Интервью комментатора Артема Батрака: стал звездой хоккея, закончив как игрок

В апреле 2014-го «Спартак» Олега Браташа шел к Кубку Харламова, и на борту команды находился Артем Батрак. Центральный нападающий, достаточно талантливый по юниорам, на пару лет старше этого состава – основу составляли игроки 1995 года рождения, а Артем – 93-го.

В плей-офф Артем играл очень мало и в финале почти не выходил – что очень скверный сигнал. И да, уже к Новому году Батрак с хоккеем закончил.

Перемотка вперед – в 2025-й: Артем – один из самых нагруженных ведущих в хоккее и даже немного за его пределами. Он работает в сетевых проектах, комментирует/экспертирует на КХЛ ТВ и находится в ротации ведущих информационного шоу «Все на Матч!», что достаточно круто для человека, который начинал хоккейным экспертом.

Мы обсудили с Артемом путь, который он прошел за последние 10 лет – от тройки с Хохлачевым и Злобиным до суфлера в самой большой спортивной студии страны.

– У тебя до 20 вся жизнь была в игре. Какие эпизоды навсегда с тобой?

– Я в шесть лет пришел в «Спартак» и в 21 оттуда ушел. Все это время – в «Сокольниках». Иногда играли за 1992 год рождения – это было самое интересное, хотя Саню Хохлачева туда чаще поднимали, чем нас с Антохой Злобиным. 

Почему-то помню, как лет в 12 ездили на чемпионат России в Тюмень. Жили в блистательных условиях – по 10-12 человек в номере: две двухъярусные кровати слева, две двухъярусные – справа и просто кровати – посередине. Кому-то повезло еще меньше: мой лучший друг из той команды попал в номер для шести человек – но он был очень маленький, просто три двухъярусные кровати. А само здание – в лесу. Даже не представляю, где жили тренеры.  

Но воспоминания остались прикольные, потому что это чемпионат России, можно посмотреть на другие команды – а то знали только 20 команд чемпионата Москвы. Мы тогда выиграли бронзу, хотя считали, что нас засудили. Но тогда как будто подзасуживали всех, кто играл против хозяев. 

Еще почему-то помню, как ошибся в Подольске. Это была сборная Москвы, чемпионат России среди регионов. В концовке надо было отыгрываться, играли 4 на 4 – меня выпустили в защите, потому что не было смысла разбивать тройку со Злобиным и Хохлачевым. И у меня не получилось хорошо сыграть. Вообще для меня был плохой турнир, мало очков набрал.

– Твой пик по детям: тройка Хохлачев – Батрак – Злобин. 

– До меня в этой тройке играл парень по имени Максим. Я – во второй, зато центральным. Поехали в Канаду, и почему-то Максима не было, а я – поехал. И наш тренер решил собрать одну сильную тройку.

Потом мы вернулись из Канады и продолжили играть так, но я стал крайним нападающим. Правда у нас был такой хоккей, что по позиции играл только Антоха. Четко – левый нападающий. А мы с Саней: то он в оборону, то я в оборону. Дабл-центр, как это сейчас называется. 

– Сдвоенный центр.

– Да, и я думаю, что в этом была сила, потому что у нас в обороне мог сыграть каждый. 

Мы просто хорошо играли. Это получилось сразу и продолжалось с восьми лет до момента, как Саня стал уходить в 1992 год. Уверен, все это время в списке бомбардиров чемпионата Москвы (а может, где-то и чемпионатов России) все были за нашей тройкой. 

Мы со Злобиным и Хохлачевым вообще не сыгрывались – при этом я всегда понимал: могу отдать – и мне вернут.

Вот пример: тогда не было интернета, хоккей мы смотрели не так много. И сами автоматически, чисто случайно, придумали этот финт, когда уезжаешь за ворота и отдаешь на ближнюю штангу. Сначала попробовали с одной стороны, потом – с другой. И у меня в голове это было действительно так: «Смотри, если я сейчас поеду за ворота, то, по идее, вратарь плохо видит, я отдаю на ближнюю штангу – и там уже будет гол». 

– Как интересно. Как будто какие-то вещи в хоккее работают вне зависимости от уровня.

– Считаю, что ровно до момента, пока я получал удовольствие от игры в хоккей, у меня все складывалось намного лучше, чем после этого. По разным причинам перестал получать удовольствие.

– А ты, выходит, не был прям фанатом хоккея, когда играл?

– До какого-то момента я смотрел все. Помню, финал НХЛ-97/98 «Детройт» – «Вашингтон» с кассеты. Отчим принес. 

Но потом, когда мне стало лет 13-14, понял, что вообще-то и в школе интересно – и действительно круто ходить туда. В школе – девочки, с ними можно было пообщаться. 

Когда вокруг один хоккей, хочется позаниматься чем-то другим. Поэтому часто смотрел футбол, да и вообще были интересны многие виды спорта.

– Что тянуло в школу, кроме девочек? 

– Ну подожди, там же друзья, там смешно. Контраст в общении в спортивной команде и с теми, кто не занимается спортом в этом возрасте – колоссальный.  

И огромная разница в интересах. С кем-то я играл в Lineage. С кем-то – в баскетбол. Да я и книжки читал – про пиратов и Гарри Поттера… 

– Ну что ты читал «Гарри Поттера», понимают все, кто видит тебя на экране.

– …Да и решить уравнение на уроке математики было интересно. 

А потом я перешел в лицей – там люди поумнее, и мне с ними было интересно, потому что считал, что они умнее. Они мне что-то рассказывали, я к чему-то прислушивался. 

– То есть спортивного класса в твоей жизни не было? 

– Не было. У нас многие учились там, и я не считаю, что это пошло им на пользу в плане образования.  

Тут многое зависит от родителей, и лично мне в этом смысле повезло. Во-первых, просто разнообразие – это уже хорошо. 

