Владимир Чебатуркин: «русский псих» в США, команда как семья, раздевалка – это алтарь хоккеиста
Тренер «Юнисон-Москва» Владимир Чебатуркин, перешедший в клуб минувшим летом, в, по сути, первом своем большом интервью откровенно и подробно рассказал об особенностях карьеры в Северной Америке, секретах тренерского мастерства, тонкостях воспитания хоккеистов и новом повороте его карьеры с «Юнисон-Москва».
– Eliteprospects.com указывает, что вы родились в Тюмени. Как в итоге судьба вас занесла в подмосковную Электросталь?
– На этом сайте не совсем точно написано. Родился я в Сургуте. В хоккей, по современным меркам, пришел поздно – научился кататься только в третьем или четвертом классе (10-11 лет). Примерно в восьмом классе, не помню уже по каким причинам, несколько полевых игроков (и я в их числе) отправились в город Электросталь (Московская область) в команду «Кристалл» 1975 года рождения. Главным тренером там работал Владимир Витальевич Мариничев.
За год до этого он выпустил целую плеяду игроков Электростали – Алексея Кудашова, Алексея Скопинцева, Сергея Макарова. Все они сразу после выпуска отправились в команду мастеров. Получается, Владимир Витальевич освободился и забрал под свое крыло всю нашу команду 1975 года рождения.
Условия для жизни были тоже не ахти – двухэтажное общежитие и ничего более. Часто возникало желание вернуться домой в Сургут. Благодарен старшему брату, который тогда поддержал и настоял остаться в команде. Так я закончил в Электростали школу, потом от завода меня отправили в училище. Параллельно наша команда «Кристалл» стала выигрывать среди соперников 1975 года. Нас стали замечать и привлекать сначала в региональную сборную, а потом уже в национальную.
Когда мне исполнилось 18, Владимир Мариничев стал главным тренером команды мастеров в Электростали. Он принял решение одно звено из 1975 года забрать с собой. Вспоминаю этот период в «Кристалле» как три недели выходных в году, а всё остальное – тренировки да матчи.
Были стычки с игроками постарше. Нужно было постоянно доказывать свою состоятельность, ведь ребята в команде были на 3-4 года старше нас, а значит и опытнее. Это сейчас дедовщины почти нет, а раньше она процветала. Да, взрослые хоккеисты многое подсказывали, но и ругали по полной за косяки, плюс от тренера доставалось в двойном размере.
– Расскажите, как оказались в Северной Америке, ведь это было время, когда на переезд за океан решались немногие: неизведанная территория, да и вообще, потому что сложнее…
– Помню, в «Динамо» приехал работать младший Юрзинов и меня позвали на просмотр во вторую команду. Но я не мог туда поехать, так как был действующий контракт с электростальским «Кристаллом». Кроме того, после юниорского чемпионата мира, когда мы взяли серебро, я был задрафтован «Нью-Йорк Айлендерс» в третьем раунде. В итоге, мой агент сделал так, что я поехал на просмотр в Северную Америку.
Первый сезон в АХЛ (Американская хоккейная лига) я провел со взрослыми дядьками. В это же время там работал Роберт Горинг – четырехкратный обладатель Кубка Стенли. Он сказал, что мне нужно какое-то время поиграть со сверстниками. Так я оказался в «Кентукки Тороблейдс» (ныне «Сан-Хосе Барракуда») – совместный фарм-клуб «Сан-Хосе Шаркс» и «Нью-Йорк Айлендерс». Правда, не сразу попал в состав. Просидел на трибуне почти 12 матчей. Тренер говорил «терпеть и работать». В какой-то момент я уже подумал, будто ничего не получилось и надо возвращаться обратно в Россию. Но не сдавался до последнего. Когда мне все-таки дали шанс и поставили на игру, то больше из состава не убирали. Потом так вышло, что в «Нью-Йорк Айлендерс» за один матч «сломались» два защитника и меня вызвали в основу главной команды. Так я дебютировал в НХЛ, сыграл матч, и тренер Ричард Боунесс захотел меня оставить. Потому ещё одну игру провёл в основе. Затем у «Айландерс» был выезд в Канаду, а меня отправили обратно в фарм-клуб. Были какие-то проблемы с моим паспортом.
