25 августа 2017, 06:32 20 мин.

«Для хоккея тафгаи - это оружие сдерживания!» Автобиография Дэйва Семенко. Глава 4

Автор

ЗАХВАТ С ЛЕВОЙ

Мало кто на хоккейной арене признается вам в том, что он пришел посмотреть на драку. Но если бой, в конце концов, вспыхнул, вы найдете немного людей, воротящих носы от такого зрелища. Верно? Жестокость и кровь привлекают внимание. Такова природа человека. Никто не станет торопиться, чтобы поскорее промчаться мимо места аварии.

Хоккей – скоростная игра, и страсти здесь вспыхивают необыкновенно быстро. Где-то локоть был поднят выше, чем нужно, кто-то слишком агрессивно действовал клюшкой. Это всегда нечто большее, чем просто борьба. Тут-то и появляется необходимость в драках. Всего несколько мгновений. Как правило, все обходится без травм; в большинстве случаев твоя амуниция просто оказывается в беспорядке… на этом всё.

Для хоккея тафгаи – это оружие сдерживания. Вроде ситуации с США и СССР, у каждой из которых свои ядерные боеголовки. Хоккеист, независимо от его роли на льду, не тупее паровоза. Мы знаем роль каждого игрока в составе соперников, и конечно мы в курсе, что в каждой команде есть боец, а иногда даже два. Не то чтобы команда собиралась выпустить на лёд парня, способного выбить почку или другой жизненно важный орган одним движением клюшки. Просто рядом всегда есть игрок, который может передать сопернику сигнал: «Не играйте грязно с нами, если не хотите, чтобы мы делали то же самое».

Именно в этом заключается главная роль тафгаев, и этого не убрать из игры. В конце концов, как вы собираетесь это сделать? Даже если все управляющие и генеральные менеджеры лиги договорятся и скажут: «Больше никаких бойцов в игре», - это будет лишь вопросом времени, пока одна из команд не выпустит такого игрока на лёд. И прежде, чем все поймут, что произошло, в каждом клубе появится собственный тафгай, чтобы его нейтрализовать.

В идеале, ситуацию можно было бы решить и без кулаков. Ведь хоккей – это стратегия. Но в боях стратегии нет, по крайней мере, пока они проходят на льду. Играя за «Брэндон», я познакомился с Рокки Эддисоном, бывшим чемпионом Манитобы по боксу в среднем весе. Ему приходилось тренировать нас однажды. Он дружил с Данком, поэтому мы часто видели его на арене во время тренировок. Когда бы мы ни столкнулись, Роки всегда хотел заставить меня отрабатывать удары. По правде говоря, я считал, что и сам неплохо справляюсь. Но ему все равно не нравилось, как я дерусь. Тогда я решил, что мне лучше прислушиваться к его советам, пусть мой стиль и казался мне очень эффективным.

Я редко бывал в боях «нос-к-носу», когда ты сначала бьешь, а потом получаешь в ответ. Я не в это не верю. Для меня это всегда было необязательной и болезненной стратегией. Все мои бои можно было разделить на две группы: они проходили или в клинче, где приходилось много толкаться и хватать, или на дальней дистанции, и тогда они заканчивались довольно быстро. Для меня пятиминутное соревнование по борьбе – это бесполезная трата времени. Я всегда был сторонником отхода и молниеносной контратаки.

Рокки не верил в сильные удары. Он хотел убедить меня сократить замах до 6 дюймов. Я же не мог понять, как такой удар в принципе может причинить что-то моему оппоненту. Я думал: «Нет, спасибо. Я лучше зайду слева. Это будет эффективнее». Через много лет Рокки помогал мне тренироваться перед трех-раундовым выставочным боем с Мухаммедом Али. Я до сих пор не совсем понимаю, как это случилось. Каждый, кто считает Марка Мессье тем ещё персонажем, должно быть никогда не встречался с его дядюшкой Ларри. Он всегда старался что-то организовать.

