Брайан Бурк. «Закон Бурка. Жизнь в хоккее» 16. Хоккейный Ватикан
***
Пока я был на охоте, «Лифс» позвонили в «Анахайм», чтобы получить разрешение обратиться ко мне, и «Дакс» согласились — они были более чем счастливы от перспективы убрать меня из своей платежной ведомости. С этого момента события развивались быстро. Ричард Педди позвонил мне и спросил, заинтересован ли я. Я сказал ему, что мой контракт рассчитан до конца июня, и что я не беспокоюсь о том, где будет моя следующая работа, но мне очень интересно. Одной из моих целей всегда была работа в команде Оригинальной шестерки [прим.пер.: Шесть команд, составлявших НХЛ в период с сезона 1942–1943 по сезон 1967–1968 — «Бостон Брюинз», «Чикаго Блэк Хокс» , «Детройт Ред Уингз», «Торонто Мейпл Лифс», «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Монреаль Канадиенс»]. Мы поговорили об условиях и провели пару хороших дискуссий.
Правда в том, что Ричард был одной из главных причин, по которой я хотел приехать в Торонто. Я его очень уважаю. Он был одним из лучших руководителей во всем профессиональном спорте за последние 20 лет. Он прогрессивный мыслитель. Когда он руководил «Лифс», они продвигали женщин на руководящие должности, они давали молодым людям возможности, они продвигали цветных людей. Ричард блестяще руководил организацией.
Следующим шагом для меня была встреча с Ларри Таненбаумом и людьми из Пенсионного плана учителей Онтарио, которые были совладельцами команды. Ларри всегда нравился мне. Когда ты работаешь в лиге, некоторые владельцы с удовольствием игнорируют тебя — даже когда я был старшим вице-президентом «Анахайма» по хоккейным операциям, многие владельцы не знали как меня зовут. Но Ричард и Ларри всегда разговаривали со мной как с равным.
Они хотели, чтобы я приехал в Торонто на встречу, но я сказал, что ни в коем случае не смогу прилететь туда незамеченным. Поэтому вместо этого мы устроили ее в отеле при аэропорту в Бостоне. Помимо Ларри и Ричарда, «Лифс» представляли Дейл Ластман и Эрол Узумери из Пенсионного плана учителей Онтарио.
Первое, что они спросили меня, это сколько времени потребуется, чтобы сделать команду конкурентоспособной, и я был честен с ними. Я сказал им пять лет.
— У вас есть команда, которой явно платят больше, чем нужно с большим количеством контрактов без возможности обмена, — сказал я им. — Мне понадобится два года, чтобы вычистить конюшню, прежде чем я смогу привести новых лошадей.
Мой главный вопрос к ним был о владельцах. После того, что я пережил в Ванкувере, я хотел быть уверенным в том, что ничего не изменится.
— Меня уволили, потому что продали команду, — сказал я им. — Мы говорим о пятилетнем контракте. Скажите мне, что Ларри и Ричард останутся в команде, и скажите мне, что вы не собираетесь продавать эту команду. Если будущее не таково, я хочу знать об этом прямо сейчас.
— Эта команда зарабатывает нам $80 млн. в год, — сказал Узумери. — Это один из наших лучших активов.
— Значит, нет никаких шансов, что её продадут? — спросил я.
— Ни единого.
Конечно, к концу моего третьего года Ричард Педди ушел, команда была разобрана, и вскоре я уже был на пороге. Не думаю, что мне лгали. Думаю, они хотели сохранить команду. В любом случае, в тот день меня можно было простить за то, что я считал, что «Торонто Мэйпл Лифс» — самая стабильная организация во всем профессиональном спорте.
Через несколько дней после встречи в Бостоне мы завершили сделку, а затем я вылетел в Торонто на пресс-конференцию. Именно там я впервые употребил фразу о том, что кто бы ни выиграл Кубок в Торонто, в его честь будут названы школы — не просто улицы, а именно школы. Настолько это будет большим событием.
