Джордан Хендерсон. «Автобиография» 2. На свет
***
Иногда я слышу и вижу некоторые вещи, которые люди говорят и пишут о Рое Кине — часто когда они не согласны с чем-то провокационным или взрывоопасным, что он мог сказать по телевидению — и я могу сказать, что они не понимают, каким же блестящим он был футболистом. Когда «Манчестер Юнайтед» доминировал в английском футболе в 1990-х и 2000-х годах, Кин был его капитаном, движущей силой многих незабываемых побед.
Возможно, люди уже привыкли к Рою как к противоречивому аналитику. Возможно, они никогда не знали его как футболиста, точно так же, как молодые болельщики знают Гари Линекера только как ведущего «Матча дня» и даже не подозревают, что он один из величайших бомбардиров Англии за всю историю, такой же смертоносный финишер, как и любой из современных великих.
Если зрители считают, что Рой решительно настроен добиться своего, высказывая свое мнение, то они также должны знать, что именно так он и играл. Он был одним из моих любимых игроков, когда я был помешан на футболе и рос в Сандерленде в 1990-х годах, потому что он был великолепным полузащитником и никогда, никогда не отступал в столкновении.
Мне понравился его серьезный подход. Я никогда не забуду кадры, на которых он наседает на Патрика Виейра в феврале 2005 года, когда ему показалось, что капитан «Арсенала» пытается запугать некоторых из его товарищей по команде. «Он хочет придраться к Гари Невиллу? Скажи ему, чтобы он делал это с одним из нас!» — кричит Кин, давая понять, что он — лидер «Юнайтед». В этом и заключается капитанство и лидерство. Мне понравился момент перед четвертьфиналом Лиги чемпионов против миланского «Интера» в марте 1999 года, когда он прошел прямо мимо Диего Симеоне и Роналдо, вместо того чтобы подождать, пока они закончат завязывать шнурки и пожмут ему руку.
Рой пришел в «Сандерленд», где я с шести лет поднимался по карьерной лестнице через команды возрастной группы в «Академии света», в августе 2006 года. Сразу же его присутствие пронзило клуб электрическим разрядом. В конце предыдущего сезона «Сандерленд» выбыл в Чемпионшип, и хотя это была первая работа Роя в качестве менеджера, он вскоре возродил клуб и взял курс на возвращение в высший дивизион.
Он заставил команду снова играть в хороший футбол и вернул игрокам чувство дисциплины и гордости. Он не терпел дураков. В марте 2007 года произошел один известный случай, когда несколько парней опоздали на командный автобус в Барнсли во второй половине дня. Рой сказал водителю, чтобы тот уезжал без них. Мне было шестнадцать, когда Рой получил должность в «Сандерленде», и я был так одержим футболом, как никогда раньше. Это было всё, что имело для меня значение, сколько я себя помню. Это было всё. Я никогда не думал о другой работе, не мечтал стать космонавтом, пожарным или полицейским, как мой отец. Никакая другая карьера меня не привлекала. Я хотел стать футболистом, и ничто не могло меня остановить.
Я вырос в районе Сандерленда под названием Ист Херрингтон и играл за местную детскую команду под названием «Фулвелл Джуниорс», которая располагалась в другой части Уэрсайда, в одиннадцати километрах от моего дома, за рекой. Но за них стоило играть, потому что они участвовали в большем количестве турниров, чем другие команды, имели отличную репутацию и большой послужной список. Что означало, что отец будет больше возить меня.
Недавно я увидел, что у парня, который был менеджером нашей команды, есть копия газеты Shields Gazette от 13 июля 1999 года, и в ней есть статья, в которой перечислены наши достижения. Мы провели 60 игр без поражений, выиграли лигу и кубок, забив при этом 150 голов.
Статья гласит: «Майкл МакКиоун и Джордан Хендерсон разделили награду Лучшего игрока сезона, а Шон Тернбулл был признан лучшим менеджером», и далее говорится, что «Фулвелл» выиграли еще и турнир Уонсбека, турнир Уитберна, турнир Umbro (этот трофей до сих пор хранится дома у моего отца) и турнир Дарлингтон-Крест, после чего мы отправились в Ирландию, где обыграли юниорскую команду знаменитого клуба «Хоум Фарм».
Так что «Фулвелл» был хорошей командой, и за нами регулярно присматривал «Сандерленд», даже в том возрасте. Когда мне было шесть лет, меня заметил скаут «Сандерленда» по имени Энтони Смит, и я так и остался с ними на пути к профессиональной карьере. Было много моментов, когда я не думал, что у меня получится, но я был невероятно целеустремленным. Ничто не должно было встать на моем пути.
