Джейми Реднапп «Я, семья и становление футболиста» 1. Начало
***
Я открываю глаза и встаю с кровати, а рядом всегда есть футбольный мяч. Четырехлетний мальчик, футбольный мяч на полу моей маленькой спальни, другой лежит на лестничной площадке, когда я прохожу мимо спальни моего брата Марка. Спотыкаясь, спускаюсь по лестнице и бегу через холл на кухню, а оттуда в сад за домом.
Пальмерстон-авеню в Крайстчерче ничем не выделяется. Бледно-кирпичные жилые дома блокированной застройки аккуратными рядами, с соседями лишь с одной стороны, если дом находится в конце улицы, как наш. Одинаковые белые двери на всех, в каждом доме есть эркер внизу и три маленькие спальни наверху. Пара тощих деревьев; низкорослые кусты между узкими палисадниками. Вокруг не так много машин, потому что, как только ты повернешь направо от нашей входной двери, там будет лишь Пелэм-Клоуз, который является тупиком, а если повернешь налево и выйдешь на Рассел-драйв — это всего лишь еще одна тихая жилая улица в тихой жилой части места, куда никто не приходит, если конечно не идут к себе домой.
Еще больше футбольных мячей валяется на затоптанной траве заднего дворика. Здесь не так много места, примерно столько, сколько занимают ворота для взрослого футбола, если их положить на бок. Ты ускоряешься и сразу же вынужден замедляться. Позади есть кирпичная стена, которая идеально подходит в качестве ворот, если я играю против своего брата Марка, и идеальна для того, чтобы бить по ней мячом, если я один, хотя деревянный сарай в углу, креозотом окрашенный в темный цвет очень даже мешает. На клумбах не так много цветов, потому что все, что торчит или мешает, будет растоптано, раздавлено или срезано.
Мама знает, что происходит, когда мы играем дома. Вот почему она настаивает на том, чтобы мы использовали только губчатый мяч, если играем внутри, или, по крайней мере, она пытается это сделать. Слишком много разбитых ваз, украшений, раскачивающихся на каминной полке, в то время как мы с Марком внезапно замолкаем, уставившись друг на друга с выражением застывшего шока.
В саду лежат жесткие футбольные мячи — пластиковые из гаража, те, которые всегда закручиваются куда-нибудь, как бы ты их ни пинал, пара кожаных, которые привез папа и которые стали немного мягкими и тяжелыми из-за того, что лежали на улице. Есть свои преимущества иметь отца, который играет в профессиональный футбол, и это первое. Там нет ничего от его дней в «Вест Хэме», и «Борнмуте», будучи в Четвертом дивизионе, цепляясь за каждый приличный мяч, который у них был, но есть красавец из Североамериканской футбольной лиги, где папа проводит большую часть каждого года, играя и тренируя за «Сиэтл Саундерс». Он сделан компанией Adidas, с тремя полосками на одной из шестиугольных белых панелей и красными звездами на синем фоне на другой и словами «Официальный мяч NASL» между ними.
Мы можем перекидываться мячом в переулке, который проходит по правой стороне нашего дома, и ускоряться в пространство у гаражей сзади. Там больше места для серьезных игр, облупленная металлическая дверь — одни ворота, еще одна напротив — другие. Никто не использует свой гараж для машин; это все коробки со старыми вещами и, возможно, какими-то велосипедами и ненужной мебелью, так что можно там бродить целую вечность, и никто тебя не побеспокоит.
Но там бетон, а бетон — это не то же самое, что трава, которая отлично ведет себя под твоими ногами, и идеально подходит для скольжения, и мягкая, как ковер в гостиной, если спотыкаешься и падаешь. Бетон не пахнет. Не то что трава и грязь. Как только я вхожу в сад и этот влажный влажный земляной аромат окружает меня со всех сторон, я чувствую себя спокойно и в безопасности. То же самое будет, если мы с Марком возьмем мяч и побежим по Дизраэли-роуд и вдоль просеки, которая выведет нас на игровые поля к морю. Дальше есть болото Стэнпит, все серое и соленое, а затем песчаные отмели и приливы в сторону Мадфорда, но я замечаю только пятнистую траву. Я и мяч на траве, бегаю с ним, подсекаю, подбрасываю и чеканю. Пасую мяч Марку, преследую его, отнимаю мяч, убегаю с ним, а он бежит за мной.