А во-вторых, в спортивном классе, эм-м… Мне кажется, что учителям в спортивных классах нужно ставить памятник, если урок состоялся. Если еще чему-то научили – вообще класс. 

– Какие результаты были у твоего «Спартака» по детям? 

– Когда только стартовали в чемпионате Москвы, выигрывали. Потом чаще становились вторыми – ЦСКА был лучше нас. Но там просто очень сильная команда была.

И еще существовал ярославский «Локомотив» – он играл в чемпионате Москвы, но вне зачета: если он занимал первое место, а мы второе, то чемпионами Москвы становились мы. Хотя по факту выиграл он. 

– В какой момент у тебя в детском хоккее появилась тактика?

– Все, что было до МХЛ, вообще сложновато назвать тактической подготовкой. Что-то появлялось интуитивно: все же понимают, что защитник должен играть поближе к своим воротам, нападающий – к чужим. Еще желательно красную линию проходить с шайбой. 

Уверен, что тренеры нам что-то говорили, но я в основном играл интуитивно. И когда потом попал в МХЛ – даже еще не к Олегу Браташу, а к Дмитрию Гоголеву и Виктору Пачкалину – понял, что мы реально многого не знали. 

А когда пришел Браташ, начались длинные видеоразборы – мы изучали тактику. И даже не всегда тактику: перед тренировкой нам полчаса показывали, что будем делать, чтобы, когда начался лед, мы там не останавливались. 

Браташ реально водил за руку. При нем было сильно заметно, кто в команде новенький – такой игрок всегда терялся при упражнении: на любой позиции, даже если он начинал последним, скорее всего, была потеря. 

Если ты хотя бы относительно талантливый, каким был я, тебя подключают к тренировкам команды МХЛ еще за сезон до дебюта. И ты понимаешь, что там не просто быстрее отдают и сильнее бросают, но надо и с позицией не ошибаться, чаще думать головой. И действительно: если вы придумали, что действуете активно двумя в чужой зоне, а один при этом выпадает – все, до свидания, работа всех остальных бесполезна.

– Чем еще запомнился Браташ?

– Откровением стало то, насколько все вытачивалось до идеала. Я никогда не думал, что за счет двух передач при сложном раскате можно выйти один на один. А оказывается, можно. Причем это не прямая передача человеку на ход, там еще один пас назад. Скидка – и она выводит человека один на один. 

И реально мы так забивали даже в финале. Может быть, процент этих голов не был высоким от общего числа, но если взять просто раскат, то высоким.

И еще меня удивила одна тактика активной игры в чужой зоне. Она была очень тяжелой и заключалась в том, чтобы двумя хоккеистами просто бегать за соперниками.

У вас база на чужом среднем пятаке (пространство между кругами вбрасывания в зоне соперника – Спортс’’). Один побежал в угол – и если заставил человека сделать передачу за ворота, то бежит обратно на пятак, а партнер, который был на пятаке, бежит на того, кто с шайбой. Если соперник возвращает обратно, то все заново.

Получается челнок между углом и усами: угол-усы, угол-усы. И это делают в основном два крайних нападающих, потому что центральный и два защитника располагаются прямо на синей линии, не уходят в среднюю зону. Крайним, получается, тяжело.

Я такого больше никогда не видел. Наверняка было, но когда тебе это объясняют, воспринимается иначе. 

Обмен в СКА, уход из хоккея, чемпионские встречи

– Было такое, что сыграл матч – и понимал: это твой последний в хоккее?

– Последний – из победной финальной серии МХЛ. Тогда я в принципе играл мало, и особенного чувства у меня не было. Не могу вспомнить ни одной игры того сезона, даже единственный гол – вообще ничего не помню. В тот момент уже понимал, что это все – не мое.

Помню победный седьмой матч, хотя в нем не сыграл ни секунды. Помню, потому что его иногда пересматриваем по приколу – такая победная спартаковская «ура-ура-ностальгия». 

А ощущения «играю последний матч» не было. Но «я, наверное, все, заканчиваю» случилось в Санкт-Петербурге, в СКА. И дело не в клубе. 

Получил травму на второй предсезонной тренировке. Через месяц операция – пропустил всю предсезонку. Поехал в ВХЛ, что логично (кстати, спасибо, что сделали операцию, потому что бывают разные случаи). Приперся в Петрозаводск, в «СКА-Карелию». Врачи мне сообщили, что вообще ничего нельзя делать. Но как будто бы что-то делать надо. Я играл в «Хартстоун», по чуть-чуть выпивал пива. Потом вроде бы все начало заживать, я начал ходить на тренировки – но команда много времени проводила на выезде, а это автобусы, так что тренировок было мало. 

Где-то в тот момент – осенью 2014-го – я все понял. Ну вот мы втроем – игроками – снимаем квартиру, а в одного я бы не потянул: зарплата маленькая, тысяч 20. Давали квартирные деньги – еще 25. Вот получалось 45 тысяч. Наверное, у Шестеры (Игоря Шестеркина, партнера Артема) побольше – хотелось бы в это верить.

Посмотрел на ребят, с кем-то пообщался – там было много наших спартаковцев, кто-то уже успел сыграть. И решил, что на уровень КХЛ точно не вытяну, а этот – тянуть не хочу, так что пора завязывать. Просто формулировал где-то до декабря. 

Никогда не было мысли, что хоккей станет работой. Играл, потому что играл. И если бы, допустим, в МХЛ в 20 лет на зарплату можно было хотя бы жить отдельно от родителей – наверное, у меня возникло бы понимание: «Оказывается, вот оно». А так я понимал: этих денег хватает только, чтобы в кино сходить. В ВХЛ посмотрел, как это все выглядит (сейчас, наверное, лучше) – и решил, что заработка тут не хватит на безбедную жизнь после карьеры. 