Когда мы встретились впервые, в его голове сидела идея собрать команду звёзд из Голливуда ради благотворительной игры во флорбол против «Эдмонтона». Так все началось. Но как я уже отмечал, Ларри Мессье был ещё тем чудаком. Каким-то образом флорбольный матч превратился в боксерский бой, в котором мне предстояло оказаться в одном ринге с Мухаммедом Али. Однажды мы с ребятами обедали, когда Ларри вошел и, глядя через стол сказал, что может организовать выставочный бой между Али и мной. Я не знал, была ли это шутка, или что-то в этом роде, но когда в следующий раз «Ойлерс» играли в Лос-Анджелесе против «Кингс» Ларри привел Али на нашу тренировку.

С самого начала я сильно переживал насчет того, как все пройдет. Когда я впервые пришел в его дом, чтобы встретится и поговорить о бое, Али прошелся по комнате, поднял руки вверх и сказал: "Ну ка, покажи мне что-нибудь." Я пробил пару комбинаций, после чего он сказал: "Не переживай, малыш, мы сделаем так, чтобы оно смотрелось хорошо". А потом он пошел вздремнуть!

У меня из головы не выходила болтовня Ларри о том, что Али придет на бой с клюшкой, которую за конец будет держать боксерская перчатка. Этого я хотел меньше всего на свете. Чем меньше дней оставалось до боя, тем больше я переживал, что все это превратится в шутливое представление. Я старался тренироваться всерьез. Рокки позвонил и предложил мне свою помощь. Подготовка заняла всего неделю, но это было тяжело. Все увеселительные заведения города как раз сообщили о скидках, и первым делом Рокки объявил мне «сухой закон». Две содовых по цене одной – совсем не та акция, которую я себе представлял жарким июньским днём.

Но мне хотелось провести хороший выставочный бой. Это не должно было превратиться в фарс. Али не слишком много говорил, поэтому я не был уверен в том, чего от него можно было ожидать. Я почувствовал необыкновенное облегчение, когда мероприятие прошло хорошо, и все было позади. Публика отлично реагировала. Али немного валял дурака на ринге, но не больше, чем в своем обычном бою. Здорово было покончить с этим. В конце концов, мне еще предстояло жить в этом городе. И если вы не знали, я был самым большим клоуном из всех. К счастью не многие это замечали.

Я не знал, в чем буду выходить на ринг, и, конечно же, в моем доме не стоял шкаф с боксерской амуницией. У меня не было такой же обуви, которая была у Али. Поэтому я одел пару старых высоких кед, которые завалялись у меня дома. На нем был его шикарный спортивный костюм на молнии. На мне – красно-серебристый махровый халат. Мы даже не думали об этом, но рукавицы мне надевали, когда я ещё был в нем. И вот мы стоим, каждый в своем углу, в ожидании стартового гонга, а я никак не могу снять этот долбанный халат через огромные 16-унцовые боксерские перчатки. Поэтому Рокки стоял практически впритык ко мне, стараясь перекрыть всем обзор, и разрезал на нем рукава при помощи пары ножниц.

Рокки всегда был большим фанатом Али, так что у нас было достаточно видеозаписей его боёв во время нашей подготовки. Он говорил, что излюбленным ходом «чемпиона» был уход вправо, а значит, мне следовало постоянно держать его с другой стороны. И хотя я был уверен в том, что Али найдет лазейку в моей обороне, я очень серьезно тренировался. Пожалуй, даже слишком серьезно, как для выставочного боя.

Во время одной из наших тренировок кое-кто из окружения Али следил за ходом подготовки. Я продолжал уходить от ударов и сильно бить, когда ко мне подошел человек и сказал: «Послушай, проследи за тем, чтобы не наделать глупостей на ринге. Не пытайся оторвать голову чемпиону». Во время боя был момент или два, когда он делал свои фирменные увертки или заигрывал с толпой, и я мог бы хорошенько его ударить, но это могло сбить его с ног или нанести травму. Хуже того, он мог подняться и стать очень жестоким.