– Терпения вам не занимать… И что дальше?
– По окончании сезона я вернулся в Россию и летом начал готовиться вместе с ребятами из «Электростали». В это время у меня защемило нерв, и одна нога не слушалась другую на льду. Пришлось преодолевать себя, чтобы восстановить форму. Когда вернулся в Северную Америку, всё нужно было начинать с «нуля». В середине сезона меня снова забрали в основу «Айландерс», но сказали, что нужно переписать контракт на следующий год. Я этого делать не стал, и генеральный менеджер отправил меня в фарм-клуб.
– Почему решили не переподписывать контракт?
– Потому что все, что обещали в «Нью-Йорк Айлендерс», было лишь на словах. На самом деле, положение не позволяло высшему руководству клуба сдержать это слово. Ведь на тот момент у команды не хватало финансов подписывать хоккеистов даже из первого раунда драфта. Кроме того, в клубе АХЛ у меня был великолепный тренер Брюс Будро, который меня слышал и понимал. Когда вернулся в фарм-клуб, он поинтересовался причинами, понял меня и принял мое решение.
– Об этой ситуации тогда писали даже американские газеты. Что сезон грядущий вам принес?
– Перешел в «Сент-Луис Блюз» (профессиональный хоккейный клуб НХЛ из города Сент-Луис, штат Миссури, США). Однако, в августе получил серьезную травму – разорвал пах. Когда я восстановился и готов был возвращаться в игру, команда уже шла на первом месте в «регулярке». «Победный состав не меняют», – была мне резолюция от главного тренера Джоела Кенневиля. Поэтому вновь пришлось работать и ждать своего шанса.
В феврале меня отправили в фарм-клуб «блюзменов». Начал играть минут по 25 за матч. На плей-офф мне сказали, что выпустят только на 2-3 игру, так как хотели проверить молодых хоккеистов. Я тогда сильно психанул. Сказал, что они могут проверять кого угодно и сколько угодно. Устроил собрание с ребятами, уточнив, нужен я им или нет? Все сказали, что нужен. В итоге, мы дошли до финала плей-офф АХЛ, но проиграли в полуфинале конференции.
– Хорошо. А «белая полоса» у вас была в НХЛ?
– Думаю, да, когда после сезона в Сент-Луисе подписал контракт с «Чикаго Блэкхокс». Наверное, это было моё лучшее время в Америке. Там и русские защитники в составе были – Борис Миронов, покойный Александр Карповцев, и Алексей Жамнов в нападении. Все они мне очень помогали, подсказывали и в игре, и в быту. Было время, когда пришел к главному тренеру Брайану Саттеру с просьбой отпустить в Россию, так как надоело сидеть в запасе. Он мне сказал, что впервые с такими игроком столкнулся – другой бы сидел и сидел, деньги же капали. В итоге, кто-то травму получил и меня поставили в основу.
– В «Чикаго» вы застали Владислава Третьяка, который работал там тренером вратарей, помните, в каком формате это было и общались ли вы?
– Он был не постоянно с командой, а прилетал на недели 3-4. Я не силен во вратарской специфике, но мы общались. Владислав Александрович подсказывал, как доставлять шайбу в неудобные для вратарей места и как быстро стоит это сделать. Помогал нам и по техническим моментам – как бросать, исходя из ситуации, и как быстро может среагировать вратарь. Мы, защитники, садились с Третьяком и обсуждали, как взаимодействовать, в том числе, и со своим вратарём.
– После сезона в Чикаго, вы провели еще один сезон в Северной Америке, но в НХЛ больше не вернулись. В чем причина?
– После каждого сезона в США меня все больше и больше беспокоила моя травмированная нога. Колено постоянно опухало, нужно было откачивать кровь. Поэтому понимал: не тяну, не попадаю в скорость. За океан решил не возвращаться. Более того, после пары сезонов в России вообще принял решение закончить карьеру.