– А ты в систему СКА попал в рамках того большого обмена (в 2014-м «Спартак» обменял 16 игроков своей системы в СКА - Спортс’’).

– Ну да, на 13-15 игроков. Кстати, хороших. Я уверен, что СКА не хотел всех, половина там точно была не нужна. Но Шестеркин, Неколенко – вполне себе.  

Думаю, тогда еще сильно рассчитывали на Хацея – MVP плей-офф, который мы выиграли. Но довеском можно было забрать и побольше. Брали, например, взрослых хоккеистов, которые не могли остаться в системе «Спартака». Я думаю, клубы поспорили – и «Спартак» оставил тех, кто еще может играть. 

– А каким был альтернативный план? Вот ты сидишь на лавке в чемпионском «Спартаке» в МХЛ, а ребята помоложе играют. О чем думал? 

– К сожалению, ничего не было. Реально не знал. Я вообще думал, что работу найти легко, кстати. 

Но показательно, что я не хотел быть тренером. Вообще. Тогда мне понравилась книжка «СЭкс в большом спорте» Рабинера и Микулика. И я вообще следил за тем, что делают разные журналисты.

– Ну вот декабрь 2014-го, ты выпадаешь из хоккея. И куда сворачиваешь? 

– Во-первых, было сложно сказать: «Мама, я снова еду домой». Мне казалось, это неудобно в 21 год. Но ехать было некуда, так что просто вернулся в Москву. Оставались какие-то деньги, я же не все тратил. Помню, что сказал родителям: «Буду отдыхать прям месяц».  

Ну и я реально отдыхал месяц, может даже больше. Но у меня точно не было никакого понимания, что я буду делать дальше. Ни малейшего. 

– Можешь сейчас обобщить, как выглядело твое падение как игрока? 

– Это падение было странным. Оно началось сразу после первого сезона в МХЛ, который был замечательным – до момента, как я сломал руку. И следующий официальный матч играл уже в новом сезоне. 

Всего в МХЛ их было четыре: первый – хороший, второй – ужасный, третий – хороший, когда мы играли в финале, но проиграли. Последний – опять плохой. 

Было непонятно. По ощущениям: то идет, то не идет. Когда идет – настроение лучше. Когда не идет – не хочется на тренировку. Я, откровенно говоря, был не из тех, кто говорит: «Сейчас через работу найдешь свой гол». Я поработал немножко – но не идет, удовольствия нет. 

При этом перед каждым сезоном хотелось играть, чего-то добиться. Не было ощущения, что я плохой игрок.

– Ты взял Кубок Харламова – и, насколько знаю, вы этой командой регулярно общаетесь. Но ты там и играл мало, и в целом все помладше.  

– Знаю спортсменов, которые говорят, что главное – результат команды, а как я играю – пофигу. И не знаю никого, кто говорит наоборот. Но когда я не получал никакого удовольствия от игры, мне было тяжело. 

Коллектив – замечательный. Эти наши встречи... мало кто встречается так. Пусть уже не всем составом, но встречаемся исправно. Постоянно – и тренеры приходят, и персонал, администратор, начальник команды, врач. 

Команда замечательная, и, естественно, я ее часть. Правда, часть, которая нихрена спортивного в сезоне не принесла. Но я там был.  

– Из той команды мы что-то слышали про вратаря Шестеркина. А как вообще сложились пропорции тех, кто заиграл на каком-то уровне и кто не заиграл?

– Неколенко сейчас в «Сибири» – прям четко и постоянно из тех, кто играет в КХЛ и не падает вниз. Мне кажется, по нему вопросов нет, и, уверен, он спокойно будет играть еще лет пять. Не суперзабивной, но правильность игры, выполнение задания – это про него. 12 октября комментировал «Сибирь» – и он гол забил. Прокричался там. Мне всегда приятно, когда свои забивают. 

Женя Кулик тоже играет постоянно, на хорошем уровне. Этим летом была проблема с поиском команды, хотя в прошлом он нормально играл в «Авангарде», голы в плей-офф забивал. Сейчас подписался в «Салавате». 

Влад Провольнев – двукратный обладатель Кубка Гагарина в составе ЦСКА. 

Саня Трушков, во! Я тебе говорю: мы играли от обороны. У нас вратарей много хороших. Он в «Ладе». Какое-то время провел в ВХЛ, но большую часть все-таки играет в КХЛ. 

Еще были такие, как Сева Сорокин, которые сейчас не играют в КХЛ. Например, Андрюха Ермаков: Кубок Гагарина выигрывал. До сих пор не понимаю, почему он перестал проходить в состав команд КХЛ, и сейчас, похоже, вообще закончил. 

– А сколько, как ты, вообще не играли?

– Да полно. Я тут узнал, что Серега Клечкин стал тренером по плаванию. Мы с ним поговорили, когда встреча спартаковцев была. Спрашиваю: «Придешь?» Он: «Постараюсь». Что-то там ля-ля – я, говорит, тренирую. Спрашиваю: «Кого?» Он: «Да в бассейне». Поржал. 

Некоторые тренеры по хоккею: Игорь Болдин, Егор Юдов, Сева Кондрашов тренирует вратарей и работает с Шестеркиным летом. Сева Сорокин где-то в Европе, причем не играет. 

Не знаю, где только один человек – на связь почему-то не выходит Аркаша Кучерков. Аркаш, если вдруг прочитаешь, свяжись с кем-то из нас.

А насчет «пропорций» – посмотри «Красную Армию», кто против нас в финале играл: Кузьменко – в НХЛ, Коля Прохоркин, там же Артем Блажиевский – как будто в той команде не то что больше заиграло, а звезд больше. Просто я тогда никого из них не знал, кроме Прохоркина.  

– А у тебя в итоге светлые воспоминания о времени, когда ты играл?

