«TOR! История немецкого футбола» 3: Клуб, 1918-30 ~ Все дороги ведут в Нюрнберг
Начало изменений ~ Борьба немецкого футбола за респектабельность
«Называйте меня безумным, называйте меня сумасшедшим» ~ Бернское чудо
***
Аудиокнига «TOR! История немецкого футбола»
***
Футбольная команда ждет поезда, и это, возможно, лучшая команда страны. Поезд отправляется, а игроков в нем нет, и они никогда не узнают, что могло бы случиться. Этой командой была FV «Карлсруэ» в 1903 году, чемпионы южногерманской футбольной ассоциации в течение трех лет подряд и клуб, который побеждал любого, кто вставал у них на пути. Они только что в товарищеских матчах переиграли «Амстердам» и VfB «Лейпциг». Годом ранее выставили дураками DFC «Праг», обыграв их 9:0. В этот день они должны были снова играть в Праге в том, что последующие поколения назовут предварительным раундом первого национального чемпионата Германии по футболу.
На самом деле, «предварительный раунд» ведет нас слишком уж далеко, это больше было похоже на сокращенный четвертьфинал. Шесть команд прошли отборочные соревнования своих соответствующих региональных ассоциаций и должны были встретиться в плей-офф, чтобы решить, кто станет обладателем первого титула. Хотя шесть — не идеальное количество для четвертьфинала. Положение усугублялось расхождениями между отдельными ассоциациями. «Британия Берлин» и FV «Карлсруэ», занявшие первые места в отборочном турнире в Берлине и Южной Германии соответственно, преодолели серьезное сопротивление, в то время как «Прага» не сыграла ни в одной игре, но была выбрана по прошлым заслугам.
Тем не менее, правила есть правила — особенно в Германии. И вот члены FV «Карлсруэ» ждали поезда, который доставит их в нейтральный город Лейпциг, где они надеялись встретиться и обыграть «Прагу», чтобы пройти в следующий раунд. Затем им пришла телеграмма, в которой говорилось: «Матч отложен. Скоро будут новости».
Такие промахи не были редкостью в те ранние дни. (Финал 1903 года был отложен на полчаса, потому что единственный мяч, который можно было там найти, был поврежден и ремонту не подлежал.) Так что игроки FV «Карлсруэ» отправились домой ждать и смотреть, что будет дальше. Тем временем игроки DFC «Праг» тоже ждали своих соперников — в Лейпциге. Когда «Карлсруэ» не появился, DFB объявил «Прагу» победителем и даже избавил их от испытаний и невзгод полуфинала. Что ж, кто-то должен был пройти прямо в финал, так как в двух полуфиналах нелегко разместить три команды. По сей день люди из «Карлсруэ» пытаются выяснить, кто послал эту ложную и роковую телеграмму.
Либо удачливые, либо хитрые немецкие богемцы из Праги в финале встретились с VfB «Лейпциг», проходившем на плацу в Гамбурге 31 мая 1903 года. Игровое поле было огорожено веревками, а люди ходили с тарелками и просили зрителей о пожертвованиях. Они собрали 473 рейхсмарки. Вероятно, именно из-за этой суммы некоторые исследователи утверждают, что на матче присутствовало всего 500 человек, но официальная цифра — 2000. Не так много газет освещали игру, а те, кто это делал — печатали лишь краткие отчеты, через два дня после события. Статья, появившаяся в берлинской ежедневной газете, использовала английские слова «гол», «тайм» и «счет», чтобы описать произошедшее и отмечалось, что «VfB "Лейпциг" обеспечил себе титул чемпиона Германии с прекрасной победой в семь мячей против двух над немецким футбольным клубом «Прага».
Лейпцигский клуб получил статую чуть меньше роста маленького мальчика, сделанную из цинка и меди, изображающую римскую богиню победы. Виктория, как стали называть этот трофей, казалась достаточно целомудренной: она была одета в длинное, ниспадающее платье, ее взгляд был скорее созерцательным, чем приглашающим. Но она все-таки обнажила одно плечо, и через год оно оказалось холодным.
Потому что в 1904 году не было никаких чемпионов Германии. И снова могущественному FV «Карлсруэ» был нанесен жестокий удар, когда DFB приказал им сыграть свой четвертьфинал против клуба «Британия Берлин» в Берлине, хотя правила предусматривали нейтральные площадки. «Карлсруэ» проиграл 1:6. «Британия» в полуфинале обыграла «Германию Гамбург» и готовилась к финалу против VfB «Лейпциг», когда FV «Карлсруэ», наконец, подал протест в DFB. Менее чем за пять часов до запланированного начала матча официальные лица отменили финал. Это привело к дальнейшим протестам, и в конце концов DFB просто отменил весь турнир.