Но никто не делал этого с 1967 года, и некоторые из тех, кто занимал руководящие посты последние полвека (а потом и далее), знали, что делали. Это не оправдание — я не выполнил свою работу в Торонто, и это моя вина. Но для любого, кто играет против «Торонто Мэйпл Лифс», есть куча препятствий, которые нужно преодолеть, которых просто не существует на других хоккейных рынках.
Это комбинация факторов. Сам объем освещения в СМИ в Торонто не похож ни на что другое. Когда мы испытывали проблемы в Калгари, в раздевалке после игры было около 20 представителей СМИ, которые искали ответы. В Торонто это 80 на матче в будний день против слабого соперника и 100 в субботу вечером или когда мы играем против весомого соперника. Теперь добавьте социальные сети, с которыми мне не приходилось иметь дело до того, как я приехал в Торонто. Ты каждый день находишься под микроскопом, и освещение в подавляющем большинстве случаев негативное. Когда дела идут плохо, у каждого из этих 100 человек есть за пазухой камень, готовый к броску. Независимо от того, решают ли они, что виноват Брайан Бурк, или Рон Уилсон, или Рэнди Карлайл, или Фил Кессел, или Дион Фанеф, они выбирают цели и обрушиваются.
Я сказал своим игрокам, что, когда они завершат карьеру и оглянутся на свою карьеру, лучшими годами будут те, которые они сыграют в Канаде перед людьми, которые любят их, любят команду и любят спорт. Я сказал, что они должны понять, как им повезло играть в Канаде. Вот почему я работал в Канаде при каждом удобном случае — хоккей здесь не спорт, а религия.
Но некоторые ребята просто не могли справиться с вниманием. Мы пригласили Франсуа Бошемена, который был так хорош за нас в Анахайме, и он просто не мог справиться с вниманием. Дошло до того, что мы обсуждали, прежде чем обменять парня или взять на драфте — он может быть игроком НХЛ, но сможет ли он играть здесь? Иногда мы решали, что ответ отрицательный, и находили кого-то другого.
Обратная сторона этого — чувство собственной важности, которое может закрасться в душу. Когда я был в Анахайме, по-моему, у двух игроков были автомобильные контракты — ты пару раз в год появляешься в дилерском центре, и получаешь хороший «Порше» или что-то в этом роде. Он твой, бесплатно, на весь сезон. В Торонто у каждого игрока есть автомобильная сделка. У вообще каждого игрока. И они ни за что не платят. Хочешь костюм? У них есть парень, который купит тебе костюм от Армани за три тысячи вместо пяти. Нужна новая стереосистема? Есть парень, который установит для тебя систему за $9 тыс. всего за пять штук, лишь бы ты играл за «Лифс».
В канадском городе, если ты хорошо играешь, тебя будут боготворить, и ты можешь зазнаться. Но если ты начнешь играть плохо, те же самые люди будут безжалостно разносить тебя в пух и прах, и вот тогда действительно проявляется отсутствие конфиденциальности. Это ужасная цена.
Канадские налоги — еще одна проблема. Игроки, в том числе уроженцы Канады, не хотят играть здесь и платить наши налоги. Когда я был в «Калгари», я предлагал нашим игрокам модифицированный пункт о запрете обмена, в котором они могли бы перечислить восемь команд, куда их нельзя было бы обменять. Неизменно каждая из канадских команд попадала в этот список. Даже у канадских ребят!
И в Торонто ты также имеешь дело с тем, что я называю эффектом Онтарио. В гостевых командах так много игроков, которые выросли в Торонто и его окрестностях. Ты не думаешь, что они будут играть так усердно, как только могут, перед своей семьей и друзьями? Люди, как правило, не признают этого, но это вполне реально. Когда «Айлендерс» приезжали в город, против нас Джон Таварес устраивал шоу для своей семьи.
Сложите все это вместе, и в Торонто дело не только в команде, которую ты выпускаешь на лед.
* * *
—
Когда я прихожу на новую работу, я не начинаю с уборки. Мне нравится давать шанс каждому. Я никогда не увольнял кучу людей, потому что не думаю, что это правильно. Везде есть хорошие люди. И причина, по которой команда терпит неудачу, обычно заключается в том, кто принимает решения наверху, а не в людях внизу.