Но летом 2006 мне позвонили из хабаровского «Амура» и сказали: «начинай заново». Там как раз команду принял Владимир Мариничев, тренер, с которым я когда-то шагнул во взрослый хоккей. Он лично меня тренировал больше месяца, доставал из меня все мои лучшие качества. Помню, сложно было конкурировать, ведь подросло новое поколение молодых и талантливых, а меня помимо возраста тормозила еще и травма. Поэтому каждая предсезонная подготовка давалась как тяжелое испытание и мука. Много нагрузки на колени, а оборудования, чтобы заменить неподходящие мне упражнения, тех же велобайков, в таком виде как они есть сейчас, не было.
Уже осенью 2008-го собрал всю свою форму в мешок, оставил его на балконе, сказав, что больше я к нему никогда не притронусь.
– Дайте опытный совет из вашей игровой практики, который пригодится любому молодому игроку сегодня.
– Скажу так, нельзя зазнаваться в хоккее. Играя в США, я не видел игроков, считающих, будто они лучше других. Не было пижонства, зазнайства. Даже если игрок слыл лучшим бомбардиром команды, он не задирал нос и не считал себя царём зверей.
И возьмите сейчас топ-10 игроков МХЛ по заброшенным шайбам, которые, играя в этой лиге, задирали носы и думали, что уже всего достигли. Где они сейчас? Максимум двое на высоком уровне играют, а остальные или закончили, или явно не там, где они себя видели. Ребят, не задирайте нос, а работайте.
– «Северо-американский хоккей». Что оттуда вы точно забрали с собой в Россию?
– Прежде всего, это рабочая этика, состоящая из нескольких моментов.
Первое – подготовка к тренировочному и игровому процессу. Приведу пример. Ты пришёл в раздевалку и ходишь-балдеешь. Там посмеялся, там что-то посмотрел в телефоне. В итоге вышел на лед неготовым, так как мысли летают где-то далеко от хоккея. Чаще всего это в молодых командах встречается. В КХЛ ребята в большинстве своем готовятся, там не услышишь смешка перед тренировкой и игрой. Как-то в один клуб КХЛ пришёл новичок, зашёл в раздевалку перед игрой, а там никого нет на своём месте: кто-то клюшку мотает, кто-то тянется, кто-то на велосипеде, а он сидит неприкаянный.
Второе – этика самого тренировочного процесса. Как быстро ты реагируешь на то или иное упражнение? Каково твоё качество передач, взятие ворот, бережливость к каждому упражнению и меткость? Ты вышел, отработал 10-15 секунд, приехал к воротам и шарахнул в стекло — это трата времени. Что ты показал тренеру в такой момент? Что быстро бегаешь? Но логическая точка ведь не поставлена. Если ты не забил, то для чего бежал то? Ради количества или потому что так надо?
Например, возьмём «Юнисон-Москва». Делаем упражнение 3-4 раза. Потом уходим на другой кусок работы. И мы понимаем, что к этому упражнению снова вернёмся, ведь повторение – мать учения. Начинаем по новой, и игрок не помнит! Как так? Ведь буквально минут 10 назад делали. Такое у меня и в «Звезде» бывало, а это всё – рабочая этика.
Ну и в конце концов, много времени уходит на самоанализ и объединение в голове всех элементов тренировки в единую систему. У нас в «Юнисон-Москва» каждое упражнение задействовано под ту или иную игровую ситуацию. Приходится иногда парням буквально на пальцах объяснять, как это работает. Что хоккейная тренировка – это игра, разбитая на компоненты. И нужно каждый отработать до автоматизма.
– Оглядываясь на игровую карьеру, чем гордитесь, а что не успели сделать?
– Знаете, когда проигрываешь, это сумасшедшее опустошение. Мы когда с Дмитрием Квартальновым дважды доходили до финала Кубка Гагарина и проигрывали в финале – хуже чувства нет, поверьте.
Не доволен и тем, что не смог закрепиться в НХЛ. Постоянно мешали травмы, причем, я несколько раз буквально подходил к тому, к чему стремился, и вновь всё закольцовывалось. Хотя чего сетовать теперь? Значит, чего-то не хватало, где-то недоработал или не в том направлении работал.
