Джейми Реднапп «Я, семья и становление футболиста» 2. Дом-фургон
***
На Пальмерстон-авеню сказки на ночь совсем другие. Рядом не валяется куча детских книг. Я каждую неделю получаю новые выпуски журналов «Матч» и «Бей!», с их плакатами и анкетами, а также вопросами и ответами от лучших игроков (Любимое блюдо? Стейк и картошка. Любимое телешоу? «Старски и Хатч». Лучший автомобиль? Форд Capri 2.8 Injection) и я читаю их в постели, но когда папа возвращается домой, тогда начинается по-настоящему что-то хорошее.
В папиных рассказах есть только одна тема: Эллисы. Это семья из восточного Лондона. Куча мальчишек, все они на все лады прилично так терроризируют всех в округе, но в каком-то хорошем смысле.
Папа говорит мне, что они настоящие, что он знал их, когда они росли в поместье Бердеттов. Я верю ему, но я также знаю, что настоящая семья Эллис — это лишь приблизительная основа историй, которые он мне рассказывает, потому что, хотя идея о том, что семь мальчиков великолепно играют в футбол, для меня вполне логична, тот факт, что они только что выиграли Финал Кубка Англии ударом через себя на последней минуте матча, действительно вызывает несколько тревожных звоночков.
Я не возражаю, потому что все эти сказки — выдающиеся. Парни Эллис стащили кучу вещей, но только для того, чтобы отдать их в приют для сирот Ист-Энда на Рождество. Эллисы сняли кучу футбольных бутс с шикующих парней, которые играют в Лиге Риджентс-Парка, но только потому, что сами они играли в армейских ботинках и джинсах, и это все, что мешает им стать чемпионами всея Лондона.
На мой взгляд, Эллисы — это сверхчеловеческие существа. Папа сядет на край моей кровати, суперзвезды с моих плакатов из «Матча» и «Бей!», смотрят вниз с выкрашенных в желтый цвет стен спальни, и он начнет с чего-то нормального и закончит чем-то фантастическим.
— Папа, расскажи мне, чем занимались Эллисы.
— Да, что ж, Джонни Эллис как-то прогуливал школу, и...
— Джонни Эллис? Я не знал, что есть Джонни Эллис.
— Да, Джонни — это еще один из братьев.
— Еще один? Джонни старше остальных семи?
— Да, да, всего их восемь.
Я немного боюсь Эллисов. Они делают такие вещи, которые если бы я попытался сделать, я бы услышал мамину угрозу папой, а затем лицо и голос папы, от которых у тебя все внутри обмякнет. Они немного похожи на Креев в моем представлении, потому что эти братья также часто появляются в папиных рассказах: Слепой Нищий, Шляпа Джек и все такое, а также случайные гостевые появления Бобби Мура. Но они действительно звучат как самые удивительные персонажи, и я бы очень хотел пообщаться с ними. Они немного старше моего отца, но они любят его и заботятся о нем, так что это хороший знак. Они никогда не были менее чем милы с папой или дедулей, появляясь в рассказах, и это также заставляет меня чувствовать себя лучше.
Я бы определенно хотел, чтобы они были на моей стороне. Я бы с удовольствием поиграл с ними в футбол, не в последнюю очередь потому, что Брайан Эллис — потрясающий финишер, если судить по его победному голу в финале кубка, и я мог бы представить себя довольно хорошо вписывающимся в эту полузащиту, одиноким Реднаппом в море Эллисов.
В историях должен быть счастливый конец. Мне не нравится темнота, вот почему я попросил, чтобы стены моей спальни были ярко-желтого цвета, потому что это заставляет меня думать о солнечном свете и радости и о том, чтобы быть где-то в мире со своим футболом, и я не люблю темноту в рассказах или в фильмах, когда мы идем в кино. Я не хочу слышать о том, что кто-то пострадал. Всякая ерунда лезет мне в голову, мысли о том, что что-то идет не так, или что-то плохое происходит с Марком, дедулей или бабулей, и эти мысли застревают там.