Помимо того, что я изменил кое-что в том, как мы искали и оценивали игроков, мои первые шаги в Торонто заключались в том, чтобы добавить талантов в организацию. Я пригласил Дэйва Пулина, который великолепен. Конечно, я пригласил Дэйва Нониса, потому что он всегда ездил со мной. Я пригласил Клода Луазеля, умного, талантливого парня.
Я также решил оставить Рона Уилсона, моего старого товарища по университетской команде, в качестве главного тренера. С одной стороны, я знал, что Ронни не тот парень, который подходит для того, как я хочу, чтобы играла моя команда. Как бы он мне ни нравился, у нас совершенно разные взгляды на то, как играть. Он не ценил жесткость так, как я.
Я помню, как в самом начале у нас были разногласия по поводу Колтона Орра, настоящего тяжеловеса. Я сказал Рону, что он должен выпускать Колтона каждый вечер, и добавил, что мне неловко, что мне нужно было провести совещание по этому поводу, чтобы я мог приказать ему сделать что-то, что, по моему мнению, было очевидным. Это был единственный раз, когда мне пришлось пойти к одному из моих тренеров и сказать ему, кого выпускать на лед.
Рон думал, что если бы у него был нападающий, который мог бы играть и делать что-то лучше, чем Колтон, это сделало бы нашу команду лучше. И никто не будет отрицать, что в плане мастерства Колтон Орр — парень ограниченный. Но все были немного смелее, когда Орр был на скамейке. Я считал, что нам нужно его устрашающее присутствие.
Но я хотел дать Рону реальный шанс не только потому, что мы были друзьями, но и потому, что я считаю, что каждый тренер заслуживает шанса. Оглядываясь назад, я понимаю, что слишком долго за него держался, и это, вероятно, во многом стоило мне работы. Но я чувствовал, что ты увольняешь тренера, когда он не может победить с командой, которая достаточно хороша, чтобы победить, а команда, которая была там, когда я пришел, была недостаточно хороша, чтобы побеждать. Я не собирался принимать решение по Рону, пока не дам ему достаточно активов, чтобы у него был шанс.
К тому времени, как я приехал в Торонто, Ронни уже был изрядно измучен прессой. Он стал пресыщенным и саркастичным. Я поговорил с ним об этом, я сказал ему, что сарказм в Торонто не работает. Но его так изжевали, что он уже превратился в ракушку.
Торонто так может убить тебя. Я знаю, что это состарило Дэйва Нониса после того, как он занял пост генерального менеджера. Если ты прислушиваешься к белому шуму, он может убить тебя, особенно если ты не выигрываешь. Но я не думаю, что это сильно повлияло на меня, потому что, честно говоря, мне было все равно, что говорят СМИ.
Однажды Дэмиен Кокс из Toronto Star зашел ко мне в офис, чтобы взять у меня интервью.
— Я знаю, что ты говоришь, что не читаешь ничего, что пишут о тебе, но я знаю, что на самом деле читаешь, — сказал Дэмьен.
Я вывел его из кабинета к столу, где моя помощница Кэтрин Грей каждый день раскладывала для меня вырезки из СМИ. Они ставили дату в верхнем углу, и стопка была около 60 см высотой.
— Посмотри на эту стопку, — сказал я Дэмьену, — и если однажды ты найдешь место, где я достал вырезки и прочитал их — когда-нибудь — я извинюсь. Давай, смотри.
Он посмотрел парочку и не нашел никаких доказательств того, что я что-то читал.
— Знаешь, что я делаю, когда эта куча становится слишком большой? — спросил я.
Я протянул руку и вытолкнул всю стопку в мусорное ведро.
— Вот, что я делаю. Вот что я думаю о том, что ты пишешь о хоккейной команде.
Дэмьен был немного расстроен по этому поводу.
