Дорога
Для того чтобы ощутить блаженное состояние «в пути» для начала было необходимо проделать 2 нехитрые операции – сначала забраться в автобус/автолайн, а затем занять в нём место. Стоит сказать, что сделать это было не так уж и просто, так как желающих попасть в Заможжаевск было великое множество: студенты, рабочие, работники интеллектуального труда (то есть, такие же, как он, чудаки), пенсионеры и др. В общем, когда ранним октябрьским утром Жан подошёл к автобусной остановке, на ней уже толпилась куча народу, и каждый хотел во что бы то ни стало занять столь желанное место.
За те несколько лет, что Жан работал в Замоожжаевске, он практически в совершенстве овладел искусством безболезненного проникновения в автолайн. Дабы не быть вынужденным идти на бессмысленный штурм транспортного средства и не дай Бог не оказаться втиснутым между какой-нибудь сердобольной старушенцией, клеймящей всё и вся, и каким-нибудь небритым слесарем, распространяющим вокруг себя отборный мат и не менее отборный перегар, наш герой поступал следующим образом.
Он знал, что автолайн всегда подъезжает в определённое время, обычно в 7.21 и 7.26. В него вмещается в среднем 13-15 человек – то есть, примерно третья-четвёртая часть из тех людей, что ожидали на остановке. Это означало, что к моменту прихода машины в точку назначения, всем пассажирам, желающим в него попасть, было необходимо находиться в первом, максимум втором рядах, расположенных в непосредственной близости от линии движения автолайна – иначе просто не успеешь. Наученный горьким опытом, Жан знал, что идти сразу вперёд бессмысленно – либо вытолкнут назад, стоящие спереди, либо сметут те, кто сзади. В тоже время до последнего оставаться позади тоже опасно – велика вероятность, что не пробьёшься сквозь впереди стоящие ряды. Он нашёл оптимальный вариант. Где-то за минуту до вероятного прихода транспорта он вставал в середину – до этого он всё время держался позади, дабы не привлекать лишнего внимания; когда оставалось около 30 секунд – делал несколько твёрдых шагов вперёд и безболезненно оказывался во втором ряду – в тот момент народ исступленно ждал прихода транспорта и уже никто не обращал ни на кого никакого внимания; что касается последних 30 секунд, то они были самыми ответственными.
В это время автолайн появлялся в поле видимости, и было необходимо сначала просчитать, на каком примерно месте он остановиться, после чего досконально продумать маршрут своего рывка и, наконец, с высокоподнятой головой совершить 2-3 заключительных шага-прыжка к заветной цели, оставляя позади старушек, слесарей, студентов и прочих. Иногда ему везло и толпа, беснующаяся позади, буквально вносила его внутрь салона, иногда не очень – он залезал одним из последних и был вынужден занимать те места, которые оставались. Порой и вовсе случались неудачи, когда ему не хватало даже стоячих мест и приходилось ждать следующей машины. Справедливости ради отметим, что неудач было намного меньше, а со временем они и вовсе перестали случаться.
В этот раз Жану повезло – он смог забраться в салон одним из первых и занять своё любимое место. Справа возле окна. Надо сказать, что он всегда старался занять именно это место, так как, по его мнению, оно способствовало максимальному погружению в себя и достижению желанного состояния «в пути». Дело в том, что при таком раскладе перед глазами не оказывалось никаких лишних объектов, будь то, встречной полосы движения (в том случае, если сядешь с левой стороны) или суетливого соседа, который заняв место возле окна, непременно разворачивал огромную газету, и мало того, что всю дорогу в неё пялился, так ещё и громко шебуршал бумагой, то и дело, переворачивая страницы. Нет, в такой ситуации ни о каком погружении в себя и достижении состояния «в пути» нечего и мечтать.
Правая сторона и место возле окна – только так и никак иначе.
