Андреас Кампомар, «¡Golazo!» Глава 6: Кого боги хотят уничтожить, 1950-1960, ч.2
Como el Uruguay No Hay (Нет места лучше Уругвая)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ, 1800-1950 ГГ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МЯЧ НИКОГДА НЕ УСТАЕТ, 1950-2014 ГГ.
Люди с другой планеты
Если чемпионат мира 1950 года заново познакомил Европу с многогранным блеском южноамериканского футбола, то турнир, состоявшийся четыре года спустя, показал, что скрывается за железным занавесом. Уругвай, пускай, никогда не проигрывал на Кубке мира, а Бразилия надеялась преуспеть там, где потерпела неудачу, но обе страны были уничтожены блестящей командой мадьяр. Венгрия была непобедима в течение четырех лет и завоевала золото на Олимпийских играх 1952 года. В мае 1954 года Венгрия опозорила английский футбол, разгромив его в Будапеште со счетом 7:1. Этот разгром последовал за трепкой 6:3 на «Уэмбли» годом ранее. Англичане были жадными до наказаний. Тед Бурджин, запасной вратарь сборной Англии, мог только удивляться с бровки. «Они как люди с другой планеты»[39].
Чемпионы мира выглядели в финале лучше, чем четыре года назад. Хотя чехи в это не верили даже после того, как были переиграны в своем стартовом групповом матче. В их утверждении, что «кто бы ни выиграл Кубок мира, это будут не уругвайцы», чувствовалась определенная доля горечи. (Через три дня Чехословакия уступила Австрии, пропустив пять голов). Уругвай включил свой стиль в игре с Шотландией, которая проиграла им со счетом 0:7 в отвратительной игре. Борхес, левый нападающий «Пеньяроля», который шесть лет спустя забьет первый гол в кубке Либертадорес, оформил хет-трик, а Мигес и Аббади сделали по дублю. Уругвайцы преподали создателям игры в пас болезненный урок. Англия, изобретательница футбола, будет следующей.
В жаркий день, который больше подходил Уругваю, чем их соперникам, Борхес открыл счет уже через пять минут ловким ударом с разворота. Защитники сборной Англии выглядели так, словно их посадили на мель. Англия сравняла счет, но Варела забил с дальней дистанции ударом с лета. Несмотря на то, что сборная Англии продемонстрировала яркую игру, уругвайцы были слишком техничны. Это сослужило им хорошую службу, когда на поле их стали преследовать травмы. Аббади не мог нормально бегать, порвав связку, а Андраде и Варела играли с растянутыми мышцами. Счет 4:2, возможно, польстил уругвайцам, но то был Уругвай во всей своей красе. Лондонская газета Times с восторгом восхваляла артистизм уругвайцев. «Они ласкают и гладят мяч с выражением удовлетворения. Им нравится этот мяч, и они хотят его сохранить, часто вынимая его подошвой ноги из подката, как будто катают кусочек масла. Жонглирование и точность их коротких пасов порой вызывают недоумение... в момент артистического достижения — это все убранство циркового ринга и вся вычурная игра латинского тореадора»[40]. Артур Эллис, английский судья, позже написал: «Я еще не видел, чтобы Англия играла так хорошо и при этом проигрывала»[41].
Бразилия, как и Уругвай, заняла первое место в своей группе, разгромив Мексику со счетом 5:0 и сыграв вничью с Югославией. Теперь Бразилии предстояло сразиться с Венгрией, командой, забившей 17 голов в двух матчах.
Бразильцам не слишком везло с британскими арбитрами. Джордж Ридер руководил решающим поражением Бразилии в 1950 году. Артур Эллис, которому поручили судить матч Бразилия - Венгрия, и который думал, что теперь ему удастся провести лучший матч в своей жизни, был жестоко разочарован. С самого начала бразильцы стремились использовать не мастерство, а враждебность. Вечно терпеливые венгры наконец сдались. Постоянные симуляции привели к тому, что Сантуш и Божик были удалены с поля за драку. Это больше соответствовало уругвайской тактике. Бауэр был единственным игроком, «выжившим» после «Мараканы», и Бразилия была лишь тенью себя прежней.
Финальный свисток не положил конец насилию. Когда игроки пытались покинуть поле, на поле начались драки между зрителями и полицией. Бразильцы, проигрывавшие со счетом 2:4, казалось, направили агрессию риоплатенсе в русло, когда затеяли драку в раздевалке венгров. Газета Times назвала этот матч «одним из самых ожесточенных, яростных и напряженных матчей, которые, вероятно, когда-либо проводились — вот правильное слово... Две величайшие команды мира окончательно разрушили свое собственное превосходное мастерство, обнажив и попытавшись уничтожить друг друга с помощью неэтичной тактики. Никогда в жизни я не видел такой жестокой расправы, срубания противников, словно косой, а затем угрожающих взглядов и лукавых джебов, когда судьи матча были заняты чем-то другим... История должна присвоить этой игре название «Битва при Берне»»[42].