Однако в 1905 году все могло улучшиться, так оно и случилось. VfB «Лейпциг» снова прошел квалификацию в плей-офф, но у клуба не было средств, чтобы отправить игроков на выездные игры, и поэтому команде пришлось откланяться. «Шлезиен (Силезия) Бреслау» прошел первый раунд, обыграв «Алеманнию Котбус» со счетом 5:1, но затем не смог отправиться на полуфинальный матч, чтобы встретиться с «Карлсруэ». Наконец-то поэтическая справедливость? Нет. «Карлсруэ» проиграл решающую партию «Унион Берлин». Счет был 2:0, зрителей было 3500 человек, что оказалось бы самой большой аудиторией для финала, проходившего до 1910 года.
Очевидно, что в 1905 году немецкий футбол все еще боролся за выживание. Организационных проблем было много, общественность в значительной степени апатична, а власти всегда подозрительны. И все же, оглядываясь назад, в тот год все изменилось к лучшему. К моему сожалению все опять было связано с военными.
29 апреля 1905 года настала очередь «Германии Берлин» получить телеграмму. В ней говорилось: «Его Императорское Высочество кровный принц прибудет сегодня в 17:30 на футбольное соревнование». Эти слова звучали гораздо более подозрительно, чем те, что были доставлены в адрес FV «Карлсруэ» двумя годами ранее, но на этот раз телеграмма была подлинной. Сын кайзера, наследник престола, принц Вильгельм, действительно приехал посмотреть, как «Германия» обыграла английскую любительскую команду со счетом 3:2, и даже вручил победителям серебряный кубок.
«После такого проявления интереса со стороны принца, — отметил представитель клуба, — даже высшие военные круги внезапно обратили внимание на этот вид спорта». Дитрих Шульце-Мармелинг, ведущий немецкий исследователь социальной истории футбола, говорит, что визит Вильгельма и тот факт, что его брат играл в футбол, принесли игре «всеобщее социальное признание» и сделали ее популярной в армии, особенно на флоте.
И все же мало кто в 1905 году мог предсказать, что нация в течение одного поколения сойдет с ума от футбола. И никто понятия не имел, что Западногерманская футбольная ассоциация, созданная как Игровая ассоциация Рейнланда в 1898 году, но все еще исключительно слабая, вскоре вырастет и станет крупной силой, сражающейся с южногерманской Футбольной Ассоциацией за превосходство как на игровых полях, так и за столами переговоров. Главная причина обоих событий заключалась в том, что футбол стал нравиться рабочему классу.
Эволюция футбола в Германии во многом повторяла развитие игры в Англии. В обеих странах этим видом спорта изначально занимались и управляли студенты среднего класса и образованные джентльмены, несущие лилово-белое знамя статуса любителей. Затем, примерно через 20 лет после образования национальной ФА, рабочие увлеклись игрой и быстро сделали ее своей, а еще через десять лет появились требования легализации профессионализма.
Разница между двумя странами заключалась в том, что в Германии этот процесс развернулся примерно 40 лет спустя. Эту задержку определили два фактора. Во-первых, промышленная революция позже набрала обороты. В 1830 году четверо из пяти немцев все еще работали на земле, и только в 1850-х годах машины по-настоящему изменили социальную структуру страны. Во-вторых, политика рабочего класса в Германии приняла более воинственную форму, чем в Великобритании, вселяя ужас в сердца правителей и порождая в их умах паранойю при виде призрака коммунизма.
Когда немецкие рабочие начали проявлять признаки развития классового сознания, создав Всеобщий рабочий клуб в 1863 году, Социал-демократическую рабочую партию в 1869 году и объединив их в Социалистическую рабочую партию Германии в 1875 году, кайзер и его имперский канцлер Отто фон Бисмарк почуяли революцию. В октябре 1878 года Бисмарк принял так называемый «Закон о социалистах», который сделал левые партии и профсоюзы вне закона. Закон просуществовал до 1890 года, и хотя он мог только замедлить, но не остановить общинный дух внутри пролетариата, он создал острый разрыв между средним и рабочим классом.
Ранее в этой книге я говорил, что первые немецкие гимнастические клубы были «открыты для всех, кто готов заплатить небольшую плату». Это было не совсем так. Потому что, хотя у этих буржуазных организаций не было законов, запрещающих рабочим вступать в них, тем не менее, они были закрытыми обществами. Обычно они находили способ отговорить любого предприимчивого человека, которого они не считали достойным, от обращения к ним. Но в этом редко возникала необходимость. У большинства работников было мало времени для подробного общения в клубах и не было смысла в гимнастических упражнениях.
С постепенным установлением восьмичасового рабочего дня все это навсегда изменилось в период с 1918 по 1923 год. К тому времени футбол уже успешно вторгся в жизнь представителей рабочего класса. Вероятно, первым немецким футбольным клубом, основанным рабочими, была «Липсия Лейпциг» в 1893 году (Lipsia — латинское название Лейпцига). Люди, которые создали «Липсию», были ремесленниками. Согласно хронике их региональной ФА, они создали свой собственный клуб, «потому что частные физические упражнения были возможны только в гимнастических ассоциациях, а затем только в помещении и под принуждением строгой дисциплины».
