25 мин.

Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 4. Мистер Суматошный

Предисловие. Вступление

  1. Режим риска

  2. Шпион Толек

  3. Наконец-то «Олд Траффорд»

  4. Мистер Суматошный

  5. Чемпионы

  6. Дубль, потом ничего

  7. Эрик и «Селхерст», я и Иан Райт

  8. Долгий, ошибочный уход «Манчестер Юнайтед»

  9. Требл

  10. Дикий мальчик

  11. «Брондбю»

  12. Евро '92

  13. Сборная Дании

  14. Потругалия

  15. Бывали и лучшие дни

  16. Три плохих концовки

  17. Жизнь после футбола

  18. И вот, я попытался купить «Брондбю»

  19. Вратарь это не про спасения

  20. Каспер и Сесилия

  21. Наследие

Эпилог/Благодарности/Фото

***    

Это не книга сожалений, но, возможно, такая, где я подвожу свои счеты. О примирении хорошего и не очень, что я вижу, оглядываясь на молодые годы в попытке ответить на тот вопрос, который я задаю себе сейчас: почему я? Как получилось, что в восемь лет я мог сказать: «Я хочу играть за сборную Дании и "Манчестер Юнайтед" и выиграть Кубок Англии на "Уэмбли"» и осуществить это?

И, если мы все суммируем, как парень на поле соотносился с человеком, которого я чувствовал внутри?

Когда я смотрю в зеркало заднего вида на Петера Шмейхеля, двадцатисемилетнего новичка «Манчестер Юнайтед», я вижу кого-то, кто, вероятно, был слишком суматошным, чтобы там находиться. Английский — мой второй язык, но я думаю, что «суматошный» — это подходящее слово: кто-то немного неистовый, немного увлеченный. Радио с увеличенной громкостью и выключателем, который не всегда срабатывал.

Я пришел в клуб амбициозным парнем, полный энтузиазма, и все потому, что я так серьезно относился к успеху. Я чрезвычайно серьезно относился ко всему, что касалось моей работы. Я кричал на протяжении всех игр; я кричал на тренировках, даже на молодых игроков. Я никогда не шел на компромисс. Никогда не сдавал назад. Оглядываясь назад и, честно говоря, я вижу парня, присутствие которого может быть невероятно раздражающим.

Сейчас я уже не тот человек, но я не желаю, чтобы молодой Петер Шмейхель был другим. Я задался целью достичь отдаленной цели и наилучшим образом использовал свои способности и знания на тот момент. Я принимаю то, кем я был. И мне достаточно взглянуть на доску почета, чтобы понять, что я сделал что-то правильно.

Позвольте мне попытаться объяснить, откуда взялся Мистер Суматошный.

Я уже писал о моей необходимости участвовать в тех же тренировках, что и полевые игроки. Что включало в себя всю подготовительную работу. Полузащитник может пробежать 11 километров за матч, а вратарь — 5 километров, но я хотел быть таким же подтянутым, как Дэвид Бекхэм или Рой Кин, все же я крупный парень — 193 см и 102 кг в игровые деньки — поэтому, когда мы делали беговые упражнения, я ни в коем случае не собирался быть самым быстрым.

Однако мое отношение состояло в том, чтобы хотеть быть лучшим. На более длинных дистанциях я всегда шел в лидирующей группе, зная, что в какой-то момент мне придется уступить, потому что у нас было несколько невероятных атлетов, но когда я отступлю, то все равно окажусь в первой тройке, благодаря тому, что с самого начала был так далеко впереди. Я толкал свое большое тело вперед с помощью чистой воли, используя фразы типа «Если я сейчас сдамся, я неудачник», «Если я остановлюсь, я никогда не стану вратарем "Манчестер Юнайтед"». Эти слова все время звучали у меня в голове.

В «Брондбю» во вторник днем у нас была пробежка под названием «15, 15, 15». Бег по полю с конусами, расположенными рядом с угловыми флажками. Упражнение означало, что ты должен был выполнять резкие повороты. Ты пробегал первый подход из пяти кругов за пятьдесят пять секунд на круг, с минутным отдыхом между каждым кругом. Затем надо было исполнить следующий подход из пяти кругов за пятьдесят две секунды. Наконец, пять за пятьдесят секунд.