Ты можешь делать с мячом завораживающие вещи. Он делает только то, что ты захочешь. Небольшой толчок и он стоит перед тобой. Носок ноги опущен и при ударе тяжело опускается под нижнюю сторону мяча. Поставь ногу сверху, чтобы остановить его, затем поскреби шипами, резко развернув его, пусти его на подъем и подними в воздух.
Братья созданы для того, чтобы соревноваться. Марк тоже любит то, как он играет, поэтому он жестко идет на меня, но мы никогда с ним не ссоримся. Он на три года старше и совсем другой. Он нормальный. Он играет в футбол в течение часа, а потом ему становится скучно, и он уходит, чтобы заняться чем-то другим. Он идет в дом, когда начинается дождь, и смотрит по телевизору телешоу «Джим все исправит».
А я — нет. Я играю в футбол в течение часа, и потом продолжаю играть. Когда идет дождь, я его просто не замечаю. Когда моя мама приглашает других детей, которые тоже собираются пойти в ту же начальную школу, я спрашиваю их, могут ли они вместо этого пойти поиграть вместе со мной и Марком.
Мама не возражает. Футбол не был ее коньком, когда она была выросшей в Баркине девочкой. Когда она впервые встретила моего отца, она знала о «Вест Хэме», потому что нельзя вырасти в восточном Лондоне и не знать, но с самого начала она не знала, что именно этот Харри был тем самым Реднаппом, который играл за них на фланге. Но она позволяет мне продолжать в том же духе. У нее два мальчика, стало быть она не волнуется, как тогда, когда у нее был лишь один. На это нет времени. Она переходит от персональной опеки к зональной. Они в саду, прекрасно. Они у гаражей. Присматривайте друг за другом, ага?
А папа? Он счастлив, что я счастлив, играясь с мячом. Папа рассказывает истории, потому что обычно он именно этим и занят. Он не будет заваривать чай. Он не заварит даже чашку чая. Это делает мама. Мама делает все важное, то, что нужно семье — завтрак, обед и чай, встает рано, как ее заставлял ее отец, убирает, собирает вещи, когда мы уезжаем. Организация, умение слушать.
Папа занимается футболом и рассказами. И у него всегда есть история, обо всем и ни о чем.
Он сначала прикрикнет мне и моему брату. Сидя в саду в лучах летнего вечернего солнца, сидя на мяче. Носки подтянуты наверх. Всегда носки подтянуты наверх.
«Джейми! Марко! Оглянитесь вокруг. Это класс. Я говорил вам, где я вырос, на Барчестер-стрит, в Попларе? Мальчишки, это была разбомбленная улица, половины улицы — ее просто не было. Конец и начало улицы были завалены щебнем. Когда мы были детьми — это была наша игровая площадка, просто места бомбежек, бомбоубежища, обломки, кирпичи. Вот где мы выросли и играли».
«Мальчики, вы знаете откуда ваши бабуля и дедуля? Да все оттуда же, из самой лесной глуши. Когда они перевезли нас в это поместье на Бердетт-роуд, новые квартиры, 18 кварталов вокруг школы посередине, мы думали, что у нас получилось. Ничего подобного. Клочок травы за домом, который мы называли "Уэмбли", мы были там каждый вечер, пока не становилось слишком темно. Мы ждали, когда раздастся зов — "Большая игра на «Уэмбли», парни!" — и мы все собирались. Ребятки, это было потрясающе!»
Мы знаем, что он имеет в виду, потому что, хотя футбол перенес семью из восточного Лондона на южное побережье, все эти старые связи все еще живы. Папины приятели — его приятели по «Вест Хэму». Мамина сестра Пэт живет там, замужем за Фрэнком Лэмпардом, который преуспевает в «Вест Хэме», выиграв Кубок Англии, как раз тогда, как я начал что-то помнить. Папин старый приятель и товарищ по команде Бобби все время в разъездах, и хотя я никогда не видел ни одной игры и не читал ни одной программки, я знаю, что он делал на чемпионате мира в 1966 году, потому что, когда другие люди приезжают и смотрят на него, они делают такое же потрясенное лицо, как у меня и Марка, когда мамины вазы падают на пол.
