Андреас Кампомар, «¡Golazo!» Глава 9: Неожиданное спасение, 1980-1994, ч.2
Como el Uruguay No Hay (Нет места лучше Уругвая)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ, 1800-1950 ГГ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МЯЧ НИКОГДА НЕ УСТАЕТ, 1950-2014 ГГ.
10. La pelota nunca se cansa(Мяч никогда не устает), 1994- , часть 1 и 2
ФОТОГРАФИИ
В преддверии чемпионата мира 1986 года ожидалось, что Аргентина повторит удручающую картину неудач, которая на протяжении многих лет была характерна для большинства ее турнирных выступлений, и мало кто давал ей хоть какие-то шансы на победу в Мексике. Результаты разминочных матчей были неутешительными. Разгром Израиля со счетом 7:2 мало помог развеять опасения, вызванные поражениями от Франции и Норвегии.
Уругвайцы не участвовали в чемпионате мира с 1974 года и за прошедшие двенадцать лет, похоже, мало чему научились. Уругвай был единственной латиноамериканской страной в группе североевропейцев. В первые минуты матча с Западной Германией уругвайцы начали так, как и собирались. В результате фолов на Фёллере и Бреме оба немца корчились на земле. Однако уже через четыре минуты Антонио Альсаменди перехватил необдуманную передачу и забил гол. Уругвай держался до тех пор, пока за шесть минут до конца матча Западная Германия не сравняла счет.
Перед началом турнира El Gráfico опубликовал интервью, которое невольно приобрело комический характер, с двумя уругвайскими защитниками, Хосе Батистой и Нельсоном Гутьерресом, игравшими в аргентинской Примере.
Батиста: ...бабайкой может быть Дания.
Гутьеррес: Погоди! Давайте поговорим о Дании после чемпионата мира. У меня есть уругвайский друг в Мексике, который записал последние десять международных матчей Дании: он считает, что шумиха вокруг них слишком раздута[45].
Дания открыла свой турнир — первый чемпионат мира, в котором участвовало скандинавское королевство — победой в один мяч над Шотландией. Тем не менее, в следующем матче они дали Уругваю мастер-класс по контратакующему футболу.
Датчане были не только быстрыми — чего точно не было в репертуаре Уругвая — но и, казалось, могли обходить своих соперников на дриблинге. Через девятнадцать минут случилось неизбежное: первый игрок сборной Уругвая, Боссио, был изгнан с поля. Играя вдесятером, уругвайцы были бессильны против натиска датчан. К перерыву счет был 2:1, но к концу матча датчане забили еще четыре мяча. Микаэль Лаудруп не ошибся, назвав команду «ответом Европы на сборную Бразилии». (После победы над Западной Германией Дания выдохлась в матче с Испанией, где Эмилио Бутрагеньо забил четыре мяча в их разгроме со счетом 5:1). Уругвайцы были ошеломлены поражением. Северо-европейский футбол теперь окажется для уругвайца непреодолимой преградой. (Психологически легче играть с Бразилией или Аргентиной, чем с быстроногими североевропейцами). Помимо угроз расправы, которые обычно поступали после таких поражений, злоумышленники уничтожили библиотеку тренера Борраса. В очень грамотной стране это был очень уругвайское поучение. Позже он говорил, что эти люди знали, куда его ранить больнее всего.
В последнем матче, против Шотландии, Уругваю для выхода в следующий этап (1/8 финала) нужна была только ничья, тогда как шотландцам необходимо было побеждать. Через пятьдесят шесть секунд Жозе Батиста был удален за грубый фол на Гордоне Стракане. Матч от этого не стал лучше и не заслуживал ничего лучшего, чем безголевой ничьи. Менеджер сборной Шотландии Алекс Фергюсон раскритиковал игру уругвайцев, посетовав на то, что уругвайские игроки наезжали на французского арбитра, заставляя его досрочно объявить об окончании матча. В «Манчестер Юнайтед» он стал еще больше ценить добавленное к матчу время. Когда Боррас беспечно заявил: «Я не понимаю, из-за чего вся эта шумиха... Мы играли честно», — Фергюсон расценил это как «заявление об историческом лицемерии»: «Я вышел из себя и отказался пожать ему руку»[46]. Даже ФИФА пригрозила досрочно отправить Уругвай домой, если их стандарты честной игры не улучшатся. Несмотря на третье место в своей группе с разницей мячей минус пять, Уругвай все же смог занять последнюю строчку среди команд, занявших третьи места. La garra charrúa больше не предполагала победы вопреки всему, теперь она предполагала продвижение крадучись. (Уругвай перестал быть хозяином своей судьбы. Теперь потребуется нездоровая зависимость от чужого несчастья).
Трудно было поверить, что это та самая страна, которая принесла красивую игру в Европу в 1920-х годах. Ярлык «garra charrúa» прижился после матча 1935 года Campeonato Sudamericano Extraordinario [Необыкновенного Чемпионата Южной Америки], в котором Уругвай обыграл Аргентину со счетом 3:0. Со стареющим составом игроков, многим из которых было за тридцать, Уругвай стал в Лиме чемпионом. Золотые годы подошли к концу. Уругвайский футбол стал определяться garra charrúa — драчливой национальной чертой, которую можно проследить еще с XIX века. Это не сочеталось с изяществом, которым обладали многие игроки страны. В 1967 году на похоронах своего товарища по команде Эктора Скароне Хосе Насацци произнес речь. «Мы были молоды, мы были победителями, мы были едины, мы верили, что нас не уничтожить». С таким же успехом это можно было бы назвать панегириком целой эпохе уругвайского футбола. Через год Насацци умер. Двадцать лет спустя в Мексике, в то время как остальные члены его команды придерживались риоплатенской традиции играть как «животные», лишь один игрок остался верен более возвышенному спортивному наследию Уругвая. Энцо Франческоли, чье утонченное касание принесло ему прозвище «Эль Принсипе» («Принц») и переход в марсельский «Олимпик», где он стал кумиром молодого Зинедина Зидана, терзал шотландскую оборону и блистал на фоне остальных игроков команды. Но он не мог спасти свою страну в одиночку.