Когда я добегал до угла, я никогда его не срезал. Некоторые хитрили, но я сделал это своей мантрой: «Я никогда не буду срезать углы – срежу угол и провалюсь». Это здорово, но теперь я столкнулся с подобным менталитетом как один из партнеров по команде. Я презирал любого, кто жульничал в своих стандартах — и давал им об этом знать.

Вы услышите все эти истории о том, как я взрываюсь на тренировках, о том, что все парни получают огромное удовольствие, перебрасывая меня черпачком на тренировочном поле. Они знали, что я разозлюсь. Но почему я злился? Потому, что то, что ты делаешь на тренировках, проявляется в играх.

Мой менталитет заключался в том, что во время тренировки я делал все возможное, чтобы отразить этот конкретный удар, зная, что это сделает меня лучше подготовленным, если я столкнусь с подобной ситуацией в матче. А потом какой-то юморист находит забавным забросить надо мной закидушку. А не попробуешь тот же черпачок во время матча провернуть? Ну конечно. Попробуйте закидушку за «Манчестер Юнайтед», и лучше бы тебе с нее забить. Так почему бы не попрактиковаться в том, что ты на самом деле собираешься делать в игре?

Таково было мое отношение, но когда тебе пятьдесят семь, а не двадцать семь, когда ты уже закончил, ты смотришь на вещи другими глазами. Давление работы, стремление побеждать, быть игроком «Манчестер Юнайтед» — было постоянно, для всех. При таких обстоятельствах порой вполне нормально выпустить пар и повеселиться. Именно это и делали другие ребята.

Тогда я старался вкладывать все силы в каждую тренировку и каждую игру, думая, что всегда включаюсь и в конце концов возвращаюсь к тому, чтобы быть живым существом. Но, оглядываясь назад, я, вероятно, был не так хорош в этом, как себе представлял. Все эти годы, я думаю, было бы неплохо, если бы мое отношение было немного лучше — не таким злым. Может быть, я мог бы немного смягчить его.

С другой стороны, это может быть выдачей желаемого за действительное. Может быть, я просто делаю то, что делают старики — смотрю на молодого парня и думаю, откуда берется вся эта энергия?

Я точно знаю, например, что моими самыми сильными сторонами были концентрация и бдительность. Я всегда был готов. В большинстве матчей «Манчестер Юнайтед» доминировал, но — особенно потому, что мы играли с риском — всегда были один или два момента, когда мне внезапно приходилось быть на самом высоком уровне концентрации и физической готовности. Все эти мои крики и поведение — все они для того, чтобы держать меня в игре. Пребывание в полной боевой готовности в каждый момент, возможно, привело к тому, что в какой-то момент я выглядел глупо, но меня это не волнует. Я никогда не был изолирован от игры и всегда мог в любой момент перейти к действию и потягаться с соперником.

Иногда я ловлю себя на том, что жалею, что не праздновал по-настоящему хорошие сейвы со своими товарищами по команде. А после я думаю: вратарь, который делает такое — как он будет выглядеть, если потом допустит ошибку? Часто я оказываюсь между двух стульев.

 

Литтлтон-роуд подвела итог тому, сколь домашним клубом был «Манчестер Юнайтед» в 1991 году. Ты переодевался в «Клиффе», запрыгивал в свой автомобиль и проделывал трех- или четырехминутную поездку туда. Каждый день за рулем были одни и те же игроки, потому что некоторые парни не хотели, чтобы в их машине кто-то сидел в грязной форме. Игроков молодежки возили на минивэнах.