Позднее Эллис напишет в своих мемуарах: «Я не был в Бразилии много лет. Мне сказали, что если я осмелюсь въехать в эту страну [Бразилию]... меня расстреляют»[43]. Он никогда не удалял игроков в матчах сборных, а теперь на его счету таковых уже три. Позднее он будет упрощенно оценивать матч, утверждая, что это была «битва политики и религии» (венгерский коммунизм против бразильского католицизма)[44]. После матча одна бразильянка сделала совершенно не женский жест, плюнув на стекло его машины.
После поражения от, пожалуй, одной из самых талантливых команд, когда-либо игравших в эту игру, бразильцы сделали то, что у них получается лучше всего: они ополчились на самих себя. Жоау Лира Фильо написал язвительный обвинительный акт в адрес бразильской психики. Раса вновь сыграла свою роль в вынесении решения:
Бразильским игрокам не хватало того, чего не хватает бразильскому народу в целом... Причины... затрагивают основы социальных наук в сравнительном изучении рас, окружающей среды, климата, привычек питания, духа, культуры, индивидуальных и общих жизненных процессов... Они восходят к самой генетике. Несомненно, Венгрия, как и многие другие страны, имеет лучшую предрасположенность к тому, чтобы вооружить свою звездную команду лучшими положительными качествами. Психосоциальное состояние наших людей все еще остается зеленым... Учитывая состояние бразильского народа, только по воле случая или непредвиденных обстоятельств мы можем стать чемпионами мира по футболу и установить гегемонию в этом виде спорта... В бразильском футболе яркое украшение придает матчу художественную выразительность в ущерб доходности и результатам. Показушность ставит под угрозу конкуренцию. Было бы легко сравнить физиогномику бразильской команды, состоящей в основном из чернокожих и мулатов, с физиогномикой аргентинского, немецкого, венгерского или английского футбола... Он не встречается с олимпийской аристократией, которой суждено периодически высказываться.[45]
Уругвай, не побеждавший в матчах Кубка мира с 1930 года, столкнулся с новым мировым порядком. Венгрия была, пожалуй, лучшей командой, с которой когда-либо играли уругвайцы. Кроме того, Уругвай остался без Варелы и Аббади из-за травм, и без меркантильного Мигеса — из-за размолвки с руководством команды. Венгрия, все еще разъяренная враждебностью Бразилии, опасалась уругвайской вспыльчивой команды. Матч, проходивший под проливным дождем, превзошел все ожидания: он стал одним из величайших матчей в истории. К сожалению, это был только полуфинал.
Даже без травмированного Пушкаша Венгрия была грозной. Через 13 минут Чибор замкнул удар головой от Кочиша и вывел европейцев вперед. Венгры ни в коем случае не контролировали игру, хотя и владели мячом. Через минуту после начала второго тайма Будай сделал кросс, который Хидегкути замкнул ударом головой в полете. Уругвай, несмотря на отличную игру, вряд ли смог бы собраться с силами. И все же эти два гола, похоже, только их подстегнули. За 15 минут до конца матча Скьяффино, прекрасно игравший на более глубокой позиции, идеальным пасом вывел на ударную позицию уроженца Аргентины Хуана Хохберга. Уругвай все еще был в игре при счете 1:2. Одиннадцать минут спустя Скьяффино выполнил ту же комбинацию, и Хохберг сравнял счет. Однако дополнительное время оказалось жестоким для чемпионов мира, когда удар Скьяффино/Хохберга пришелся в стойку ворот. Двое венгерских защитников пытались прервать удар, но вместо этого сбили его с ног. Больше Скьяффино ничего не смог сделать до конца матча. Однако футбольные боги улыбнулись венграм, которые дважды попали в сетку ворот благодаря ударам Кочиша.
Возможно, уругвайцы, по словам венгерского менеджера Дьюлы Манди, были лучшей командой, которую венгры когда-либо побеждали, но их момент под солнцем уже закончился. В матче за третье место, в котором уругвайский футбол никогда не преуспевал, риоплатенсе опустили руки и уступили Австрии со счетом 1:3. Самоуничижение, связанное с не попаданием на чемпионат мира, стало для страны непозволительной роскошью. К следующему чемпионату мира Уругвай не сможет квалифицироваться на тот самый турнир, который он впервые принимал.