– Конечно, ты чего. Я в хоккее нашел лучшего друга, он тоже закончил. И когда мы видимся, мы вообще не говорим про хоккей. 

Хоккей научил правильно вести себя в коллективе – понимать, что кто-то есть рядом. На сборах жили по 3-4-5 человек в комнате, никакого личного пространства. Было понимание, что если всем очень хочется пить, а у тебя пол-литра воды, то надо всем дать по глотку. Одному выпивать всю воду – плохо.

Да сколько веселых моментов было. Просто повариться в раздевалке – классная история. Я скучаю вот по этому: прийти в раздевалку, поговорить, поржать. 

– Про Шестеркина говоришь, что он топ и ты всегда это знал. В какой момент это понял?

– Мне сложно оценивать игру вратарей, но когда ты едешь и понимаешь, что забить тяжело... Даже просто: так стараешься, так сильно бросаешь, вроде бы и точно, даже в девятку – а он визуально очень легко отбивает. Он ловит.

В этот момент понимаешь, что против тебя хороший вратарь. А потом было видно, что Игорь хорошо владеет клюшкой – даже полевого. Он просто катался и делал приколы, которые я не делал. 

– А что конкретно? 

– Да просто техника. Он красиво управлял шайбой. Взял ее, подкинул, бросил, щелкнул, и это все было удивительно органично. 

Женский бутик, объединение каналов, пиво в 7 утра

– Откуда потом взялось понимание, что дальше?

– Мой сосед и бывший одноклассник сказал, что недавно был курьером. Говорит: «Хочешь – иди». Дал номер – и я пошел. Это был магазин женской одежды в торговом центре «Старт», что на метро «Динамо», рядом с «Мегаспортом». Но я рассматривал это как временную работу. 

– Что ты успел доставить?

– Развозил вещи, по 4-5 заказов в день. Четыре заказа – 1200 рублей, пять – 1500 рублей, плюс чаевые – иногда 2000 в день получалось. Было тяжело, условий – никаких.  

Там по очереди работали две девочки. Вечером созваниваешься: «Во сколько быть?» Они: «Завтра давай в 11. Или в 12». Приезжаешь – тебе построили плюс-минус маршрут, и ты едешь по всей Москве.  Мне нравилось начинать в 11, потому что в 5 вечера заканчивал — и утром, и вечером пропускал час пик.  

У меня была спортивная сумка, которую, кстати, дали на хоккее. Не баул, просто сумка. В нее положил вещи – и пошел. Было тяжеловато, особенно если кто-то заказывал 10 вещей.

Мне до сих пор, кстати, не нравится, когда заказывают где-то 20 позиций, а берут потом одну. Это не запрещено, но выглядит как ерунда. У меня так было: закажут 10 вещей – пять джинсов, две кофты, три майки. Привез – купили одну майку. 

Я еще всем курьерам сейчас даю чаевые – видимо, потому что сам работал. Ну что там, полтинничек? Пожалуйста. Меня эти полтиннички очень выручали. Тут полтинничек, там – получилось триста рублей.  

Там были и дорогие вещи. Например, джинсы стоят 9910 рублей. Тебе дали 10 тысяч, сдача 90 рублей. Ты говоришь: «У меня размена нет». Отвечают: «Забей, иди со своими 90 рублями». И хорошо. Я в магазине просил ставить такие цены: «Вам же не тяжело – было 9900, стало 9910». Это странно и не всегда прокатывало. 

Полтинник еще забирали, но сорокет точно оставляли. Это смешно, конечно, но прикольно. 

– Как вышел на КХЛ ТВ? 

– Курьером я поработал с марта по август 2015-го. Год, когда зародился «Матч ТВ». 

Через знакомого нашел номер Романа Скворцова. Или просто написал ему в личку. Я почитывал соцсети, был подписан на североамериканских журналистов – причем подписывался не ради информации, а просто чтобы следить, что и как они вообще делают. Был подписан и на наших. 

«Роман, здрасьте, как попасть на КХЛ ТВ?» А он тогда вообще был не на КХЛ ТВ, а на «России 2» – дал мне номер шеф-редактора Романа Чернявского.  

Дальше было так: пришел, рассказал, что существую – нихрена не умею, ничего не знаю, но хочу попробовать. И вроде как если говоришь достаточно убедительно, и, возможно, у человека просто хорошее настроение, тебе отвечают: «Ладно, давай». Мне так и сказали. 

Офис и студия КХЛ ТВ тогда были на Страстном бульваре. Я работал курьером и два раза в неделю приходил туда. Мои появления почти ничего не меняли, кроме того, что в какой-то момент кто-то спросил: «А кто это такой?» И я все еще был действующим обладателем Кубка Харламова, мной немного интересовались, спрашивали как, что. 

А я и сказать-то ничего не могу, ко всем обращаюсь на «вы». И еще жрать хотелось – был благодарен, когда там пицца была и меня кормили. Не то чтобы не хватало денег на еду, но в то время их немного – и пытался думать, сколько раз в день ем и где. 

Мне давали задания: помоги найти выходы из зоны через длинный пас, я помогал монтажеру, который не разбирался в хоккее. И потом сидел смотрел финал Кубка Гагарина – это была серия СКА – «Ак Барс».  

– Там еще Ермаков мог играть. 

– Да, он тогда выиграл со СКА Кубок Гагарина, но играл только в первых раундах.

Потом я пришел к Роману Чернявскому. Он сказал – это был май-апрель – чтобы прокомментировал один матч, с Юртаевым. Финал ВХЛ, «Ижсталь» – «Торос», тогда Ижевск Разин тренировал. 

К этому матчу я готовился ############## [фантастическим] образом. У меня была тьма бумаги – естественно, из всего, что приготовил, ничего не использовал. Но в такой подготовке есть плюс: все, что ты готовишь, откладывается, и что-то ты когда-то используешь. Хотя с кипой бумаги приходить ни в коем случае нельзя. 