Поле на Литтлтон-роуд было гораздо больше, чем на главной тренировочной базе, где было пять или шесть полей, но оно ни в коем случае не было лишенным преимуществ. Там были ворота и забор, но когда «Манчестер Юнайтед» не тренировался, люди приходили выгуливать своих огромных бульдогов, позволяя им повсюду справлять свою нужду. Прежде чем мы приезжали утром, полевому персоналу приходилось убирать все какашки. Повсюду стояли таунхасы, а вдоль полей тянулась тропинка, ведущая к небольшому пешеходному мостику. Это был Солфорд, и мы всякое повидали: незваных гостей, которых нам приходилось вышвыривать, полицейские погони. Местные жители знали, что в конце дорожки были заграждения, которые означали, что полицейская машина не могла за ними следовать, и, конечно, когда начиналась погоня, все приостанавливали тренировку и смотрели, как бедным, взволнованным полицейским приходилось жать на тормоза и останавливаться. Мы слегка ухмылялись, а босс рычал: «Ладно, возвращаемся к работе».

Мое первое жилье тоже было по-домашнему уютным: отель «Эмблхерст», Уошуэй-роуд, 44, в городке Сейл. Три звезды. Владельцами были Майк и Инга Профет, которые жили там со своими четырьмя детьми и стали для меня семьей. Майк — большой поклонник «Манчестер Сити», но также и хороший друг Брайана Робсона, и семья Профет реально заботились о Шмейхелях, пока мы привыкали к Англии и искали дом.

Мы пробыли в «Эмблхерсте» три месяца. Андрей Канчельскис, еще один новичок, тоже остановился там. Как и Джим Райан и Поп Робсон, которые только что присоединились к тренерскому штабу клуба. «Эмблхерст» был своего рода безопасным пространством для людей из «Манчестер Юнайтед», и после матчей, особенно побед (а их было много), 80% команды отправлялись туда с друзьями и семьей, чтобы выпить. По вечерам игроки часто заходили к нам, а по воскресеньям приводили своих детей на обед.

Однажды на тренировке Стив Брюс спросил, как продвигается поиск жилья. Ответ был — не слишком удачно. У меня не было достаточно времени, я недостаточно хорошо знал местность. Он сказал, что дом по соседству с ним пустовал и уже некоторое время выставлен на продажу, так почему бы мне не зайти? Я и зашел. Стив и Джанет, его жена, угостили меня ужином, и это стало началом прекрасной дружбы между нашими семьями, которая продолжается по сей день. Каспер по-прежнему дружит с Алексом Брюсом, а дочь Каспера, Изабелла, учится в том же классе, что и дочь Эми Брюса (дочь Стива и сестра Алекса).

Дом? О, он был идеален, прямо в конце тупика, с соседями поблизости, но не настолько близкими, чтобы следить друг за другом. Мы жили в нем до конца моей карьеры в «Манчестер Юнайтед».

Раз или два в неделю Шмейхели и Брюсы вместе ходили куда-нибудь пообедать в китайском ресторане. Это было важным фактором в отношениях, которые я построил со Стивом на поле. Без этого, учитывая все мои крики — часто направленные на моих защитников — я думаю, мы могли бы поссориться.

У меня такое чувство, что Стив понимал меня, понимал, что как личность я был немного больше, чем накачанный спортсмен; на самом деле, это было просто частью того, кем я был, когда играл. Гари Паллистеру, такому непринужденному по натуре, это тоже нравилось, как и Денису Ирвину. Каждый из них понимал, что громкий и требовательный вратарь позади них гораздо лучше, чем тихий. Ферги подобрал личностей, которые могли справиться с конфронтацией, которые были достаточно сильны, чтобы противостоять оппонентам или кому-либо еще. Они не обязательно должны были быть доминирующими типами, как я, но у них должен был быть характер. Гари Невилл был серьезным игроком больше благодаря своему менталитету, чем способностям. У него все получилось, потому что он все стерпел.

Со Стивом Брюсом

Я учился у Стива. Как только тренировки и матчи заканчивались, он становился таким сердечным и расслабленным. Я извлек из этого уроки и со временем успокоился. В своей внешней жизни я немного ослабил бдительность. Я мог прогуляться до дома Брюси, постучать в дверь, и мне отвечали «Привет, заходи, выпей чашечку чая». Или: «Привет, я смотрю крикет, заходи, хочешь бокал вина?» Многое может отягощать тебя как игрока одного из клубов с высоким давлением, и Стив показал мне способ порой откладывать футбол в сторону и просто жить своей жизнью. Его теплота делает его особенным человеком. Другие наши соседи, Фил и Дженис, были милыми людьми, чьи дети, Саймон и Джеймс, играли с Каспером и Сесилией. С ними можно было выпить пива и просто побыть нормальным человеком, а не футболистом. Во многих отношениях это было для меня чем-то новым.