Я любил «Сандерленд» и любил ходить на «Стэдиум оф Лайт». «Он никогда не был проблемным, — сказал мой отец, когда его расспрашивали о моем детстве для недавнего телевизионного документального фильма. — Единственное, что он когда-либо хотел делать, это играть в футбол, если честно. В первый раз я взял Джордана на "Стэдиум оф Лайт", когда ему было семь или восемь лет. Джордану, конечно, очень понравилось. Он всю игру кричал, не так ли?».
Я не знаю, откуда взялась эта решимость стать футболистом. Я знаю, что я похоронил себя в футболе. Может быть, психолог сказал бы, что это как-то связано с разводом моих мамы и папы. Их расставание не было хорошим, оно было довольно болезненным. Я видел вещи, которые хотел бы не видеть, с точки зрения ссор, которые у них были. Несмотря на то, что мне было всего шесть лет, есть моменты, которые я помню отчетливо. Когда ты молодой парень, и особенно если ты единственный ребенок, каким я был в то время, и твои мама и папа расстаются, это похоже на конец света. Это было ужасное время, но я был благодарен за ту роль, которую моя бабушка, Шейла, сыграла в моей жизни в то время. Я часто оставалась у нее, и она всегда заботилась обо мне, всегда обеспечивала комфорт и поддержку, в которых я нуждался. После расставания мой отец переехал в Вашингтон, в восьми километрах от нас. Я жил с мамой, Лиз, которая работает инструктором по фитнесу в Саммерхилле, и виделся с папой каждые выходные.
Через год или около того моя мама познакомилась с парнем по имени Питер Конвей; в конце концов они съехались и он стал жить с нами. Питер — хороший человек, и он относился ко мне как к собственному сыну. Он брал меня на матчи «Ньюкасла», но я ходил с ним смотреть только на соперников! У Питера и моей мамы родился ребенок, моя сестра Джоди, и он возил меня на тренировки, когда мой отец не мог этого делать. Все получалось.
Я не слишком много думал о том, как развод повлиял на меня. Возможно, это потому, что все сложилось хорошо, и в конце концов я почувствовал, что у меня было лучшее из двух миров в плане времени, проведенного с каждым из моих родителей. Но их разрыв заставил меня осознать, какое влияние на детей может оказать расставание родителей.
Я видел споры, и я вообще не хотел такого для своих детей. Если у нас с Бек по какой-то причине возникают разногласия, мы никогда не делаем это в присутствии Элексы, Альбы и Майлза. Мама и папа Бек были вместе с самого детства, поэтому для нее это вообще не проблема, но все время, пока мы встречались, вплоть до рождения детей, я всегда говорил ей, что никогда не хотел жениться. Вообще никогда. Я познакомился с ней в первый год обучения в средней школе в Фаррингдоне. Но потом, когда у вас появляются дети, все меняется. Это проще по практическим соображениям. А наличие детей углубляет ваши отношения. С возрастом я стал мягче.
У нас трое детей — Элекса, Альба и Майлз, и я присутствовал на всех их родах. Это было очень важно для меня. В ночь перед рождением Альбы я был на выезде с командой перед четвертьфинальной игрой Кубка Англии в Блэкберне, но поспешил в больницу, когда мне позвонили и сказали, что у Бек начались схватки. Альба родилась рано утром 8 апреля 2015 года, а я вернулся в командный отель и немного поспал перед игрой на «Эвуд Парк», где гол Филиппе Коутиньо отправил нас на «Уэмбли». Это были невероятные двадцать четыре часа.
В детстве я был немного интровертом, немного застенчивым, и я чувствовал себя самым счастливым, когда у меня в ногах был мяч. Развод родителей никак не повлиял на мои отношения с ними. На самом деле, как я уже сказал, он мог бы даже сделать все только лучше. Я жил с мамой и всегда яростно защищал ее, и я любил проводить выходные с папой. Я получал угощения, потому что мы не виделись на ежедневной основе, и поэтому время, которое мы проводили вместе, становилось как бы особым случаем. Я знал, что моя мама работает без устали, и я во многом перенял от нее дисциплину и трудовую этику.
Она всегда была приверженцем правильного питания, не давала мне нездоровую пищу и не выбирала легкие варианты питания. Я всегда должен был возвращаться вечером в определенное время. Если бы мы играли в футбол в парке в конце дороги, мои друзья могли возвращаться домой в девять вечера, а я — в восемь. Я всегда был первым, кому нужно было уходить, поэтому оставался до без двух минут восемь и бежал домой.