* * *
—
Когда я оценил команду, доставшуюся мне в наследство в Торонто, стало ясно, что предстоит проделать большую работу. Моя модель успеха была такой же, как и в те времена, когда я играл в АХЛ в штате Мэн: топ-6 нападающих с высоким уровнем мастерства, нижняя шестерка «синих воротничков», много скорости и много выносливости. В той команде «Лифс» было несколько опытных игроков, в основном европейцев, которые уже немного прошли свой расцвет. Многим ребятам переплачивали. У нас было много контрактов с запретом обмена и перемещения. И у нас вообще не было жесткости.
У нас не было качественных защитников. Иан Уайт был полезен, и у нас был Томас Каберле, который был полезен, но на самом деле был мягковатым. Он очень осторожно отбирал шайбу.
Первое, что я спросил у Ронни Уилсона, нужен ли нам вратарь. Он был убежден, что Веса Тоскала справится с этой задачей. Я скептически относился к этому и, как оказалось, был прав.
Как я уже упоминал ранее, когда я прихожу в новую команду, мне нравится брать первый сезон, чтобы оценить, что у меня есть, а затем, в конце этого сезона, произвести фурор. Я заключил раннюю сделку с Брэдом Мэем — Мэйдэй следовал за мной на протяжении всей моей карьеры. Но самым большим и знаковым шагом стал обмен на Фила Кессела незадолго до начала моего второго сезона в «Лифс», в сентябре 2009 года.
Если вам не нравится Кессел как игрок, вам в любом случае не понравится этот обмен. Я люблю Фила, но в Торонто он так и не оправился от того, что мы заплатили слишком много, чтобы заполучить его. Его поведение тоже совсем не помогало. Он один из тех парней, которых совершенно не волнует, нравится ли он СМИ или даже нравится ли он фанатам, а фанатам, которым вы нравитесь, не все равно, нравитесь ли вы им.
Я помню, как однажды, после того, как Фил был раскритикован прессой, я спустился вниз и сел рядом с ним у его места в раздевалке. Я спросил его, не хочет ли он, чтобы я что-то взорвал, затеял драку из-за чего-нибудь, чтобы отвлечь внимание СМИ на пару дней.
— Хочешь, я отгоню мух? — спросил я. — Хочешь, я поору?
— Бурки, — сказал он мне, — единственные парни, о которых мне есть дело, находятся прямо здесь. Он указал на раздевалку. — Не смей устраивать из-за меня бурю.
Он был очень серьезен. Ему было все равно тогда, и ему все равно сегодня. Это одна из тех вещей, которые любят в нем его товарищи по команде. Ему насрать на то, что происходит за пределами катка. Он просто играет. Но это причиняло ему боль на рынке Торонто, и деньги, которые он зарабатывал, причиняли ему боль. Канадцы ненавидят спортсменов, которым, по их мнению, слишком много платят и которые недостаточно эффективны.
Большая часть этого восприятия не сформировалась до тех пор, пока не стало ясно, во сколько именно он обошелся нам в сделке, и именно здесь я не боюсь признать, что совершил ошибку.
Чтобы заполучить Фила, мы дали «Бостону» выбор в первом и втором раундах в 2010 году и еще один выбор в первом раунде в 2011 году. Нет никаких сомнений в том, что цена, которую мы заплатили за него, оказалась слишком высокой. В те дни ни у кого не было привычки «защищать лотерею» драфт-пиков при обменах — мы просто обменивались. Но даже если бы это было так, я бы не стал просить об этом, потому что мы были абсолютно уверены, что будем достойной командой. Мы полагали, что пик окажется где-то 10-м или 12-м. Мы не предвидели, что 18-колесный автомобиль свалится с обрыва.
Нельзя сказать, что мы об этом не говорили. Больше всего мы боялись, что упустим Тейлора Холла, который в итоге был выбран первым в общем зачете. И не особо по поводу Тайлера Сегина, которого «Брюинз» взяли нашим пиком, который в итоге стал вторым номером.
— Ребята, — помню, как я сказал, когда мы обсуждали сделку, — это ни разу в сучей жизни не будет выбор в топ-5. Мы достаточно хорошая команда, мы хорошо закончили прошлый год, и с изменениями, которые мы сделали, и с добавлением Кессела, мы станем намного лучше.