 

После восемнадцати игр в английском Первом дивизионе 1991/92 годов у меня было одиннадцать сухих матчей, а после двадцати одного — половины сезона — мы возглавляли таблицу, на два очка опережая «Лидс Юнайтед», имея в запасе две игры. Мы больше всех забили, у нас была лучшая защита. Брюси, Палли и я быстро наладили игру, и я привнес в команду кое-что новое — доминирующего вратаря, который выходил на кроссы и выталкивал защитников из своей штрафной. В дивизионе было несколько сильных нападающих, такие большие парни, как Иан Доуи, Найл Куинн, Ли Чэпмен, Брайан Дин, но я играл от матча к матчу, наслаждаясь битвой. Я чувствовал себя так, словно попал в одно большое приключение, посетив все эти английские поля, встретившись со всеми этими знаменитыми командами, о которых я мечтал. Это было особенное время в моей жизни. Дети были прекрасного возраста — Касперу исполнилось шесть, Сесилия была милой малышкой — и из Дании всегда приезжали погостить друзья. Я был так счастлив. Все было хорошо.

Но не на поле. Вторая половина того сезона: насколько мы были плохи? Все началось с невероятной игры 1 января против «Куинз Парк Рейнджерс» на «Олд Траффорд». Они были на пятнадцатом месте, а накануне было пятидесятилетие Ферги. Он отвез нас всех в отель «Мидленд», как перед выездом, потому как мы никогда не останавливались в отелях перед домашними играми.

Когда ваша подготовка нарушается, даже незначительно, вы никогда не готовы на 100%. И когда ты обнаруживаешь, что пытаешься немного поспать в отеле в центре Манчестера... в канун Нового года... тогда позвольте мне сказать вам, что это срыв обычных планов. Там было так много шума. У многих из нас была беспокойная ночь. Мы играли с затуманенными глазами, и этот парень Бейли — Деннис Бейли, мы о нем почти не слышали — оформил хет-трик. Ферги больше никогда не завозил нас в гостиницу перед домашней игрой.

С того момента у нас не шла игра. Голов стало меньше. На протяжении двадцати матчей было только три игры, в которых мы забили больше одного гола. Мы не забивали три матча подряд, против «Ноттингем Форест», «Уимблдона» и КПР, и до середины апреля столкнулись с расписанием, которое требовало от нас сыграть пять раз за десять дней. Мы играли 16 апреля, 18 апреля, 20 апреля, 22 апреля и 26 апреля — сумасшествие.

18 апреля мы сыграли вничью с «Лутоном» — они вылетели. 20 апреля мы проиграли «Форесту», а 22 апреля «Вест Хэму» — они тоже вылетели. Их гол был счастливой случайностью, когда мяч попал в Гари Паллистера и влетел в ворота. Казалось, ничто не шло так, как нам хотелось бы. С другой стороны, чувствовалось, что «Лидс» получает преимущество. 26 апреля они начали свой матч раньше нас, и мы наблюдали часть игры, когда им повезло выиграть со счетом 3:2 у «Шеффилд Юнайтед». Затем мы вышли на поле и снова проиграли — на, кто бы мог подумать, «Энфилде». Это поражение означало, что «Лидс» стал чемпионом, в то время как «Манчестер Юнайтед» преодолел мрачный рубеж в двадцать пять лет без титула чемпиона Англии.