К 1956 году было организовано еще одно соревнование, призванное установить футбольную гегемонию среди атлантических республик. За 20 лет кубок Атлантики (или Taça do Atlântico) будет разыгран всего три раза, и каждый раз победа доставалась Бразилии. Для Уругвая турнир обернулся катастрофой: Ла Селесте удалось подняться со дна турнирной таблицы только после того, как в 1960 году к ним присоединился не имеющий выхода к морю Парагвай. В матче открытия инаугурационного турнира Уругвай вернулся на место своей самой знаменитой победы. «Маракана» больше не замолкнет. На этот раз в роли злодея из пантомимы выступил Мигес — его склонность к трюкам, таким как mondonguillo (перебрасывание мяча через соперника тыльной стороной пятки), скрывала дурной нрав. Folha da Manhã восклицала: «Мигес (всегда он!) спровоцировал беспорядки на «Маракане»». (Газета опубликовала фотографию, на которой Мигеса удерживает от нападения на судью его товарищ по команде Андраде). После того как он был удален за то, что набросился на Элио, еще четверо уругвайцев были изгнаны с поля. Даже один из лайнсменов стал бить Рамоса своим флажком. К концу матча на поле было всего шесть уругвайцев. Уругвайская склонность к насилию не обошла стороной и A Noite: «Уругвайцы превратили поле «Мараканы» в боксерский ринг». Команда с Ривер Плейт проиграла со счетом 0:2.
В то время как Латинская Америка, возможно, производит одни из лучших футболов в мире, она также была местом проведения одного из худших. Кубок CCCF (Confederación Centroamericana y del Caribe de Fútbol) был основан в 1941 году, чтобы предложить республикам Центральной Америки и Карибского бассейна соревноваться в футболе. В 1957 году Кюрасао принимал турнир, в котором участвовали Гаити, Гондурас, Панама и Куба. Хотя стадион вмещал 11 000 зрителей, поле представляло собой не более чем грунтовую дорожку. Футбол, может быть, и был несерьезным, но задор игроков не прошел бы даром на стадионах Рио-де-ла-Плата. Английский арбитр Артур Эллис зафиксировал комичную сцену на матче между сборными Гондураса и Кубы, когда судья прекратил игру за 15 минут до конца тайма: «Внезапно все резервисты Гондураса, сидевшие на скамейке неподалеку от места происшествия, вскочили, когда кубинец нанес ответный удар ногой, и, в буквальном смысле, началась драка. Гондурасские резервисты начали драться с кубинцами... На протяжении всего этого пятиминутного фарса я не видел ни одного точного удара, и это было похоже на то, как если бы два тяжеловеса пытались сражаться с завязанными глазами»[46]. Вражда длилась недолго: через два часа дух латинского братства был восстановлен.
Международный футбол не был добр к Мексике. Несмотря на то, что центральноамериканская республика участвовала в первом Кубке мира в Монтевидео, свое первое турнирное очко она заработала лишь в 1958 году в матче с Уэльсом. За прошедшие годы было одержано множество побед, хотя многие из них были одержаны против слабых соперников в лице республик Центральной Америки, Кубы, Гаити и Соединенных Штатов. В 1950 году Мексика провела два товарищеских матча с Испанией, во втором из которых хозяева поля впервые сыграли вничью с европейской сборной. В следующем месяце все было как обычно: три матча на Кубке мира закончились тремя поражениями.
Мексика плохо играла на выезде. Сборной не только было трудно конкурировать с традиционными футбольными республиками, но и она была подвержена тоске по родине за границей. Об этом свидетельствует один из самых известных анекдотов мексиканского футбола. На пути к чемпионату мира 1958 года мексиканская команда оказалась в Лиссабоне. Однажды вечером пропал Хосе Вильегас, защитник «Чиваса» (клуб «Депортиво Гвадалахара»). В конце концов его нашли сидящим под деревом на территории отеля. На вопрос менеджера, почему его нет в столовой, Вильегас ответил: «Как я могу ужинать, если они приготовили такую ужасную еду? Что я хочу, так это чалупас [фаршированный тостадас], несколько хороших сопе [толстая тортилья с начинкой] или пусоле [тушеное мясо], а не эту мерзость, которая даже не мексиканская»[47]. У мексиканцев в этих вопросах были свои правила. За четыре года до этого, в Швейцарии, по словам журналиста Мануэля Сейде, один из игроков воскликнул: «До сих пор я питался только эскалопами, молоком и маслом. Я бы хотел свиные фрикадельки, такие, как делает моя мама». И его глаза загорелись»[48].
Хосе «Ямайкон» Вильегас стал воплощением того, что мексиканцы называют «синдромом Ямайкона»: неспособности мексиканского футбола показывать себя за рубежом во всей красе. Это условие во многом изолирует игру. И все же это был невроз, относящийся не только к мексиканскому футболу. Другим латиноамериканским республикам будет сложно играть за границей. Это не вопрос другого стиля игры, скорее вопрос культуры. Нелегко будет избавиться от неуверенности третьего мира, когда тот сталкивается с развитыми странами.