Мне также повезло с друзьями. Мой лучший друг, Райан Ройал, практически как мой брат. Мы вместе ходили в детский сад. Мы знаем друг друга с трех лет и были настолько близки, что родители разлучали нас, потому что считали, что мы слишком много возимся и доставляем друг другу неприятности. Мы часто ходили друг к другу домой, чтобы вместе посмотреть Лигу чемпионов. Мне повезло, что он был моим другом, потому что он всегда присматривал за мной, когда мы гуляли, и всегда следил за тем, чтобы я не ввязывался в неприятности, когда мы загуливали. Вместе со своим отцом он занимается покрасочным бизнесом и добился больших успехов. Он трудоголик и любит свое дело, так что в этом плане нам обоим повезло. Я считаю себя счастливым, что он рядом со мной.
В молодости легко сбить друзей с верного пути. Путь профессионального футболиста настолько конкурентоспособен и неумолим, что иногда достаточно одного неверного поворота, и ты уже никогда не сможешь вернуться на него. Он такой хрупкий. Я видел так много блестящих молодых игроков, игроков, наделенных огромным талантом, которые исчезали из игры, потому что вокруг них не было нужных людей. Твои перспективы в мгновение ока могут измениться.
Одним из моих школьных товарищей был Майкл МакКиоун, парень, о котором писали в Shields Gazette. Майкл жил недалеко от нас, наши родители были близки, мы ходили в одну школу, вместе смотрели все домашние матчи «Сандерленда», и он был блестящим футболистом. Звание лучшего игрока сезона всегда выбиралось между нами двумя, и все детство мы оба играли в одних возрастных командах «Сандерленда» вместе.
Майкл был удивительным игроком, с волшебной палочкой вместо левой ноги. Он был блестящим распасовщиком. У него было отличное ви́дение. Мы были близкими друзьями, но между нами всегда существовало негласное соперничество. Так, во всяком случае, было для меня. Он привлекал больше взглядов, чем я, и, когда мы учились в средней школе, я слышал, как наши друзья говорили, что Майкл — единственный из всех нас, кто добьется успеха.
Раньше я принимал это близко к сердцу, хотя считал его очень, очень хорошим. Я думал, мы оба справимся. Недавно я прочитал статью в The Athletic, в которой один из моих больших авторитетов в молодежном тренерском штабе «Сандерленда» Эллиот Дикман говорил о нас с Майклом и наших контрастных стилях.
«МакКиоун не корил себя, если пытался сделать возмутительный сквозной пас и тот не прошел, — говорится в статье, — но, по словам Дикмана, у Хендерсона было чувство стыда, он всегда казался в ярости на самого себя, когда ошибался. Его позиция была такой: "Я должен отвоевать мяч". Тренеры выделяли природный энтузиазм Хендерсона выше всех других его качеств. Дикман: "Он никогда не стоял на месте, он был в вечном движении. Хорошо бежит вперед, но еще лучше бежит назад"».
Мы с Майклом всегда представляли, что будем делать это вместе, что мы вместе отправляемся в этот путь. Но я полагаю, что на каком-то уровне здесь присутствует и соревновательный инстинкт. Не то чтобы я хотел, чтобы Майкл потерпел неудачу, но я не хотел, чтобы он добился успеха за мой счет. Конечно, я хотел, чтобы он добился успеха, но больше я хотел этого для себя.
Не было ни одного момента, когда я чувствовал, что меня подталкивают к тому, чтобы стать футболистом. Не было ни одного момента, когда бы я возмущался жертвами, на которые мне пришлось пойти. Я не считал это жертвами. Как это может быть жертвой — больше играть в футбол? Это было просто то, что мне нравилось. Играть больше в футбол, задерживаться на тренировках допоздна, думать о футболе 24 часа в сутки 7 дней в неделю — для меня это было обычным делом. Иногда я встречаю информацию о назойливых родителях и футбольных «сумасшедших отцах», отцах, проживающих свою жизнь через детей и реализующих через них свои собственные ущемленные амбиции, но я никогда не считал своих родителей назойливыми. Мой отец играл на приличном уровне за команду полиции, но я никогда не чувствовал, что он хотел, чтобы я добился успеха в каких-то своих целях. Он хотел, чтобы я добился успеха, потому что знал, как сильно я люблю футбол.