Усталость, травмы, большое количество матчей, ужасное поле (а оно было ужасным) на «Олд Траффорд»: мы могли бы найти оправдания, но когда дошло время до решающего момента сезона — мы набрали два очка в четырех матчах, два из которых были против вылетающих команд. У нас кончился бензин. Мы просто отдали титул. Средства массовой информации говорили «тот самый "Юнайтед"», и многие люди в то время считали, что все сводится к психологии, но, глядя издалека, все было проще. Мы были недостаточно хороши. Что всегда приходит мне в голову, когда я сравниваю команду 1991/92 годов с нашими более поздними командами, так это то, что на самом деле ее там и не было — просто та команда не совсем соответствовала чемпионскому уровню.

Не беря в расчет Пола Инса, наша полузащита была недостаточно сильной или отлаженной. Там были Даррен Фергюсон, очень хороший технически, но медлительный, и Мэл Донахи, Мик Фелан. Нил Уэбб получил травму, играя за сборную Англии, и так по-настоящему и не восстановился. Травмы также часто выводили Роббо из строя. Одним из результатов того сезона стало осознание Ферги того, что недостаточно просто взять Инси и поставить его с Д.Р. Угим в центр. Он превратил Брайана Макклера в игрока полузащиты, и Макклер–Инс стали реально сильной единицей, основой для нашего успеха в следующем сезоне.

Нам нужно было развиваться и в других направлениях. Это был первый сезон Райана Гиггза в качестве игрока основы, и он был фантастическим, но очень молодым. Было естественно, что случались матчи, в которых он был на высоте, и игры, в которых он был не в своей тарелке. Имея за плечами такой опыт, он был невероятен в следующем году, как и Андрей. Ферги понял, что паре игроков команды придется уйти, чтобы клуб мог продолжать работу, и я оглядываюсь на тот сезон 1991/92 как на эволюцию, на инвестиции, которые окупились в последующих кампаниях.

Мне предстояло провести лето всей моей жизни со сборной Дании на Евро-92, но когда в мае я уехал в Копенгаген, я и знать ничего не хотел о футболе. Я просто хотел убежать от всего этого. Когда я только приехал, мне сказали, что я должен стать последним кусочком головоломки Ферги, фактором, который выведет «Манчестер Юнайтед» за черту, и обнаружить, что я им не был, было небольшим ударом по гордости. Больше всего на свете я просто не привык приходить вторым. С «Брондбю» победа было рутиной.

В Европе «Юнайтед» выиграл Суперкубок, но вылетел из Кубка обладателей кубков, уступив мадридскому «Атлетико». Мы проиграли первый матч со счетом 0:3 на «Висенте Кальдероне», и в игре произошел инцидент, который иллюстрирует, как из-за моей привычки самоутверждаться со мной рядом порой было трудно находиться. «Атлетико» вышел вперед, когда Паулу Футре зашел справа и одурачил меня. Я думал, что он собирается отдать пас, и двинулся, чтобы закрыть прострел, а он остановился, повернул ногу и нанес удар точно в цель. Я видел, как все это развивается, и был убежден, что смогу приспособиться и все равно отбить мяч, но когда я попытался изменить направление, моя нога соскользнула.

Это было через четыре месяца моего пребывания в Англии. Я довольно хорошо говорил по-английски, но все еще существовал небольшой языковой барьер. Я недостаточно хорошо владел своим словарным запасом, чтобы сказать именно то, что нужно, в нужное время: сгоряча могло выскочить не то что нужно. В раздевалке в перерыве матча в Мадриде Ферги распял меня, и я защищался, но это звучало глупо. Это была ошибка, большая вратарская ошибка, я знал это, но я звучал так, как будто отказываюсь брать на себя ответственность. Я пытался сказать, что я думал, что будет кросс и что поехавшая нога помешала мне исправить ситуацию — а не то, что это поскальзывание означало, что это была не моя вина. Не совсем точное выражение моих мыслей может привести к тому, что я буду звучать хуже в конфронтации.

Еще одно нежелательное воспоминание: тогда Ферги разрешил нам выпить по бокалу вина вечером перед матчами, но я никогда себе этого не позволял — до той поездки. По какой-то причине я решил, что и я пригублю стаканчик. Вероятно, это не имело никакого отношения к моей ошибке, но больше я никогда этого не делал.