Смерть La Nuestra
На протяжении десяти лет две сильнейшие футбольные республики Латинской Америки избегали друг друга. С 1946 по 1956 год Бразилия не играла с Аргентиной ни в одном соревновательном матче. В последний раз обе команды встречались на стадионе команды «Ривер Плейт» «Эстадио Монументаль» в решающем матче Чемпионата Южной Америки 1946 года. «Тучо» Мендес сделал дубль, выведя бразильцев вперед. Тучо, который вместе с Зизиньо остается рекордсменом по количеству забитых мячей, был увековечен в фильме 1953 года Con los mismos colores («В тех же цветах»). В фильме рассказывается о карьере трех игроков — Тучо, Марио «Эль Атомико» Бойе и Альфредо Ди Стефано — от баррио до Первого дивизиона. Перед матчем Бойе произносит объединяющую фразу: «Они могут быть разными, но цвета у них одни»[49]. Для аргентинцев баррио продолжало оставаться страной в целом. Позже Тучо красноречиво заявит: ««Уракан» был моей девушкой, «Расинг» — моей женой, а сборная [seleccción] — моей любовницей».
Может быть, в 1950 году уругвайцы и одолели Бразилию, но Аргентина оставалась командой, которую нужно было победить. Когда в 1956 году Бразилия обыграла Аргентину с перевесом в один мяч, это был первый случай победы над соперниками в турнире с 1922 года. Аргентина стала казаться практически непобедимой на чемпионате в то время, когда такие континентальные матчи против слабых соперников, в которых форварды выстраивались в очередь, чтобы забить, случались все реже. Даже аргентинская машина для забивания голов Анхель Лабруна считал, что «южноамериканские турниры становятся все сложнее и сложнее»[50]. Через пять месяцев после поражения Аргентины обе команды встретились в Авельянеде перед 80 000 зрителей. Витторио Поццо сказал о матче Кубка Атлантики (Taça do Atlântico): «Красота игры была выдающейся. Очень редко можно увидеть две команды, которые так умело контролируют мяч. Я видел мало матчей с таким техническим мастерством. В Европе такого не увидишь».
Чемпионат Южной Америки 1957 года подтвердил, что Аргентина на голову выше своих южноамериканских собратьев. В Лиме команда забивала всё что только можно: 8:2 против Колумбии, Эквадор и Уругвай были повержены со счетом 3:0 и 4:0 соответственно, а сборная Чили обыграна со счетом 6:2. Бразилия пусть и обыграла Колумбию со счетом 9:0 — Эваристо оформил хет-трик за четыре минуты до перерыва и добавил еще один мяч во втором тайме — но против Аргентины команда капитулировала. После поражения со счетом 0:3 Нельсон Родригес был язвителен в своих оценках: «Сборная [Бразилии] ничего не сделала, абсолютно ничего. Ужасные технически, тактически и психологически, мы, без сомнения, избежали астрономического разгрома»[51]. Даже по латиноамериканским меркам аргентинские форварды были исключительными. Неудивительно, что Педро Эскартин, испанский арбитр и журналист, считал, что Аргентина станет главной достопримечательностью чемпионата мира по футболу в Стокгольме.
Молодой триумвират в составе Сивори, Анхелильо и Маскио, известный как «Трио смерти», был просто великолепен: в шести матчах они забили 20 мячей. Однако больше они не сыграют за сборную Аргентины. К концу года все три игрока переехали в Италию, где получили итальянское гражданство. Уход «Ангелов с грязными лицами» сделает Аргентину беззубой в атаке. «Ювентус» заплатил £91 тыс. за Сивори, великолепного дриблера, а Анхелильо и Маскио отправились в «Интер» и «Болонью» соответственно. Сивори забил 135 голов за «Ювентус», несмотря на то, что приобрел репутацию лентяя и халатно относился к тренировкам. Континентальная принадлежность не имела никакого значения, когда менеджером «Ювентуса» был назначен парагваец Эриберто Эррера. Сивори рассорился с «железным сержантом» и переехал в Неаполь, где однажды под смех неаполитанцев медленно завязал шнурки на глазах у своего бывшего менеджера. Анхелильо также не понравится своим работодателям, включая Эленио Эрреру и совет директоров «Интера». Он обладал не только внешностью (усы кинозвезды 1940-х годов и зачесанные назад волосы), но и изысканным первым касанием. Во втором сезоне ему удалось забить 33 гола в 33 матчах, но и этого оказалось недостаточно, чтобы «Интер» завоевал титул. Анджело Моратти однажды сказал о нем: «Анхелильо — актер, когда он хочет, он лучший актер из всех, когда не хочет, он прячется»[52]. Его делу не помог публичный роман с итальянской певицей, для которой он, казалось, приберегал свои лучшие выступления. Перспективы, которые он продемонстрировал на международной арене, так и не были реализованы: он лишь дважды сыграл за сборную Италии, а из-за того, что он не дослужил до конца военной службы, ему не разрешали вернуться в Аргентину в течение 20 лет.
