30 августа 2023, 14:47 16 мин.

Ювентус. Хроники: раздавленный смертью своего благодетеля и наступлением Второй Мировой войны

Автор

Свою книгу о столетней династии семейства Аньелли журналист Херби Сайкс начинает с цитаты Марка Твена, навещавшего однажды Апеннины: «Турин - прекрасный город. Размахом своей планировки он, по-моему, превосходит все, что задумывалось когда-либо прежде». И это весьма точный удар в цель - город не пресыщен исторической подоплекой античных времен, он целиком и полностью являет собой задумку промышленников того времени вознести прежде зловонное место посреди Пьемонта в ранг одного из самых процветающих городов Италии.

И мог бы кто подумать, что причиной перевоплощения окажется спорт?

И прежде, чем мы начнем, не забудьте заглянуть в мой телеграм канал, где мы в ламповой и уютной атмосфере предаемся приятным воспоминаниям и обсуждаем современные новости под просмотр очередного матча «Ювентуса».

ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ ЮВЕНТУС/HARRY HOLE

Скоропостижная кончина первого президента Ювентуса из династии Аньелли стала невосполнимой трагедией для семьи и клуба. Джованни Аньелли ни при каких обстоятельствах не допускал, чтобы его личная скорбь просочилась за пределы фамильного особняка, но это невозможно было скрыть - утрата ощущалась в каждом последующем решении отца, потерявшего сына, и в каждом следующем безумном романе ветреной любительницы веселой жизни вдовы Вирджинии Бурбон дель Монте. А еще глубже скорбь въелась в черно-белую кожу каждого игрока Ювентуса: всего за 12 месяцев команда потеряла Каркано, Орси, Чезарини, Комби, Калигариса - а без прежнего благодетеля и фактически главного клубного фаната перспективы больше не выглядели столь радужными. Ювентус осиротел.

После официального окончания траура по погибшему Эдоардо Аньелли его овдовевшая супруга сняла черное и открыто объявила о своих отношениях с Курцио Малапарте.

Это во многих отношениях выглядело как крик о помощи. Курцио отнюдь не был ровней ни Эдоардо, ни самой Вирджинии. Одиозный писатель-публицист был куда больше известен как анархист и поборник устоев, не раз задерживаемый на очередном марше на Рим - вряд ли его можно было считать подходящей ставкой для Вирджинии. Но ее буквально снедало горе и желание как можно скорее заполнить образовавшуюся пустоту, отчего ставка на Малапарте выглядела логичной - бунтарская натура и вечные поиски себя нашли отклик в душе вдовы, а его идеи увлекали и интриговали. Разговоры о свержении режима, невозможный союз столь разных социальных слоев и безумные растраты на балы и вечеринки - именно так Турин видел роман Вирджинии и Курцио на протяжении последующих лет.

Их связь настолько интриговала и возмущала, что в общественной среде пошли разговоры о том, что младший отпрыск Аньелли - Умберто - был вовсе и не Аньелли, а бастард, достойный фамилии Малапарте. Джованни Аньелли совершенно не волновали сплетни - он как никто знал их суть и фундамент, однако новость о возможной свадьбе проигнорировать уже не мог. Услышав от служанок из Виллар-Перозо шепот о готовящемся предложении Курцио, Джованни инициировал судебное разбирательство, в ходе которого Вирджинию предупреждали о следующем - если она обручится с Малапарте, никто не воспрепятствует этому, но опека над внуками целиком и полностью перейдет Джованни Аньелли. В семье никто особо не осуждал подобные связи, даже при условии, что они были на стороне, но тот факт, что Малапарте был связан с коммунистами, мог сильнейшим образом подпортить репутацию династии, ведь Аньелли на протяжении многих лет тщательно выстраивал отношения с фашистской партией Муссолини.