То же самое происходит, когда я начинаю ходить в начальную школу, сажусь на заднее сиденье маминой машины с Марком, как я привык, но на этот раз выхожу с ним у ворот. Мне никогда не нравился детский сад, когда мама оставляла меня с кучей детей, которых я не знал. Есть что-то в вечеринках по случаю дня рождения других детей, что тоже расстраивает меня, весь этот шум и хаос, зная, что я не могу есть еду, потому что не знаю, кто еще к ней прикасался. И вот теперь мама отвозит меня в школу, где еще больше детей, больше шума и происходит больше вещей, которых я не понимаю, и мне становится намного хуже. В машине по дороге туда я реву. И не остановлюсь, пока мама не пообещает приехать до обеда и тогда забрать меня, или пока не развернет машину и не скажет, что я могу просто позаниматься днем.
Папа никогда ничего из этого не узнает. Он занят футболом. Я просто думаю, что я другой. Я не такой, как другие дети. Я — чудак.
Я стараюсь справиться с этим, сохраняя все остальное в чистоте и порядке. Убедившись, что все шарики, которые я коллекционирую, находятся в нужных горшках и разные цвета не перепутаны. Беру маленькие голубые пластиковые фигурки Смурфиков, которые я храню, и выстраиваю их в ряд на ящиках в моей спальне, чтобы они были в сообразном порядке — сначала дедушка Смурф, затем папа и бабушка, Благоразумник, Мечтатель и Лентяй. Когда ты контролируешь ситуацию, то с меньшей вероятностью с тобой случится что-то плохое.
Я не иду к папе, когда так себя чувствую. Я не хочу говорить ему, действительно ли я напуган. Папа — это футбол и истории. Мама — та, с кем я говорю о таких вещах. Она мягче. Она — слушатель. Тот, кто чинит сломанные фигурки и склеивает все их воедино.
•
У дедули и бабули в течение многих лет был дом-фургон на острове Шеппи. Это была та часть папиного детства, которую он с нетерпением ждал больше всего — спуститься на автобусную остановку на Аберфелди-стрит в пятницу вечером, как только дедуля заканчивал работу в доках в 18:00, прыгнуть в автобус Зеленой линии и провести четыре часа на этих пластиковых сиденьях, дурачась и обмениваясь историями. Проезжая через города вдоль реки Медуэй, останавливаясь в доме на полпути, чтобы выпить чашку чая и съесть бутерброд, вероятно, потому, что водителю сунули несколько фунтов, чтобы он точно заехал именно в это заведение. Через Ситтингборн и Кемсли и через болота на остров и Лейсдаун-он-Си на восточной стороне, чтобы увидеть все тех же людей, рядом с которыми они жили в Попларе, но теперь уже живущих в собственных крошечных домах-фургонах. Круг травы возле умывальника, ставший футбольным полем, все дети собирались там в начале дня для игр, количество футболистов менялось с каждой стороны по мере того, у кого как наставало время обеда, но матчи никогда по-настоящему не заканчивались, пока не становилось темно. Полностью темно.
Пятнадцать лет спустя Лейсдаун не особо изменился. Позади все еще ровные поля, холодное море, разбивающееся о скалистый пляж, увеселительные галереи, забегаловки с рыбой и картошкой и ветер. Все, что отличается, так это то, что у дедули и бабули теперь есть оранжевый подержанный фольксваген Жук, так что тыльные части наших ног прилипают к его сиденьям, а не автобусным, и было построено шоссе M2 , так что мы можем добраться туда вовремя и принять участие в последних серьезных матчах еще в пятницу, а не ждать субботнего утра.
Жук издает порядочный шум. Да и пахнет соответствующе. Он совсем не похож на Любовного жука, и поездка на нем в Шеппи примерно так же далека от того, что было в фильме «Ограбление в Монте-Карло», насколько только это возможно. Но нам все равно. Наша машина, та, из которой папа нас высаживает в Поплар — это Fiesta лаймого цвета, так что мы не привередливы. Мы также столь взволнованы предстоящей поездкой к дому-фургону, что пошли бы туда пешком, если бы пришлось.
Фургон был модернизирован со времен, когда папа был маленький. Теперь он оснащен водой, так что тебе не нужно пробираться к умывальнику, если только нет очереди в туалет. Там фургон, подъездная дорога, а еще и травянистая местность, иначе известная как «Уэмбли».
Как только мы приезжаем, все остальные дети начинают стучаться к нам в поисках дедули. «Харри, во сколько игра?» Все стоят в очереди, пятилетки, восьмилетки и девятилетние дети. «Харри, можно я поиграю, мне уже четыре».