Все эти связи, крепко держащие семью в Ист-Энде, и ни одна из них не так важна, как дедулина и бабулина.
Бабуля — первая, кого ты видишь, когда приезжаешь и останавливаешься в их муниципальной квартире на Салмон-лейн. Стоя на маленьком балконе, двумя этажами выше темно-коричневого кирпичного здания, машет рукой, когда мы паркуемся под вязом на улице. Всегда в передничке, большие очки, такие же рыжие волосы, как у папы, но их гораздо больше.
Бабуля — повар. Бабуля работает на кондитерской фабрике дальше по дороге, а потом убирает офисы в городе, но когда мы приезжаем, она уже повар. Лифт в квартирах пахнет так, как будто кто-то не смог вовремя добраться до своего туалета, и поэтому, когда ты выходишь на ее этаж, то начинаешь чувствовать запах дезинфицирующего средства, а затем эти два запаха смешиваются и друг с другом воюют.
Входя через парадную дверь, ты слышишь потрескивание готовящегося на кухне куска мяса. Свежая мята из маленького горшочка, висящего на верхних перилах балкона. Играет «Радио Два», а днем — Джимми Янг — ее любимое шоу. Ждем звуковых сигналов, чтобы она могла прикрикнуть на нас из-за новостей, сериал «Улица Коронации» по маленькому телевизору, если мы придем вечером после папиной игры.
Мама бабули была необузданной. Она была той, кто обычно собирал все ставки у других на их улице и передавал их соответствующему букмекеру, Сирилу, «Разносчику Газет», когда он приходил их забрать. Именно она была ответственна за то, что папа так увлекся лошадьми, позволила ему выбрать одну из них из газеты, когда он был ребенком, потирая его рыжие волосы на удачу, делая свой собственный выбор.
Так что наша бабуля — разумница. Она дисциплинирована. Она остается в этой крошечной кухне и всем угождает. Большой чайник чая с надлежащими чайными листьями, всегда выносит дорогой тонкий фарфор для взрослых, все сделано правильно. В ванной — сложенная сбоку фланель и большой кусок белого мыла. Все безупречно. Все чисто и точно. Когда она жарит картошку, она использует металлический резак, чтобы они получались изогнутыми, все одинакового размера.
Мне нравится, какая она организованная, по характеру ближе к моей маме, чем к папе. У папы, в лучшем из возможных способов, все вверх дном. Как только с бабушкой ты выходишь за рамки приличий, она всегда будет начинать с одного и того же, будь то я, Марк или кто-то вдвое старше нас: «Послушай, мальчик...»
И поэтому именно дедуля ответственен за все развлечения, как и его единственный и неповторимый сын.
Дедуля не такой уж большой. Даже будучи ребенком, я мог это сказать. Но очень похоже на то, что в нем все время потрескивает какой-то жар. Он носится туда-сюда, как воробей весной. Он не может усидеть на месте. Когда ты приходишь, он сидит на диване в гостиной, и это последний раз, когда ты видишь его сидящим неподвижно.
Каждое утро он проходит два с половиной километра на север от Лаймхауса до Римской дороги в Боу за пирогом и пюре, вверх по тропинке или вдоль Бердетт-роуд. Волосы зачесаны назад, естественная упругость в походке. Кажется, он знает всех. Когда люди его замечают, они кричат ему. «Все в порядке, Харри?» В ответ он называет всех Джонами, если только они не высокие, и в этом случае они дяди Степы. Ему за пятьдесят, но он в отличной форме. Бабуля готовит всю еду, а дедуля смотрит на нее как на сумасшедшую.
«Вайолет, зачем мне есть всю эту еду? Бутерброд с сыром и чашулька чая меня вполне устроят. Итак, Джейми, как там футбол?»