– А чем гордитесь?
– Сейчас некогда гордиться. Горжусь, но где-то глубоко внутри.
– Как вы начали свой путь к тренерскому мостику?
– Без передышек. Только закончив с одной ролью в хоккее, начал готовиться к другой. Пошёл учиться на тренера в РГУФК. Закончив университет, попросился к великому тренеру Равилю Искандеровичу Исхакову. Благодарен ему за то, что разглядел во мне задатки тренера, большую лепту внёс в моё становление. Он учил быть терпеливым, какие упражнения давать, какую направленность тренировок делать. В итоге пришёл в тренерский штаб мытищинского «Атланта», где главным тренером стал Игорь Юрьевич Горбенко. Опыта у меня не было никакого, поэтому всё впитывал как губка. Спустя год Игорь Юрьевич ушёл в Ярославль, а меня поставили главным тренером. На тот момент «Атлант» был на ходу. Многие из тех хоккеистов сейчас играют в КХЛ на высоком уровне, двое или трое – обладатели Кубка Гагарина.
Потом в «Атлант» пришли Вадим Епанчинцев и тренер-методист из сборной России с 20-летним стажем Владимир Колузганов.
Вот Владимир Михайлович мне ни дня покоя не дал. Помню, едем с утра на тренировку, а он уже вопросами сыплет – а что тренируете? А сколько уйдет времени на это? А почему вы это тренируете? Почему здесь три, а тут пять упражнений? И вот у нас с Вадимом Сергеевичем голова каждое утро больше, чем два мяча баскетбольных.
– После мытищинского «Атланта» из МХЛ вы перешли в КХЛ, в омский «Авангард» …
– Да, и там снова нужно было перестроиться. Опять нужно было доказывать свою состоятельность, выстраивать диалог с ребятами. Добавилась основательная работа с видеоматериалами.
– Чем в целом запомнился период работы в качестве помощника тренера Петри Матикайнена?
– На тот момент у него был самый отличающийся подход в КХЛ. Он привёз другой тренировочный процесс, другой менталитет. Систем игры в хоккей много, и команда может любую из них воспринимать по-разному, но так или иначе с игроками нужно составить правильный диалог, всё правильно донести и объяснить. Сейчас эта система уже простая и понятна для большинства в КХЛ, всё-таки целая череда финнов через лигу прошла. Но тогда, в 2013 году, финская система немного опережала время и воспринималась хоккеистами тяжело. Буду краток, ему не хватило времени.
– Говорили, что Петри Майтикайнен был оратором, и много мотивационных речей произносил. Какой у вас самый нестандартный метод мотивации игроков?
– Знаете, я как-то отхожу от всех этих лозунгов. Хочется видеть в команде больше единства, чтобы лавка жила всегда. И, если перекладывать на самого себя, то будучи хоккеистом я был очень сконцентрирован и на меня никакой лозунг не действовал. В «Звезде» много лозунгов говорил, а сейчас оставил только один: «Ребята, мы семья, выходим и играем друг за друга». Считаю, что это ключевые слова. Теперь после игры просто анализирую, вспоминаю своих учителей и их советы. Иногда излишняя эмоциональность тренера многих ребят закрепощает. Они ведь только входят в эту жизни и не нужно примерять всё на себя. Да и поколение сейчас другое. Постоянно себе говорю: «Ты не игрок, ты уже тренер, дай им возможность в себе разобраться».
– После «Авангарда» в вашей карьере случился ЦСКА, в системе которого вы проработали целых девять лет. Как вас судьба привела в тренерский штаб московских армейцев?
– После сезона в «Авангарде», как-то летом встретились с Дмитрием Вячеславовичем Квартальновым. Рассуждали о подрастающем поколении, переходом периоде из МХЛ в КХЛ, и как это сделать быстрее, в частности по защитникам. В итоге Дмитрий Вячеславович пригласил меня присоединиться к тренерскому штабу, оставалось согласовать с руководством ЦСКА.
Так мы вновь встретились с Игорем Юрьевичем (Горбенко), теперь уже в ЦСКА. Нашим куском работы было воспитание молодёжи. После любой из тренировок оставались с молодыми игроками еще и на вечернюю, занимались дополнительно. Сейчас в ЦСКА многие из тех ребят – в основе.