Как ни крути, но это потрясающий опыт. Когда вокруг камеры, а Али делает шоу, его можно считать очень крутым актером. Однако, он был очень тихим и совершенно не похожим на себя за пределами ринга. Меня не покидало ощущение, что что-то было не так. На следующий день после боя для всех участников события устроили закрытое барбекю. Каждый хотел получить свою фотографию с чемпионом. Мне пришлось видеть большую часть из них, и было просто поразительно, что на многих фото глаза Али были закрыты или смотрели куда-то в сторону.

Не знаю, был ли он тогда на транквилизаторах или каких-то других медикаментах, но это был не тот человек, чьи бои и интервью я много раз видел по телевизору. Все понимали, что с ним что-то происходит. Думаю, это была цена множества пропущенных за долгие годы кротких и быстрых ударов, тех, которым Рокки так старался меня научить. Но боксерский ринг был совершенно другим миром в сравнении с хоккейным катком. Мои бои проходили на льду, где ты хватаешь соперника одной рукой, и, замахнувшись как можно сильнее, бьешь его при помощи второй. Другого рецепта не существовало.

Я уверен, что многие болельщики, глядя вниз на двух игроков, находящихся на расстоянии десяти футов друг от друга и делающих ложные выпады вперед, думают, что они пытаются пробивать джебы левой рукой. Присмотритесь получше. Вы увидите, что их левые руки не сжаты в кулак. На самом деле они пытаются ухватить противника за форму. Захват с левой, удар с правой.

Но с этим нужно быть аккуратным. Я помню, как однажды подрались Майк Фолиньо и Пэт Прайс. За этим было весело наблюдать, хоть я и сомневаюсь, что Пэту это очень сильно понравилось. Фолиньо стоял, как положено праворукому бойцу, вытянув левую руку вперед для захвата. Бедняжка Пэт не знал этого, но Майк всегда был левшой. Прайс занял максимально удобную позицию, присматривая за левой рукой соперника, когда Майк сменил стойку, ухватил его правой и что есть силы начал наносить удары. Это было месиво.

Хотя так бывает не часто. С современной амуницией ты скорее травмируешь свою кисть, чем что-нибудь еще. Как мои руки? Спросите, когда мне будет шестьдесят. К тому времени я, наверное, почувствую каждую кость в обоих своих кулаках. Им пришлось многое вынести за эти годы. Часто одна или сразу две мои руки были настолько опухшими, что мне с трудом удавалось влезть в перчатки. Но выбирать не приходилось, особенно во время юниорского этапа карьеры, когда у тебя по-настоящему нет времени, чтобы лечиться.

Честно говоря, я даже не знаю, сколько костей в моей руке ломалось за эти годы. Наверное, несколько. Но кулаки всегда были в порядке. Они просто постепенно кривились, разбивались и опухали. Всему виной шлемы. На самом деле они очень опасны. Никому не стоит разрешать носить эти чертовы штуки. Многие люди отмечали, что я был сумасшедшим, потому что играл без шлема. Частично они правы. Но мне повезло, и травмы головы обходили меня стороной всю мою карьеру. Вообще то, я носил шлем первые пару лет в «Эдмонтоне».

Мы играли в Реджайне с «Сент-Луисом» во время очередного лагеря подготовки перед моим третьим сезоном. Я снял шлем, просто чтобы что-нибудь изменить. Никогда не одевал его на тренировках. Я был из тех, кто на тренировках играл в разы лучше, чем в самих матчах, поэтому решил попробовать сыграть одну игру без него и мне понравилось. На самом деле шлемы не так уж сильно мешают. Просто мне приходилось более внимательно следить за всем, что происходило вокруг меня на льду, когда я его не одевал.

А в то время внимательность никогда не была лишней. Люди могут говорить что угодно насчет Бобби Халла и его шведских партнеров, Ульфа Нилльсона и Андерса Хедберга, выписывающих суперкомбинации, которые прославили тех «Виннипег Джетс». Но не позволяйте никому себя одурачить. Тогда, в 1977, в WHA было очень много игроков, которые были также хороши в силовой игре, как и в катании. Это был жесткий, тяжелый чемпионат. Джек Карлсон играл за «Хартфорд». Гиллес «Плохие новости» Билодо был в «Бирмингеме». У «Виннипега» был Ким Клаксон. За «Квебек» выступал Курт Брекенбери. В «Цинцинатти» имелся по-настоящему первоклассный парень по имени Брюс Грегг.