Игры начинаются как внутрикемпинговое мероприятие. Затем пара авантюристов приходит из кемпинга через дорогу, и вдруг это «Мы против Них», «Сборная Англии против Сборной Остального мира», и все организовано дедулей. Поле в правильном состоянии. Мяч приближаясь к тебе, подпрыгивает. В пиковые часы игры повсюду дети, преследующие тебя со всех сторон. Дети, которые в два раза больше тебя, пытаются физически тебя превзойти, маленькие дети висят на тебе, прежде чем ты это осознаешь.
Это все равно что быть окруженным роем. Все эти раздающиеся повсюду крики, вопли и топот ног. Клетка в Попларе — неумолимое место для игры в футбол, потому что там так тесно, но это опять-таки нечто иное. Твое первое касание мяча должно быть идеальным, иначе второго ты не получишь. Тебе нужны глаза на затылке, чтобы увидеть, откуда придет следующий подкат, и тебе нужно почти сверхъестественное периферийное зрение, чтобы выбрать товарища по команде, которому нужно отдать пас, потому что нет никаких манишек для различения игроков команд, просто случайное сочетание комплектов формы «Вест Хэма», Шпор и «Миллуолла», потных футболок и маек. Ты должен быть сильным, расставляя руки и локти, чтобы сдерживать противника справа и слева, выпячивая зад, чтобы выиграть себе немного больше места на мяче. И тебе нужна выносливость, потому что на юге Англии ныне летнее время, и до 22 не стемнеет, если дождь чуть стихнет, а ветер к тому времени не сделает его слишком холодным.
Новый фургон все еще не такой большой. Кровати выдвижные. Телека нет. Но такое чувство, что мы оказались в отеле и заняли лучшее место на курорте, потому что поле прямо рядом, а в 10 метрах по другую сторону находится киоск с мороженым. Каждый день после обеда бабуля будет посылать меня с деньгами за малиновой Мивви, открывая один конец красного пакета и дуя в него, чтобы освободить леденец внутри, тонкий слой сладкого фруктового льда, который ты можешь откусить зубами, чтобы добраться до ванильного мороженого под ним. Ты чувствуешь жажду, потому что последним напитком, который ты пил, была крем-сода или лимонад, в который бабуля добавила пару дополнительных чайных ложек сахара, чтобы убрать шипение, потому что ты так много бегал, что тебе просто необходимо быстрее его проглотить.
На случай, если наш уровень сахара может упасть ниже красной отметки, бабуля даст нам по паре леденцов каждому, когда папа отвезет нас по Шеллнесс-роуд, чтобы отправиться на прогулку после отлива. Она уже съела бутерброд с сахаром, коричневый сахар на сложенном пополам куске хлеба с маслом, так что мы все здесь на одной волне. Почему бы тебе не захотеть больше сладостей?
Мы втроем — я, дедуля и Марк — выходим на пляж и мимо последних нескольких одиноких кафе направляемся к природному заповеднику Суэйл. Там внизу есть заброшенный дот времен Второй мировой войны, серый бетонный блок с тонкими щелями, выходящими на низкие поля, через которые прорезаны дренажные канавы, за ними грязевые отмели и корабли, идущие из устья устья Темзы в сторону Ла-Манша.
В тихий полдень это самое тихое место в мире. Только звук колышущейся темно-зеленой болотной травы и странная птица, порхающая вокруг, дедуля ковыряется в грязи вилкой, которую он спрятал в кармане, мы с Марком принимаем моллюсков из его рук и бросаем их в ведро. В фургоне у бабули закипела большая кастрюля с водой, и моллюсков бросают туда с небольшим количеством соли и съедают их прямо из скорлупы, как только они будут готовы.
Это наши летние выходные, и в течение трех недель в августе это наши летние каникулы. Это то, что мы всегда хотим. Нет смысла думать «о, только не опять», или желать чего-то более современного. Если сейчас каникулы, то мама может присоединиться к нам в выходные. Папа будет тренироваться или отправится на предсезонные товарищеские матчи или на первые матчи нового сезона. Каждый год мы видим одних и тех же детей, немного подросших, и играем в одни и те же матчи, только более жестко.
•
Марк Реднапп: Когда мне было шесть лет, я посмотрел на играющего в футбол Джейми и увидел это. Он был так хорош, что этого нельзя было не заметить. Не было других детей, которые делали бы то, что он мог делать с мячом.