Потом сказали: «Приходит «Матч ТВ». Сейчас я представляю, какой был шок для многих людей, которые оказывались в подвешенном состоянии, когда соединялись «НТВ Плюс», «Россия 2», мы с КХЛ ТВ, плюс «Конный мир» и прочие каналы. 

Мне сказали: «Тема, мы тебе позвоним. Возможно, Дмитрий Федоров». Я успел отработать с ним один эфир, который, как сейчас думаю, был проверкой, могу ли в принципе этим заниматься. Помню, ему понравилось, что я начал с ним спорить, хотя у меня был второй эфир в жизни.

В августе он мне действительно позвонил и случилась встреча в Останкино, где были все комментаторы КХЛ ТВ, и, мне кажется, Дмитрий Чуковский, руководивший «НТВ Плюс». В итоге появился «Матч ТВ».  

И с одной стороны, мне не могли выдать хоть какие-то деньги. А я знаю, что Дима Федоров ходил и просил, потому что я с августа по ноябрь работал бесплатно. Он: «Дайте денег». Ему отвечали: «Слушай, мы закрываемся, какие деньги?»

С другой стороны – мне очень повезло: я попал в списки людей, которые комментируют хоккей. И в конце октября мне позвонили из отдела кадров. 

Год назад в МХЛ мне платили всего 19 тысяч, а тут сразу в несколько раз больше.

– Ты после этого стал работать регулярно?

– Да я и до этого регулярно комментировал. Мой первый эфир в одиночестве на КХЛ – матч «Адмирала». И после этого меня какое-то время не ставили одного – а уже думал, что вот, я один. И считаю, что отработал нормально для первого раза. 

Возможно, там были не вопросы от клуба, а просто по факту задумались, что в эфир вышел комментатор, у которого ни договора, нихрена. Если бы я там начал ругаться матом, даже не могли бы спросить. Потом, до подписания, меня не ставили одного.

– Ты сказал «я считаю, что хорошо отработал». Как понял?

– Помню, основной моей боязнью было, что в эфире будут паузы – и старался заполнить каждую секунду. Естественно, это плохая идея. Но для первого раза – сойдет. 

Поверь мне, ни секунды паузы я в эфире не дал. Ну и старался действовать по схеме: «показывают игрока – рассказываешь про него». Хотя это, конечно, тоже бред.  

Тогда главным было – не облажаться. Нормально сказать на старте, не дрожащим голосом. Для этого на листочке себе пишут текст – предложений 5-6-7, которые просто читаешь. Некоторые делают это до сих пор – и это нормальный совет начинающим. Те, кто много комментирует, это услышит. Но это помогает войти в эфир. 

– Ты же почти сразу комментировал домашний чемпионат мира.

– Лучший прикол с того чемпионата мира – меня отстранили. Чудом поставили на три матча, два из которых я успел отработать.

Идем на арену. Мне 22 года, Виталий Магранов еще моложе — он старше меня на 6 лет, но если сейчас выглядит на 18, представь, как выглядел тогда. И Андрей Лазуткин – он старше нас, он продюсер и выглядит солидно, но все равно молодой. 

И мы идем, а там комментаторы с места событий – дяди такие. Серьезные люди. А я в пиджаке, который у меня, условно, с выпускного.  

Магран говорит: «Мы живем в удивительное время в удивительном месте. Посмотри на нас и посмотри на них. В другой стране мы никогда в жизни бы не попали на комментирование чемпионата мира. Никогда».  

Он бросил эту фразу, пока мы поднимались на комментаторскую позицию. Я подумал, что действительно таких возможностей нигде больше нет. А потом меня отстранили за то, что я проспал страховку – это когда матч работают со стадиона, а ты сидишь в студии на случай, если там выключилось электричество. Тогда в эфир выходит тот, кто страхует. И вот я проспал будильник – не потому, что не услышал, а потому что ночью сел телефон. 

На матче ничего страшного не случилось, комментаторы пропали всего на 20 секунд, но факт пропадания был, факт моего неприезда был. Было доложено, что мальчишки нет. 

Кстати, я тогда так хорошо зажил по телевизионному времени. Мне нравилось, что не сплю до 2-3 часов ночи, играю в контр-страйк или в доту. Если мне не надо на «Амур» – «Адмирал», просыпаюсь в 12 и часам к пяти приезжаю на работу. Я считал, что это просто невероятный образ жизни. 

– Как ты сейчас отличаешь свой удачный эфир от неудачного.

– Это все непонятно. Буду понимать, что эфир хороший, если была игра, от которой не отвлекаешься, и я нигде не ошибся фактически. Ну и по количеству оговорок. Если все чистенько, то хорошее настроение.

А вот по поводу того, получился ли эфир или нет, вообще очень неоднозначная история. Я тут вел футбольную студию – с Радимовым и Аршавиным. Так как тема «футбол», то готовлюсь к нему намного дольше, чем к хоккейному. И там было обсуждение «Сочи» и «Ростова». 

На мой взгляд, эфир проходит хорошо и, может, даже замечательно, даже смеемся, прикольно. И под конец я задаю вопрос: «Слушайте, а сколько раз за последние 10 матчей «Ростов» выигрывал у «Сочи»?» Каждый говорит свою версию. И я говорю: «Вообще-то всего один раз, остальные девять выиграл «Сочи».

Когда я обсуждал это с редактором, он сказал: «Ростов» выиграл всего один раз». Я про себя подумал: «Значит, «Сочи» выиграл девять». И вообще забыл, что в футболе существуют ничьи. И просто потому, что я приперся из хоккея, подумал: «Если эти выиграли один раз, значит те — девять».