Помните фильм «Щелчок» Пола Ньюмена? В составе его команды были трое ребят, которых звали братьями Хансон, и они играли настоящих вышибал. В фильме они наматывали фольгу на кулаки перед каждой своей игрой. Двоих из тех братьев в фильме играли Джефф и Стив Карлсон. Джефф был тафгаем в старой «Миннесоте Файтинг Сэйнтс». Стив выступал как за «Миннесоту», так и за «Нью-Ингленд Уэйлерс».

Я понял, чем именно мне придется заниматься, уже во время своей первой игры в Хьюстоне. Я просто двигался по льду, думая о своем, и старался больше не пялится на эти чертовы телеэкраны. Мы все еще играли первый период, когда я оглядел площадку и заметил, что у моего партнера по команде, Рона Базника, намечаются неприятности. Он толкался с превосходящим его по габаритам Кэмом Коннором из состава «Аэрос». Рон был маленьким защитником, не обладавшим репутацией большого задиры. Коннор никого не боялся, но все же был больше известен своей клюшкой, а не кулаками. Так что я вмешался.

Это нельзя было назвать боем. Пара ударов и на этом всё. Я запомнил момент лишь потому, что за ним последовали мои первые профессиональные пять минут в боксе штрафников. Но они точно были не последними. Чёрт, я практически жил в штрафной коробке во время того выезда. Игра в Луизиане целиком и полностью была сумасшедшей. Далее мы отправились в Бирмингем, где нас ждал, как говорится, чертовски суровый клуб. Их тренировал Джон Брофи, а команда была точным отражением его собственного характера.

В те времена меня не нужно было просить дважды. Драки возникали с большой долей случайности. Небольшого кровоподтёка было достаточно, чтобы начать. Особенно если эта кровь была моей. Мы играли в Хартфорде, когда мне впервые пришлось столкнуться с Джеком Карлсоном. Это была хорошая драка: он сделал пару ударов, к которым я добавил несколько своих. Лайнсмен растащил нас, и мы стояли в стороне друг от друга, когда я понял, что у меня идет кровь. Вот тогда я слетел с катушек.

Я не мог броситься на Карлсона из-за того, что лайнсмен развел нас слишком далеко. Но во мне было непреодолимое желание сделать что-нибудь. Оглянувшись вокруг в поисках игрока «Хартфорда», до которого я мог бы дотянуться, я увидел Джонни «Пирога» МакКензи и Дейва Киона. Но напасть на них было не в моих правилах, они оба были намного меньше меня. И тут я заметил Джорджа Лайла, стоявшего рядом с ними. Он был здоровяком, хотя и не слишком большим забиякой. Но я ничего не мог с этим поделать. Он просто оказался в ненужном месте в ненужное время. Первым ударом я попал ему прямо в нос, но это было только начало.

Клаксон? Иногда складывается ощущение, что мы дрались друг с другом минимум половину своей карьеры. Все началось во времена наших юниорских выступлений в Западной Канаде, где он играл за «Викторию Когуарс». Когда я увидел его впервые, то не знал чего ожидать. Мне многое о нем рассказывали. Его репутация была слегка пугающей, потому что, несмотря на все безумие, он всегда оказывался прав. Его ничем нельзя было запугать. По лиге ходили слухи о тысячах швов, виновницей которых была его клюшка.

Таких парней я боялся больше всего. Ты мог навалять ему в бою, но уже при следующей встрече он выбьет клюшкой твой глаз. Поэтому моя первая поездка на их арену в Викторию была необычной, в особенности учитывая то, что тогда ему было девятнадцать или двадцать, а мне все еще семнадцать. Я никогда не дрался с ним во время выступлений за «Брэндон», зато нашим дракам на профессиональном уровне давно потерялся счет.