Когда он бил по футбольному мячу, звук был просто невероятнейший. Он звучал иначе, чем когда остальные из нас пинали его. Это было все равно, что стоять рядом с игроком в гольф на поле, когда он забивает мяч своей клюшкой 1-вуд, или с бэтсменом, когда тот отбивает быстро посланный мяч самым кончиком своей биты.
Мы были ближе, чем любые другие братья, которых я знал, выходя через заднюю дверь фургона к гаражам. Я никогда не ревновал его, даже когда понял, что он переигрывает меня и что он будет продолжать переигрывать меня в футболе и в других видах спорта, в которые мы играли. Я не мог уже обыгрывать его в настольный теннис, и не пройдет много времени, как я не смогу обыграть его и в снукер.
Это было нормально. Я просто гордился им и присматривал за ним. Он делал что-то лучше меня, но я делал это первым, и я мог бы показать ему, как это делается. Я рано понял, что это удивительно — иметь такого брата, как он.
Никому не нужно было его подталкивать. Обстановка вокруг него была идеальной: отец, который знал о футболе больше, чем кто-либо другой, дедушка, который отставал лишь немного от отца по этой части. Старший брат, против которого можно испытать себя.
Папа заметил то же, что и я, вот почему он начал повсюду брать Джейми с собой как только ему исполнилось шесть. Он не подначивал его в саду за домом. Он не тренировал его при выходах один на один, не занимался с ним дриблингом, не давал ему список вещей, над которыми ему нужно было поработать, и набор упражнений, которые выведут его в профессионалы. Отцу не нужно было подталкивать Джейми, потому что с того момента, как брат научился бегать с мячом, он подталкивал себя сам.
Я выходил в сад поиграть минут на 20. Джейми играл там два часа.
Вот и все. Папа уже знал, что Джейми будет хорош. Мы все знали.
•
Папин футбол нас погонял по разным местам. Тем летом он заключает обычную сделку с «Сиэтл Саундерс». Он все еще играет в старте, хотя также начал и тренировать, помогая Джимми Гэбриэлу, бывшему полузащитнику «Эвертона» и «Саутгемптона», который перешел на тренерскую стезю. Ты переезжаешь в Америку будучи ребенком, и тебе так много нужно принять, что это почти чересчур. Если мы хотим пиццу, мама может позвонить кому-нибудь, и они действительно привезут ее к тебе домой. Я едва успеваю сообразить, что такое пицца, как она внезапно начинает появляться на нашем пороге с парнем на мотоцикле и слегка натянутой улыбкой. Такого не происходит, когда мы заказываем китайскую еду в Крайстчерч.
А еще там есть фигурки из «Звездных войн». Я начал собирать их еще в Англии, главные из них, такие как Люк и Вейдер, принцесса Лея и Чуи. В Америке ты можешь купить кучу фигурок, которых просто нет у нас дома. Лэндо Калриссиан. Адмирал Акбар. Ты можешь заполучить Тысячелетнего Сокола, да еще и Транспортер Имперских войск и Лендспидер. Там даже можете приобрести радиоуправляемый джавийский песчаный краулер.
Мне удобно сосредоточиться на футболе. Папа счастлив, что я все время рядом с ним, и я счастлив быть рядом с ним. И с командой, и на тренировочных полях, и на стадионе. «Мемориал Стэдиум» на 5-й Северной авеню невелик по меркам Первого дивизиона Англии, но там есть искусственное покрытие. Когда папа отсылает меня с футбольным мячом, болтая со своими товарищами по команде, я не могу прийти в себя от отскока и плавного скольжения, которое мяч приобретает на искусственной траве.
Когда «Саундерс» переезжают на новый стадион «Кингдом», там все еще лучше. На матч открытия против «Нью-Йорк Космос» приходят почти 60 тысяч болельщиков, за них играют Пеле и Франц Беккенбауэр. Это огромная бетонная чаша, крыша тянется и изгибается дугой над головой, удерживая весь этот дождь, идущий с Тихоокеанского побережья. Это все равно, что смотреть на нижнюю сторону огромного серого парашюта, трибуны окружают поле и врезаются прямо в углы искусственного поля. «Сиэтл Сихокс» играет там во время сезона НФЛ, но когда «Саундерс» дома, я получаю удовольствие от зрелища.