Кульминацией сезона стала победа в Кубке Рамбелоуз [прим.пер.: Кубок Английской лиги], и это было невероятно. Подумайте об этом восьмилетнем мальчике из бетонной деревни в стране, далекой от Англии, мечтающем о финале «Уэмбли». Наша победа со счетом 1:0 над «Ноттингем Форест» была маленьким привкусом той мечты. Сама игра вполне забываема, но я помню как ходил по стадиону с трофеем, видел все шарфы «Юнайтед» в воздухе и сиял от осознания того, что вся моя семья была в толпе.

Мне запомнилась еще одна игра, и это был наш шестой матч сезона, против «Уимблдона» на «Селхерст Парк». Я хочу рассказать эту историю, чтобы помочь вам понять, каким дерзким, конфронтационным, порой даже несносным парнем, которого вы увидите, если посмотрите старые кадры и фотографии, был — и не был — я. Я был им, порой, на тренировках, и я был им, большую часть времени, во время матчей. И быть таким парнем было преднамеренным поступком, полезной тактикой матча.

На поле я был высокомерен — сознательно. Я хотел позлить соперника, я хотел забраться в их головы — особенно в головы их нападающих. Мне нужно было, чтобы они поняли, что им противостою я. А не какой-нибудь вратарь. Я.

В мои ранние годы у меня был тренер, который говорил, что когда ты ловишь мяч, всегда прижимай его к телу. Прижимай его к груди. Покажи миру: «Этот мяч — мой». Игроки подходили близко, и я намеренно смотрел сквозь них или мимо них, держа этот мяч, даже не замечая их присутствия.

И вот, 3 сентября 1991 года мы отправляемся в гости к «Уимблдону». С момента моего дебюта в чемпионате, когда мы победили со счетом 2:0 над «Ноттс Каунти», я прямо парил. Я был хорош на тренировках, четыре сухих матча в первых четырех играх. Мои товарищи по команде решили подначить меня. «Просто погоди, пока ты сыграешь против Фаша, — начали говорить они. — О, Фаш тебя раскусит». Все эти маленькие комментарии. Фаш это, Фаш то.

Я должен признать, что он запал мне в голову — не по моей вине, а из-за нашего подшучивания в раздевалке. Я начал думать, что такого особенного в этом Фаше? Кто этот парень? «Уимблдон»: Джон Фашану. Ладно. У меня сложилось такое отношение, что Фаш меня не пробьет. Мне плевать, насколько крут этот парень. Я не признаю его на поле. На самом деле, когда настанет игра, я сделаю все, что в моих силах, чтобы досадить «Фашу». Я хотел донести до него, что он ничего для меня не значит, и у нас было несколько первых моментов контакта, когда я жестко выходил на него и просто смотрел сквозь него. Все шло хорошо, пока он не забил с прострела, за которым я пошел, но до которого так и не добрался. Мы выиграли со счетом 2:1, но из этой ошибки я многому научился.

На поле Фашану был тем парнем, который мог быть реально милым и вежливым со всеми. «Как ты, ты в порядке? О, мне очень жаль». Но когда представится шанс, он станет откровенным, абсолютным ублюдком. Они все были такими в «Уимблдоне»: девяносто минут жестокого, безжалостного футбола, а потом самые милые люди в мире.

Против Уимблдона, в атаке Джон Фашану

Я знал, что и у меня будет свой момент с Фашем. У тебя есть возможности в играх, и в то время судейство было немного другим — я думаю, ты сам мог себя «защитить». Перенесемся в февраль 1994 года, когда мы на «Селхерст Парк» встречаемся с «Уимблдоном» в пятом раунде Кубка Англии. Мяч пролетает через оборону, и Фаш гонится за ним, а я выхожу на него, и становится ясно, что единоборство будет 70 на 30 в мою пользу.

И вот, когда я ловлю мяч непосредственно перед линией штрафной, я держу ногу вытянутой, напряженной и прямой. Старина Фаш сразу же врезается в нее, и я впервые заговариваю с ним. «О, Джон. Ты в порядке? Я должен был защитить себя, Джон. О боже, мне так жаль». Это болезненно, но он Большой Джон Фашану, и он говорит: «Я. В ппп-орядке». И он вскакивает — но я вижу, что он в абсолютной агонии.