В конце 1990-х и начале 2000-х годов занятия молодежной команды «Сандерленда» проводились в начальной школе рядом с поселком шахтеров в Асворте, недалеко от Вашингтона, где жил мой отец. Мы играли на спортивных площадках автозавода Nissan, где было три поля и вагончик для переодевания.
Мы с Майклом поднимались все выше и выше по возрастным группам в «Сандерленде», пока нам не исполнилось по шестнадцать лет, и тогда мы оба встали перед выбором: предложит ли клуб нам стажировку. Это момент истины для любого ребенка, мечтающего стать футболистом. Часто именно этот момент создает тебя или ломает тебя и меняет твою жизнь.
Для меня это было очень важно. Я знал это. Я очень сильно скакнул в росте, и мое тело не выглядело правильно сросшимся. Я как бы целиком состоял из рук и ног. Я знал, что в клубе беспокоились о том, достаточно ли я физически силен для того, чтобы играть на взрослом уровне. Я знал, что им нравится мое отношение и мои технические способности, но я боялся, что этого может быть недостаточно.
Майкл всегда был полузащитником. В этом он преуспел. Но в течение последнего года в академии его перевели на позицию левого защитника, и я не уверен, что ему там так же понравилось. Я думаю, что в тот момент он немного потерял любовь к игре. Во всяком случае, у меня было именно такое ощущение. Это лишило его некоторых качеств полузащитника, дальности паса и ви́дения. Он пошел узнать раньше меня получил ли он стажировку. В тот вечер его отец позвонил моему отцу и сказал, что клуб отпустил его.
Я пошел туда на следующий день, не будучи уверенным, как все обернется. Как я и предполагал, менеджер академии, Гед Макнами, сказал, что он беспокоится за меня в плане физики, но что он и тренеры готовы рискнуть со мной, потому что они увидели во мне что-то в плане моего менталитета. Я знал, что у меня есть защитник в лице Эллиота Дикмана. Возможно, это качнуло маятник мнений в мою сторону.
«Мы заигрывали его в центре полузащиты, - сказал Гед МакНами в статье в The Athletic о дилемме, которую они испытывали, предлагая мне стажировку, — но другие игроки были крупнее его. Затем мы заигрывали его как оттянутого нападающего, и он не оказал большого влияния на игру. Мы сидели и много говорили о нем. В итоге он стал последним игроком из этой возрастной группы, которого мы решили подписать в качестве стипендиата. Это была приличная группа из семи или восьми человек. Джек Колбэк, Мартин Уогхорн, Джордан Кук, Майкл Кэй и Конор Хурихэйн подписали контракты сразу после Рождества, но с Джорданом мы ждали как можно дольше, прежде чем предложить ему сделку».
После этого мы с Майклом никогда не были столь же близки. Возможно, это было неизбежно. Есть что-то негласное, когда решение направляет вас в противоположные стороны. Я по-прежнему каждый день ходил на тренировки в «Академию Света», а Майкл — нет. Его начали пробовать в нескольких других клубах, и я знаю, что он сделал приличную карьеру, но мы постепенно перестали общаться.
В 2015 году он играл в финале ФА Вэйз [прим.пер.: Кубок для команд, выступающих ниже четвертого уровня футбольной пирамиды] на «Уэмбли» за команду «Норт Шилдс» и выиграл трофей, победив команду «Глоссоп Норт Энд». Он по-прежнему считается прекрасным игроком на северо-востоке, и я знаю, что он снова играет в полузащите, где ему всегда было место. Он был феноменально талантлив. Мы просто разошлись по разным дорогам, и из очень близких мы превратились в отталкивающихся друг от друга людей. Это немного грустно, но так бывает в футболе.
Мне дали двухлетнюю стажировку, которая была не самого высокого уровня. Это не сделало меня избранным. Некоторые из группы получили более длительные контракты с обещанием перейти в профессионалы. Джек Колбэк был одним из них. Но я получил стандартные два года. Без гарантий. Меня все еще просили проявить себя. Для меня всегда было трудной задачей перейти на следующий этап. Это как будто врождено в меня — борьба, борьба, постоянная битва за то, чтобы убедить людей, что я достаточно хорош, что я их не подведу. Она никогда не покидает меня.
Когда ты молод, ты делаешь это, не зная. У меня было желание доказать, что я достаточно хорош, стать стажером, стать профессионалом, стать игроком первой команды, дебютировать на поле, стать игроком основы. Не знаю, можно ли назвать это постоянной борьбой с сомнениями, потому что большую часть времени я верил в себя. Я был рад поддержать свои собственные способности.