Он занимался боксом и до сих пор играет в дартс, но футбол всегда был дедулиной первой любовью. Он играл по любителям, а потом отправился на войну и застрял в лагере для военнопленных. Когда он вернулся, он сказал нам, что другая команда каждую неделю просила его присоединиться к ним, но он предпочитал играть со своими товарищами, не мог успокоиться. Слишком много действий, слишком много схем.
Когда он выводит меня с мячом в парк Виктория или Майл-Энд, я все еще вижу это в нем. Он будет отрабатывать навыки там, жонглируя мячом, чеканя с левой ноги на правую и обратно, всегда быстро, всегда со своим обычным смехом. Наступит время, через 20 лет, когда он будет делать то же самое со мной, когда я буду в сборной Англии, а мой младший кузен Фрэнк вырастет и будет играть за «Вест Хэм», как и его отец, и дедуля будет продолжать пинать мяч между ног Фрэнка, и Фрэнк будет так раздражен, что скажет: «Харри, если ты когда-нибудь сделаешь это еще, мне придется пнуть тебя так, что ты улетишь».
Дедуля хочет играть в футбол и хочет поговорить об этом. Когда папа перешел на тренерскую работу, дедуля смотрел матчи молодежной команды и рекомендовал ему молодых игроков, и именно дедуля заметит подростка Рио Фердинанда, немного потерянного в центре поля, и дедуля сказал папе, что он только что заметил потенциально лучшего центрального защитника, которого он когда-либо видел.
Когда папа был маленьким, дедуля водил его смотреть «Арсенал», пару автобусов через весь город до «Хайбери», хотя все остальные в округе болели за «Вест Хэм». Он любил таких игроков, как Джимми Блумфилд и Дэнни Клэптон, хитрых инсайд-форвардов и вингеров, таких футболистов, какими, по его мнению, он мог бы быть. Ему также нравилось видеть такие громкие имена, как Стэнли Мэтьюз и Том Финни, так что, если «Престон» играл где-то в городе, для него и папы это могло быть еще пару автобусов или долгий путь на запад, чтобы посмотреть на «Сток» в Челси.
Никто из Ист-Энда не ходит смотреть «Челси», но вот как сильно дедуля любит свой футбол, и вот какие истории он рассказывает нам, когда мы приезжали, и вот какие трюки он показывал нам в парке. Весь этот дриблинг и финты, дразня нас мячом, который никогда не был в пределах нашей досягаемости, притягивая нас, а затем отбрасывая его. Магические трюки и ловкость ног.
У бабули тоже есть свои истории. Она никогда не была нигде дальше Борнмута. Она определенно никогда не летала на самолете. Но она, вся в выдумках, усаживает меня и Марка за стол и рассказывает нам о войне дома, о воздушных налетах, о том, как, когда зазвучали сирены, они бежали в укрытие и просто надеялись, что бегут в другую от бомб сторону. О том, как она добралась до Бетнал-Грин в безопасное место и позже узнала, что убежище по другую сторону — еще один полумерный вариант — было уничтожено; о том, что ее школа получила прямое попадание бомбы, и на следующее утро она увидела два ряда своих одноклассников, аккуратно уложенных на тротуаре.
Есть пряжа и есть странные перлы. «Послушай, мальчик, никогда не доверяй никому, у кого нет губ». Я реально не знаю, что это означает, но ты слушаешь бабулю, потому что она сильная женщина, а дедуля, несмотря на все свои шутки, делает именно то, что она ему говорит, и как только она говорит.
Дедуле пришлось нелегко. Он рос в семье с десятью детьми, не все из них пережили ранние и опасные годы, время, проведенное в детском доме, впоследствии его старшие сестры за ним присматривали. Он подолгу работал в Вест-Индских доках на острове Собак со своим братом Джорджем, и отец тоже устроился туда на работу, когда был еще мальчишкой, до того, как вмешался «Вест Хэм» и спас его от этой предопределенной судьбы.
Он также наслаждался собой, как мы с Марком узнаем из другой папиной истории в машине во время долгой поездки.
«Ребята, каждый сочельник, все докеры, такие как дедуля, не возвращались домой сразу после работы, они уходили выпивать со своими приятелями. Однажды он должен был принести домой курицу — у нас не было индеек, Марки, у нас была курица. Ни у кого не было индейки».