Вскоре после этого летит еще одна передача, и на этот раз в его пользу. Я выхожу, зная, что настало время хруста. Выиграл ли я эту битву? Я ни за что не могу отступить и отстраниться, но на этот раз он реально может причинить мне боль. И... он перепрыгивает через меня. Он вообще не задел меня.

Именно в такие моменты помогало то перенятое мной высокомерие. Было много нападающих, с которыми у меня были отношения, похожие на те, что были у меня с Фашем. Я уверен, что они ненавидели меня. Но высокомерие было тем, что я оставлял на поле. Вне его, я надеюсь — я верю — я был другим человеком. Когда ты моложе, ты не всегда понимаешь противоречия в своей жизни или личности, и потребовались прошедшие годы, много размышлений, развод и то, что я встретил родственную душу, мою жену Лору, чтобы во всем разобраться.

Чтобы переварить, почему я должен был отличаться на поле от того парня, которого я видел в зеркале. Чтобы понять человека, которым я на самом деле должен быть.

 

Я не могу отделаться от того факта, что Мистером Суматошным был я. Но в двадцать семь лет я столкнулся с совершенно иным набором проблем и решений, чем те, с которыми я сталкиваюсь в пятьдесят семь. Я не мог бы подходить к ним столь же расслабленно и удовлетворенно, как я подхожу к жизни сейчас. Да, временами я выглядел плохо. Но да, очень даже да, я добрался туда, куда хотел попасть, и мой образ действий подпитывал этапы этого путешествия. Потребовалась определенная личность, чтобы стать частью «Манчестер Юнайтед» Алекса Фергюсона, и определенная твердость характера, чтобы помочь клубу спустя двадцать шесть лет вернуться на вершину английского футбола.

Когда я смотрю на своих товарищей по команде и моего менеджера, они были похожи на меня. Ферги был гораздо более непринужденным, чем его имидж на публике, но если люди все время верили, что он крутой орущий парень, тогда ладно. Ему было все равно. Эрика Кантона никогда не заботило, как его воспринимает публика. Марку Хьюзу никогда не было дела, Брайану Макклеру вообще не было все равно, Инси в принципе было плевать. Палли? Ему было поплевать на то, что о нем думали люди. И, кстати, насколько же хорош был Палли?

Жизнь понимается задом наперед: я думаю, что это просто часть среднего возраста — оглядываться назад, качать головой на себя в молодости и с улыбкой думать: Что же ты делал? Когда ты моложе, тебя поглощает то, чего ты хочешь достичь. Ты убираешь препятствия и продвигаешься вперед. Когда ты становишься старше, ты понимаешь, что жизнь в такой же степени состоит в том, чтобы наслаждаться собой и проявлять доброту и любовь, но загадка заключается в следующем: если бы ты так думал в ранние годы, смог бы ты когда-нибудь продвинуться вперед так, как у тебя это вышло?

Я много об этом думаю. Смотрю на вещи с этой стороны. Со, скажем, двухлетнего возраста до двенадцати или тринадцати у тебя беззаботные годы. Потом ты можешь пошалить, но после тебе нужно начать работать над чем-то, выяснить, кем ты хочешь быть, проявить себя в школе. К двадцати двум, двадцати трем годам тебе нужно знать свой жизненный путь. И вот, в эти десять лет вложено все: задача превратить себя из ребенка во взрослого с карьерой — и все это в то время, когда ты проходишь через подростковый возраст в раннюю взрослую жизнь и физически развиваешься; когда ты наивен, идеалистичен, ты каждую минуту влюбляешься, разбрасываешься эмоциями.

Тогда это просто глубокая затяжка, когда ужин с друзьями — кульминация твоего месяца, и небольшие изменения. Только когда ты переживаешь реальные перемены в жизни, такие как развод, тебе приходится копать глубже, оценивать все, думать о последствиях для твоих детей, по-настоящему исследовать, кто ты есть.