Но я полагаю, что моя карьера — это постоянная борьба с сомнениями других людей. Сэр Алекс Фергюсон говорил, что у меня неустойчивая походка, болельщики говорили, что после первого сезона на «Энфилде» я был лишним, Брендан согласился продать меня в «Фулхэм», и так далее. Футбол был единственным, чем я хотел заниматься, поэтому для меня было даже важнее, чем должно было быть, чтобы меня ценили на футбольном поле.
Я был не самым уверенным игроком. Мой отец всегда заставлял меня бить, когда у меня была возможность, но я часто смотрел куда бы отдать пас. Однако в глубине души я верил в себя. Я бы защитил себя от любого, один на один. Я хотел доказать, что я лучше другого игрока, и я бы не постеснялся устроить прямое соревнование, чтобы это установить.
Я чувствовал, что мое желание добиться успеха отличается от желания всех остальных. Когда мне было пятнадцать лет в «Сандерленде», я выходил на поле, отрабатывая штрафные удары, отрабатывая кроссы, отрабатывая левую ногу, и время от времени приходил мой отец и подавал мне мячи. Время от времени я получал шпильки в свой адрес. Меня называли «болван при деле» — все в таком духе. Любимчик учителя. Это меня не беспокоило.
Я знал, что с точки зрения физики я под вопросом, поэтому с того момента, как меня взяли в качестве стажера, я каждый день занимался в тренажерном зале со специалистами по спортивной науке. Когда Рой возглавил команду, он привел своего бывшего товарища по «Манчестер Юнайтед» Майкла Клегга на должность руководителя по производительности, а Скотта Эйнсли — на должность руководителя по спортивной науке. Скотт очень помог мне с бегом, и мы занимались на беговой дорожке в Силксворте, чтобы привести нас в форму.
В молодости я мог целыми днями бегать. Я делал много основной работы, отжимания, все упражнения для верхней части тела. После первых шести месяцев стажировки я стал совсем другим человеком. У меня была энергия и агрессия. Это была важная часть моей игры — передвигаться по полю и появляться перед соперником. Я обожал это. Мне нравился этот вызов. Мне понравилось прямое противостояние.
Возможно, Рою это нравилось во мне, потому что именно он предоставил мне дебют в «Сандерленде». Впервые я обратил на себя его внимание, когда мы проводили предсезонную игру резервной команды в Гейтсхеде в начале сезона 2008/09, когда мне только исполнилось восемнадцать лет. Наша команда состояла из игроков молодежной команды и резерва, а также нескольких игроков первой команды, которые возвращались после травмы или просто нуждались в игровом времени.
Они проиграли 0:2. Роя не было, потому что игра совпала с тренировкой первой команды. Но когда мы вернулись, он созвал командное собрание на тренировочной базе. Мы сидели в зоне отдыха и все были кто где в ожидании, когда он войдет. Он взглянул на нас и начал ругаться. «Это, мать вашу, подводит итог всей вашей жизни, — сказал он. — Сидят тут по группкам, бездельничают».
Я начал нервничать. Я весь вспотел. Он прошелся по каждому игроку, и никого не пощадил. Он подошел ко мне и сказал: «А ты? Как ты думаешь, ты достаточно хорош, чтобы быть в первой команде?». Я сказал: «Да, я так думаю». Я не знал, что будет дальше. Я подумал, что может произойти взрыв. Но его не было. «Я рад, что ты это сказал, — ответил он, — потому что, очевидно, ты был единственным, кто сегодня бегал, и ты самый молодой».
Я никогда в жизни не испытывал такого облегчения. На следующий день мне позвонили и сказали, что я включен в состав первой команды на предсезонный товарищеский матч против «Аякса» на «Стэдиум оф Лайт». И, с точки зрения того, что я стал игроком высокого уровня, профессиональным футболистом, это было началом моего пути. Я вышел на поле против «Аякса», а затем, в первый день ноября, отправился с первой командой в Лондон на матч Премьер-лиги против «Челси» на «Стэмфорд Бридж». Рой посадил меня на скамейку запасных, и я просидел на ней первые сорок пять минут. В тот день «Челси» был великолепен, и гол их центрального защитника Алекса и еще два гола Николя Анелька вывели их вперед со счетом 3:0 к перерыву.
Рой был недоволен. Фактически, он был отправлен на трибуны во втором тайме. Но перед этим он обратился ко мне в раздевалке в перерыве и сказал, что я выйду на поле вместо Стида Мальбранка для своего дебюта. Это было настоящее крещение. У «Челси» в полузащите были Джо Коул, Деку, Фрэнк Лэмпард и Флоран Малуда, а поскольку я играл справа в полузащите, мне противостоял Эшли Коул, который в то время был, наверное, лучшим левым защитником в мире.