Все демоны вырвались наружу после того, как Клаксон однажды стал причиной рассечения, которое Гретцки получил, прорываясь к воротам. Я был далеко от места событий, а Марк Мессье оказался поблизости. Он бросился к Клаксону, но рефери разнял их и отправил Кима на скамейку штрафников. Уже через мгновение мы дрались с Рассом Андерсоном и благополучно были отправлены в том же направлении. На льду все еще продолжалась драка. Конечно, я был не готов просто сидеть и смотреть на мордобой, имея лучшие места в первом ряду. Мне было начхать на все, поэтому я выскочил из бокса и пригласил Клаксона сделать то же самое.

И вот я стою в дверях их штрафной коробки, пытаясь вытащить Клаксона на лёд. Пока я бил его левой рукой, Андерсон пытался ухватить меня. Они оба держали меня, стараясь затащить к себе на скамейку штрафников! Позади, тем временем, разгорелась драка. Увидев это, Андерсон отправился на поиски оппонента, оставив нас с Клаксоном один-на-один. Он не собирался отступать. Бой начался. Первым делом я снял с него шлем, чтобы ни при каких обстоятельствах не повредить свою руку. Мы помолотили друг друга, а затем вмешался лайнсмен.

К тому моменту никто больше не донимал меня, и я мог спокойно досматривать бой, но примерно через минуту, Клаксон захотел реванша. Он нашел свой шлем, одел его и, готов поспорить, провалился бы сквозь землю, если бы не попытался оторвать от меня кусочек. Так что мы провели вместе ещё какое-то время. Я опять снял с него шлем и успел нанести несколько хороших ударов, пока лайнсмен не растащил нас во второй раз. Я подумал, что на этом всё. Но угадайте, кому все еще хотелось надавать мне тумаков? Клаксону. И мы снова подрались. Три раза за одну паузу в игре. Наверное это был рекорд.

Мои кулаки были разбиты от ударов о его голову, но об этом нельзя было догадаться по его внешнему виду. Он выглядел таким невинным со своим детским лицом, которое было практически невозможно разбить. Один раз мне удалось хорошенько помять его в Виннипеге: я нанес много ударов и несколько изменил подход к бою. Но когда мы встретились снова во время следующей игры, на его лице не было ни единого следа.

К моменту нашего перехода в НХЛ мне довелось встретиться, пожалуй, с каждым тафгаем игравшим во Всемирной Хоккейной Ассоциации. Благодаря прессе все игроки были в курсе происходящего в Национальной Лиге. Это был отдельный хоккейный мир, но нам нравилось знать, что происходит вокруг него. На статьи о моих боях в WHA типографии потратили немало краски. Особенно на материал о драке, которая закончила карьеру Роузи Пейемента. Он атаковал меня со спины, и в драке мне удалось хорошенько его ударить, что, к сожалению, очень серьезно повредило его глаз.

В другой раз я крепко побил Рика Вэйва, и телеграфная служба тут же подхватила фотографии. Может быть их дал им Сатер… в любом случае фотографии того боя разошлись крупным тиражом по всем газетам страны. Поэтому переход в НХЛ выглядел для меня по-особенному. Здесь не было очереди из ребят, желавших попытаться побить меня. Что меня вполне устраивало, потому что мое отношение к делу никогда не менялось: я бы лучше просто играл в хоккей. Я мог быстро отметиться голом или ассистом, но мне нужно было делать свою работу, а вокруг всегда было много крепких ребят, желающих занять это место в случае моего провала.

Много раз в моей карьере случались игры, когда по миллиону различных причин болельщики ожидали жестких потасовок, но ничего не происходило. Абсолютно ничего. Даже если это была вторая игра серии, открытие которой было необыкновенно жестким. Как такое в принципе возможно? Очень просто. В хоккее эмоции меняются довольно быстро. Ты видишь двух игроков начинающих толкаться у борта в борьбе за шайбу в углу площадки. Лайнсмен вмешивается и разнимает парней, которые, казалось, вот-вот вырвут друг другу глаза.