В этом я ошибался, и это дорого нам обошлось. Но команда, которую я построил в Торонто, двигалась в правильном направлении. Мы стали самой быстрой командой в НХЛ и самой жесткой — не такой хорошей, как моя команда в Кубке Стэнли в Анахайме, но построенной по тем же принципам. Оборона соперника должна была уступить лед, как только мы получали шайбу, потому что мы были очень быстры с Кесселом, Михаилом Грабовским и Николаем Кулеминым. А за ними у нас была цепная банда, такие парни, как Колтон Орр и Марк Фрейзер. Единственным игроком, которого они добавили после того, как я был уволен в сезоне, когда они впервые за много лет вышли в плей-офф, был Фрейзер Макларен. Все остальные части уже были на месте.
Мы избавились от Тоскалы и пригласили Ж.С. Жигера, который был не в той форме, в которой он был, когда мы выиграли Кубок в Анахайме, но все равно хорошо играл за нас. Мы обменяли Каберле в «Брюинз» на игрока первого раунда и Джо Колборна.
Это была забавная история. Я помню, как позвонил Рику Каррану, который был агентом Каберле, и сказал ему, что хочу переманить Томаса.
— Он отличный парнишка, — сказал я Рику. — Он умный. Он забавный. Но он недостаточно привержен нашей программе, и я не собираюсь подписывать с ним контракт после того, как его контракт закончится в конце года.
— В его контракте есть пункт о полном запрете обмена и перемещения, — сказал мне Рик.
— Я знаю, — сказал я. — «Торонто Мэйпл Лифс» дали ему это. Но не я.
— Я не думаю, что это добросовестно, — сказал Рик. — Ферги дал ему это из лучших побуждений.
— Что ж, это была ошибка. Я никогда не давал ни одному игроку полного не обмена или неперемещения.
— Он не хочет никуда уходить, — сказал Карран.
— Рик, позволь мне объяснить, как это работает, — сказал я. — Так или иначе, Томас провел здесь свой последний матч. Я не могу переместить его или обменять без его разрешения, но я не обязан его одевать на матч. Скажи Томасу, что если я не получу от него список команд, в которые он готов обменяться, он проведет остаток сезона, сидя в ложе для прессы рядом со мной. Я начну с того, что помещу его туда в субботу вечером, и мы оба сможем вместе помахать камерам на Хоккейной ночи в Канаде.
Рик перезвонил мне и сказал, что Томас готов поехать в Бостон. Это был не список, это была одна команда. Но в конце концов у нас все получилось.
* * *
—
Все помнят сделку с Кесселом, но я думаю, что самой большой сделкой, которую я заключил, было приобретение защитника №1, в котором мы отчаянно нуждались, Диона Фанюфа.
Я влюбился в Диона как в игрока, когда впервые увидел его на молодежном чемпионате мира. Я думал, что он был всем, что можно пожелать от защитника — с сильным броском, физически мощным, громким лидером, парнем, который мог двигать шайбу. Он идеально подошел бы нам.
Был январь, и до крайнего срока обменов оставалось больше месяца. Как вы, возможно, знаете, я не любитель дедлайнов. Я думаю, что все, чему они способствуют, это заставляют команды переплачивать. Вспомните специальные синие фонари в Kmart — они устанавливали мигающий синий свет где-нибудь в магазине, объявляли о выгодной сделке, и все покупатели сходились в исступлении, желая купить все, что было. Вот как выглядит дедлайн обмена в НХЛ. Есть три или четыре игрока, которых все хотят, все тележки вокруг них, и кто-то в конечном итоге переплачивает.
Все эти генеральные менеджеры отчаянно хотят произвести фурор. Может быть, они хотят произвести впечатление на своих владельцев, доказав, что они что-то делают; может быть, у них пятый год пятилетнего контракта и они не вышли в плей-офф, и если они выйдут в плей-офф в этом году, это спасет их работу. Это огромное изменение с тех пор, как я пришел в лигу. Парни сейчас обмениваются только для того, чтобы выиграть раунд в плей-офф. Но не тогда, когда я начинал. В результате возникает классическое безумие, и дюжина или более команд могут сделать большие шаги, хотя, насколько я знаю, каждый год вручается только один Кубок Стэнли и проводится только один парад. Поэтому в день окончания обменов и 1 июля, когда неограниченно свободные агенты становятся доступными, совершается больше ошибок, чем в остальные дни года вместе взятые.