Мой дар — это не только то, что я нашел с Лорой — с кем-то, кто прошел через похожие вещи, с кем-то, кто спокойно относится к этому миру, — но и то, что у меня есть Каспер, сын, который делает ту же карьеру, что и я. Я не могу поставить себе в заслугу блестящего вратаря, которым он является в любом техническом смысле — все это зависит от работы, которую он сам в себя вложил. Люди говорят, ты же тренировал его на заднем дворе? Нет, у меня не было на это ни времени, ни энергии. Когда я возвращался домой с тренировки, это было последнее, что я хотел делать, я слишком уставал. И каким бы отцом, по-вашему, это меня ни делало, так все и было.

Но единственное, что я могу сказать, в чем я помог, — это убедиться, что он не попадется в те же ловушки, что и я сам, и одна из них связана с тем, как он проецирует себя. Играть в матчах, быть вратарем №1, добиваться успеха на поле в Англии и за ее пределами — я обнаружил, что это самая простая часть всего дела. Самым трудным было показать себя тем человеком, которым я, по крайней мере, себя считаю.

С появлением Премьер-лиги телевидение внезапно попросило больше времени проводить с нами. Нужно было быть более популярным человеком, более активным в средствах массовой информации, а я не знал, как это комфортно устроить. Жаль, что я не общался больше и не общался лучше. Я, как правило, избегал интервью, а потом, когда я все-таки что-то говорил, я был слишком честен. А честность может очень легко привести тебя к неприятностям. Я стараюсь помочь Касперу быть немного более взвешенным, когда он что-то говорить на публику.

Когда он чувствует, что хочет сказать что-то сильное в интервью или в своем посте в социальных сетях, ему нравится пропускать это через меня, и часто мой совет заключается в том, чтобы все обдумать и подумать, чего он действительно добьется, высказавшись открыто. Поймет ли его должным образом публика, или его слова будут искажены? Дадут ли они повод определенным СМИ опубликовать сенсационную историю? Часто, поразмыслив, Каспер пускает все на самотек — или доносит свое послание более тонким способом.

Я хотел бы, чтобы хороший совет был для меня доступен в мои игровые дни, но лишь у нескольких футболистов — таких как Райан Гиггз, Гарри Суэйлс и Ферги — были советники, которые защищали их и их имидж. Это была эпоха, когда агенты, как правило, были рядом только для заключения сделок. Если бы я хотел что-то посоветовать молодому себе, то это было бы серьезно поработать над своим медиаобучением.

Что еще? Я бы нашел другие способы направить то количество энергии, которое у меня было. Я бы сказал: «Давай, Пит, сбавь немного обороты... » Недавно я смотрел одну из наших игр против «Арсенала» и был поражен тем, насколько Дэвид Симэн был моей противоположностью. Мне нравится Дэвид. Он был одним из моих любимых вратарей; я безмерно восхищался тем, насколько он был спокоен. И все же я не мог бы быть таким. Если бы я был таким же расслабленным, как он, я бы заснул. Что касается меня, то я должен был поддерживать определенный уровень энергии на поле. Итак, я не мог быть Дэвидом — но мне интересно, мог бы я хотя бы попытаться стать чем-то средним между Дэвидом и мной.

Наконец, я бы постарался просто быть немного менее, да... суматошным... с кем можно было бы находиться рядом. Несмотря на то, что внутри я всегда прекрасно понимал, что я всего лишь один игрок из одиннадцати и что мне нужны остальные десять парней, чтобы реализовать свои амбиции, я не всегда это показывал. Я бы посоветовал молодому Петеру Шмейхелю постараться быть более открытым и больше выражать свою признательность своим товарищам по команде.

Был бы я столь же успешен, используй я все эти советы? Думаю, что да. Но кто знает? Единственное, в чем я могу быть уверен, так это в том, что восьмилетний мальчик из далекой страны вырос и сделал так, чтобы все это случилось, и в этом я бы ничего не стал менять.

***

В комментариях теперь есть возможность отправлять донаты — автору будет это и полезно и приятно.)

***

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.