Меньше чем через десять секунд эти же два игрока окажутся рядом на вбрасывании, и после того, как шайба будет введена в игру, спокойно разъедутся по сторонам. Такое случается с дюжину раз в каждом матче. Профессионалы не имею права играть, используя подход: «Этот парень сделал то, чего не должен был делать, поэтому я отвечу ему при первой же возможности». Для этого не всегда складывается подходящая обстановка. Да и на кону всегда нечто большее, чем просто личная неприязнь. Вам нужно победить в игре.

Однако иногда это возможно. Мой бой с Вэйвом был из таких. Он играл за бирмингемских «быков» в WHA и был задиристым юношей, постоянно гавкающим на меня из-за плеча лайнсмена. Мало что раздражало меня так же сильно как люди, которые кричат на тебя, только если между вами кто-то стоит. И я особенно ненавидел, когда болтуном оказывался какой-нибудь коротышка, потому что не было ни единого шанса, что я вступлю в бой с человеком, который был вполовину меньше меня. Люди в лиге усвоили это очень быстро. И по этой причине мне пришлось выслушать много глупой болтовни от малышей уверенных в своей безнаказанности.

Но с габаритами Вэйва все было в порядке. Он идеально подходил для этого. Как-то раз он по-настоящему достал меня своей болтовней. Я помню, как после игры с «Бирмингемом» по дороге домой сказал Рону Чипперфильду: «Ну всё, теперь этот парень переместился на вершину моего списка!» Следующей встречи мне пришлось ждать две недели. Наконец «Буллс» пожаловали в Эдмонтон. В какой-то момент я находился у синей линии, избегая офсайда, а Вэйв со спины пытался втолкнуть меня в зону, почесывая своей клюшкой мне между лопаток. Этого было достаточно.

Я развернулся и свалил его с первого удара. За ним последовал второй, а третий раз я ударил его, когда он уже лежал на льду. После этого он был как «овощ». Но как бы сильно я не искал боя, я всегда старался избегать ситуации, которая случилась несколько лет спустя в одной из игр серии плей-офф 1985 года в Чикаго. Бен Уилсон был участником того, что теперь я могу назвать худшей дракой в моей карьере. Я был полностью бессилен против него, повторно травмировал свое правое плечо и не чувствовал уверенности в своей бьющей руке.

Я ухватился за свитер Уилсона вместо того, чтобы уйти на дистанцию и наносить удары. У меня был шанс это сделать, но я им не воспользовался. Боль в плече подсказывала мне, что его удары будут намного быстрее и сильнее моих. Складывалось ощущение, что у меня две левых руки, но я, конечно же, не собирался отправляться в нокаут. Единственное, что я мог сделать – пойти на сближение, держаться за него и получать удары по затылку до тех пор, пока судья нас не разнимет. Было неловко от того, что мне приходилось делать это, ведь меня самого всегда раздражало такое поведение соперников. Борьба – это бесполезная трата времени. К тому же она не несет в себе никакого смысла.

В раздевалке ребята не сказали мне ни слова о той драке, но я видел, что кое-кто из них этим обеспокоен. Сатер был зол. Нормальной реакцией было бы подраться с Уилсоном снова, но я не был до конца в этом уверен. По решению Слатса я больше не сыграл ни минуты в оставшихся матчах серии против «Чикаго» и пропустил первую игру финала против «Филадельфии Флайерс». Перед второй встречей серии Слатс подошел ко мне с вопросом: «Ты готов сыграть в тот хоккей, благодаря которому ты здесь?»

«Да, но мне кое-что понадобится!» - сказал я. Один укол кортизона в плечо и я снова в игре. Понятия не имею, как оно травмировалось впервые. Доктор предположил, что это «наследство» моих дней в юниорском хоккее. Однажды я повредил плечо в детстве. Тогда мне сказали, что это может быть надрыв связок, но я просто наложил повязку и продолжил играть. Плечо никогда не заживало полностью. Оно до сих пор часто пощелкивает. Честно говоря, когда я встаю с кровати холодным зимним утром, все мое тело пощелкивает.