Мне нравится опережать все это и делать свою работу до того, как все сойдут с ума. Эта история даст вам довольно хорошее представление обо всех вещах, которые могут вступить в игру, прежде чем сделка состоится.
Дэррил Саттер тогда руководил «Калгари Флэймз». Мы оба проявляли должную осмотрительность в качестве генеральных менеджеров. Насколько я помню, это была среда, когда мы впервые связались по телефону.
— Что ты хочешь сделать? — спросил меня Дэррил.
— Меня интересует только один парень из вашей команды, и это Дион, — сказал я.
— Я не отдам Диона, — сказал он мне, и на этом все закончилось.
На следующий день мне позвонил Боб Мюррей из Анахайма.
— Ты за Дионом? — спросил он меня.
— Они его не отдают, — сказал я Бобу.
— Ну, это смешно, потому что они только что предложили его мне.
Можете себе представить, как я на это отреагировал. Как только я закончил телефонный разговор с Бобом, я позвонил Дэррилу.
— Какого хрена ты делаешь? — спросил я его.
Он сказал мне, чтобы я расслабился, что он как раз собирался позвонить мне, что они передумали и Дион теперь в игре.
Итак, уже четверг. Ранее в тот же день Рон Уилсон пришел ко мне и сказал, что хочет, чтобы я как можно скорее избавился от трех парней в команде.
— Мне нужно, чтобы ты убрал Ника Хэгмана, — сказал он. — Мне нужно, чтобы ты убрал Джамала Майерса. И мне нужно, чтобы ты убрал Иана Уайта.
Хагман перестал забивать за нас, пару раз хорошенько получил, и нам показалось, что он слишком старательно избегает контакта. Майерс был хорошим игроком, на самом деле, игроком моего типа, но он действовал Ронни на нервы, потому что он был лидером в команде и не всегда доносил то же послание, что и Ронни. Рону он нравился — в какой-то момент он даже рассматривал его кандидатуру на роль капитана, — но он чувствовал, что Джамал начал поднимать слишком много шума.
— Ты должен избавиться от него, — сказал Ронни.
Рон считал, что от Иана Уайта можно избавиться. Нам нравилась его игра. Он был маленьким, правым защитником, который мог двигать шайбу, но он мог быть и разочаровывающим игроком, склонным к большим ошибкам.
По правде говоря, нам не пришлось убирать ни одного из них — не было такого, чтобы они начали вонять, как рыба недельной давности. Но их убирание и получение чего-то взамен может помочь нам достичь того, чего мы хотели как команда.
Двумя из первых трех игроков, которых попросил Дэррил, были Хагман и Майерс. Так что эта часть должна была быть легкой. Третьим игроком, которого он попросил, был Мэтт Стаян. Мэтт — отличный парень. На самом деле мы не хотели его менять, но чтобы заполучить Диона Фанюфа, мы бы добавили двух Стаянов.
Затем Дэррил сказал:
— Ты должен забрать немного денег, чтобы все сработало, ты должен у нас забрать Фредрика Шострома.
Нам нравился Шостром, так что меня это устраивало.
— И я обмениваю тебе защитника, так что мне нужен еще один защитник, — сказал Дэррил. — Нам нужен Иан Уайт.
Итак, теперь все трое парней, от которых Ронни попросил меня избавиться, были в сделке.
Мне пора было немного отступить.
— Я не меняю четырех на двоих, — сказал я Дэррилу, — тем более, что второй парень, которого я получаю, — это денежный мешок, так что на самом деле получается четыре к одному. Я ни в жизни так не обменяюсь.
Я попросил его добавить Кита Аули, которого очень любили наши скауты.
— Я ни за что на свете не сделаю этого, — сказал Дэррил.
Мы вежливо повесили трубку.