Мы едем на машине, по сравнению с которой лаймово-зеленая Fiesta выглядит игрушкой корги. Не нужно пристегиваться ремнями безопасности, я скольжу по задним сиденьям, когда мы поворачиваем за угол, одетый в мой любимый верх — бледно-голубую футболку с большой цифрой «24» спереди и на плече каждого рукава. Марк остается в арендованном доме с новыми друзьями, которых он завел. Мне это не интересно, потому что мне нравится быть одному, и я люблю смотреть, как тренируются папа и команда. Это так волнующе — находиться рядом с настоящими футболистами, слушать, что они говорят, слышать, что Джимми и папа говорят им делать. Зачем мне хотеть быть рядом с детьми моего возраста, когда я могу быть здесь, где происходят нечто реально, где настоящие футболисты могут показать мне то, чего я еще не умею, но чему так хотел бы научиться?
У одного из игроков во рту всегда есть кусочек розовой жевательной резинки. Я прошу маму купить мне такую же. Другой всегда завязывает шнурки определенным образом. Я спрашиваю его, почему. Он говорит мне, что это потому, что таким образом они никогда не развязываются во время матча, поэтому я настаиваю, чтобы мама завязывала мои бутсы таким же образом, туго, очень туго, а затем учит меня, как мне самому это делать. Гетры натянуты до упора, как всегда, потому что так выглядит лучше. Это аккуратно. Это организованно.
На стадионе нет детской комнаты. Папа просто достает футбольный мяч и бросает его в мою сторону, и меня это вполне устраивает. Он слишком большой и тяжелый для ребенка моего возраста, но я буду водить его по кругу, туда и сюда вдоль бровки, вокруг углового флажка, вокруг оставленных на траве бутылок с «Геторейд». Мне не будет скучно. Я не могу быть одиноким, потому что у меня есть мяч.
Матчи — это всегда лучшие моменты. Я могу заранее посидеть в раздевалке, а затем пойти на скамейку запасных или на лучшее место на трибунах, как только дело дойдет до чего-то серьезного. Комплект формы «Саундерсс» белый в тонкую черную полоску, черные шорты и белые гетры, очень похож на комплект «Фулхэма». В команде есть настоящие таланты: Майк Ингленд, легенда обороны Шпор и сборной Уэльса, Алан Хадсон, бывший полузащитник «Челси», «Стока» и «Арсенала». Бобби Мур пробудет там один сезон, а Джордж Бест прилетит из Лос-Анджелеса, где он играет за «Ацтекс». Джефф Херст всегда где-то рядом.
Они возвышаются надо мной. Майк Ингленд намного выше 183 см, его бедра такие же большие, как весь я, он носит большие пушистые бакенбарды. У Алана модная кудрявая завивка, которая идет к его серебряной цепочке. Папины волосы едва ли можно назвать послушными, они отросли над ушами, как лохматый рыжий шлем. От Бобби и Джорджа пахнет шоколадом, запах почти такой же как от овсяных хлопьев «Реди Брек».
Я окружен звездами, но в то же время все это для меня столь нормально. В нашем доме всегда были футболисты. Джефф Херст пусть и забил голы, которые принесли сборной Англии победу на чемпионате мира. Для меня он просто папин приятель. Я сын Харри, поэтому они всегда принимают меня.
По большей части. У нас домашняя игра против «Ацтекс». Мы проигрываем со счетом 4:5, и вратарь просто кошмарит. Почти в каждом голе так или иначе виноват он. Один проходит у него между ног, другой проползает под его рукой. Это очевидно, и я не могу понять, почему все не говорят об этом в открытую. Если ты хочешь стать лучше, почему бы тебе не признать, над чем тебе нужно работать?
На следующий день я хочу поговорить с вратарем. Но нигде не могу его найти. Его нет на тренировке. Он не работает над отбитием ударов. Я следую за папой в здание, и вот он лежит лицом вниз на столе физиотерапевта. Прячется, хотя я еще этого и не осознал.
У меня во рту жвачка, так что я знаю, что мы с ним одной крови. Чавк-чавк, большой пузырь, хлоп.
— Боже, Клифф, ты реально все испортил!
Это не должно быть сочувствием. Это должно быть анализом. Это должно быть немного по-американски, потому что все так и есть, и именно так я себя сейчас и чувствую. Но реакция папы говорит мне, что я, возможно, немного ошибся в этом.
— Что это ты делаешь? Закрой рот!
Я не могу до конца разобраться в этом.