Когда его репутация была подорвана, выбывание Уругвая было лишь вопросом времени. Аргентина, испытавшая удачу на начальном этапе, окажется более сложным соперником. Соседи не встречались друг с другом в матчах Кубка мира с момента финала инаугурационного турнира. Однако против Аргентины Уругвай отказался психологически трусить — в конце концов, история была на его стороне, хотя после предупреждения ФИФА он, кажется, раскаялся. Тем не менее, победила лучшая команда. Единственный гол в матче не оправдал доминирования аргентинцев. Марадона был на высоте, демонстрируя наряду с эпатажем и более жесткую сторону своей игры. Соседи не произвели на него такого же впечатления, как и шесть лет назад. «Это была не просто очередная победа: паранойя уругвайцев в те дни действительно выводила меня из себя, а кроме того, мы уже пятьдесят шесть лет не обыгрывали их на чемпионате мира»[47].
- - -
Как и большинство чемпионатов мира, турнир был определен одним матчем. Однако в 1986 году это был не финал. В течение девяноста минут в стенах стадиона «Эстадио Ацтека» разыгрывалась история. Возможно, Фолклендская война придала встрече дополнительную напряженность, но матч символизировал англо-аргентинский конфликт, берущий свое начало в начале XIX века. Британцы не обращали на это особого внимания. Их история происходила не в Латинской Америке. Однако история Аргентины была определена неудачными британскими вторжениями 1806 и 1807 годов. Для британцев это были не более чем стычки: сноска в анналах британской истории. Для аргентинцев они представляли собой сопротивление колонизаторам. Отношение к англичанам* по-прежнему будет оставаться двойственным. Это никогда не было ничем иным, как провинциальностью в большом масштабе. Не в силах примириться с собственной хрупкой идентичностью, аргентинцы испытывали чувство неловкости, сталкиваясь с более древними и богатыми традициями. Отношения с Великобританией по-прежнему будут сопряжены с трудностями: с одной стороны, это отец величайшего развлечения нации, с другой — неоколониальная держава.
- - -
В 1984 году сборная Англии совершила трехматчевое турне по Южной Америке. Никаких товарищеских матчей против Аргентины не будет. Когда туристы приземлились в Бразилии, местные журналисты сразу же задались вопросом о тактике менеджера сборной Англии. «Четыре-два-четыре? — повторяли они, недоверчиво качая головами. — Невозможно. Против Бразилии все играют с четверкой или, по крайней мере, с тройкой в полузащите. Мы вам не верим. Это невозможно. Мы подождем и посмотрим»[48]. Ожидаемой бойне так и не суждено было состояться. Бобби Робсон оправдал себя, когда Англия выиграла со счетом 2:0. Джон Барнс, один из немногих английских игроков, обладающих достаточными способностями, на дриблинге прошел полузащиту и защиту бразильцев и забил гол, украсивший стадион «Маракана». Уругвай оказался более серьезным соперником, обыграв англичан в Монтевидео с разницей в два мяча. По другую сторону Анд Чили, всегда дипломатичная в таких вопросах, предложила гостям безголевую ничью.
Из-за Фолклендской войны четвертьфинал между сборными Англии и Аргентины получился напряженным. Перед матчем Марадона занимал тактичную позицию, которая, как выяснилось позже, не соответствовала его истинным чувствам. «Посмотрите, у аргентинской команды нет ни винтовок, ни оружия, ни боеприпасов. Мы приехали сюда только для того, чтобы играть в футбол. Как я могу говорить о войне, когда только в прошлом месяце 30 000 болельщиков «Тоттенхэма» приветствовали меня на прощальном матче Осси Ардилеса? Я устал от того, что мне постоянно задают один и тот же вопрос. Послушайте, мы на Кубке мира, мы приехали сюда играть в футбол, а не в политику»[49]. (Фанаты «Тоттенхэма» были склонны скандировать «АР-ГЕН-ТИ-НА» во время матчей). Победа дала бы Марадоне возможность по-новому осмыслить значение матча. Хорхе Вальдано, самый грамотный из футболистов, считал, что только глупцы путают игру с политикой. Он считал, что перспектива спортивной славы — достаточная причина для мотивации игроков, и не нужно было выносить политику на поле. Это не помешало британской прессе, которая всегда была готова сослаться на военное прошлое своей страны, упомянуть об этом конфликте. В 1982 году в газете Sun появился печально известный заголовок ПОПАЛИСЬ... НАШИ РЕБЯТА ПОТОПИЛИ КАТЕР И ПРОДЫРЯВИЛИ КРЕЙСЕР... после неоднозначного потопления судна «Бельграно» Четыре года спустя предположение о военном превосходстве Великобритании стало очевидным: ЭТО ВОЙНА, СЕНЬОР! В Аргентине реакция была более сбалансированной. La Razón заявила: «Мальвины — Аргентины, а футбол — народа»[50].
Несмотря на устрашающее присутствие Марадоны, англичане не боялись аргентинцев. Англия считала себя командой, в то время как Аргентина, казалось, слишком полагалась на одного игрока. Хладнокровный Карлос Билардо понял, что Педро Паскулли, забившим единственный гол в матче с Уругваем в предыдущем туре, придется пожертвовать ради полузащитника Эктора Энрике. «Против англичан нельзя играть с чистым центральным нападающим. Они поглотят его, а лишний человек в полузащите даст Марадоне больше пространства»[51].
Аргентина была единственной латиноамериканской командой, оставшейся на турнире. За день до этого Бразилия и Мексика потерпели поражение в серии пенальти. Против сборной Западной Германии Мексика сыграла не аппетитную безголевую ничью, которая перешла в дополнительное время. Большую часть второго тайма западным немцам пришлось играть без удаленного Томаса Бертольда. Харальд «Тони» Шумахер оказался столь же искусен в обращении ногами, как и кулаками в 1982 году. Мексиканцы смогли забить только один пенальти, реализованный Мануэлем «Маноло» Негрете. За год до этого он забил необыкновенный мяч chilena (удар через себя) за команду UNAM против «Пуэблы», ловко приняв мяч на грудь после кросса с фланга. Западная Германия пробила четыре пенальти и забила их все.
Позиция Бразилии как фаворита турнира была основана скорее на чувствах, чем на эмпирических данных о ее текущей силе. Однако после того, как команда выиграла все свои групповые матчи, а затем разгромила Польшу с разницей в четыре мяча, казалось, что Бразилия извлекла уроки из своего карательного опыта 1982 года. Даже Сократес пытался успокоить: «В Испании мы предлагали зрелище и не сумели выиграть титул. Теперь мы играем не так демонстративно и побеждаем»[52]. Бразильцы не пропустили ни одного гола в четырех матчах. Против Франции Карека забил на семнадцатой минуте матча, и теперь казалось, что голов будет больше. Но гол Платини незадолго до перерыва изменил психологический настрой игры, а промах Зико с пенальти окончательно перевел преимущество на сторону французов. После замены Мюллера на семьдесят первой минуте, Зико отдал идеальный пас на Бранко, которого сбил французский вратарь. Тем не менее, его слабый удар с пенальти был легко подобран французским вратарем Жоэлем Батсом. Серия началась неудачно: классный удар Сократеса с пенальти был парирован. Хуже было, когда французский вингер Беллоне пробил в стойку ворот, но мяч отскочил от головы бразильского вратаря Карлоса и попал в сетку ворот. Промах Платини удерживал Бразилию в игре до тех пор, пока Жулио Сезар не пробил в штангу. Луис Фернандес, уроженец Испании, не допустил ошибки с точки. И снова команда Теле Сантаны не оправдала ожиданий.