Правда, когда они сегодня встречают нас с Игорем Юрьевичем, всегда говорят «о, эти два садиста идут» (смеется).
Но мы с Игорем Юрьевичем подходили к работе честно и ответственно, много чего обсуждали, разбирали видео. Вот, к примеру, если сейчас в хоккее поставить игроков и сказать пробежать от борта до борта, то даже хоккеисты из МХЛ продемонстрируют внушительную скорость. Но что это дает? В современном хоккее решает уже не скорость, а детали, переключение с одной ситуации на другую. Поэтому я всегда показываю защитникам интересные моменты, у меня большая видеотека, которую делал сам, набирал с YouTube и Facebook, с миру по нитке, правда, потом меня заблокировали, потому что ни с кем не делился (смеется).
– Работа с видео – ваш конек?
– Открою вам секрет (смеется), как мы использовали видео-тренера. Некоторые команды начинают матч по одной системе, а в процессе игры переходят к другой, или два звена делают один выход из зоны, а другие два – совсем иначе. И вот тут начинается путаница. Например, ты начинаешь своему защитнику рисовать, откуда может вынырнуть соперник, а легче просто наглядно показать. Ты по связи говоришь видео-тренеру: шли последнюю смену. И ты показываешь, к чему должен быть готов защитник, где стоит ожидать опасность.
– Тогда следующий вопрос логичен. Почему решили пойти на перемены в карьере и перейти в «Юнисон-Москва»?
– Сейчас у меня хороший этап, мне он очень нравится. Хотя все спрашивают, почему решился на это. А я наслаждаюсь работой в «Юнисон-Москва». Хотя мне говорили: тебе навалили денег, а это абсолютно не так. Были предложения намного выгоднее, но у них не было того, что я нашёл здесь, а это больше чем просто деньги.
Мне кажется, сейчас переход из молодёжного хоккея во взрослый – самая тяжелая ступень. Но я хочу доказать и показать, что, даже играя в НМХЛ, если хоккеист обученный и с характером, если у него есть стремление, поверьте, он шаг за шагом спокойно войдет в КХЛ.
В «Юнисон-Москва» хочу показать ребятам, что играя даже в НМХЛ, ты уже одаренный. Ведь ты играешь в хоккей, и уже не такой как все. Хочется дать возможность хоккеистам поверить в себя, что они могут сыграть, шагнуть вперёд, войти в ВХЛ, а потом оттуда приехать на просмотр в КХЛ.
И я не хочу говорить «буду передавать опыт», не люблю эту фразу. Буду стараться донести ребятам, что можно и нужно выигрывать. А когда еще раздевалка живёт, команда вообще начинает сама себя регулировать, такой команде в финале плей-офф тренеры вообще будут не нужны.
Мне нравится повышать хоккейный менталитет игроков, индивидуальные качества, воспитание не только на льду, но и на земле. Будем работать. Сейчас непростой период у ребят, знаю, они все куксятся, думают, будто все тренеры для них уроды и ничего не понимают. Это нормальная ситуация, даже не обращаю на это внимание.
– А вы таким же были?
– Помню, в один из своих первых сезонов уже в команде профессионалов, как-то очень устал или упражнение не так понял, плюс младше на два, а то и три-четыре года остальных в команде. И как обиделся! Ох, не давалось мне это упражнение по борьбе два в один. Я – против двоих нападающих. Это начало меня выводить из себя. Тренер в итоге пришел и сказал: мол, собирай вещи и вали в свой Сургут качать нефть. Я был такой обиженный, что собрал баул, решил, что закончу с хоккеем и пошёл на автобусную остановку. Стою значит, жду автобус, слезу тру со щеки. Подъехал к остановке мой тренер Владимир Витальевич Мариничев и начал кричать: «Иди сюда! Разнылся, как девочка». Поначалу сопротивлялся, но в итоге сел в машину. Где-то час говорили, я не мог успокоиться, но, как понимаете, ни в какой Сургут я так и не уехал.