То, что Рой дал мне возможность дебютировать в таких обстоятельствах, придало мне огромный заряд уверенности. Мне просто понравилось выйти на поле и играть против лучшей, топ команды. Это было все, о чем я мечтал. Мы пропустили еще два гола в течение восьми минут после моего выхода на поле, но после этого мы, по крайней мере, остановили кровотечение. Я, по сути, бегал сорок пять минут, но для такого человека, как Рой, человека, который многого добился в футболе, игрока, которого я боготворил, доверить мне играть в этой игре означало многое. Он был первым человеком, который увидел во мне то, чего не видел никто другой.
Боялся ли я его? Возможно, немного, но я думаю, что эта часть стиля управления Роя слишком раздута. В клубе всегда нужно уважать авторитет менеджера, и если ты этого не делаешь, значит, что-то не так. Рой мог наказывать людей довольно страшными репликами, но в этом не было ничего особенно необычного по меркам футбольного клуба.
Однако я не боялся бросить ему вызов. Он смотрел на тебя, и ты начинал потеть, если чувствовал, что получишь пользу от некоторых его более откровенных замечаний по поводу твоей игры, но самым важным для меня было то, что я знал, что мной управляет один из лучших игроков, когда-либо игравших в Премьер-лиге или в Европе, и я мог использовать его опыт.
Не многим игрокам повезло, и они могут сказать об этом. Время от времени я спрашивал его, что мне нужно сделать, чтобы попасть в первую команду, и не боялся идти и стучать в его дверь. Я хотел учиться у лучших. Я хотел понять, чего он от меня хочет, и получить любой совет о том, что нужно для успеха в Премьер-лиге в качестве полузащитника.
Я впервые вышел в старте в матче Кубка Лиги против «Блэкберн Роверс», но перед Рождеством Рой ушел с поста босса «Сандерленда», и временное руководство было возложено на нашего тренера первой команды Рики Сбраджиа. Он сказал мне, что считает, что меня нужно отдать в аренду, чтобы я мог получать регулярное игровое время на уровне первой команды. Я видел в этом логику и хотел продолжать развиваться. До конца сезона меня отправили в игравший в Чемпионшипе «Ковентри Сити».
Мне понравилось мое пребывание там. Крис Коулман был менеджером, и с ним было приятно работать. Я впервые жил вдали от дома — сначала я жил в гостинице, а потом переехал в квартиру в Лимингтон Спа, — и он и игроки помогли мне легко освоиться. У нас также была хорошая команда. Клинтон Моррисон, Леон Бест и Фредди Иствуд были впереди, и у нас были Дэнни Фокс и Скотт Данн. В команде был реально хороший баланс, и я приехал и играл справа.
Пока я был там, я отметил несколько карьерных вех. Я забил свой первый соревновательный гол в выездной победе 2:1 над «Норвич Сити» на «Кэрроу Роуд», и мы достойно выступили в Кубке Англии. Мы дошли до четвертьфинала, но потом снова встретились с «Челси» и проиграли 0:2. Вскоре после этого я сломал плюсневую кость, и меня отправили обратно в «Сандерленд».
Летом 2009 года новым менеджером «Сандерленда» был назначен Стив Брюс. Я смотрел со смесью грусти и удивления на критику в его адрес, когда он был менеджером «Ньюкасла» в последние несколько лет, потому что это был не тот менеджер, которого я знал, и я могу гарантировать вам, что игрокам нравилось работать с ним. Я, безусловно, в большом долгу перед ним. Он сыграл невероятно важную роль в моей карьере.
Стив и его помощник, Эрик Блэк, были переведены из «Уиган Атлетик», и я думаю, что Эрик видел мою игру несколько раз, когда я был в «Ковентри». Видимо, ему понравилось то, что он увидел. Помогло и то, что я восстановился после травмы плюсневой кости и абсолютно летал во время предсезонной подготовки. Я играл в товарищеском матче против «Бенфики» на «Амстердам Арена» и после этого слышал, как Стив разговаривал с Грантом Лидбиттером, который сказал, что я провел хорошую игру. Я чувствовал, что мне море по колено.
В предыдущем сезоне я чистил бутсы Гранта, так что, наверное, я хорошо поработал! Каждому стажеру было выделено по два игрока, и я чистил бутсы Гранта и Карлоса Эдвардса. Мне нравилась вся эта культура. Это была тяжелая школа, но я думаю, что я слишком поздно начал понимать, что такое старая школа, которая происходила в футбольных раздевалках, и это просто учило молодых игроков ответственности и уважению.