Англия не оказала лучшему игроку мира никакого уважения. Терри Фенвик получил желтую карточку за фол против Марадоны на девятой минуте игры. Прошло еще девять минут, прежде чем англичанин, казалось, забыв об уже полученном предупреждении, заехал аргентинцу локтем в лицо. Он избежал наказания. Напряженное ожидание привело к патовой ситуации: первый тайм закончился безголевым результатом.
За шесть минут до конца второго тайма матч оживился. Полузащитник сборной Англии Стив Ходж стал свидетелем драмы с близкого расстояния. «Марадона сбросил мяч, думаю, он отдал не очень хороший пас, и мяч отскочил от меня слева. Мяч крутился у меня за спиной, и Вальдано надвигался на меня, вероятно, надеясь, что я заставлю его выбить мяч на угловой, но тот крутился как будто бы идеально под меня, и я хотел отдать его обратно Шилтону. Я идеально поймал его ногой... Я обернулся и подумал: «Его заберет Шилтон». Я не видел, как Марадона вбежал в штрафную, и когда увидел, что они оба идут на мяч, подумал: «Почему он там?»... Я не видел руки Бога»[53]. Его оценка преступления Марадоны была на удивление объективной: «Он рискнул, он обманул, и это сошло ему с рук»[54].
Наблюдательный тунисский судья засчитал гол, и тут же был окружен возмущенными английскими защитниками. Бобби Робсона, менеджера сборной Англии, больше всего обеспокоило то, как Марадона отпраздновал свой гол — без всякой вины. (Англичане обрушились бы на Луиса Суареса за его празднование вне поля на чемпионате мира 2010 года после того, как игрок сборной Ганы Асамоа Гьян промахнулся с пенальти, назначенного на последней минуте после того, как Суарес остановил гол руками). Через четыре минуты, когда Англия была в замешательстве, Марадона совершил переворот. Он забил гол возвышенной красоты, который, как и его спорный дебют, подвел итог латиноамериканской игре. Виктор Уго Моралес, уругвайский журналист, обосновавшийся в Аргентине, дал один из величайших комментариев в истории игры:
Пас на Диего. Теперь мяч у Марадоны. Двое опекают его. Марадона контролирует мяч, прорывается справа, гений мирового футбола! И он уходит от третьего [игрока], и собирается отдать его Бурручаге... но он все же у Марадоны. Гениально! Гениально! Гениально! Та, та, та, та, та, та. ... и гооооооооол! Гоооооооол! Мне хочется плакать! Боже милостивый! Да здравствует футбол! Голаааасоооо! Диегоооол! Марадона! Простите, мне хочется плакать. Марадона, в незабываемый момент, забивает лучший гол всех времен. Космическая комета, с какой планеты ты прилетел, чтобы оставить после себя столько английских [игроков]? Превратив страну в сжатый кулак, кричащий об Аргентине... Аргентина — 2, Англия — 0. Диего! Диегол! Диего Армандо Марадона. Спасибо тебе, Господи, за футбол, за Марадону, за эти слезы, за эти... Аргентина — 2, Англия — 0.
Энрике, отдавший мяч своему партнеру, позже скажет, что его передача была настолько идеальной, что Марадона просто не мог не забить. Неровное поле, казалось, не повлияло на аргентинца, который, находясь на своей половине поля, вывернул наизнанку двух игроков, а затем отправился к воротам, оставив нескольких английских защитников барахтаться у него на пути, после чего обвел Шилтона и переправил мяч в сетку ворот. El Pibe de Oro вернулся в бальдио: тот участок пустыря, который Борокото прославил в первой главе «Fue Así» («Так было») своих мемуаров о жизни, проведенной в спорте.
Для Брайана Глэнвилла гол Марадоны также стал напоминанием о лучших временах. Гол был «настолько необычным, почти романтичным, что его мог бы забить какой-нибудь герой-школьник или далекий игрок «Коринтианса» тех времен, когда дриблинг был в моде. Вряд ли он принадлежал к такой, казалось бы, рациональной и рационализированной эпохе, как наша ...к тому периоду в футболе, когда дриблер казался почти таким же вымершим, как птеродактиль»[55]. И все же это был самый аргентинский из голов: культ личности в действии. Англия вернулась в игру после того, как Линекер забил фирменный гол с углового, но сравнять счет так и не смогла.
Марадона поначалу отрицал причастность своей руки к первому голу, но потом признал, что это произошло отчасти благодаря «руке Бога». Англичане восприняли это как оскорбление, противоречащее духу игры. Гол не должен был засчитываться, что означало бы ничью 1:1 — таков ошибочный аргумент. Хотя тех, кто пытался осудить Фенвика за грубую силу, было немного. Марадона увидел свой шанс и воспользовался им. Это была la viveza criolla [Креольская хитрость] с большой буквы. Английский писатель-эмигрант Гордон Мейер написал самое краткое описание этого режима в конце 1960-х годов. «Для [аргентинца] важнее молниеносный ответ, пусть даже нелогичный, чем аргументированные доводы. Если на преодоление его логического абсурда требуется время, то достоверность считается неповрежденной. Главное — быть быстрым. Не могло не существовать слова для обозначения столь распространенного явления: viveza, известная viveza criolla... то есть умничанье за счет другого, качество умничанья-безделья, описанное в поговорке: El vivo vive del zonzo y el zonzo de su trabajo, умный живет за счет дурака, а дурак — за счет своей работы»[56].
В более поздние годы ловкость рук была переосмыслена как акт неповиновения. «Я чувствовал — и чувствую, не отрицаю этого — что этой победой мы выиграли нечто большее, чем просто футбольный матч. Мы обыграли страну. Это был наш вклад, наш способ. Перед игрой мы все заявили, что футбол не имеет никакого отношения к Мальвинской войне... Ложь!... В нашей коже была боль всех тех детей, которые погибли там, так близко и в то же время так далеко. Эмоционально я винил каждого из английских игроков — наших соперников — в том, что произошло. И мои голы — оба — имели особое значение: первый был похож на то, как если бы я засунул руку в карман англичанина и вытащил деньги, которые ему не принадлежали; второй... превосходил всё»[57].