Заняв нужное место, и удобно расположившись на своём сидении, Жан быстро оплачивал проезд и, вместе со всеми остальными пассажирами ждал начала движения. Это служило для него своеобразным импульсом. В ту секунду, когда машина трогалась с места, в голове Жана какая-то неведомая сила будто бы переключала виртуальный тумблер и переводила его в положение «Выкл.» Мозг в прямом смысле отключался, и наш герой начинал медленно растворяться в своём собственном «Я». Происходило всё это следующим образом.
Уставившись в одну точку и слегка прислонившись лбом к прохладному стеклу, он подобно аквалангисту, спускающемуся под воду, начинал процесс погружения в глубины своего подсознания. К тому времени автолайн выезжал из города на трассу и, постепенно набирая скорость, начинал двигаться ровно и равномерно, примерно в одном темпе (около 70 км/ч). Это создавало самые благоприятные условия для полной отрешённости и позволяло Жану надолго зависнуть в безвоздушном пространстве своих мечтаний. Сам он, называл это блаженное состояние «психо-эмоциональной невесомостью». Состояние, в котором ты не думаешь, но рефлексируешь, не чувствуешь, но ощущаешь, не осознаёшь, но предполагаешь. В этой ситуации логика и разум отходят на второй план, а интеллект и вовсе забрасывается в самый дальний и пыльный угол сознания. На первый же план выходят подлинные «скелеты из шкафа» нашей психики: страхи, комплексы, неприличные мысли.
На протяжении всей дороги от одного города до другого, пейзаж за окном был на редкость скучным и однообразным – немногочисленные и редкие смешанные леса, расположившиеся непосредственно возле самой магистрали, иногда сменялись пожухлыми полями, уходящими далеко за линию горизонта. Пару раз на пути встречались мелкие речушки, которые придавали серой, в целом, картине какой-то колорит. Кроме того, несколько раз по ходу движения в поле зрения пассажиров врывались объекты, никак с живой природой не связанные – здания цехов местного химического завода и две дымящиеся трубы, поднимавшиеся высоко к небу; пара бензоколонок и одно придорожное кафе с изящным и лаконичным названием «У Васи».
Так или иначе, монотонность пейзажа вкупе с монотонностью движения автолайна создавали самые благоприятные условия для обретения того состояния, о котором уже было сказано выше. К тому времени, как машина покидала пределы родного для Жана города, сам он был уже где-то далеко. Это «где-то» могло располагаться в различных точках во временном и пространственном отношении. К примеру, он мог поддаться ностальгии и не без удовольствия прокрутить в памяти прекрасные моменты из детства и юности. Такие как, например, первая поездка за город; первый круг на велосипеде вокруг дома; первая пятёрка и первый неуд за поведение; первый гол за школьную команду, проведённый в ворота заклятых противников; первый поцелуй; первое признание в любви – сколь наивное, столь и искреннее; первый концерт в составе институтской группы; первая слава; первые поклонницы; первое свидание с Лаурой (девушка Жана); первые заработанные деньги; первая ночь, проведённая вместе с Лаурой; первая совместная поездка на юг; первая премия за успехи на работе и т.д. Список можно продолжать ещё долго.
Впрочем, не всё так безоблачно, как может изначально показаться. Необходимо понимать, что память человека является не столько хранилищем всех наших воспоминаний, сколько представляет собой некий отражатель всей нашей прошлой жизни. А так как жизнь наша, как известно, чёрно-белая, то и в памяти наряду с позитивными моментами могут всплыть и негативные.