При всех громких успехах «Ангелов с грязными лицами» за рубежом, гол года — если не десятилетия — должен принадлежать другому аргентинцу. Омар Корбатта, выступавший за «Расинг» и «Боку Хуниорс», забил всего два гола в чемпионате 1957 года, и его затмили товарищи по команде. Позже, в том же году, в отборочном матче чемпионата мира против Чили, он забил гол такого масштаба, что El Gráfico назвал его «самым невозможным в истории». Правый фланговый возвышенного качества, Корбатта был бесспорным мастером caño или обыгрыша между ног. (Марадона однажды назвал его аргентинским Гарринчей). Против Чили он будет использовать свои навыки с максимальной эффективностью. На сороковой минуте матча «Эль Локо» (Сумасшедший) получил мяч, обошел своего опекуна и, когда оставалось обыграть только вратаря, дождался, пока под него подкатится другой чилиец. Когда чилиец это сделал, Корбатта обвел и его и оказался перед воротами. И снова Корбатта остановился, а зрители умоляли его забить, а он ждал, когда его окружат игроки соперника. Теперь он притворился, что будет бить, обманул чилийского вратаря и защитников и мягко вколотил мяч в сетку. За год до этого Корбатта в похожей манере показал себя в матче с Уругваем и выставил Пепе Сасиа на посмешище. Нетерпимый в лучшие времена к такому колдовству, уругвайский футболист посчитал, что с него хватит и срубил Эль Локо. Когда аргентинец оказался на земле, Сасиа попытался утешить его, ударив ногой в рот. При всей своей гениальности на поле, Корбатта впал в алкоголизм и нищету. Не умея читать и писать, он всегда держал под рукой газету, когда давал интервью представителям прессы. Позднее, после игры, он даст печальную характеристику своей жизни: «В футболе нет друзей... Особенно когда у человека что-то идет не так. Все они исчезают»[53]. В течение многих лет латиноамериканская игра не заботилась о себе.
- - -
Недальновидность, не говоря уже о тщеславии, станет гибелью Аргентины на чемпионате мира 1958 года. Золотой век аргентинского футбола уже подошел к концу, но многие аргентинцы этого не заметили. Победа на Чемпионате Южной Америки 1957 года только укрепила веру страны в собственное превосходство. Настолько, что AFA совершила ошибку, не вызвав своих игроков из Европы, и самонадеянно предположила, что местные лиги производят достаточно качественных игроков для триумфа в Швеции. El Gráfico прозорливо заметил: «Менее вероятно, что [команда] станет чемпионом мира, чем то, что она будет хорошо играть»[54].
Западногерманский менеджер Хербергер руководствовался логикой, а не эмоциями, и отказался от запугивания перед стартовым матчем с Аргентиной. Отсутствие международных соревнований не сделало аргентинский футбол сильнее. Более того, он поставил под сомнение слабое понимание аргентинцами европейской тактики. Хербергер доказал правильность своего тезиса, когда Западная Германия обыграла аргентинцев со счетом 3:1. Гильермо Стабиле, игравший против уругвайцев в 1930 году, без тени иронии заявил: «Мы не привыкли к такому жестокому футболу»[55]. В следующем матче Северная Ирландия не стала для них сложным соперником. Аргентина своей ловкой игрой ставила в тупик Северную Ирландию, хотя ольстерцам это не помогло. «Мне пришлось собрать всех игроков на поле и сказать им, чтобы они заткнулись, так как они только мешали друг другу», — говорит бывший капитан Дэнни Бланчфлауэр[56]. Хотя его полузащитник Джимми Макилрой, возможно, считал аргентинцев тучными и легкомысленными, они, тем не менее, были способны прорываться в атаку с головокружительной скоростью. Чехословакия в конечном итоге станет гибелью аргентинского футбола. За 90 минут чехи покончили с золотым веком, в котором был показан один из самых захватывающих футболов за всю недолгую историю игры. Чехословакия, уже сыгравшая с действующими чемпионами мира, Западной Германией, вничью 2:2, отнюдь не была исключительной командой. Но она разорвала на куски вялых аргентинцев, которые просто наблюдали, как один гол следует за другим. За несколько минут до конца матча El Gráfico опубликовал фотографию Гильермо Стабиле со склоненной головой и сложенными в оборонительной манере руками. Счет стал национальной катастрофой: 1:6. По возвращении в Аргентину команду забросали монетами, когда они прибыли в международный аэропорт Эсейсы.
Перед матчем изобретатель la nuestra Борокото вел себя надменно: «Правда в том, что все [команды] — опасные соперники. Посредственных [команд] не существует, а футбол распространился настолько, что удивительно находить хорошие стандарты в странах, не имеющих особых футбольных традиций»[57]. Неделю спустя мнение было не столь оптимистичным: «Аргентинская команда бедна. В этом нет ничего нового»[58]. И, несмотря на поражение, Борокото снова защищал футбол Ривер Плейт: «На Атлантике умеют играть в футбол лучше, чем во многих местах Старого Света»[59]. Возможно, он понимал, что скорость изменила игру, и что аргентинский ритм игры был медленным, но в той же статье утверждал, что «уругвайцы, самые медленные на Атлантике, смогли разгромить многие европейские команды»[60]. То, что Уругвай не прошел квалификацию в Латинской Америке, для него было неважно.