Марадона также стал менее любезным. После долгих лет преследования и очернения его реакция будет граничить с лихорадочным восторгом. В документальном фильме «История футбола» Марадона рассказывает о своей игре перед камерой. «Шилтон! Все вратари бесполезны. Ты не исключение... Скажи, если бы мяч перелетел за линию, а ты вытащил бы его оттуда, и судья не увидел, что мяч перелетел за линию, ты бы пошел и сказал ему, что был гол?» Аргентинец всегда наслаждался тем, что его провоцируют. В интервью своему бывшему товарищу по команде Хорхе Вальдано перед чемпионатом мира 1990 года он признался: «Чем больше они меня выбешивают, тем больше я становлюсь; это просто еще один стимул»[58].
После гениальной игры с Англией Марадона превратил полуфинал против Бельгии в мастер-класс по забиванию двух голов. (Перед матчем Билардо сказал своей команде: «Парни, умрите [там], потому что если я что-то и не выношу, так это смотреть финалы по телевизору.»[59]) В финале тонкий пас Марадоны отправил Бурручагу на ворота для того, чтобы тот забил победный гол. Аргентина выиграла свой второй Кубок мира за восемь лет, хотя мало кто предрекал ей успех. Даниэль Пассарелла, который не попал в состав из-за травмы, открыто заявил, что у Аргентины «нет шансов в Мексике», если она не улучшит свои показатели[60]. Оскар Руджери позже вспоминал: «Перед чемпионатом мира никто не мог нас выносить. Ни люди, ни пресса, ни политики. Кроме наших семей, все были против нас»[61].
Перед началом турнира президент Аргентины Рауль Альфонсин спросил своего министра спорта Родольфо О'Рейли: «Когда ты собираешься уволить Билардо?». Теперь об этом вопросе лучше забыть. После финала Альфонсин использовал тот вид напыщенности, который свойственен политикам континента: «Это не только аргентинская победа. Это также победа всей Латинской Америки, которая, наконец, поняла необходимость в объединении»[62]. Не то чтобы Марадона был с этим согласен. «Выступать за латиноамериканизм... короновать латиноамериканизм — полный бред! Когда немцы сравняли счет, мы реально выглядели как гостевая команда на [стадионе] «Ацтека». Это привело меня в ярость»[63]. Многие мексиканцы, реагируя на аргентинское высокомерие, открыто поддерживали европейцев. Даже некоторые местные репортажи тонко намекали на антиаргентинскую тенденцию: триумф Аргентины был воспринят как поражение Западной Германии.
Восемь лет спустя, на чемпионате мира в США, деморализованная Аргентина вышла в 1/8 финала в качестве занявшей лучшее третье место на групповом этапе. По ним никто бы не скучал. В Асунсьоне не было ощущения южноамериканской солидарности. По всему городу были развешаны баннеры, призывающие к победе румын. В лице Георге Хаджи Румыния получила своего «Марадону с Карпат», который вдохновил свою команду на то, чтобы отправить аргентинцев домой раньше времени. На следующий день баннеры были заменены на другие с надписью СПАСИБО, РУМЫНИЯ!
Спустя 20 лет после матча у Хорхе Вальдано было время поразмыслить над двумя голами Марадоны:
По поводу второго гола, я сразу понял, что он означает. Не только для Аргентины. Я видел много голов, но в этом было всё. В нем была значимость В матче, имевшем огромное символическое значение, Марадона продемонстрировал две характерные черты аргентинца. В первом голе он показывает трюк [обман], который в Аргентине известен как picardía criolla [креольская хитрость] или viveza [хитрость]. Аргентина — страна, в которой обман [deceit] ценится больше, чем честность. Но у этого есть и другое лицо. Это виртуозность и мастерство. Вторым голом Марадона венчает матч произведением искусства. Это мастерство, дриблинг, la nuestra [наша игра]. Еще одним важным фактором в аргентинском футболе является то, что гораздо важнее уметь идти в дриблинг, чем отдать пас[64].
Смерть в Андах
Плохое здоровье и не менее плохая экономика помогли свергнуть перуанского президента генерала Веласко в 1975 году. При новом президенте, генерале Франсиско Бермудесе, сокращение бюджетных расходов под руководством Международного валютного фонда позволило предотвратить свободное падение экономики. Правда, не раньше, чем военные решили, что с них хватит, и потребовали возвращения к гражданскому правлению. В 1980 году Фернандо Белаунде Терри был избран президентом на второй срок. И он не будет счастливым. Президентство Белаунде Терри, находящегося в состоянии экономического кризиса, совпало не только с глобальной рецессией, но и с последствиями Эль-Ниньо [Или Южная осцилляция — колебание температуры поверхностного слоя воды в экваториальной части Тихого океана, оказывающее заметное влияние на климат, прим.пер.], который стоил правительству более $600 тыс. в виде недополученной валютной выручки. Более того, к всеобщим выборам Sendero Luminoso (Сияющий путь), получивший свое название от слов Мариатеги «El Marxismo-Leninismo abrirá el sendero luminoso hacia la revolución» (Марксизм-ленинизм откроет сияющий путь к революции), объявил войну восстанию. Террористическая деятельность маоистской партизанской организации не только приведет к гибели тысяч людей, но и станет причиной истощения государственных бюджетных ресурсов. Когда Белаунде Терри покинул свой пост, долг страны составлял $14 млрд. При последующем президенте Алане Гарсии, который проводил политику экономической и административной децентрализации, Перу игнорировала МВФ и вела прямые переговоры со своими кредиторами. К 1990 году гиперинфляция достигла 12 378% в год.
1980-е годы стали известны как década perdida (потерянное десятилетие) для экономики Перу и других стран Латинской Америки, но это также было десятилетие забвения для футбола страны. Все началось с квалификации на чемпионат мира 1982 года за счет сборной Уругвая, которая не сумела воспользоваться своим успехом на Мундиалито в начале года. Но те результаты, которые бразильскому тренеру «Тиму» (Эльба де Падуа Лима) удалось добиться от своих подопечных в победе 2:1 в Монтевидео, обеспечившей квалификацию, в Испании уже не повторить. Камерун, играющий на своем первом чемпионате мира в наивном стиле, напомнившем некоторым Бразилию 1930-х годов, удержал безголевую ничью с перуанцами. В утомляюще тесной группе, где пять из шести матчей закончились ничейными результатами, встреча Перу и Италии завершилась вничью со счетом 1:1, хотя Перу и пожалели, что не был назначен пенальти после того, как Джентиле, как обычно, слишком усердно оборонялся. Однако Польша разгромила нестабильную оборону Перу со счетом 5:1. Перуанцы упростили задачу Польше, не умея играть во владение. Для некоторых игроков постарше этот турнир зашел слишком далеко.