К примеру, такие как, первая поломка машины во время поездки за город; первая разбитая коленка в результате падения с велосипеда; первая «левая» пятёрка, не принёсшая морального удовлетворения; первое хулиганство, никем не замеченное (мало того, что стыдно, так ещё и бессмысленно); первая травма в ходе игры за школьную команду; первый раз, когда во время поцелуя неумелая партнёрша чуть не прикусила язык; первое «левое» признание в любви с целью развода на секс; первый случай, когда во время концерта «полетела» аппаратура; первый «отстой» из уст поклонниц; первое свидание, на которое Лаура опоздала на полчаса и не предупредила заранее; первый перепой в ходе «обмывки» первой получки с коллегами→первое тяжёлое похмелье; первое утро, когда в доме было нечего есть и пить, так как она не соблаговолила об этом позаботиться; первая поездка на юг, о которой вообще лучше не вспоминать – сплошной нервяк 24 часа в сутки на протяжении 10 дней – 2400 часов испытания твоей психики на прочность. И так далее и тому подобное. Список может получиться ещё более длинным, чем первый. Здорово, не правда ли?
Короче говоря, память не самый надёжный партнёр в стремлении обрести полную гармонию с космосом.
Как верно подметил классик, глаза врут, зорко только сердце. Сам Жан порой даже чересчур доверял своему сердцу и в постоянной борьбе между разумом и чувствами, победа, как правило, оставалась за последними. С одной стороны, это, конечно, доставляло ощущение морального комфорта и удовлетворения, но с другой стороны, составляло множество проблем бытового плана. Так, бывало, что замечтавшись, он забывал, для чего выходил из дома, а, придя в магазин, был вынужден долго вспоминать, что ему нужно купить? А нужно ли что-то вообще? Однако сейчас он был вдалеке от всяческих бытовых проблем и мог заняться своим любимым делом, причём в условиях, всячески этому способствовавших. В этот раз Жану удалось достаточно быстро достигнуть состояния отрешённости, так как серый дождь за окном навевал сон и тоску.
Итак, отключив все физические и моральные потенции, Жан постепенно отправился в путь. Начался первый этап, во время которого пространство растворялось в его внутреннем космосе и полностью оказывалось во власти его сознания. Сам Жан рассказывал, что в этот момент он начал медленно «проваливаться» внутрь своих грёз и мечтаний. Этот процесс он сравнил с процессом «проваливания» в сон, которое каждый человек испытывал в своей жизни не единожды.
В этот момент ему пригрезилось, что он оказался посреди широкого синего моря и, мерно раскачиваясь на ласковых волнах и не предпринимая никакого сопротивления, полностью отдался непокорной стихии. Море было настолько широким и необъятным, что до берега было ни то, что не добраться, даже увидеть его было невозможно. Что касается транспортного средства, то Жан, представил себе, что плывёт на длинном, но узком плоту, свитому из гибких, но достаточно широких ветвей – устойчивых, но манёвренных. Здесь следует добавить, что, так как Жан не единожды представлял себе эту картину, подчас он «выбирал» и другие суда. Иногда это могла быть долбленая лодка под маленьким парусом или небольшая корабельная шлюпка с двумя вёслами средней величины. В крайнем случае, это могла быть и моторка с дизельным двигателем – в том случае, если у него было паршивое настроение, и он не был настроен на долгое и безмятежное плавание. В том случае, если он был в хорошем расположении духа (как в этот раз), он выбирал именно плот.
Несколько раз он пытался представить, что плывёт самостоятельно. Впрочем, ничего хорошего из этого не выходило. Через какое-то время он тонул, открывал глаза и видел серый пейзаж, который сначала едва поглядывал на него сквозь мутную плёнку автобусного стекла, а через несколько секунд, уже полностью открывался перед ним во всей своей неприглядности.
Тем временем его маленький, но гордый плот «Карл XII» степенно рассекал водную гладь и, ловя краями, мелкие гребни морских волн, держал путь в неизведанность. Сам Жан в это время представил, как он прилёг спиной на прохладные ветви и, не закрывая глаз, начал наблюдать за бескрайним, синим небом, в котором отражалось изумрудно-лазурное море. Затем он перевернулся на живот и, подвинувшись к краю плота, с интересом посмотрел за тем, как уже само небо отражалось в зеркале воды. Затем он снова лёг на спину и смотрел на небо, затем вновь на живот и, соответственно, на море. Так всё и повторялось: спина-живот, небо-море, спина-живот, небо-море. Постепенно он решил ускорить темп и с каждым разом старался как можно быстрее менять свою позицию, а, следовательно, и наблюдаемые объекты. В ходе этих перемещений и изменения угла зрения он испытал довольно-таки противоречивые чувства.