Курцио Малапарте и Вирджиния Бурбон дель Монте

Вирджиния не желала воевать, поскольку понимала, сколь низки ее шансы на победу против столь могущественного соперника. Все условия Джованни по итогу были беспрекословно выполнены: вдова перевезла детей в Рим, куда переехала ранее сама, а от Малапарте публично отказалась в качестве своей партии. И казалось бы, что Джованни до связей молодой девушки, потерявшей супруга - но старшему Аньелли, без прикрас, нравилось иметь в семье настоящую дворянку, характер сноба и здесь давал о себе знать. И тот факт, что дворянская кровь в его внуках может быть разбавлена коммунистическим анархистом задевала за живое. Эта одержимость чистотой и благополучием, в некотором роде, и послужило первопричиной потери еще одной части семьи - в этот раз самой Вирджинии.

Графиня Бурбон дель Монте, которая так и не взяла фамилию Аньелли во избежание потери титула, с головой пустилась в богемную жизнь. Над ней более не довлел Джованни, а Курцио она окончательно потеряла, поэтому отдушину пришлось найти в совершенно иной сфере - растрате. Вирджиния беспрерывно ездила по Европе, скупала предметы искусства, принимала участие во всех доступных званных вечерах и балах, закупала тонны вечерних платьев и везде без остановки напивалась самым дорогим и элитным алкоголем. Детьми Вирджиния фактически больше не занималась, отдав их на откуп служанкам «этого невыносимого сноба» Аньелли.

Но несмотря на столь разные взгляды на жизнь, у Джованни и Вирджинии, помимо внуков, все же осталась еще одна общая страсть - это был Ювентус.

Одержимая любовью своего супруга к довольно внезапно открытому для семьи миру футбола и черно-белым цветам, она вместе с ним ликовала во время победоносной серии, присутствовала на открытии туринского стадиона имени Муссолини, и после каждого завоеванного Скудетто организовывала невиданный ранее в Пьемонте праздник. После смерти Эдоардо, между Вирджинией и Джованни состоялся разговор, в ходе которого было принято важнейшее для последующей истории Ювентуса решение - ее старший сын Джанни, которому на тот момент исполнилось всего 17 лет и который был так же без ума от футбола, отныне будет присутствовать на всех заседаниях совета директоров Юве. Разумеется, это присутствие должно было носить лишь символический характер, но каждый должен был понимать сущность взаимоотношений семьи Аньелли и туринского клуба - это фактически монархия, и после гибели короля и главного творца успеха именно его наследник примет на себя прежние обязанности, рано или поздно. Джованни намеревался как можно скорее ввести внука в курс дела происходящего в тонущем Ювентусе, чтобы тот в будущем проявил себя как истинный Аньелли и восстановил утраченное величие.

А утрата была весьма и весьма осязаемой.

После смерти Эдоардо Ювентус постепенно превращался в довольно заурядный итальянский клуб. Хоть семья и сохранила свой текущий пакет акций, управление было передано Маццонису и Кравери. Эти душные и невыносимо скупые старики совершенно не разделяли стремления к красивой игре или большим победам, во всем отныне искалась выгода и возможность заработать. Молодой Джанни ненавидел все те встречи, на которых ему приходилось выслушивать бубнеж директоров о том, как бы и кого продать в обмен на льготы и привилегии. Футбол, по его разумению, должен приносить радость, но какая же радость может рождаться в подобных беседах от людей, настолько далеких от самой игры? В этой связи внук Джованни стал все чаще пропускать собрания, вместо которых предпочитал охмурять очередную девушку, коих в его жизни было поболе, чем у его отца.

Несмотря на то, что Ювентусу уже вырвали сердце и продали его душу, некоторые перспективные части тела все еще функционировали. Команде удалось заменить ушедших легенд в лице Розетты и Калигариса приглашением в состав Альфредо Фони и Пьетро Равы. При учете того, что Феррари и Борель все еще были в строю, надежда на спасение от тотальной стагнации все еще сквозила в умах болельщиков. Что касается Равы - здесь ситуация напоминала анекдот, где обанкротившийся миллионер на последние крохи в кармане покупает лотерейный билет, который приносит ему очередное богатство.