— Но он же облажался, пап!
— Вылезай-ка отсюда, убирайся!
Я в курсе прочих шуток. Все говорят, что папа ненавидит бить по мячу головой, что они никогда не видели, как он это делает. Так что они заключили пари. Его приятель Смадж, Дейв Смит, приехал к нам в гости. Он должен купить мне и Марку банановый сплит, если папа ударит по мячу головой в этой дневной игре.
Мы не можем оторвать глаз от мяча. Несомненно, это произойдет. Папа вроде как близок к этому, уходит со своего фланга гораздо чаще, чем обычно, кричит о длинных кроссах поперек поля, на которые он мог бы открыться, но ему ничего так и не приходит. Множество пасов в ноги, любое количество на пространство перед ним, но ни малейшего намека на что-либо выше колена.
Мы начинаем беспокоиться. Минуты уходят. Наши банановые сплиты тают. И тогда папа делает это — ждет следующего паса, пущенного на уровне его лодыжки, поднимает его носком бутсы, отправляя его в воздух и головой направляет мяч в другую сторону. У него даже есть время оглянуться на нас и подмигнуть, после чего он убегает.
Это то, что обычно случается с папой. Мяч NASL, красивый Adidas с красной звездой на синем шестиугольнике, произвел на меня глубокое впечатление, и он производит особое впечатление на него.
«Саундерс» снова играют с «Космосом» Пеле. Величайший игрок, который когда-либо жил, бьет издали. Мой отец, как ни странно, бросается на путь мячу, чтобы попытаться остановить его. Когда два часа спустя он возвращается домой, отпечаток этих красных звезд все еще виден на его бедре. Пеле воистину оставил на нем свой след.
Но все уже меняется. Папа переезжает из Сиэтла в «Финикс Файр», который играет в Американской футбольной лиге, и хотя клуб проваливается, когда у владельцев заканчиваются деньги, мы там на пару месяцев, достаточно долго, чтобы я начал играть за детскую команду. Тренер — немного странный парень. Его зовут Бутч — и ладно, но он вернулся со службы во Вьетнаме, и это сделало его немного странным на поворотах. Он также, похоже, мало что знает о футболе, потому что внезапно все эти: «Джейми, как ты бросаешь мяч из-за боковой?» и «Джейми, ты можешь показать нам, как остановить мяч?» Шестилетний мальчик показывает взрослому мужчине, как играть в футбол. Что все это значит?
Эти приключения рутинны, а суперзвезды нормальны, но все это никогда, никогда не бывает скучно. Когда мы вернемся в Англию, Джордж Бест приедет погостить к нам домой. Главный тренер «Борнмута» Дон Мегсон подписал с ним краткосрочный контракт на том этапе карьеры Джорджа, когда речь идет только о краткосрочных сделках.
С футболом на «Дин Корт» на самом деле у него не выйдет. В какой-то момент он пойдет в туалет перед игрой, вылезет через заднее окно и убежит. Никто не знает, куда. В другой раз его увидят играющим в боулинг, пытающимся продать столовые приборы, потому что у него нет никакой законной валюты.
Джордж кажется счастливее всего, когда мы вдвоем в саду за домом, передавая друг другу мяч обеими ногами. Я выпендриваюсь, пытаюсь убедить его, что я — игрок, делаю свои приколы. Джордж не такой подтянутый, как некоторые другие футболисты, которые приезжают, как Бобби или Джефф, и у него большая черная густая борода. Но он всегда улыбается, и он даже спокойнее, чем я, демонстрирует маленькие трюки с мячом и делая обманные маневры.
Я знаю, что папа пытается ему помочь, отчасти потому, что надеется, что сможет его немного реабилитировать, отчасти потому, что любит его так же, как любит Бобби. Есть также тест, который он предлагает: чем серьезнее персонаж, тем сложнее задача для человека, который уже думает о том, когда он перейдет от роли играющего тренера просто к тренерской работе. Я также знаю, что папа считает его лучшим игроком, которого он когда-либо видел. Не все его прежнее равновесие сохранилось, и гибкость давно исчезла. Но мне достаточно того, что я могу наблюдать, изучать и обдумывать.