El Gráfico был одержим физической мощью немцев и тем, как на следующий день после матча они начали тренироваться, как и в любой другой день, в девять утра. Тем временем аргентинцы еще спали. Педро Деллача, который в 1957 году привел Аргентину к победе в Чемпионате Южной Америки, понял, что для многих игроков Кубок мира не имеет никакого значения. Как будто они играли очередной матч в Буэнос-Айресе. Хосе «Эль Нене» Санфилиппо олицетворял собой преобладающее отношение: «Я не бегаю в «Сан-Лоренсо»; не понимаю, почему я должен делать это в la selección»[61].
«Больше не полукровка среди народов»
В отличие от аргентинцев, Бразилия не оставит ничего на волю случая. Доктор Хилтон Гослинг, психолог команды, отправился в Швецию за год до чемпионата мира 1958 года, чтобы подготовиться. Он записал погоду, осмотрел территорию, оценил еду и развлечения. Были посещены двадцать пять городов, чтобы найти идеальное жилье. Когда Гослинг вернулся в Бразилию, он подал сорокастраничный отчет.
Этот методичный подход к игре стал отражением политики страны. К 1956 году действующий президент Жуселино Кубичек стремился реализовать свой Plano de Metas («План целей»), согласно которому пятидесятилетний прогресс должен был быть достигнут за пять лет. Город Бразилиа был создан с помощью 30 000 рабочих за 41 месяц, после того как работы начались в феврале 1957 года. Это были золотые годы Бразилии.
Но при всем своем таланте с мячом и без него, Бразилия не смогла довериться своим инстинктам. В бразильской психике все еще оставался глубоко укоренившийся комплекс. В условиях сложной конкуренции Бразилия не смогла собраться с силами. В 1956 году Нельсон Родригес все еще пытался объяснить то, что было глубоким изъяном в бразильском характере. «Я даже думаю, что в техническом плане мы великолепны, а в психологическом — непобедимы. Правда и то, что перед матчем с Венгрией мы были подавлены эмоционально. Повторяю: мы были побеждены одним из этих ужасов — тупых, иррациональных и бессмысленных. К чему этот животный страх, эта дикая паника? Никто не знает, как это объяснить»[62]. В отличие от Уругвая, который рано расцвел и знал, как побеждать, Бразилия этого не знала.
Для писателя Бетти Милана бразильцы остались мастерами изобретательства, причем в большей степени, чем их соперники по Ривер Плейт. «Бразильский игрок изобретает всевозможные способы, ведь... его учили изобретательству. Если у нас нет денег, то мы сделаем бубен из старой консервной банки. У нас нет шляпы для маскарадного костюма? Для этого подойдет старая коробка из-под сыра»[63]. Никто так не олицетворял этот стиль, как Мануэль дос Сантос, известный как «Гарринча», потому что в детстве он был маленьким, как птица-вьюнок, из Пау-Гранде.
Гарринча никогда не должен был играть в эту игру. Его ноги не были прямыми: одна была изогнута внутрь, а другая — наружу. Эта деформация имела свою компенсацию, позволяя ему ловко крутиться и поворачиваться. Он прославился своей способностью обходить игроков на дриблинге, хотя сейчас его стремительный темп часто упускают из виду. Когда у него брали интервью, он говорил: «Я часто иду в дриблинг только потому, что считаю это лучшим способом выигрывать матчи. Я никогда не делаю этого, чтобы выставить противника глупцом или унизить его»[64]. Такое отношение противоречило аргентинскому подходу, который наслаждался самим актом унижения. Однако для Гарринчи тактика была непрактична по отношению к его стилю игры. Перед поездкой в Швецию Бразилия провела два матча в Италии. С одинаковым счетом 4:0 были обыграны «Фиорентина» и «Интер». В одном из матчей Гарринча обошел на дриблинге четырех игроков соперника, включая вратаря, только для того, чтобы спокойно покатить мяч за линию ворот. «Но когда матч закончился, меня предупредили, чтобы я больше никогда так не играл!»[65]
Помня о своей репутации паникеров, бразильцы использовали психологические тесты в Сан-Паулу четыре года назад, и сейчас, когда нация все еще не оправилась от последствий последнего чемпионата мира, тесты были использованы снова. Гарринча набрал всего 38 очков из 123, что не позволило бы ему даже сесть за руль автобуса. Отсутствие агрессии на поле было расценено как еще одно свидетельство его неспособности выступать на международном уровне. Пеле также был проклят в плане прохождения тестов: «[Он] явно инфантилен. Ему не хватает боевого духа. Он слишком молод, чтобы почувствовать агрессию и ответить на нее соответствующей силой... он не обладает чувством ответственности, необходимым для командной игры»[66].