Выступления клубов на континентальном уровне были немногим лучше. С 1972 года, когда «Университарио» уступил «Индепендьенте», ни один перуанский клуб не выходил в финал Копа Либертадорес. Даже выход во второй этап турнира казался им не по силам. Когда в 1988 году «Университарио» наконец пробился в первый раунд, перуанскому клубу уже десять лет не удавалось добиться такого успеха. (В итоге клуб был выбит «Америка де Кали»). Если раньше Primera División (Первый дивизион) принадлежал футболу Limeño (Лимы), то теперь игра распространилась на все провинции страны. Если раньше дивизион состоял из менее чем двадцати команд, то к 1986 году он превратился в сорок четыре клуба. Парадоксально, но с приходом футбола в страну, жители региона, спасаясь от насилия и нищеты, стали стекаться в столицу.
В условиях экономической неопределенности и децентрализации футбольные клубы вынуждены были брать на себя дополнительные командировочные расходы, которые, в зависимости от расстояния, порой превышали выручку от проданных билетов. Таким образом, требовалось более дешевое средство передвижения, чем дорогая и по большей части ненадежная коммерческая авиация. Военные, стремясь получить дополнительный доход, обошли конкурентов и фрахтовали собственные самолеты. Поскольку страна находится в экстремальной ситуации, даже правительство вряд ли будет возражать против этого.
В декабре 1987 года трагедия, долгое время преследовавшая латиноамериканскую игру, вышла в Перу на первый план. Для матча против «Депортиво Пукальпа» в тропических лесах Амазонки «Альянса Лима» зафрахтовала самолет у военно-морского флота. Одержав победу над соперником со счетом 1:0, лименьос, казалось, с нетерпением ждали возвращения в столицу. В 18:30 самолет Fokker F27 A-560 взлетел в воздух. Не сумев выяснить, были ли выпущены его шасси, пилот связался с диспетчером воздушного движения, чтобы удостовериться, и ему сказали, что посадка безопасна. После 20:15, когда авиадиспетчеры потеряли связь с пилотом, о самолете больше никто ничего не слышал. Если собрать воедино то немногое, что можно было с уверенностью сказать впоследствии, то окажется, что, потеряв слишком много высоты, пилот неправильно рассчитал посадку и не смог удержать самолет от падения в море. Из сорока трех человек, находившихся на борту, включая игроков, персонал, болельщиков и официальных лиц, выжил только пилот Эдиберто Вильяр.
Альдо Панфичи и Виктор Вич в своем замечательном исследовании о влиянии трагедии на перуанцев заявили следующее: «Согласно показаниям Вильяра, [он и нападающий «Альянсы» Альфредо Томасини] оба выжили в аварии и несколько часов плавали, держась за части самолета, ожидая, что кто-то придет им на помощь. В этих рассказах подчеркивается мужественная борьба Томасини за то, чтобы удержаться на плаву со сломанной ногой, в то время как он признавался пилоту в своей нерушимой любви к матери. Пилот военно-морских сил поддерживал этот разговор, чтобы футболист не поддался усталости. Однако как раз в тот момент, когда спасательный вертолет готовился его спасти, Томасини не смог больше держаться и исчез в океане Вентанильи»[65].
Страна погрузилась в траур. По погибшим, которые теперь вошли в пантеон великих, проводились мессы и футбольные матчи, хотя многим еще предстояло проявить себя. Политики, осознавая власть, которую игра имела над скорбящим населением, рассказывали о своей пожизненной одержимости клубом, а продавцы спортивных памятных вещей наживались на потере этого «золотого поколения». В сообщениях перуанских военно-морских сил сквозило чувство неловкости от того, что их обвинят в неспособности поддерживать свои самолеты в рабочем состоянии. Родственники погибших отправились на военно-морскую базу в Лиме в тщетных поисках ответов. Ходили слухи, что были произведены выстрелы, дабы предупредить эти смятенные отношения. Уклонение стало матерью заговора. В традиционной для Латинской Америки манере, начали циркулировать различные теории. Говорили, что игроки обнаружили операцию по торговле кокаином, которую они грозились разоблачить, но флот успел сбить самолет; что пилот не имел права летать ночью. Вполне понятно, что ответственность за это лежит на военно-морском флоте, который не справился с обязанностями по защите своих подопечных.
Однако трагедия объединила регион. «Коло-Коло» прислал четырех игроков из Сантьяго, а вечнозеленый Кубильяс прервал свой выход на пенсию в США, чтобы сыграть за свой бывший клуб. Когда случилась беда, «Альянса» была на вершине лиги, но в конце сезона чемпионом стал главный соперник клуба — «Университарио». Матч за звание чемпиона, выигранный с перевесом в один мяч, мог закончиться с тем же результатом, что и первый поединок между этими командами, но он происходил в гораздо лучшем духе. Впервые эти два клуба сыграли друг с другом в 1928 году, в матче, который запомнился скорее классовым конфликтом, чем футбольным. Когда «Университарио», чьи корни уходят в Университет Сан-Маркос, выигрывал со счетом 1:0, у игроков «Альянсы» сдали нервы, и они прибегли к более силовой манере игры. Уругвайскому арбитру ничего не оставалось, как удалить пятерых игроков «Альянсы» и тем самым досрочно завершить матч. Когда болельщики «Ла У» из среднего класса начали оскорблять «Альянсу» в недвусмысленных расистских и классовых выражениях, игроки бросились на фанатов, которые, согласно легенде, отгоняли их тростями.
Полет кондора
Вскоре после прихода Сальвадора Альенде на пост президента Чили сотрудники издательства Editorial Zig-Zag, выпускающего спортивный еженедельник Estádio, объявили забастовку. Их целью была национализация, поэтому правительство пошло навстречу и взяло компанию под свой контроль. Переименованное в Editorial Nacional Quimantú, издательство сделало книги доступными для рядовых чилийцев, установив цену на них на уровне пачки сигарет. Теперь Estádio попало под чары нового социалистического режима, а журналисты установили связь между спортом, физическими упражнениями и политикой. Журналист Эдгардо Марин попытался осмыслить спортивное мастерство своей страны и одновременно понять ее недостатки. «Мы проигрываем, но чисто; мы показываем, кто мы есть — бедные, но достойные, не раздувая себя искусственно. Эта наша чистота (хотя нам не хватает других добродетелей) — прекрасный фундамент, на котором можно начать строить лучшие виды спорта»[66].