А в Америке, помню, как-то не так поставил свою клюшку в месте, где хоккеисты оставляют свои запасные, и они все упали на помощника тренера. Тот меня после игры отправляет в тренерскую. А тренерская там не такая как в России, где-то далеко и отдельный кабинет, а считай почти там же, где и вся команда сидит. Я захожу, а тренер начинает в меня тыкать пальцем и очень громко говорить. У меня еще тогда плохо с английским было, но головой понимаю, что говорит он что-то ругательное. Хватаю я его за палец и думаю, сломать ему его или нет? Нас в итоге остановил главный тренер. Но я не успокоился, сижу и продолжаю переводить, что он мне сказал, и всё свелось к тому, что он послал меня на три буквы. Я вернулся в тренерскую, дал со всей дури по двери, и рассказал тренеру ёмко -– куда ему стоит идти. Вышел и мусорку на пути ногой пнул, а она как на зло еще и в капитана команды прилетела. Потом через агента попытался всё уладить, на что главный тренер сказал: «Да привык я уже к этим русским, психи».
– И вот вы сами теперь русский тренер. Хорошо. Какие задачи конкретно вам поставил президент клуба Александр Клименко?
– Что может хотеть руководитель клуба от тренерского штаба? Я прекрасно понимаю, что «Юнисон-Москва» – детище Александра Викторовича. Я понимаю, какие задачи он ставит. Мы стремимся к Кубку Регионов. Понятное дело, хотим в плей-офф. Но, чтобы брать вершины, нужен коллектив, комплектацией которого мы сейчас и занимаемся. Курочка по зернышку клюет, нужно выстраивать команду. Что будет завтра, мы не знаем. Но считаю, что идём в правильном направлении.
– Вам доверяют практический негранёный материал – молодых хоккеистов. Если они будут вас слушать беспрекословно, чего стоит ожидать через год тренировок и игр в «Юнисон-Москва»?
– Те, кто услышит нас, спокойно зацепятся в Высшей лиге, но для меня это не цель и не результат. Мы стремимся сделать так, чтобы часть игроков пошла дальше, в том числе и в КХЛ. Многие клубы говорят: «Мы не хотим платить деньги, но дайте нам игрока». Вот это и будут те ребята, которые могут закрыть эту нишу. Уверен, после сезона в «Юнисон-Москва» кого-то с руками и ногами в ВХЛ заберут, ребята засветятся. Но хочется пожелать терпения как ребятам, так и нам, а еще веры друг в друга. Легко точно не будет, всё только через работу, иначе никак. Кто хотел прийти в «Юнисон», чтобы перезимовать, спрятаться за спинами ребят, таких в клубе не будет. Нет у нас места и фразам «я устал» или «да меня в другую команду возьмут». Ну, возьмут в другой клуб, а разве тебе там доказывать ничего не нужно будет? Вообще, когда такие мысли у молодых хоккеистов появляются, рекомендую не мучаться и закончить с хоккеем. Самый легкий путь – самый обманчивый. Ты же не только для конкретных ближайших целей себя тренируешь, но и для жизни. Если у тебя есть место в профессиональной команде, ты уже счастливчик и звезда, ты не на улице бегаешь, у тебя есть любимое дело. Да, оно тяжелое, но, парень, ты получаешь за это деньги, такая твоя работа, просто так никому ничего не даётся. Есть хорошая пословица: «Лучшему предела нет, береги, что ты имеешь».
– В «Юнисон-Москва», судя по интервью и президента клуба Александра Клименко и главного тренера Игоря Горбенко, исповедуют жесткую дисциплину и даже послушание. Что думаете по этому поводу?
– Да, я бы тоже поставил дисциплину на первое место, но дисциплина дисциплине рознь. Всё должно быть в пределах разумного. Ведь если тебя постоянно держат за горло, это не очень хорошо. Считаю, хоккеисты должны развиваться и быть разносторонними, они должны общаться, должны не стесняться и не бояться прессы. Я бы назвал то, чего мы хотим, не послушанием, а рабочей этикой, трудолюбием. Умение слышать самого себя, делать свою любимую работу хорошо каждый день, а не спустя рукава, а для этого нужно трудиться, положить всё на чашу.