Кевин Болл, который был легендой клуба, оказал на меня большое влияние в то время, он был главным в академии. В конце дня несколько парней распределялись по рабочим местам, наводя порядок в раздевалке — чистили туалеты, мыли пол, относили все в прачечную. Раковины, в которых мыли бутсы, тоже должны были быть сверкающими.
Когда все было готово, ты поднимался наверх и говорил об этом Болли, после чего мог идти домой. Иногда мячи оставались на поле, и кого-то выдергивали из автобуса, который вез их домой, и им приходилось возвращаться на тренировочную базу.
Сейчас культура чистки бутс угасла — я думаю, это считается слишком унизительным для молодых игроков. Жаль, ведь это был способ общения с игроками первой команды. Карлос и Грант великолепно ко мне относились и даже дали мне несколько сотен фунтов в качестве рождественского бонуса.
Стив оказал огромное влияние на мою карьеру. Он был старой школы в плане проведения предсезонных тренировок, и мне это нравилось. Он хотел, чтобы я выходил на поле и наслаждался игрой. В том сезоне я провел за клуб больше игр, чем любой другой игрок, кроме Даррена Бента, и моя репутация начала расти. У нас была великолепная раздевалка с такими игроками, как Антон Фердинанд и Ли Каттермоул, которые бесконечно подбадривали меня. Это была тесная группа.
Стив также знал, как завести меня, на какие кнопки нажать, чтобы мотивировать и получить максимум от меня. Меня не пугала репутация. На самом деле, меня вдохновляла игра против лучших игроков. И время от времени, когда Стив просил меня опекать звездного игрока, такого как Сеск Фабрегас или Райан Гиггз, я абсолютно преуспевал в этом.
Отец всегда учил меня, что когда я выхожу на поле против больших игроков, я должен помнить, что они такие же, как и я. Одиннадцать против одиннадцати; здесь нет иерархии. Ты можешь уважать их, но когда ты на поле, все равны. Я всегда держал это в голове, когда выходил на игры. Возможно, это может показаться старшим игрокам неуважительным, но я не боялся противостоять им или разозлить их.
Возможно, именно этот инстинкт лежал в основе моего поведения в том меме, где я стою лицом к лицу с Диего Костой в полуфинале Кубка лиги против «Челси» в январе 2015 года, а он отступает, словно знает, что столкнулся с сумасшедшим. Мне до сих пор смешно, когда я сейчас его вижу.
Мне нравится Коста как игрок. Он был из тех, кто любит суету и суматоху Премьер-лиги. Ему нравилось время от времени устраивать драки, но я не возражал против этого. Можно было посмотреть на игру «Челси» и увидеть, как он подзуживает соперника. Он любил играть на грани, и мне это тоже нравилось. Но когда он против тебя, это совсем другое дело. Во время той конкретной игры он сделал одну или две вещи с несколькими молодыми парнями из «Ливерпуля», которые мне не очень понравились. Он говорил всякие гадости, высказывался в адрес одного или двух более неопытных игроков, а у меня была карточка с пометкой об этом.
В те дни в матчах между «Ливерпулем» и «Челси» всегда была грань — это было во время второго пребывания Жозе Моуриньо у руля «Стэмфорд Бридж» — и я общался с Сеском в преддверии того противостояния с Костой. Я не думаю, что в реальности это было так же забавно, как выглядело. Я помню, что ему, возможно, все равно пришлось бы отойти назад, потому что мы собирались исполнить свободный удар. Но зачем портить хороший мем? И я знаю еще одно: он всегда был добр ко мне, когда мы виделись после той игры...».
До тех пор, пока я не встретил Стива Питерса, психолога, который работал со многими спортивными командами и отдельными спортсменами и женщинами, я всегда чувствовал, что мне нужен гнев. Я чувствовал, что это часть меня и часть моей игры. Стив не был с этим согласен. Он не думал, что он мне нужен. Он считал, что я могу направить эту энергию в лучшее русло. Я не думал, что я слишком эмоционален. Меня не удаляли. Я знал, где проходит грань. Но он считал, что я зря трачу эмоции.
Он использовал пример льва перед тем, как тот собирается напасть на свою добычу. Он отметил, что лев будет идти очень спокойно. Он будет спокоен, мертвенный взор, а потом взрыв действия. Я был крикливым, эмоциональным и тратил много энергии. Когда я выходил на поле, было «все или ничего». С возрастом и с тех пор, как Стив показал мне эту перспективу, я стал больше использовать эту энергию.