Я повернулся к своим парням, которые подслушивали разговор, и сказал:
— Если мы проиграем эту сделку из-за Кита Аули, я, черт возьми, здесь кого-нибудь уволю. Парень, которого мы хотим, это Дион. Те игроки, которых мы отдаем, кроме Стаяна, — это парни, которые нам не нужны. На самом деле нам нравится Шостром. Какого хрена мы делаем?
Но наши ребята были единодушны в том, что им очень нужен Аули, поэтому мы оставили все как есть.
На следующий день, в пятницу, Дэррил перезвонил и сказал, что отдаст нам Аули. Итак, мы договорились. Но возникло небольшое осложнение.
Дэррил сказал, что ему нужен день, чтобы продать свою собственность для сделки. Одна проблема заключалась в том, что в тот день была суббота, и все семеро парней должны были играть. Что, если один из них — или несколько — пострадают?
— Я сделаю это незаметно, — сказал Дэррил. — Даже если все ребята пострадают, я все равно сделаю это. Мы можем зарегистрировать сделку в воскресенье.
Я согласился.
Все наши ребята хорошо справились с субботним матчем. Затем, из-за разницы во времени, нам пришлось ждать окончания игры с «Калгари». Дион и Шостром справились.
Аули играл в АХЛ. Его игра проходила в Абботсфорде, Британская Колумбия. Наш главный скаут Майк Пенни наблюдал за ним, и было около 1:30 ночи в Торонто, когда он позвонил мне, чтобы сказать, что Аули доиграл до конца матча невредимым.
На следующий день мы официально оформили сделку.
Дион Фанюф, возможно, самый преданный спортсмен, которого я когда-либо видел, особенно когда дело доходит до его тренировок в межсезонье. Он так много работает. Он сверхконкурентен, нетерпелив и разочаровывается в партнерах по команде, которые не так конкурентоспособны, как он. Дион блокировал шайбу лицом, чтобы выиграть матч регулярного чемпионата. Он нырял перед броском и никогда не задумывался над тем, чтобы сделать это. Его физическая сила поражает. Он всегда первый выходит на лед и последний с него уходит. Он тащил своих товарищей по команде в тренажерный зал. После тренировки он шел в спортзал и катался на велотренажере в течение 35 минут, и к тому времени, когда он заканчивал, вокруг него на полу была лужа пота. Он хорошо двигал шайбу, обладал мощным броском и подрался бы за своих партнеров по команде.
Самым сложным для Диона в Торонто было находиться рядом с парнями, которым было все равно, не как ему. Позже я могу себе представить, как он будет играть где-нибудь в пивной лиге и ввязываться в драку с кем-то — может быть, даже с товарищем по команде, который недостаточно старается. Он ничего не может с собой поделать.
Диону нравилось быть здесь капитаном, и он, конечно, не возражал против того, чтобы быть в центре внимания. Но дело не в эгоизме. На него это просто не влияет. Он будет играть в свою игру с буквой «C» или без нее.
В Торонто публика отвернулась от него после того, как он получил большое продление контракта в конце 2013 года. Канадцы в целом ненавидят высокооплачиваемых спортсменов и неизменно обвиняют их, когда команда не выигрывает. В то время по телевизору показывали сюжет, который, конечно, не помог: они осмотрели его дом, и он показал все свои костюмы и коллекцию дорогих часов. С точки зрения общественного мнения, Дион с трудом оправился от этого.
* * *
—
Я гордился тем, что руководил «Лифс». Я бы ни на что это не променял. Но нет ничего лучше, чем получить приглашение возглавить команду, которая представляет лучшее во всей стране, где я учился игре.
После того, как мы выиграли Кубок в Анахайме, сборная США обратилась ко мне и спросила, не хочу ли я участвовать в международном хоккее. Они предложили мне стать генеральным менеджером американской сборной на чемпионате мира в 2009 году, а затем сделать то же самое с олимпийской сборной в Ванкувере в 2010 году. Я и раньше вносил свой вклад в американскую программу в качестве генерального менеджера команды на чемпионате мира в 1993 году, но я отошел в сторону после того, как Дуг Палаццари занял пост исполнительного директора сборной США по хоккею. Ему не нравился профессиональный хоккей — он хотел, чтобы он был любительским, — поэтому мы не сошлись во взглядах, и в течение пяти лет я не имел никакого отношения к программе. Я был не единственным, это была та же история с Майком Милбери и многими другими. Некоторые из нас считали, что не тот человек правит балом. Но когда в 2005 году на смену Палаццари пришел Дэйв Огреан, это была уже совсем другая история, и я был рад в нее вернуться.