Вот, например, сейчас мы ребят приучаем не брать телефон в раздевалку. Не запрещаем, но доносим, что рабочее место – это как алтарь в церкви. Да, бывают непредвиденные ситуации, так возьми телефон, выйди из раздевалки переговори или напиши смс, но на рабочем месте, в раздевалке отложи в сторону. Закончил тренировку или матч – хоть в обнимку весь день с ним ходи. А когда в раздевалке начинает один себе такое позволять, дальше ведь всё по цепной реакции идёт.
– Самый важный элемент статистики для вас как тренера?
– Тренерский штаб смотрит статистику с разных сторон. Если брать конкретно по защитникам, то «коэффициент полезности» или простыми словами – «плюс/минус» за игру. Это тот показатель, который показывает стабильность игрока. Для защитника очень важен именно этот показатель. На эмоциях хоккеист может выдать один-два матча хорошо, а третий – невыразительно. Не знаешь, чего ждать от него, но показатель полезности всё покажет. Поэтому хоккеисту нужно выходить на новый уровень, чтобы тренер ждал от него более стабильной игры.
– А что скажете о количестве блокировок за игру? Правда ли, что команда, сделавшая больше 16 – выигрывает?
– Есть в этом зерно, но я, например, работая в «Звезде», считал число блокировок только в зоне обороны и могу сказать: мы ни одного матча не проиграли, когда делали больше 14 блокировок. В проигранных матчах получалось в среднем 4 – 6 блокировок.
– Что для вас идеальная команда вне зависимости от лиги?
– ЦСКА. Я не был в других командах, не знаю как там, могу приоткрыть занавес на ЦСКА, где есть чему учиться. Это целая плеяда игроков, выросших в клубе, это хоккеисты, стремящиеся к высотам и не останавливающиеся. Это высокий уровень рабочей этики, менеджмента. Команда живёт как семья, все дополняют друг друга, по физическим данным все одарены, по характеру сильны, по отношению к себе и партнёрам, по восприятию тренировочного процесса требовательны. В других клубах не был, но могу точно сказать, за счет чего ЦСКА выигрывает. Это ребята, которые не любят проигрывать, умеют доставать из себя силы и эмоции, когда их нет. Эта команда не дает никому расслабится, все дополняют друг друга, и выдавливают, в хорошем смысле, потому что на льду всегда рабочая атмосфера. Ты только задремал, а на твоё место сразу пришел кто-то другой.
– Расскажите о вашем тандеме с Игорем Горбенко, вы ведь уже не первый раз работаете в одном тренерском штабе…
– Мы единомышленники и всю нашу тренерскую карьеру с ним на связи. Когда он мне позвонил и предложил вариант с «Юнисон-Москва», определил за что я отвечаю, то сразу встретились с Александром Клименко. Обсудили, как мы всё видим и чего хотим, чтобы это не было в стиле «сегодня пришёл, а завтра ушел». Всё должно быть фундаментально.
– Скажите, а это правда, что вы в детстве хотели стать сварщиком?
– Моя первая профессия именно такая. В школе я знал только алгебру и геометрию на «пять», а всё остальное было неинтересно. Но после школы нужно было поступать еще куда-то, сначала определили на «каменщика-монтажника», а потом мама настояла на том, чтобы перевёлся и стал электрогазосварщиком, на случай, если не получится с хоккеем, чтобы при работе был. Выучился я осознанно, ходил на практику, поэтому сварщиком даже сейчас смогу работать.
– Вы, кстати, похожи на известного персонажа из сериала, Геннадия Букина…
– Есть у меня забавная история, связанная с этим. Когда перешёл в ЦСКА, и мы отправлялись на сборы в Минск, ко мне в аэропорту подошёл человек и попросил сфотографироваться. Я думаю про себя: вот какая она эта слава, только перешёл в клуб, а уже узнают. А мне парень говорит: «Вы же Гена Букин! Подпишите пожалуйста» и протягивает фото из сериала. Ну весь тренерский штаб тогда со смеху попадал…