Поэтому на первые два групповых матча Гарринча и Пеле не попали в состав. Пускай Австрия и была повержена со счетом 3:0, но бразильские комментаторы посчитали, что команда не оправдала возложенных на нее надежд. Бразилия плохо играла, но хорошо выигрывала. В поединке с Англией бразильцы были намного лучше, хотя им повезло, что в их ворота не был назначен пенальти при нулевом счете. Когда они встречались девять лет назад, команды умудрились свести игру друг друга на нет. Томаш Маццони дал красноречивую оценку обоим стилям: «Англичанин считает игрока, который три раза подряд идет в дриблинг помехой, а бразилец — виртуозом». Английский футбол требует, чтобы мяч [двигался] быстрее, чем игрок; бразильский футбол требует, чтобы игрок был быстрее, чем мяч. В английском футболе дисциплина стоит на первом месте, а игроки — на последнем; в Бразилии игроки стоят на первом месте, а дисциплина — на последнем. Англичанин выходит на поле, настроенный либо на победу, либо на поражение; бразилец — либо на победу... либо на то, чтобы обвинить судью»[67].
Заключительный групповой матч против сборной Советского Союза стал высшим оправданием латиноамериканской игры. Гарринча вышел в стартовом составе, хотя остается неясным, было ли это решением грузного тренера команды Висенте Феолы или результатом силы игрока в лице Нилтона Сантоса. Наблюдая за игрой Курта Хамрина, талантливого нападающего, который забил 150 голов за «Фиорентину», за сборную Швеции, Феола воскликнул: «Его будет очень трудно остановить, он как южноамериканец». Нилтон Сантос ответил: «Пеле и Гарринча делают это лучше, чем тот гринго, а вы называете их индивидуалистами и недисциплинированными»[68].
В первые минуты бразильцы удивили своих соперников силой атаки. Гарринча, уклонившись от своего игрока, пробил в левую стойку ворот, а Пеле — в правую. Наконец Вава забил, когда до конца матча оставалось всего три минуты. По мнению многих наблюдателей, это были лучшие три минуты в истории футбола.
Без травмированного Джона Чарльза все шансы были направлены против Уэльса, соперника Бразилии по четвертьфиналу. Неукротимая оборона валлийцев компенсировала несколько беззубую атаку. Однако, несмотря на то, что Бразилия нанесла 31 удар по воротам против пяти у Уэльса, команды забили всего один гол на двоих. Гол Пеле во втором тайме с правой ноги стал одним из самых важных в его карьере, как для него самого, так и для его страны. Если бы Бразилия не выиграла этот матч, он мог бы изменить ход бразильской игры. Полуфинал против французов оказался легче, чем поединок с более решительными валлийцами. Хотя французы были лучше в техническом плане, Пеле считал, что Уэльс был самым опасным соперником Бразилии на этом турнире. В трех матчах Франция забила 11 мячей, но при этом пропустила семь. Это будет матч Пеле: после того как Жюст Фонтен сравнял счет после того, как Вава его открыл, он поразил своих товарищей по команде своей дерзостью: «Хватит терять время, давайте уже начнем». Во втором тайме он оформил хет-трик. Семнадцатилетний юноша добился своего. Не склонный к скромности в таких вопросах Жоао Авеланж, президент Бразильской конфедерации спорта (CBD), сказал: «Пеле очень многим мне обязан, и его долг передо мной начался в 1950-х годах, когда я дал ему шанс поехать в Швецию».
Финал Кубка мира наконец-то упокоит призраков «Мараканы». Швеция могла открыть счет уже через четыре минуты, но уверенность Джорджа Рейнора в том, что Бразилия запаникует, была ошибочной. Беллини пусть и достал мяч из сетки ворот, но именно Диди применил тактику Обдулио Варелы по замедлению игры. Он не торопился возвращаться на центр поля. Когда Вава пять минут спустя забил, бразильцы начали играть в свою естественную игру. Гарринча поразил левую стойку ворот красивым ударом, который заставил шведского вратаря попятиться. Однако на девяностой минуте Пеле оформил победный гол, опередив шведскую защиту и переправив мяч в ворота. По мнению английского комментатора Брайана Глэнвилла, «бразильцы в 1958 году были столь же впечатляющими в своем роде, как и венгры пятью годами ранее»[69]. Хотя не все с этим были согласны. Европейские комментаторы считали, что Бразилия была польщена отсутствием соперников — Уругвай и Венгрия в 1954 году были более удачливыми соперниками.
Педро Эскартин, испанский судья и журналист, понял, что футбол, возможно, изменился навсегда: «Когда Европа возьмет на вооружение многие южноамериканские достоинства, не теряя при этом своих собственных, а игроки по ту сторону Атлантики примут европейское добро, футбол достигнет вершины совершенства, которую сегодня символизирует Бразилия с ее практичным и ослепительным стилем»[70].
Для Нельсона Родригеса финальный свисток и поднятие трофея символизировали нечто более глубокое. «После победы в 1958 году бразильцы изменились даже физически. Помню, что после окончания игры между Бразилией и Швецией я увидел маленькую чернокожую женщину. Она была типичной жительницей трущоб. Но бразильский триумф преобразил ее. Она шла по тротуару с обаянием Жанны д'Арк. То же самое можно сказать и о чернокожих мужчинах, которые — привлекательные, блестящие, роскошные – выглядели как сказочные эфиопские принцы. Да, после 1958 года бразилец перестал быть дворнягой среди людей, а Бразилия — полукровкой среди народов»[71].