Дело не только в Джордже. К нам приходят игроки «Борнмута», люди без малейшей доли его способностей или славы, трудяги, кто провели карьеру в низших лигах. Я также вижу, что у них есть, как усердно они тренируются каждый день и как хорошо они следят за собой, и я вижу, что в этом сонном городке на южном побережье к ним все еще относятся иначе. Не машины и не деньги заставляют меня хотеть быть футболистом. А то, как они живут своей жизнью. Это то, как другие люди окружают их, как они проявляют к ним уважение, как они отступают на шаг, смотрят на них и цепляются за то, что они говорят. Все в мире моего отца волнующе, и я хочу каждую его часть.
В других сферах моей жизни есть нормальность. Мы с мамой иногда после школы ходим в кафе «Кукушка» в Крайстчерче, чтобы выпить чаю с булочками. После этого она позволит мне взять пятнадцать розовых морских креветок или кубики колы в газетных киосках на углу, вытряхнуть в металлическую чашу для взвешивания из высокой пластиковой банки на полке, а затем положить в белый бумажный пакет, прежде чем мне его передадут.
Мамина жизнь построена вокруг футбола, но она им не одержима. Точно так же, как когда она и ее сестра Пэт ездили в отпуск с папой и дядей Фрэнком до того, как приехали мы, дети, двое мужчин проводили весь день, выпендриваясь перед ними, чеканя мяч ногами или плечами и головой, и женщины не могли быть этим особо впечатлены. Она никогда не смотрела как папа играл, когда он был в «Вест Хэме», потому что работала с Пэт в парикмахерской в Баркинге, получая от этого гораздо больше удовольствия. Они могли бы вставить свои комментарий во время радиопередачи, но это было все.
А еще есть и семейные прогулки. Когда папа спрашивает меня и Марка, не хотим ли мы поехать в Лондон, чтобы посмотреть игру в мае 1980 года, оказывается, что это финал Кубка Англии между «Вест Хэмом» и «Арсеналом». Дядя Фрэнк играет на позиции левого защитника за Молотобойцев.
Мы занимаем лучшие места, прямо напротив центра поля, и одетые в точной копии бордовых и синих футболок «Вест Хэма», хотя в тот день они играют в своем выездном белом комплекте. Жарко, как в печке, настоящий ясный день финала кубка. На самом деле мне больше нравится наблюдать за Аланом Девонширом на левой фланге полузащиты, чем за дядей Фрэнком, который располагается сразу за ним и которого я итак постоянно вижу, но когда Фрэнк позже приносит свою медаль победителей в свой дом, кажется, что произошло какое-то странное волшебство. Мой дядя только что выиграл величайший трофей на свете, и я прикасаюсь к настоящей медали. Это странная смесь рутины и экстраординарности. С другими мальчиками в школе такого не происходит. Мой мир не таков.
•
Харри Реднапп: Когда я был подростком в «Вест Хэме», от горшка три вершка, я слушал, как все старшие профессионалы обсуждали тактику и стратегию, набиваясь в кафе Кассеттари, за углом от «Аптон Парк». Там были бы Дейв Секстон, Малкольм Эллисон, Фрэнк О'Фаррелл и Джон Бонд, которые избавлялись от грязных тарелок и кружек на столе и использовали солонки и перечницы, а также красные и коричневые бутылочки для соуса в качестве фигурок игроков. Я сидел там и впитывал все это, все, что они говорили. Это очаровало меня.
Именно это я видел, как Джейми делал в Сиэтле. Тренируясь с нами, мужчинами, когда ему было пять и шесть лет, слушая разговоры Майка Ингленда, Бобби Мура и всех прочих. Он все время был рядом с ними. Можно было видеть, как он все это впитывает.
Я также видел в нем прирожденного футболиста. Можно сколько угодно тренироваться, но я думаю, что у тебя это либо есть, либо нет. В шесть лет Джейми мог просто взять мяч и играть. Перемещать мяч, смотреть на схему игры, контролировать ее темп и движение. Я смотрел на него вместе с этими взрослыми и думал: у тебя есть талант, Джейми, быть рядом с тем, с кем ты хочешь быть.
Я был бы абсолютно не против, если бы он не увлекался футболом. Я никогда не подталкивал его к этому; я не был одним из тех родителей, которые стояли на бровке и кричали на своих детей каждую неделю. Если он играл хорошо, отлично. Если нет — он научится.
Но было здорово видеть, как он играет. Футбол был всей моей жизнью. Я видел, что было у него, и мне нравилось, как сильно ему нравилось то, что я делал.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