Пьетро Рава был уроженцем Алессандрии. Несмотря на корни, воспоминаний о родной коммуне у игрока почти не осталось, поскольку в раннем детстве родители переехали в Турин, где Пьетро и провел большую часть своей жизни. Семейство обосновалось в районе Крусетта, где всего в 200 метрах от их дома стоял стадион Ювентуса.

«Оставляя открытым окно своей комнаты, по выходным я всегда слышал крики возбуждённой толпы. Когда я слышал неудержимый возглас тиффози, я отлично понимал то чувство, которым пьянит и влюбляет себя Ювентус»

Свои детские годы Рава провел на футбольном поле Дополаворо Ферроварио, которое находилось буквально через дорогу от стадиона Юве. Многие сотрудники клуба в обеденный перерыв собирались на трибунах с целью перекусить, наблюдая за игрой подростков, нередко подмечая для себя тот или иной талант, который затем можно было бы порекомендовать своему начальству. Одним из таких сотрудников оказался Греппи, руководивший ранее молодежной командой Юве, предпочитавший обедать в кабинете, но в этот раз сделавший исключение по просьбе товарищей. На поле в тот день он увидел молодого Раву, который с красным лицом чуть ли не с первых минут игры не останавливался ни на секунду и успевал разозлить каждого участника матча, включая и своих партнеров.

Греппи еще несколько раз приходил на игры молодежи, после чего позвал Раву попробовать себя со своей командой структуры Ювентуса. Несколько теоретических занятий и пара тренировочных сессий - вот и все, что предложили по итогу Пьетро, после чего о не будто бы забыли и более не связывались. Одержимый идеей найти себя в профессиональном футболе Рава не принял подобный отказ и лично поехал домой сначала к Греппи, а затем и к одному из руководителей тренерского штаба основной команды - едва не до ночи стуча в дверь, угрожая просидеть здесь неделю, если ему не дадут еще одного шанса. Увлеченные подобной настойчивостью, несмотря на юный возраст, функционеры приняли его в команду, но с одним условием - первые годы он проведет в дочерней команде, Виртусе, чтобы там набраться опыта игры с настоящими футболистами, а не только с городскими подростками.

Тренер Виртуса не стал позиционно ломать Пьетро и продолжал выставлять его на левый фланг обороны, где тому игралось легче всего за счет возможности постоянных скоростных пробегов в атаку и умению отходить в центр обороны, создавая таким образом в своей штрафной численное преимущество.

Летом 1935 года Рава вернулся в Ювентус, будучи куда более закаленным и голодным до игры. Всего за три года из надежды одного клуба Пьетро превратился в народного любимца всей Италии. Победитель Чемпионата мира и Олимпиады, единственный в своем роде триумфатор, уникальный в своем роде футболист - такие речи Рава слышал изо дня в день, с ними просыпался и ложился спать. Разумеется, подобный ажиотаж вокруг собственной персоны не должен был ограничиваться только сладостными напутствиями, игра должна получать соответствующую зарплату. А с этим возникли определенного рода трудности.

Проблема вокруг контракта возникла в тот момент, когда Рава сперва его продлил на два года аккурат перед Олимпиадой, а после победы посчитал, что запросил слишком низкую заработную плату. Клуб не обязан был пересматривать уже согласованные ранее условия, поскольку финансовое положение в Ювентусе после смерти Эдоардо оставляло желать лучшего, а пойди раз на уступки одному игроку, за ним тут же встанет целая очередь желающих получать больше.

Разгорался настоящий скандал: Рава клялся всем и каждому, что клуб уже пообещал ему огромную прибавку, директорат настаивал на обратном. В качестве компромисса Пьетро предложили подождать до конца сезона, где наверняка удастся выбить новые денежные вливания, что заметно облегчит положение Совета в области продления некоторых контрактов ведущих игроков. Но характер Равы не терпел ожиданий, а настоящий взрыв этой войны состоялся 5 февраля 1939 года - памятный выезд к Модене.