«В любом случае, не было никаких признаков прихода моего отца, поэтому нам пришлось идти с твоей бабулей и искать его в пабах. Там было около пяти или шести пабов, которыми они пользовались, и я заглядывал в один из них и выходил.
— Мам, я его там не вижу.
— Ладно, давай пойдем в «Граф Элсмир».
«Там я его и нашел, в "Элсмире". Он был там со всеми старыми докерами. Они все танцуют с женщинами с кондитерской фабрики через дорогу. На их головах все еще надеты тюрбаны — у моей мамы всегда был белый тюрбан, похожий на шарф — они носили такой, работая с едой».
— Он там, мама!
— Да неужто. Позови его сюда...
«Я стою у двери с папой, он пьяный. Когда он выходит, моя мама хватает его, бамс, пинает его всю дорогу до дома. Каждый раз, когда он останавливался и начинал спорить, она снова пинала его под зад. Она может быть тихой, но она коренастая, твоя бабуля. Она пинала его под зад всю дорогу до дома. Блестяще».
Нигде нет места безопаснее, чем у бабули и дедули, так что нам с Марком разрешают оставаться там на выходные. Бабуля водит нас на Стратфордский рынок и кормит огромными пирожными с кремом и тостами, нарезанными, как толстенные книги, с которых падает масло, все, что должно быть для нас вредно. Она макает тост в чай, так что на верхушке ее чашки появляется слой жидкого масла.
Это топливо на вторую половину дня, когда мы, пошатываясь, спускаемся по лестнице в квартиру, чтобы избежать вонючего лифта, бабуля стоит на балконе, наблюдая, как мы уходим, и направляемся к маленькому полю, окруженному клеткой на Салмон-лейн. Дедуля идет с нами и играет с нами. Здесь больше уличных детей, потому что мы из Крайстчерча, а эти парни всецело из Ист-Энда. Но все знают дедулю, так что никаких проблем. Только футбол, с того момента, как мы просыпаемся, на протяжении всего долгого дня. Разговаривая и играя, играя и разговаривая.
•
Сандра Реднапп: Джейми, он всегда был упрямым. Он спал лучше, чем Марк, который всегда что-то замышлял, но с Джейми все должно было быть в точности так, как надо. Он не стал бы есть картофельное пюре. Он не ел печеные бобы, как все остальные дети. Если я готовила им яйца, он ел только белок. Марк ел желток. Вот какими они были вместе.
Все, чего он хотел — это бекон с жареной картошкой, каждый вечер. На его день рождения я все делала по-классике — желе-формочки в форме животных, крокодил из нарезанных кусочков огурца, сыра и ананаса, торчащих из большой толстой картофелины, так что он был похож на ежа. Он отталкивал их и просил бекон.
В те дни детей воспитывали женщины, но их всегда держала в узде угроза Харри. Я не могла ударить их, когда они дурили. Мое сердце не лежало к этому, и они это знали. Я могла попытаться бросить взгляд им под ноги, когда они убегали наверх, но в итоге я всегда причиняла себе больше боли, поэтому вместо этого я использовал слова: «Ну, подождите, пока ваш папа вернется домой...»
Это был посыл, и он вроде как работал, когда они били друг другу по ногам в стиле каратэ или когда они разбивали декор в доме. У меня были прекрасные фарфоровые фигурки Льядро, привезенные из Испании. Они у всех были, все мы собирали их на том отрезке 1970-х. Мама Харри обычно приезжала из Ист-Энда на поезде, чтобы посидеть с детьми, чтобы мы с Харри могли пойти куда-нибудь поужинать. И в девяти случаях из десяти что-то разбивалось. Красивое украшение, все в осколках, и мальчики знали, что их ждет.
Харри никогда по-настоящему не выходил из себя, но в этом и не было необходимости. Его вида и слов было достаточно. Однажды вечером Джейми и Марку удалось разбить стеклянный кофейный столик в гостиной. Ожидание возвращения Харри домой было настоящим наказанием. А потом серьезный взгляд и спокойный, сердитый вопрос: «Джейми, что ты наделал?»
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