Хотя чилийцы были не против la viveza criolla (креольской хитрости), она никогда не была частью их репертуара в той же мере, что и у аргентинцев или уругвайцев. Гол Марадоны «Рукой Бога» стал воплощением беспринципности, которая и в дальнейшем будет пронизывать игру. Тем не менее, правило в регионе было простое — не попадайся. Избежать наказания во многом равносильно самому акту обмана. В то время как Марадоне аплодировали за то, что он обчистил карманы англичан, чилийского вратаря Роберто «Эль Кондора» Рохаса осуждали за симулирование травмы.
Появление «Кобрелоа», небольшого клуба, на который возлагались большие надежды, сулило чилийскому футболу хорошие перспективы. «Фламенго» и «Пеньяроль» обыграли «Кобрелоа» в нескольких финалах Копа Либертадорес, но обе победы были очень на тоненького. В 1991 году «Коло-Коло» стал первой и последней чилийской командой, завоевавшей трофей, которого жаждал каждый клуб на континенте. Однако последующие годы чилийский футбол предпочел бы забыть.
Чили не выигрывала ни одного матча на Кубке мира с тех пор, как принимала турнир в 1962 году. Не сумев пройти квалификацию на аргентинский турнир, страна попыталась показать себя в Испании. Луис Сантибаньес, менеджер национальной сборной, был настроен оптимистично, настолько, что заявил, что Чили не должна бояться никакой другой сборной. Футбольная ассоциация лишь попросила, чтобы страна не позорилась. Чили проиграла все три своих матча. Пять лет спустя, в 1987 году, на Копа Америка, честь была восстановлена, когда Чили разгромила Бразилию со счетом 4:0 в Кордове, выйдя в финал против Уругвая. В напряженном матче, в котором было показано четыре красные карточки, гол Пабло Бенгоэчеа стал решающим в противостоянии двух команд. Казалось, что Чили никогда не выиграет турнир, в котором она впервые участвовала в 1916 году.
Падение Чили, произошедшее два года спустя, опозорило страну так, как никогда не могло опозорить ни одно поражение, каким бы унизительным оно ни было. В отборочном турнире к чемпионату мира 1990 года сборная Чили противостояла самой сложной команде континента — Бразилии — и самой легкой — Венесуэле. Только победитель группы сможет пройти квалификацию. В Сантьяго чилийцы позволили Бразилии дождаться их на враждебном стадионе — электронное табло показывало ЧИЛИ 3 - БРАЗИЛИЯ 0 — прежде чем выйти на поле. Две красные карточки стали поводом для бурной борьбы: Ромарио ударил соперника, а Орменьо совершил угрожающий карьере Бранко фол. Матч закончился со счетом 1:1, хотя оба гола были забиты в своеобразной манере: Бразилия воспользовалась выносом чилийцев, который отскочил обратно в ворота, а Чили сравняла счет после быстрого розыгрыша свободного удара в штрафной площади. В качестве наказания за неспортивное поведение ФИФА заставила Чили сыграть «домашний» матч с Венесуэлой в соседней Аргентине. На последний матч чилийцы прилетели в Рио, чтобы сыграть перед 140 000 зрителей. Им нужно было побеждать.
Когда Чили проигрывала со счетом один-ноль благодаря удачному голу Кареки, им требовались решительные действия для того чтобы остановить Бразилию. На семидесятой минуте с трибун на поле возле ворот чилийцев была брошена петарда. Рохас воспользовался этой возможностью и нырнул в дым. Пока он лежал на земле, его соучастник, защитник Фернандо Астенго, взял лезвие, которое Рохас спрятал в перчатке, и порезал его.
В знак протеста чилийцы унесли своего окровавленного вратаря в раздевалку, но не раньше, чем Патрисио «Пато» Яньес схватился за свои гениталии в знак оскорбления бразильской публики. Игра была остановлена.
Только чилийцы поверили в то, что для всех остальных латиноамериканцев было очевидной уловкой. Страна была в ярости. Адмирал Мерино, один из зачинщиков переворота 1973 года, заявил, что «бразильцы только недавно спустились с дерева»[67]. Серхио Стоппель, президент Чилийской федерации футбола, заявил, что «Чили подала протест с просьбой к ФИФА аннулировать игру и применить санкции к сборной Бразилии и стадиону «Маракана». Для нас было физически невозможно играть с ними там»[68]. Более 10 000 болельщиков приветствовали вернувшуюся команду.
Эксперты провели испытания, которые доказали, что петарда не могла стать причиной травмы. Фотография убедительно показала, что снаряд пролетел мимо игрока. Пиночет направил двух посланников для беседы с аргентинским судьей в Буэнос-Айрес; он хотел лучше понять обстоятельства. Когда обман был раскрыт (включая предоставление фальсифицированной медицинской справки врачом команды), Чили была дисквалифицирована от участия в двух последующих чемпионатах мира, а Рохас пожизненно отстранен от участия в соревнованиях. Он чувствовал, что рисковал своей карьерой ради блага страны, но не получил за это должного вознаграждения. Рохас остался в Бразилии, где он играл за «Сан-Паулу». Позже он сказал: «Если бы я был аргентинцем, уругвайцем или бразильцем, меня бы не отстранили... но поскольку я чилиец, они не дали мне возможности оправдаться». В 2001 году ФИФА сняла запрет с Рохаса, на что он ответил: «В сорок три года я вряд ли смогу снова играть, но, по крайней мере, это помилование очистит мою душу». Женщина, бросившая петарду, в итоге стала моделью для Playboy.
Сила судьбы
Barrilete cósmico (космическая комета) Виктора Уго Моралеса всегда была готова сгореть. То, что Марадоне удалось продержаться так долго, свидетельствует о необычайных ресурсах веры в себя и самообмана, не говоря уже об исключительных способностях. Трудности, с которыми он столкнулся в первой половине десятилетия, теперь уступили место спортивной славе и сопутствующим ей фанфарам. В «Наполи» Марадона преобразил клуб, который до его прихода лишь на одно очко оторвался от зоны вылета, хотя успех приходил медленно. В его первый сезон в Италии «Верона», болельщики которой имели репутацию открытых расистов*, выиграла Скудетто, в то время как «Наполи» пришлось прозябать в середине таблицы. Два сезона спустя, в 1986/87 годах, клуб выиграл свой первый титул, а также Коппа Италия.
