви был более общителен и более бизнес-ориентирован нежели Джо. Джо тоже просто отличный парень, которого больше всего заботил хоккей и своя семья.
Иногда он срывался, когда я влипал в неприятности, потому что я играл в его звене. Но я всегда считал, что это понятно. Я был впечатлён талантом Стиви. С его габаритами, в сравнении с Марио Лемье, он был неповторим.
Стиви делал всё ради команды. Именно поэтому он был отличным лидером для нас. Он без тени сомнения падал на лёд, блокируя броски, так что тренер всегда мог сказать парню из четвертой тройки: "Почему ты ни черта не блокируешь броски, когда даже наш лидер не гнушается лечь под шайбу?" Он не боялся борьбы в углах площадки. Он делал всё, что нужно было сделать для победы.
Когда пришёл Скотти Боумэн, он попросил Айзермана забыть о забивании голов и больше играть в защите. Парни считали, что Стиви сейчас взъерепенится и потребует обмена. Но нет. Он знал, что у Скотти чуть ли не десять перстней Кубка Стэнли. А значит, он должен понимать, о чём говорит. В итоге всё закончилось победой. И это было удивительно, когда бомбардиру с 50+ говорят о переходе в чекинг лайн – и он переходит.
Я играл с парнем, имя которого всегда звучало у меня в ушах. "Эй, Проби, ты видел, что тот хрен прицепился к Стиви? Давай на лёд". А этот парень был довольно здоровым громилой. Как-то я повернулся к нему и спросил: "Слышь, у тебя перчатки приклеены к рукам, что ли?" Я никогда не любил парней, которые выходят, мутят проблемы, а затем сваливают, когда приходит время ответить за содеянное.
Лучше всего мне удавались потасовки, когда я дрался по-настоящему злым и выведенным из себя. Мне не нравилось выскакивать на лёд и втягивать соперника в бой. Идея – выходить на лёд и биться с тем или иным бойцом, потому что у него была репутация тафгая, меня совсем не привлекала. Это сильно давило на меня.
Обычно меня выводило из себя, когда драка была "грязной", как например, с Брайаном Курраном, которого все называли "Полковник". Мы бились с ним пять раз, в 1986, 1987 и трижды в 1988 годах. Во-первых, он носил визор, так что я разбивал все руки к чертовой матери. А когда драка была закончена и он лежал на льду, он пытался ухватить меня за лодыжку, когда я катился на скамью штрафников. Какого хрена, что он пытался доказать. Драка закончена, ты проиграл, так прими это как мужчина. Не нужно тупить. Если ты профессиональный хоккеист, то предполагается, что у тебя есть немного гордости, чтобы не делать таких глупостей.
И у меня были способы борьбы с теми, кто прыгал на меня исподтишка. В следующий раз тебе не потребуется на меня прыгать, потому что тебе будет очень больно.
В октябре 1987, Дэйв Семенко напрыгнул на меня в игре в Торонто. Перед этим я подрался с Уэнделом Кларком. Бой получился в одну калитку, Уэнделу пришлось держаться за джерси рефери, когда он катился с поля боя. В этом была своя гордость – никогда, никто не уводит его со льда.Забота об таких вещах была делом Семенко, но он повёл себя неправильно. Я выкатился на "пятачок", а он пришёл ко мне со спины. Он врезал мне, а потом вцепился в мою фуфайку. Я попытался вырваться, но между нами уже вклинился Майк Цвик, самый высокий лайнсмен лиги. Семенко продолжал лупить меня, Цвик держал меня, и я никак не мог высвободить руку. Я орал на него: "Пусти меня! Пусти!!!" Остальные игроки на льду тоже влезли в заварушку, Галлант, Айзерман, пытались мне помочь, другие удерживали ближайших соперников. После драки Демер кричал на арбитра, показывая, что Семенко играл грязно. Но я не беспокоился – Семенко не собирался завершать карьеру.
Перед следующей нашей встречей не было такого нагнетания страстей, как было с Доми, но когда Семенко приехал на игру в Детройт в январе, многие знали, что должно случиться. Игра переместилась из зоны Торонто к нашим воротам, и Семенко был последним, кто покидал свою зону. Я уже поджидал его, готовый отплатить ему за прошлую игру. Он попытался стянуть с меня джерси, но я освободил одну руку и пару раз смачно приложил ему. Я знал, что на этом драка, по сути, закончилась. Когда подъехал рефери, Семенко стоял на одном колене. Он попытался встать, но неудачно. То ли травма, то ли потерял ориентацию после моих ударов. Он не играл слишком много после этого.
Материал из книги Tough Guy: My Life on the Edge. Перевод Святослав Панов.