В молодости у меня было много стычек. В первые дни моей работы в «Ливерпуле» мы играли против «Манчестер Юнайтед», и напряжение было высоким, как и всегда. Гиггз что-то сказал мне, я что-то ответил ему, и я думаю, что он воспринял это как знак неуважения со стороны более молодого игрока. Это попало на камеру, когда он уставился на меня. «Следи за своим поганым ртом», — сказал он.
После игры я спрашивал себя, какого черта я делал, разговаривая с таким игроком, как Райан Гиггз, но таков тогда был мой характер. Так меня учили обращаться с противниками: относиться ко всем одинаково. Несколько лет спустя я разыскал его на матче на стадионе «Этихад», куда мы оба пришли посмотреть игру «Манчестер Сити» с «Барселоной», и извинился перед ним. Но когда я был моложе — таков уж я был. Я играл и открыто выражал свои чувства.
Мне было все равно, насколько хороши были соперники или насколько велика была их репутация — чем больше, тем лучше. Особенно мне нравилось играть против Фабрегаса, потому что в таких играх всегда было оживленно. Мы играли с «Арсеналом» на «Стэдиум оф Лайт», и перед выходом Стив Брюс сказал мне: «Фабрегас, не упускай его из виду. Оставайся с ним». Это было немного старомодно, такая работа по персональной опеке игрока, но мне она нравилась. Эти инструкции были музыкой для моих ушей.
Я хотел проявить себя против таких больших игроков, как Фабрегас, и вскоре я понял, что Сеску это не понравилось. Должно быть, это было очень неприятно. Я был молод, голоден и хотел произвести впечатление. Каждый раз, когда он получал мяч, я был рядом. Я буквально ходил за ним по пятам. Я даже не думал о том, что делать, когда мяч был у нас, я был сосредоточен на нем. Как только они завладевали мячом, моей единственной мыслью было: «Где он?».
В любом случае, у него был вспыльчивый характер, поэтому он не сразу, но сорвался. «Ты собираешься, мать твою, последовать за мной и в раздевалку в перерыве?» — сказал он. Я был его большим поклонником. Я считал его невероятным игроком, но, очевидно, в тот момент я знал, что я его задел. Когда трудно заполучить мяч, так легко расстроиться и начать носиться туда-сюда, пытаясь что-то сделать, а затем уйти от своего опекуна.
С возрастом я понял, что нужно жертвовать собой. Если кто-то наседает на тебя, уведи его с собой и освободи место для других людей. А еще были случаи, когда план не срабатывал. Был еще один день, когда мы играли с «Челси» на «Стэмфорд Бридж», и Стив попросил меня и Дэвида Мейлера, который был одним из моих лучших товарищей в клубе, поработать над Лэмпардом и Микаэлем Баллаком. Мы с Мейлером были двумя лучшими бегунами в клубе. Он взял на себя Лэмпарда, а Баллак был моим.
Стив сказал нам, что с нашими ногами, нашей молодостью и нашим отношением к делу мы перебегаем Лэмпарда и Баллака. Все вышло не совсем так. После тридцати четырех минут они вели со счетом 4:0, и в отчете BBC о матче упоминается, что первый гол был забит благодаря «великолепному» пасу вразрез от Баллака. Полагаю, тот, кто должен был в тот день персонально опекать его откусил больше, чем мог прожевать. В итоге мы проиграли игру со счетом 2:7.
В том сезоне 2009/10 я был признан Молодым игроком года в составе «Сандерленда», и снова в 2010/11 году. В первом сезоне мы заняли тринадцатое место, а во втором попали в десятку лучших. К тому времени у нас была по-настоящему хорошая команда: Дэнни Уэлбек и Асамоа Гьян впереди, Недум Онуоха и Антон Фердинанд в центре обороны. Это были хорошие для нас времена, и я продолжал совершенствоваться до такой степени, что стал понимать, что другие клубы наблюдают за мной.
Но я многим обязан «Сандерленду». Всем, чем я был как игрок, когда перешел в «Ливерпуль» летом 2011 года, я обязан клубу и его тренерам. И всем, чем я стал как личность, я обязан моей маме, моему папе, моим друзьям и городу, в котором я вырос. Для ребенка, который жил футболом, надеть красно-белую полосатую футболку родного клуба и выбежать в ней на «Стэдиум оф Лайт» было лучшим чувством, которое я только мог себе представить.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