С одной стороны, картина была настолько совершенна, что не восхищаться ей было просто невозможно. С другой стороны, наблюдая за небом и морем, он почувствовал свою всепоглощающую беспомощность перед всесильными стихиями. Он – не просто песчинка, он всего лишь кольцо дыма, появляющегося из ниоткуда, и уходящего в никуда. На какое-то время он практически полностью потерял ощущение самого себя и растворился во внешнем и внутреннем космосе. Неожиданно для себя, он почувствовал, что уже испытывал схожие ощущения раньше. «Да. Точно», подумал про себя Жан, «это почти то же самое, что смотреть на своё отражение». Действительно, в те моменты, когда Жан случайно видел в зеркале своё собственное отражение, он ощущал что-то очень странное.
В ту самую секунду, когда их взгляды встречались, он хотел, как можно скорее, отвести глаза, однако в то же самое время чувствовал, что какая-то сила не позволяла ему это сделать. В итоге, несколько мгновений он был вынужден стоять и исступленно смотреть, в прямом смысле, вглубь себя. Чувство потери своей идентичности было настолько сильным, что он даже не мог до конца понять, кто из этих двух объектов более реальный. Тот, что смотрит на зеркало, или тот, кто живёт по ту сторону зеркального стекла? Кто, в конце концов, кого отражает? И, вообще, где здесь Я?! Постоянно задавая самому себе этот вопрос, он срывался на истеричный крик, обращённый в пустоту: «Где Я?! Где Я?! Где Я?!». (В данной ситуации «Где Я?» = «Кто Я?»). Не находя разумных ответов на эти вопросы, он пытался рассуждать следующим образом.
«Что же это получается. Я точно знаю, что я не там, но в тоже время я не могу с полной уверенностью утверждать, что Я здесь. Ни там, ни здесь – это, значит, где-то посредине, то есть на границе зеркала. Но у зеркала нет физической границы, так как оно представляет собой лишь то, что отражает. Иными словами, если бы зеркало могло отражать вакуум, его самого бы, вообще, не было! Но ведь я, не вакуум, я человек, который смотрит на своё собственное отражение, и отражение которого, соответственно, в эту секунду смотрит на меня. Но меня-то нет! А вернее сказать, «Я» нет! Да. В тот самый миг, когда я увидел глаза своего отражения, меня нет! В это мгновение я себя не только не понимаю, но даже не чувствую. Совсем! «Я» нет!
«Я», которое составляет суть моего естества, в данный момент отсутствует, и я даже не знаю, где оно в это время находится. В этой связи, рассуждал Жан, представляется несусветной глупостью думать о том, что я собой что-то представляю, что-то могу…к чему-то стремлюсь. На что я, вообще, могу быть способен, если я всего лишь являюсь отражением своего собственного отражения, наблюдаемого мной самим. Есть тот, кто видит, и тот, кто отражает, но Меня («Я») нет! «Плюс» плюс «минус» равно «ноль». Вот и вся арифметика. Я не могу быть в двух местах одновременно, а значит я нигде. Вот так».
Жан боялся чувства утраты ощущения самого себя, но в тоже время, как и всё страшное и загадочное, это манило настолько сильно, что было сложно отказать себе в удовольствии испытать это ещё раз.
Окончание следует...
Я нашел некое сходство между собой и Жаном: люблю погружаться в себя и мечтать. И история со скорым занятием места в транспорте мне знакома, как никому другому) Люблю дальние дороги из-за этого. Только у меня этот процесс обязательно связан с прослушиванием музыки. И никак иначе.
Продолжайте!