Экстравагантность клуба, который подписал Марадону за рекордные £7 млн., что не понравилось жителям города, в котором не было нормальной инфраструктуры и канализации, казалось, подтолкнула умные клубы Пьемонта и Ломбардии. Неаполь подошел Марадоне так, как никогда не подошла бы «Барселона». Мало того, что клуб представлял аутсайдера, так еще и культура города не отличалась от культуры Виллы Фьорито, где он вырос. Здесь Марадона больше не был чужаком, или, что еще хуже, в глазах каталонцев — sudaca (уничижительный термин для южноамериканцев).
Это были золотые годы Эль Пибе, но и время, когда он был подвержен искушениям, особенно удовольствиям богачей. Его образ жизни приобрел все атрибуты эпатажного демимонда, с его выпивкой и наркотиками, проститутками и мафиози. Наркотик, кокаин, который он впервые попробовал в Барселоне, взял верх. Город обладает опьяняющим эффектом, как обнаружил Гете за два века до этого. «Неаполь — это рай; все живут в каком-то опьяненном забвении себя. То же самое происходит и со мной: я с трудом узнаю себя, кажется, что я совсем другой человек. Вчера я подумал: либо ты был сумасшедшим раньше, либо стал им сейчас»[69].
И все же этот наглый молодой аргентинец дал южной Италии голос, который гласил: «Неаполитанский чемпион, к черту нацию»[70]. В следующем году «Наполи» уступил Скудетто «Милану» с разницей в три очка. За пять матчей до конца сезона Партенопеи [Название происходит от древнего наименования Неаполя — Партенопея, прим.пер.] опережали своих соперников на четыре очка. К тому, как нехарактерно для клуба не удалось сохранить набранный темп, относились с некоторым подозрением, особенно учитывая компанию, которая теперь была у Марадоны. Его отношения с неаполитанскими тифози ухудшались по мере того, как его выступления становились все более непредсказуемыми. Одно дело — крики и свист болельщиков, другое — критика в прессе за его выходки на поле и за его пределами. Паранойя и конспирология теперь находились в симбиотических отношениях. Тем не менее в сезоне 1989/90 годов, когда перед ним замаячила перспектива вести за собой сборную Аргентины на чемпионате мира, Марадона забил 16 голов, чтобы помочь «Наполи» одолеть соперников из «Интернационале» и «Милана». На юге Италии к нему еще сохранялась привязанность, но вся остальная страна уже успела возненавидеть миниатюрного аргентинца. Когда в 1990 году Италия принимала свой второй чемпионат мира по футболу, Марадоне предстояло узнать, насколько сильно.
Хотя Англия и Германия по разным причинам сентиментально вспоминают «тот самый вечер в Турине», сам турнир получился посредственным. Его настоящей изюминкой стал гениальный маркетинговый ход, который принес классическую музыку в массы в виде «Трех теноров» — Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррераса. (Исполнение Паваротти «Nessun dorma» станет фирменной мелодией турнира). В кои-то веки Уругвай выглядел так, словно мог вернуть былую славу и отойти от позорного выступления четырехлетней давности. В своем стартовом матче уругвайцы играли уверенно, понимая, что капитуляция Испании — лишь вопрос времени. Когда Вильярроя сыграл рукой в штрафной площади, Рубен Соса подошел к точке. Позже он признался, что заранее изучил, как Субисаррета отбивает пенальти, но в итоге его тщательная подготовка оказалась бесполезной. Промах — он запустил мяч высоко над перекладиной — разрушил мечты Уругвая. Уверенность страны, и без того не отличавшейся решительностью, была легко поколеблена. Бывшие чемпионы мира вышли из группы только с третьего места, а Испания стала победителем группы. В следующем раунде итальянцы показали, насколько бессильны уругвайцы. Риоплатенсе вернулись к оборонительной манере и были уничтожены двумя голами во втором тайме. Казалось, что игроки все еще переживают из-за не забитого Сосой пенальти.
Маловероятным претендентом на футболку Адзурро, не говоря уже о Золотой бутсе, был Сальваторе Скиллачи, который забил первый гол в матче с Уругваем, завершившемся со счетом 2:0. На месяц турнира, несмотря на свое сицилийское происхождение и принадлежность к рабочему классу, Скиллачи стал национальным героем. Как и большинство летних романов, этот роман будет недолгим. Марадону, напротив, очерняли с самого начала. В матче открытия турнира Аргентина встретилась с Камеруном — командой, чьи бурные выступления придали блеск разочаровывающему в остальном турниру. Марадону освистали, когда объявили его фамилию. Его недоброжелатели, должно быть, были не менее довольны, когда чемпионы мира потерпели поражение со счетом 0:1. Тем не менее, Аргентина обыграла Советский Союз и сыграла вничью с Румынией и вышла в следующий раунд как лучшая команда, занявшая третье место. Бразилия — в очередной раз — ждала аргентинцев. На восьмидесятой минуте тонкий пас Марадоны через ноги бразильца вывел Клаудио Каниджу на ударную позицию, которую Хуан Састурен назвал «величайшей и самой несправедливой контратакой в мире»[71]. Против атакующей игры Бразилии — она была неустанной — Билардо выбрал оборону и контратаку. Свою роль сыграла и тактика надувательства. Говорят, что аргентинцы дали левому защитнику сборной Бразилии Бранко воду, подмешанную в успокоительное, из-за чего он потерял концентрацию и не мог сосредоточиться. Полтора десятилетия спустя Билардо отказался признать или опровергнуть факт уловки. Гол отправил бразильцев домой, и небезосновательно. Для страны, которая показала всему миру, как нужно играть, введение Лазарони либеро, особенно против Швеции и Коста-Рики, было сущим наказанием. Бразилия все еще пыталась найти правильный баланс между атакой и обороной.
Путь Аргентины в финал облегчили две серии пенальти, но сомнительное назначение такого удара против Германии в итоге вывело их дальше. Несмотря на два промаха в серии пенальти в матче с Югославией, Аргентина пробилась в полуфинал. Серхио Гойкочеа, запасной вратарь, заменил Нери Пумпидо, сломавшего ногу в матче с Советским Союзом, и стал спасителем Аргентины. Марадона и его команда вернулись домой в Неаполь, где Аргентине выпала игра с Италией.