Модена не являлась ровней такому гранду, как Юве, тем более ее турнирное положение обязывало выжидать скорого вылета в низший дивизион, отчего матч представлялся болельщикам довольно рядовым на пути к более сложным соперникам. После того, как раздался стартовый свисток арбитра, Пьетро Рава встал как вкопанный и не сделал ни единого шага или просто движения. Подобный бунт был чем-то новым для Италии, отчего опешившие партнеры сперва просто извергали ругань и проклятия в сторону мятежника, а затем и вовсе попытались силой сдвинуть его с места. Рава стоял на своем и отказывался сходить с места. Модена забила гол, а в перерыве между таймами Маццонис ворвался в раздевалку, требуя объяснений. Руководитель настаивал на том, что с футболистом есть действующее контрактное обязательство, которое он не выполняет, а следовательно - игрок просто мошенник и плут. В ответ на это Рава швырнул в Маццониса свои бутсы и предложил тому самому выйти на поле. Второй тайм прошел ровно как и первый, Пьетро не сдвинулся с места. Модена победила 2:0, забивая каждый раз после прохода по левому флангу, а Раву, помимо денежного штрафа, до конца сезона отстранили от тренировок.

«Я хотел, считаться игроком команды серии А, то есть быть профессионалом. В течение долгих лет я посвящал всего себя футболу. Я начал постепенно, с молодёжи, как и сам Ювентус, моя единственная любовь, так почему же руководители не смогли удовлетворить мое единственное ответное желание? Так в Модене я решился на забастовку, и я скрестил руки на груди; я не стыжусь того, что сделал и открыто признаю это. То были трудные времена и для нас, футболистов, была лишь слава, но не богатство; я должен был думать о будущем, я сделал это ради своей семьи»

По словам Равы, бесконечные споры и ругань с руководством крутились вокруг одного единственного постулата, на котором держалась его жизнь - он любил этот клуб куда больше, чем его любили действующие директора. И каждый последующий демарш всегда проходил с отчетливым посылом именно в их сторону, нежели самого Юве, за который Рава умирал на поле каждую сыгранную им игру. Его товарищ по команде Альфредо Фони на контрасте с дерзким итальянским цербером выглядел куда более кротким, неспособным принять для себя даже условную возможность опоздать на тренировку, не то, что объявить войну своему тренеру и руководству. Этот фактор, вкупе с невероятным по крепости здоровьем привели к тому, что именно Фони по сей день удерживает рекорд в 229 выходов в основе Ювентуса подряд. Вместе с Равой Фони создал одну из самых крепких по надежности и уникальных по разности темпераментов пару защитников, считающуюся даже привлекательнее дуэта Розетты и Калигариса - последние были без преувеличения великими футболистами, но они нашли себя в чемпионском составе, где их окружали сплошь и рядом боевитые и талантливые игроки. Рава и Фони не знавали подобной роскоши, их удел был исправлять ошибки куда менее одаренных талантом полузащитников, на которых у правления кое как хватило средств.

Присутствие Эдоардо Аньелли в руководстве клуба позволило трансформировать мир футбола в полноценный рынок. После его гибели клуб потерял свой главный аргумент на этом поприще - деньги. Инициативу моментально перехватили Болонья с Интером, и к июню 1940 года, когда страна официально уже вступила во Вторую Мировую войну, Юве на футбольном поле был лишь собственной тенью, слегка напоминавшей о прежнем величии только логотипом и своим собственным именем. Пока команда испытывала серьезные финансовые трудности, Маццонис изо всех сил старался достать денег любыми способами, не гнушаясь любым средств. По его инициативе был организован выставочный матч со старой гвардией, куда приехали такие легенды, как Комби, действующий тренер клуба Калигарис, и сам Розетта - и по печальному стечению обстоятельств, для Калигариса это оказался последний в его жизни забег. Во время матча Умберто пожаловался на боль в груди, его тут же доставили в больницу, но доехать до врачей ему было уже не суждено. Маццониса сняли с должности, объяснив решение неоправданными ожиданиями, а вместо него партия лоббировала своего человека - Пьеро Дузио.

