5 мин.

«Судьба тренера»

207

Советский футбол никогда не вмещался в стандартные рамки «стиль-школа», слишком он был разнообразен, что б не сказать, эклектичен. Места хватало всем - не на пьедестале, конечно, который не резиновый; а в самой палитре, где наличествовали свои бразильцы и немцы, французы и англичане.

Грузия и Армения подкупали техническими изысками и сочными индивидуалистами, Украина натиском и скоростью; смещаясь же по карте к северо-западу, болельщик натыкался то на ажурно-изысканный контроль мяча, а то и на  очищенную от архитектурных излишеств бойцовскую хватку; систему ценностей, где уход от стыка приравнивался к преступлению, а за желание умереть на поле болельщик прощал команде чрезмерный технико-тактический аскетизм.

Было же время, когда понятие «брутальность» встречалось куда чаще обозначаемого им слова.

Таким был московский «Металлист». Не всегда, нет;  в славные шестидесятые в клубе солировали маэстро, при одном касании мяча которыми восторженно рукоплескали самые завзятые снобы. Но со временем команда изменилась, таскальщики роялей  и сами исполняли недурственные фуги, а железная игровая дисциплина замыкала эти мелодии сама на себя, как лента Мебиуса. «Металлист» обрел новое лицо, и если бы тогда снимали имиджевую рекламу, его символом стал бы молчаливый парень с грубоватыми чертами лица, незамысловатый и честный.

И тренер был такой же,  Владимир Сидоров, «Володька суперправая», «Володя-из-стали». С пятнадцати лет у станка, заводская команда, успешная карьера в сборной с уймой заколоченных голов, преданность клубу, которую по нынешним временам так и тянет назвать нечеловеческой. Играл за «Металлист» с пятидесятых, тренировал с начала семидесятых, выигрывал, проигрывал, матерился в кабинетах, в которых иные герои и шепотом стеснялись слово молвить. Прилюдно стоял за своих при любых раскладах, но наедине был суров, и что там говорить, не всегда справедлив – по своей мерке мерил. Ему прощали, «Металлист» был его семьей, и это уравнивало все. Трижды Сидорова «уходили по собственному желанию», и он отсиживался до времени в футбольном подпространстве, как разведчик-нелегал; предложения других клубов были для него пятым измерением – он их просто не замечал.

К концу восьмидесятых страна затянулась запахом свободы, так что и выдыхать не захотелось. Из чемпионата СССР сбегали поодиночке и группами, переставший быть запретным плод запада манил  заработками, которые сегодняшним игрокам покажутся неумной шуткой – несколько сотен немецких марок (испанских песет, шведских крон, греческих драхм), но и эти деньги на фоне рублевых договоров казались «манной небесной»; этимологию выражения футболисты не знали, но смысл притягивал. Пошли подкрепленные свидетельскими показаниями «поуехавших» слухи про вольные нравы стран с давным-давно победившей свободой; и пива, дескать, им тренер чуть не лично наливает, и о сборах предсезонных там и не слыхивали – мечта, а не жизнь. Сидоров тему понимал и пожелавшим уехать палки в колеса не вставлял, но оставшихся гонял как следует, следил за дублем, который ежегодно выдавал пригоршню «молодой шпаны» - «Металлист» стабильно шел в пятерке, да и в Кубке УЕФА страну не позорил.

В августе девяносто первого в этой самой стране жахнуло по-взрослому, клубы союзных республик покидали чемпионат стремительно, как парашютисты, что радовало болельщиков «Металлиста» и других российских команд -  шансы на возрождение былой славы и все такое.

Судьба, как обычно,  решила по-своему.

***

В сентябре двое не последних игроков «Металлиста» предложили коллективу еще раз отметить победу демократии; они считали, что отмечаний, как и самой демократии, много не бывает. Дело было на базе, что усугубляло – по всем понятиям парни перегнули палку. Сидоров понял, что вирус эйфории, который его пацаны приняли за торжество свободы, уже рванул на волю, а давить его угрозами и увещеваниями поздно – либо «резать мясо», отчислив полкоманды, либо признать, что дальше поедут без него. После говорили, что Степаныч дал слабину, но сам-то он понимал, что ничего он борцам за демократию сейчас не объяснит. Парни готовы защищать свой личный «Белый дом», им надо все и сейчас, нет для них слово «завтра», а для него, шестидесятипятилетнего бойца исчезнувшей страны, это слово есть.

На собрании правления клуба, в котором по новой моде участвовали все футболисты, включая дублеров, он с грустью послушал пламенные речи про свободу, равенство и братство, послушал заикающихся от волнения юнцов, читающих свежеотпечатанный текст, сам митинговать не стал: «всем спасибо, все свободны».

 ***

Превращение «Металлиста» в самую демократичную команду высшей лиги,  даже вкупе с реальным ослаблением уровня некогда союзного, а теперь российского первенства, команде не помогло – барахтались между одиннадцатым и восьмым, а для тренеров впору было устанавливать вращающуюся дверь. Часть бунтарей уехало за кордон, кое-кто удовлетворился местными контрактами с набирающими силу клубами российской глубинки – серьезно из той команды заиграли единицы.

Три года спустя загибающийся от безденежья завод продал клуб холдингу с незатейливым названием «Росинтерспорт», который представлял структуры, связанные с миллиардером Кавуном – так писали в прессе. Буквально тут же в «хрущевке» Сидорова зазвенел телефон - Степанычу предлагали вернуться.

Сидоров покивал в звенящую позитивом трубку, договорился о встрече и, подумав с минуту, набрал номер старого приятеля, трудящегося в  РФС, мол, надо бы встретиться.

- Разводят они тебя, Володька, - сказал приятель после того, как выпили не чокаясь - за ушедших друзей, как полагается. – Под твое имя пацанов хотят подписать, Трубникова и Малых. Они же к кому попало не пойдут, даже за бабло – воспитал, педагог херов. И так уже трижды покаялись, что тебя слили в девяносто первом. Подпишут с ними контракты – тебя на боевые потери, повод найдут. Нихельман тренера уже нашел, молодой, новому руководству в рот смотреть будет.

Сидоров налил по второй  и широко улыбнулся, как не улыбался давно.

- Ты что ж, Васька, думал в печаль меня вогнать? Я «Металлисту» пятьдесят с гаком лет отдал, если я хоть что-то могу, что бы они с этого гребанного одиннадцатого места… Лешка Малых, он же звонил мне…да и Труба тоже… эх, пацаны…

Они выпили еще – за шестьдесят шестой, за молодость, за кораблик воздушный, который «махал крылом и был светел, никто и не заметил, как он исчез».

 *** 

 «Кавуновцы» поменяли в клубе все, включая название и стадион – новые менеджеры знали толк в ребрендинге и пиаре, но с футболом их финансово-промышленная суперартель так и не подружилась. Покупались стареющие иностранные звезды, все так же активно менялись тренеры, а воз был и ныне там – на  верхние этажи турнирной таблицы набитый деньгами лифт ехать отказался.

Владимир Степанович Сидоров этого этапа «развития» клуба уже не застал – обширный инфаркт, кладбище, венки и огромное количество людей, молодых и не очень молодых – да и совсем юных тоже.

Два старика еще из той, первой команды, сдержанно обнялись, перекинулись парой фраз и подошли к вдове, они помнили ее еще девчонкой. А женщина смотрела на совсем молодого парня в плохо сидящем черном костюме, который плакал громко, по-детски, не обращая внимания на быстро узнающих его репортеров.

 

Рассказ написан для журнала Football Tribune

 

logoОрганизация РПЛ