Когда Антонио Матаррезе, президент Итальянской федерации футбола (FIGC), призвал к национальному единству и попросил неаполитанцев поддержать свою страну, Марадона быстро ответил: «364 дня в году вы считаетесь иностранцами в своей собственной стране; сегодня вы должны сделать то, что они хотят — поддержать итальянскую сборную. А я, между тем, 365 дней в году — неаполитанец». Но даже величайший игрок «Наполи» не смог преодолеть национальную преданность. На одном из баннеров было написано: «МАРАДОНА, «НАПОЛИ» ЛЮБИТ ТЕБЯ, НО ИТАЛИЯ — НАША СТРАНА». И все же, когда Скиллачи открыл счет, как и в предыдущем матче с Ирландией, не все итальянцы праздновали. Во втором тайме Аргентина создала больше пространства и движения, что позволило Олартикоэчеа отдать пас на голову Каниджи, который пробил мимо отыгранного Вальтера Дзенги. Это был первый пропущенный гол Дзенги на турнире, в котором ему не повезло, но в конечном итоге он был виноват. Дополнительное время, которое, казалось, никогда не закончится, не смогло выявить победителя. В серии пенальти Марадона, провалив матч с Югославией, не ошибся с попыткой. Когда аргентинец побежал обратно к своим товарищам по команде, стадион затих. Второй сейв Гойкочеа обеспечил Аргентине место в финале. Однако празднования были недолгими.
В Риме, против только что объединенной Германии, Аргентина пережила один из самых неудачных моментов в своей спортивной истории. Во время исполнения национального гимна Аргентины, который Билардо решил сократить, чтобы команда не терпела издевательств, Марадона посмотрел налево и произнес «hijos de puta» [сукины дети] один раз, а затем еще раз, чтобы подчеркнуть. Для Билардо, имевшего репутацию жесткого человека, это было самое тяжелое поражение в его жизни. Вину за это возложили на его коллегу-медика из риоплатенсе, Эдгардо Кодесаля. Родившийся и выросший в Уругвае, недавно натурализованный мексиканский арбитр взял свою жизнь в свои руки, назначив пенальти в пользу Германии за пять минут до конца матча за неудачную атаку на Руди Фёллера. Его решения уже вызвали гнев аргентинцев, когда он удалил Монсона за фол на Клинсманне, который совершил самый театральный нырок. Аргентина заканчивала матч вдевятером.
Если в 1986 году Аргентина заслужила победу, то четыре года спустя она не заслужила даже места в финале. Лучшее футбольное зрелище позволило немцам отомстить. Сама игра была слабой и положила начало традиции неинтересных финалов Кубка мира. В современной игре слишком многое можно было проиграть. Пабло Алабарсес запечатлел неудачное выступление Аргентины: «В Италии 1990 года, с ужасной командой, поддерживаемой тем малым, что мог сделать страдающий от травм Марадона, Билардо прибыл на финал против Германии, опираясь на двойную преемственность: незаконную практику — насилие [на поле] и некоторые другие приемы — и параноидальный дискурс в теории глобального заговора, озвученной Марадоной»[72].
В октябре 1990 года Марадона объявил о своем уходе из международного футбола. «Это было все равно что вырвать собственное сердце», — говорил он[73]. В следующем году игра изгнала, хотя и ненадолго, запятнавшего себя El Pibe de Oro, когда он был дисквалифицирован на пятнадцать месяцев за употребление кокаина. Теперь его жизнь превратилась в круговорот критики, заговоров и возвращений. Мексиканский писатель Хуан Вийоро считает, что «[критика Марадоны] была очень меткой и имела ограниченный характер: Жоао Авеланж не заслуживает места на [футбольном] поле, потому что он игрок в водное поло и политик; ФИФА не должна разрешать одиннадцати мужчинам с диареей играть в полдень в Мексике, на высоте 2200 метров над уровнем моря и в «час равиоли». Марадона прав в том, что касается злоупотреблений, которым подвергались игроки, но не может быть Тупаком Амару в коротких штанишках»[74]. К 1994 году он взял исполнение закона в свои руки, начав стрелять из пневматической винтовки по журналистам возле своего дома в Буэнос-Айресе. Оглядываясь на карьеру аргентинца, один психолог считает, что «грандиозные и бредовые убеждения тяжело бьют по психике, и Марадона заплатил сполна». Переверните мессианское заблуждение, и вы обнаружите сомнения, неуверенность и часто ненависть к себе. Марадона рассказывал о том, что в детстве он буквально упал в канаву с человеческим дерьмом. Этот запах так и не выветрился из его ноздрей, он никогда не забывал, откуда он поднялся. И, возможно, какой-то уголок его души так и не смог избавиться от ощущения, что он «дерьмо»»[75].
Движимый непоколебимым чувством судьбы, Марадона снова выведет свою страну на поле, приложив нечеловеческие усилия, чтобы набрать форму к чемпионату США 1994 года. Его бывший партнер по «Барселоне» Бернд Шустер был однозначен в своей оценке: «Если бы Диего был немцем, он бы не играл на этом чемпионате мира. Только человек с менталитетом аргентинца и гением Марадоны способен совершить эту глупость в его возрасте, особенно после стольких сражений». Физическое преображение — он похудел на 12 килограммов — и безумное празднование после его удара левой ногой в матче с Грецией говорили о многом. Так же как и тест на наркотики, который обнаружил в его организме эфедрин, фенилпропаноламин, псевдоэфедрин, непсевдоэфедрин и метилэфедрин. Мишель д'Хуге, медицинский чиновник из исполнительного комитета ФИФА, заявил: «Марадона, должно быть, принимал коктейль из наркотиков, потому что пять идентифицированных веществ не встречаются в одном препарате»[76]. Сыграв всего два матча, Марадона был отстранен от участия в соревнованиях до конца сезона. ФИФА нуждалась в аргентинце, чтобы обеспечить коммерческий успех турнира, и теперь ей нужно было как можно быстрее разобраться с ситуацией. Запрет должен быть вынесен позже. Однако шок от этого события не утихал даже после досрочного вылета Аргентины из турнира.
Сидя на стуле в грязном гостиничном номере, Марадона имел вид человека, только что осознавшего масштаб своих действий. Ошеломленный, он сказал: «Me cortaron las piernas» («Мне отрезали ноги»). Он знал, что теперь его карьера закончена. Если бы он прочитал «Rayuela» [«Игру в классики»], роман своего соотечественника Хулио Кортасара, ему бы вспомнилось высказывание Жака Ваше: «Rien ne tue un homme comme d'être obligé de représenter un pays» («Ничто так не убивает человека, как обязанность представлять свою страну»).
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе, другом спорте (и не только)