Дузио, недолго игравший за Ювентус, после завершения карьеры сумел сколотить состояние посредством вложения семейного наследства в текстильную промышленность. Ему принадлежал спортивный клуб Чизиталия, который был открыт аккурат за туринским стадионом. Начавшаяся война пошла его бизнесу на пользу, поскольку Дузио отвечал за снабжение итальянской армии непромокаемой тканью, что весьма благоприятно сказалось на достатке и возвысило в глазах партии. Самих футболистов Ювентуса официально трудоустроили на его фабрике, чтобы исключить из мобилизационных списков, а сам клуб оказался по воле Дузио переименован в Ювентус-Чизиталия. Это выглядело не иначе, как долгом патриота - акцентировать внимание во всех сферах жизни на принадлежность все сущего к своих именным корням, но на деле подобный шаг использовался лишь с целью лишний раз ублажить действующую власть, дабы никто из причастных не оказался на фронте.

Происходившее в стране безумие относительно событий, охвативших весь мир, выражалось во многих нехарактерных аспектах деятельности граждан. Сегодня весьма сложно поверить в то, что FIAT оказался главным спонсором наиболее ярого соперника Ювентуса - а именно Торино. Заводы по стране без устали подвергались бомбардировкам, все хроники пестрели только новостями о пораженческих настроениях на самой верхушке, а руководству страны требовалось как можно скорее отвлечь публику от военной повестки, не полнящейся радужными вестями. Тренер сборной Италии Витторио Поццо убедил сочувствовавшего футбольной аудитории кадровика из FIAT временно трудоустроить футболистов Торино на одном из их заводов, чтобы обезопасить от грядущего призыва в армию. Клуб временно переименовали в Торино-FIAT, и на ближайшие пару лет он стал наиболее желанным пристанищем для игроков, не желавших принимать участия в сражениях на фронте. Звучит довольно дико, но на время войны команда существовала исключительно на средства семейства Аньелли, а игроки получали жалованье только за свою работу на самом заводе, а не на футбольном поле.

К 1943 году Италия трещала по швам в производственной сфере. Североафриканская кампания не принесла ничего, кроме бесчисленных жертв и разрухи, в СССР немцам давали немыслимый ранее отпор и разворачивали в обратном направлении, а Муссолини все больше превращался в подобие шута, нежели вождя нации. Итальянцы голодали и были явно утомлены происходящим с их страной. С 1 марта в Италии объявили национальную забастовку, а самого дуче сместил с должности король. Футбол хоть и продолжал свое существование на разбомбленных полях, но единства федерации больше не было - провинции организовывали собственные лиги, города устраивали в крайнем случае свои небольшие турниры, о чемпионате и каких-либо структурно-выверенных дивизионах речи больше не шло - людям было не до этого.

Ювентус-Чизиталия и Торино FIAT приняли участие в маленьком розыгрыше Пьемонтско-Лигурийской мини-лиги, где победили «гранатовые». Затем состоялся выставочный турнир победителей провинциальных лиг Севера, где действующий ставленник FIAT умудрился всухую проиграть команде, полностью состоявшей из пожарников Специи. Этот условный чемпионский титул так и остался единственным достижением одноименного города Специи, который большинство болельщиков не считают официальным, однако он целиком и полностью оказался заслуженным.

Вторая Мировая закончилась победой союзников, а Италия оказалась на грани разорения...

Больше информации и новостей:

ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ ЮВЕНТУС/HARRY HOLE

Дорогие читатели, также напоминаю, что на «Спортсе» появились донаты. Если вы захотите поддержать мой блог и канал, то вы можете сделать это в комментарии.