Мое впечатление – очень хорошее. Но в конце – жесткая фактическая ошибка, о которой я узнал через пять минут после окончания. 

– Ты говорил, что параллельно с комментированием у тебя были подработки. 

– С самого начала моей работы на «Матч ТВ» параллельно Владимир Самохин предложил комментировать игры спартаковской молодежки. Платили там сильно меньше, чем на ТВ, две тысячи за один матч, но в 2015 году это было нормально. Считай, МХК «Спартак» сыграл дома 5 матчей – 10 тысяч, нормально. Это была моя постоянная подработка. 

Потом появился детский турнир «Лидеры хоккея», который потом трансформировался в «Прорыв». Человека, который все это придумал, вполне могу считать своим другом. Тогда я не понимал, как работают халтуры, и на этой подработке попросил не так много денег, как должен был на тот момент. Но зато я обрел дружбу, и мы хорошо проводили время.  

И только потом, когда стал постарше, вел локальные хоккейные мероприятия. Это лет через пять, в 2019-м, когда я стал узнаваемым и пришел какой-то навык.  

– Что за мероприятия ты сейчас ведешь и как часто?

– Так получилось, что я стабильно, 2-3 раза в год, ездил в Магнитогорск. Вел открытие сезона – там это называют День болельщика. И когда «Металлург» выиграл, была церемония награждения. Это, наверное, самое большое мероприятие, которое я вел. 

Мы там были втроем: я, Скворцов и Гучек, у каждого своя роль. Сцену строят на стадионе, выходишь – и тебе нужно перед всей ареной выдавить: «Привет, Магнитогорск». Перед выходом я хотел блевануть – так трясло. Скворцов был спокоен, я ему говорю: «Ром, что-то меня ведет». 

Я как-то вел мероприятие человек на сто, закрытое. А тут – е-мое, прям мандраж. Но все прошло нормально.  

Я понял, что такое ведение мероприятий не для меня. Когда нужно четко, красивым голосом, со сцены – мне тяжело. 

Мой формат такой: как-то была корпоративная спартакиада. Во всем, что касалось игровой части – а там были разные виды спорта, футбол-волейбол-хоккей – у меня вообще нет проблем. Походил по зонам, поговорил, покричал, покомментировал. Но когда это все перешло в официальную часть... я справляюсь, но чувствую, что можно лучше. Я даже знаю людей, которые могут сделать лучше.

Зачастую это ведение в паре, и как-то я работал с Эммой Гаджиевой – было очень комфортно. Но разница между мероприятием и эфиром – огроменная.

– Ты сказал про очень комфортный режим жизни. Но в какой-то момент появилась НХЛ. Каким тогда стал график?

– Он был сложным. Мне было 27-28 лет, я это все вытягивал. Студия «Яндекса» и «Останкино» находились рядом, пешком можно было дойти за 15 минут – это был огромный плюс.

У меня еще не было программ на КХЛ ТВ, не было ютуба – днем комментишь на КХЛ ТВ, ночью НХЛ, иногда приходишь гостем на «Все на Матч». 

Бывало так: ты только откомментил НХЛ в 6-7 утра – и идешь гостем на «Все на матч» с утра. Это было прикольно.

– Сколько раз и сколько времени в такой день ты спишь?

– Я, во-первых, могу спать в любом месте – если только лягу в темноте. Не могу спать сидя, но если лягу – сплю.

Во время работы на НХЛ у меня два раза в неделю была программа, которая шла в 12 часов дня – это было самое сложное. Она прямоэфирная и сильно разбивала мне ритм. 

А в основном я комментировал в 12 часов ночи. Допустим, в шесть утра заканчиваешь, в семь – дома. И если нет «Амура» или вот той программы про НХЛ, то спокойно с семи до часу-двух спишь. И пяти часов хватало, потому что потом поспишь еще где-нибудь вечером. А если программа есть – тут и темп рваный, и поспишь всего три часа, и сразу не засыпаешь.

Один из самых сложных дней на НХЛ ТВ – игра на озере Тахо. Они выдумали этот матч днем по своему времени. Озеро начало таять – и все перенесли на 6 утра по-нашему. И так как рядом живу, кто-то попросил – я подумал: «Ладно, съезжу».  После этого поехал комментировать Дальний Восток, потом была студия КХЛ ТВ – и реально тяжеловато.

Сейчас я бы не стал так много работать. Рекомендую ночью спать.

Иногда, помню, уставал, возвращался домой в семь утра и, это прозвучит странно, выпивал два пива и ложился спать. Мне на работу надо было в 19:00, для меня это было так, будто закончился рабочий день. Просто как обычный человек пришел, поел, открыл два пива, выпил, посмотрел ютуб и пошел спать. Поспал до дня, вечером поехал на КХЛ. 

– Как ты себя чувствовал в этот период?

– Немного потолстел: когда выбиваешься из режима и жрешь всякую дрянь, это сильно влияет. Но в таком ритме жил всего год, пацаны жили дольше. Какое-то время был другой режим, потому что работал в «Спартаке» – и работать ночью было просто не к месту. 

Это было тяжело, но и оплачивалось нормально, еще раз скажу.

Но иногда было прикольно. Пришел в офис телеканала «Старт», где были эти энхаэловские аппаратные – там все комментаторы, и почему-то ночью разговаривать прикольнее, чем днем. Как у детей, наверное: ночью истории рассказываешь, а днем просто рабочий день. 

– Как у тебя сейчас устроена работа?

– Если усреднять, то в неделю на КХЛ ТВ одна студия и, наверное, 3-4 комментирования. плюс 2-4 «Все на Матч» и два «Это хоккей, брат!». Что-то около 10-12 эфиров. 

Стало меньше – в прошлом году было две постоянные программы на КХЛ ТВ, и в этом темпе я не знаю, сколько бы протянул. 