После катастрофического выступления Аргентины Ди Стефано и Маскио, аргентинцы, игравшие за сборные Испании и Италии соответственно, стали подвергать сомнению более снисходительные и показные постулаты lo criollo. Дриблинг, как таковой, теперь считался опасной роскошью. Одиннадцать лет спустя, в ответ на удручающую неудачу Аргентины в отборе на чемпионат мира 1970 года, El Gráfico вызвал призраков катастрофы в Хельсингборге:
У нас нет времени на поиски виновных в этом разочаровании. Мы не хотим этого делать, потому что убеждены в бесполезности этого действия, или, говоря иначе, в ее негативности. Когда катастрофа в Швеции с огромной силой обрушилась на нас, мы решили искать и указывать на виновных. Мы искали всех: тех, кто руководит, тех, кто поддерживает футбол, тех, кто освещает его, и тех, кто играет. И в ходе этой охоты на ведьм мы обнаружили несколько виновных и одну важную жертву — школу аргентинского футбола. В тот решающий момент мы начали терять нашу самую важную характеристику: индивидуальность игроков, рожденных для того, чтобы пробовать то, что они знают и чувствуют лучше всего. Необходимость стереть память о тех шести голах в Чехословакии подтолкнула нас к оборонительной игре, к вечному страху проиграть, который заставил нас забыть о необходимости и счастье забить больше голов, чем наш противник, чтобы победить. Необходимость преодолеть дефицит скорости и физического мастерства по сравнению с европейцами привела нас к беспорядочному подражанию, презрению к способностям и интеллекту. И так год за годом мы падали все ниже и ниже. Не будем обманывать себя почетной классификацией чемпионата мира по футболу в Англии: с помощью ментальной схемы страха мы пришли туда, где сегодня и находимся...[72]
После катастрофического выступления страны, чтобы оживить игру внутри страны, были использованы краткосрочные решения — местная особенность. По мнению аргентинского социолога Пабло Алабарсеса, «появление футбольного зрелища — термин, придуманный тогдашним президентом «Ривер Плейт» Антонио Либерти — заключалось в чисто экономическом жесте. Он был связан с привлечением иностранных игроков, особенно бразильцев, после успеха Бразилии на чемпионатах мира 1958 и 1962 годов. Этот опыт не привел ни к увеличению прибыли, ни к спортивным победам — аргентинский футбол продолжал терпеть поражения как на национальном, так и на клубном уровне»[73]. Хотя в большинстве случаев это было правдой, Чемпионат Южной Америки 1959 года оказался исключением. Аргентина не выигрывала чемпионат до 1991 года, и к тому времени он уже давно был переименован в Кубок Америки.
На своей земле Аргентина открыла счет, разгромив со счетом 6:1 появившуюся на свет Чили, страну, готовящуюся к чемпионату мира 1962 года. На следующий день Уругвай разгромил Боливию со счетом 7:0, хотя это скорее связано с недостатками боливийской игры, чем с уругвайским мастерством. Для Уругвая этот турнир был просто провальным, чему не способствовали внутренние разборки, в результате которых в течение 24 часов команда распадалась и формировалась заново. Низшей точкой стал матч с Бразилией, когда футбольное поле превратилось в поле боя для игроков соперников. Бразилец Алмир, которого позже убьют в одном из баров Рио, сделал только хуже, спровоцировав уругвайцев. Чилийский судья удалил четырех игроков, по два с каждой стороны, но это мало способствовало смягчению вспыхнувшей в конце матча вражды. В последние 10 минут Бразилия забила два гола, сделав счет 3:1. С четырьмя поражениями в шести матчах хуже дела в нижней части таблицы обстояли только у Боливии. Уругвайский футбол опустился на новую ступень. Капитан Умберто Мендивил, тренер сборной по физподготовке, попытался обратить вспять этот спад путем психологического профилирования команды на поле и вне его. И все же отвратительное выступление на Чемпионате Южной Америки не могло сравниться с полным унижением страны в отборочном матче Чемпионата мира 1958 года против Парагвая. На стадионе «Эстадио де Пуэрто Сахония», который в 1924 году был переименован в «Уругвай» после олимпийского триумфа уругвайцев, Парагвай забил пять безответных голов в ворота Уругвая. После матча Педро Сеа назвал это поражение худшим моментом в уругвайском футболе. По мнению газеты El País из Монтевидео, страна больше не может считаться футбольной державой.
Однако восемь голов Пеле на своем первом латиноамериканском турнире не смогли помешать Аргентине с перевесом в одно очко стать чемпионом. После блестящей победы в Швеции это было соревнование, в котором бразильцы могли позволить себе прийти вторыми. Баланс сил в южноамериканской игре уже изменился. И в республиках Ривер Плейт это прекрасно знали.