Я предложил, чтобы вместо того, чтобы состоять только из меня и помощника генерального менеджера, мы должны сформировать комитет со всеми американскими генеральными менеджерами из НХЛ. Мы должны сделать его больше и лучше. Поэтому мы пригласили Дэвида Пойла, Стэна Боумана, Дейла Таллона и Дина Ломбарди. Именно так мы выбирали команду на чемпионат мира 2009 года, и именно так мы выбирали олимпийскую сборную в 2010 году. Все эти команды сегодня выбираются одинаково. Мы добавили максимум талантов в управленческие команды.
Вскоре после того, как я получил работу, я позвонил Джерри Коланджело в Финикс. Я не был знаком с ним лично, но восхищался им издалека и хотел поговорить с ним о том, как он собрал баскетбольную команду мечты, которая отправилась на Олимпийские игры в Барселоне в 1998 году. Как превратить группу высокооплачиваемых профессиональных спортсменов, которые сами по себе являются участниками Матча всех звезд, в сплоченную группу и превратить завоевание золотой медали за свою страну в единственную цель?
Джерри согласился на встречу, но в тот день, когда я пришел к нему в офис, у него был какой-то завал, поэтому его времени было очень мало — вместо 45 минут мне пришлось довольствоваться 15. Вот тебе и светская беседа. Я сразу перешел к делу.
— Что самое важное в формировании олимпийской сборной? — спросил я его.
— Не делайте из этого хоккей, как мы не делали из этого баскетбол, — сказал он. — Пусть это будет о том, как быть американцем. Самый простой способ сделать это — наладить отношения с военными.
Он говорил о том, что на Олимпийских играх жилье должно быть подходящим, и о том, чтобы не собирать команду всех звезд — речь шла не только о том, чтобы собрать лучшие таланты, но и о том, чтобы найти правильные элементы, которые будут сочетаться друг с другом как единое целое, и именно так мы в конечном итоге выбрали наш состав. Все отличные советы, и все они были доставлены за 15 минут.
Особенно мне понравилась военная часть. Летом 2009 года мы провели ознакомительный лагерь в Чикаго и пригласили некоторых американских героев, чтобы они поговорили с игроками. Джо Диас был армейским рейнджером, который получил осколочное ранение, когда они атаковали оазис в Ираке. Чад Флеминг потерял ногу в Афганистане. Он перенес 20 операций и, наконец, сказал врачам ампутировать ногу, а затем вернулся и ездил с тремя турне с протезом. Майк Уолтон был кавалером Медали Почета, самым титулованным «морским котиком» во время войны во Вьетнаме. Когда мы добрались до Ванкувера, еще один армейский рейнджер посетил команду в деревне спортсменов. Во время атаки ему оторвало нос, затем прострелили живот, и он по-прежнему отказывался ложиться на носилки, самостоятельно идя к эвакуационному вертолету. Каждый из наших игроков в Ванкувере привез с собой личный сувенир от одного из раненых военнослужащих. Райан Миллер, например, получил от ветерана морской пехоты патрон, который достали из его тела.
* * *
—
Зимняя классика была сыграна в «Фенуэй Парк» в Бостоне 1 января 2010 года, и именно там мы объявили состав олимпийской сборной США. Брендан, девочки и я имели возможность покататься на льду перед игрой.
Брендан был в большем восторге от Олимпиады, чем все остальные мои дети вместе взятые. Он был так взволнован возможностью поехать в Ванкувер и увидеть Игры, и он следил за процессом отбора в каждой стране. Он знал об этом больше, чем кто-либо из моих знакомых.
После игры мы все пошли ужинать. После этого я попрощался с Бренданом и его сестрами, и разъехались.
Больше я его не видел.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