С другой стороны – хочешь все успеть и стараешься правильно распределять время. Так я перестал сидеть до двух часов ночи. Сейчас, чтобы я до двенадцати не лег – ну это случается раз в неделю, и то, когда выходной на следующий день. 

Работа в пресс-службе, красно-белый, разные пути к «Спартаку»

– Где-то внутри всего этого ты поработал в пресс-службе клуба КХЛ. В твоем случае связь с игрокам прочнее?

– Фигня полная. Им меня легче послать. Смотри: приходит, например, человек из медиа-службы – такой, которого игроки не знают. Давай на примере Жени Кулика. К нему приходят и говорят: «Слушай, Жень, надо поучаствовать. Съемка такая-то». Женя отвечает: «Окей».

А потом прихожу я. Говорю: «Жень, нужно то-то и то-то». А он меня знает 15 лет. И говорит: «Бэбс, ну отстань от меня, а? Ну позови кого-нибудь другого». 

Я понял, что у меня есть контакт с ребятами. Но и им в случае чего проще отказать мне, чем условному человеку из офиса. 

– А ты понял, в чем суть этой работы?

– Желательно, чтобы журналисты знали про твою команду все. Я больше помогал телику – потому что сам комментировал и продолжал это делать. И прекрасно понимал, что нужно знать комментатору о моей команде – и мог подать это ему: «Смотри, какой «Спартак» хороший! Этот игрок молодец, этот – молодец! Все зашибись, все, кто в красно-белом – молодцы». 

Если вдруг задавался неудобный вопрос, я мог ответить так, чтобы показалось, будто все нормально.

Но пресс-атташе у нас был Владимир Самохин, он вел пресс-конференции, отслеживал, что выходит в прессе, а я больше занимался съемкой видео. Еще я занимался расшифровкой интервью, быстро научился это делать, понимал, что можно оставить, что лучше убрать и что нужно согласовывать, а что нет. 

Хоккеистам надо лучше относиться к прессе – кстати, отношение кардинально меняется в лучшую сторону. Игроки отвечают на один и тот же вопрос, немножечко улыбаясь. Раньше это могло вызвать псих с их стороны, нежелание дальше говорить – сейчас это улыбка и последующий ответ. Хоккеисты поняли, что какие-то вопросы им будут исправно задавать каждую неделю. И проще спокойно на него ответить по новой, потому что задает его новый человек.  

– А ты до сих пор спартаковский?

– Естественно. Я очень болею за футбольный «Спартак». Хожу на него, сколько могу – нечасто, раз-два в год, но смотрю практически все матчи, если свободен в этот момент. 

На матчах хоккейного «Спартака» я давным-давно убил в себе болельщика, и считаю, что у меня это получилось сразу. Но, конечно, финал МХЛ, где »Спартак» играл со «СКА-1946» и где комментировал пять матчей из семи – в том числе седьмой – спустя 10 лет после нашего победного финала, был испытанием. 

Конкретно знаю: кто-то считает, что я комментировал в пользу одних, другая команда считает, что в пользу других. Поэтому, уверен, справился идеально.

– Я давно заметил, что ты людей довольно четко делишь на «спартачей», «армейцев» и «динамовцев». Как люди заслуживают такую метку? 

– Знаю разные истории, но основном это происходит лет до двадцати. Моя история простая: меня привели в «Спартак», у меня весь район спартаковский, все друзья – спартаковские. 

У меня есть друг-одноклассник. В детстве он не был спартаковцем и просто попал в компанию – ему было уже лет 16, его пригласили на стадион, он пошел, ему понравилась атмосфера, а так как он живет рядом со стадионом и в спартаковском районе, остался спартаковцем. Других не выносит на дух.

Еще одного человека знаю – он в 20 лет ни за кого не болел. Ехал на электричке в сторону дома. И увидел драку, в которой 40 человек бьют десятерых. Он подумал, что десятерым нужно помочь – и пошел помогать. Те сказали: «Спасибо, молодчик». Он спросил: «А в чем вообще дело?» – «Да вот мы за «Спартак» болеем, а они за другую команду». 

И он стал спартаковцем, и я узнал его уже как спартаковца. К сожалению, тогда такое было часто – и есть люди, которые по этому ностальгируют.

Ведущий на ТВ, первый суфлер, детали хоккея

– А как ты стал ведущим на ТВ? 

– Поработал пару лет на ТВ и понял, что мне веселее быть ведущим. Ведущий может своим настроением направить разговор в нужное русло. Иногда – растормошить эксперта, чтобы он не только серьезным тоном говорил про хоккей. 

Я понял, что стать ведущим – это прогресс. Ведущий будет всегда, а эксперт – непонятно, нужен или нет. Ведущий один справится, а эксперт?

И начал закидывать Дмитрию Федорову такие мысли – он, кстати, не сразу среагировал, и сейчас понимаю, что это правильно. Пару раз я экстренно заменял какого-то ведущего, потом прошло время, и он сделал меня соведущим в «На связи» (ютубовская программа КХЛ ТВ), и только в прошлом году на КХЛ ТВ появилась постоянная программа, которую веду. 

И еще я начал появляться ведущим в ежедневной студии «Live» – там, наверное, уже года три.

За «Все на Матч» нужно сказать большое спасибо многим людям. С одной стороны, это инициатива, исходящая от меня, с другой – большая помощь Ольги Щукиной (продюсер тематических каналов «Матч!» – прим.). У меня был простой запрос: «Оль, можно ли что-нибудь поделать летом, когда нет хоккея? У нас же есть «Матч! Страна», а я хочу быть ведущим. Можно как-то выйти за рамки хоккея?»

Она сказала, что уточнит. И дальше огромное количество людей, которым нужно сказать спасибо – с некоторыми я познакомился в процессе, некоторых я уже знал, но не предполагал, что они станут моими руководителями на «Все на Матч». 

В конце августа-2023 Ольга сказала, что мне должны позвонить. Позвонили – Олег Полунин (заместитель главного редактора «Матч ТВ» – прим.) и Андрей Петров, сказали: «Надо делать тракт». Я пошел трактоваться и удивился, насколько тяжело читать по суфлеру. Представляешь, я на тот момент 9 лет работал на телевидении – и ни разу не читал по суфлеру.

Проходит пара недель – и мне говорят: «Артемка, давай, эфирь». Аккуратненько, по два раза в неделю, днем, на полчасика, в паре с нашими девочками, эфирил. Месяц, может больше. Сначала тебе постоянно пишут: «Артем, все хорошо». Потом пишут реже – может быть, это плохо, но на самом деле это нормально, когда тебе ничего не говорят. 

Потом тебе дают первый эфир в одиночестве, после него тебе опять пишут: «Артем, все хорошо». Ну потому что ты ушел из пары и ведешь один.

Потом тебе дают эфир с гостями – это тоже делают грамотно: на первые мне приглашали хоккеистов. Откровенно говоря, к такому эфиру мне готовиться практически не надо, в сравнении с футболом.

И я понял, что идет прогресс: сначала был в паре, потом один, потом с гостями, потом как угодно. Даже с нефутбольными и нехоккейными гостями – недавно у меня тут были в гостях ребята из гребли на байдарках.

Я очень рад, всем спасибо – приноровился к суфлеру, многое переосмыслил в плане подготовки к такому эфиру, теперь понимаю, как писать. 

Если для кого-то откровение, что ведущие читают по суфлеру – да. Но не все и не всё, и не всегда, тут зависит от целей. И это не так легко, как кажется. 

Я рад, что есть возможность работать в эфире федерального канала, потому что это статус, это практика и это дает узнаваемость. Но при этом это большая ответственность: за бренд канала и информацию, которую ты транслируешь миллионам зрителей.

– Я помню у тебя есть штука не слушать других комментаторов, чтобы не цеплять их фишки. С другими ведущими та же история?

– Да, про комментаторов – это вообще… Начинаешь говорить их фразами, а потом весь канал использует одни и те же. Конечно, я без звука не смотрю, но стал обращать внимание, что если вслушиваюсь в репортажи коллег, то забираю их обороты, а это мне не очень нравится

Когда ты начинаешь что-то новое, то, естественно, смотришь эфиры, просто поглядываешь, хватаешь у них обороты и прочее. Но я не ориентировался конкретно на кого-то. 

– Ты мне уже давно говорил, что немного меньше замечаешь деталей хоккея, чем когда начинал. Как сейчас?

– Думаю, что стал замечать еще меньше. Но я считаю, что мастерство эксперта не в том, что он говорит, а в том, как говорит и когда. Если у тебя трансляция плохая, где не дают своевременных повторов, твоя роль эксперта может вообще сойти на нет. Ты можешь все объяснять и говорить по делу, но если нет картинки – все впустую.  

А если на хорошем повторе человек рассказывает какие-то левые мысли – экспертиза превращается во что-то непонятное. 

По поводу того, что меньше замечаю... За десять лет, что я не играю, хоккей сильно поменялся. И я могу в телевизионном эфире сказать интересно и своевременно, что понравится обычному зрителю. 

Но, как оказывается, иногда я просто неправильно оцениваю ситуацию. Не так давно Дмитрий Федоров прислал мне голосовое сообщение. Я комментировал игру МХЛ и дал разбор одного эпизода по-своему, как вот было десять лет назад. Дима говорит: «Артем, сейчас уже по-другому». 

А как я должен об этом узнать? И если бы не Дима Федоров, я бы об этом не узнал.

– Еще ты говорил, что не до конца понимаешь, за что тебе платят на телевидении и что ты на самом деле умеешь. Время прошло – и твоя позиция поменялась. Как ты себе отвечаешь на этот вопрос сейчас?

– Общий посыл прежний, но просто появились нюансы. Я понимаю, что далеко не каждый сможет делать то же самое.

До сих пор считаю, что есть гораздо более важные профессии, но все-таки, еще поработав, я понимаю, что не каждый сможет работать так, как работают многие на «Матч ТВ» и КХЛ ТВ. Совсем единицы.  

Поэтому, наверное, чем-то относительно полезным я все-таки занимаюсь.  

*** 

– За годы в хоккее и около него ты понял, в чем, по сути, соревнуются в игре?

– Легко отвечу – тактика, скорость и мастерство. Если у одной команды много мастерства и ты ей уступаешь – ее надо перебегать. Если ты уступаешь в мастерстве, а бегаешь так же, то у тебя будут проблемы, тогда нужно переигрывать тактически. 

Если ты не можешь ни в скорости, ни в мастерстве, ни в тактике, то тогда ты, скорее всего, проиграл. 

Я думаю, что «Металлург» обыграл «Локомотив» в позапрошлом финале чисто тактически. Да, четыре матча, но все очень близко. Я точно помню, как анализировал: думал, что «Локомотив» сильнее практически во всех компонентах. Так думали многие. 

Но план «Металлурга» – на быстрые атаки (а он в одном компоненте, этими раскатами, очень похож на нашу команду 2014-го. Может быть, поэтому я это так хорошо вижу). Просто когда «Металлург» раскатывается и после раската моментально убегает на ворота соперника – это прям да.  

Но если он не убегает, у него все равно есть преимущество в скорости. Я думаю, что «Локомотив» хотел как раз перебегать и переработать «Металлург». Но не получилось, потому что «Магнитка» очень правильно сыграла.

Фото: фото из личного архива Артёма Батрака; РИА Новости/Владимир Астапкович; КХЛ/Кузьмин Юрий, Беззубов Владимир, Беззубов Алексей