Но именно Рурская область в западной Германии, условно определяемая как совокупность городов между Оберхаузеном и Дортмундом, оказалась родиной футбола как игры для рабочих. Этот регион был всеми забытой сельской глубинкой до эпохи машин. Машины жили на угле и стали, и Рур мог в изобилии их производить. В 1850 году на этой относительно большой территории работало всего 13 тыс. шахтеров, а Шальке был деревней с населением 400 человек. Всего два десятилетия спустя более 80 тыс. человек разрушали свое здоровье в подземной темноте. К началу 1890-х годов спрос на человеческий труд возрос, что привело к массовой миграции с востока. Семьи бежали из бедных районов Восточной Пруссии, Силезии и Польши, чтобы работать на рурских стальных баронов, а также в северную Францию, Бельгию и другие крупные немецкие города. Они собирались в жилых комплексах, миниатюрных поселениях, подпитываемых сильным чувством общности, которое вскоре породит футбольные клубы и создаст сильное местное соперничество, столь типичное для Рура. (Они также в конечном итоге сделают сборные Германии полными игроков с такими именами, как Шепан, Шиманяк, Квятковски, Тильковски и Грабовски.) К 1914 году во всей Рурской области проживало более трех миллионов человек, примерно 400 тыс. из них были шахтерами.
В 1904 году группа подростков, сыновей шахтеров, образовала «Вестфалию Шальке». До 1912 года клуб оставался «диким», то есть не играл в официально организованных лигах. Это привело романтиков к созданию мифа о ренегатском начале «Шальке». Еще в 1995 году журналист объяснил, что «буржуазный DFB не потерпит в своих рядах самоуправляющихся «рабочих банд», тем самым отказывая будущему «Шальке 04» во вступлении в западногерманскую ФА. Это правда. Но столь же верно и то, что дети Вестфалии явно не имели ни малейшего представления о том, как подавать заявление на получение официального статуса.
В 1907 году родился на свет «Рот-Вайс Эссен», да так, что его даже не было видно за облаками угольной пыли. Этот клуб тоже не был заинтересован в том, чтобы противопоставлять свои навыки шикующим гимнастам, и держался подальше от ФА. А в 1909 году члены христианского молодежного клуба попали в неприятности в местным приходе, отказавшись не использовать паб в качестве зала для собраний. Сильно пьющие молодые люди решили создать свой собственный клуб, хотя они не ранее, чем через год начали играть в более или менее организованный футбол, как дортмундская «Боруссия».
В том же 1909 году доминирование немецкого футбола было решительно отбито у Берлина и Лейпцига, когда «Финикс Карлсруэ» обыграл «Викторию Берлин» в финале национального чемпионата. За игрой наблюдали 5 тыс. человек, но вскоре число человек на финале превратились в пятизначное, так как юг начал напрягать свои мускулы. Сначала в Карлсруэ, потом в Фюрте. А затем, что более драматично, в Нюрнберге.
В отличие от сопоставимых структурных изменений позже, эта первая смена власти в немецком футболе не имела ни политических, ни экономических причин — она просто произошла. И это не было внезапно или резко. FC «Фрайбург» (все еще существующий ныне, но не следует путать с клубом Бундеслиги) завоевал для юга его первый титул еще в 1907 году, хотя клубы с севера по-прежнему будут представлять угрозу. В конце концов, «Виктория Берлин», «Хольштайн Киль» и VfB «Лейпциг» поднимали трофей в 1911-1913 годах. Но немецкий футбол в 1910-1920-х годах в значительной степени формировался, определялся и регулировался клубами к югу от Франкфурта, и Южногерманская ФА стала движущей силой того, как мыслил и действовал DFB.
Если нужно выделить причину, объясняющую, почему южные клубы так быстро стали лучше играть, то это может быть связано с Вальтером Бенсеманом и его готовностью передать отечественный футбол в самые способные руки — английские. Когда его недолговечный «Международный футбольный клуб» объединил усилия с FV «Карлсруэ» в 1893 году, он позаботился о том, чтобы некто по фамилии Куперс был назначен капитаном и тренером. В том же году был создан Южногерманский футбольный союз (предшественник Южногерманской ФА), и священник по имени Арчибальд Уайт стал его председателем.
На юге этот космополитический подход оказал влияние. В 1908 году мюнхенская «Бавария» выиграла чемпионат Южной Баварии под руководством мистера Тейлора. Год спустя FV «Карлсруэ» поднял национальный трофей с более чем просто небольшой помощью Уильяма Таунли, ранее работавшего в «Арсенале» и «Блэкберне». В апреле 1911 года Таунли присоединился к восьмилетнему SpVgg «Фюрт», обучив молодой клуб тому, что историк назвал «шотландской игрой в пас», и создав одну из будущих сверхсил раннего немецкого футбола. Три месяца спустя «Фюрт» победил «Ньюкасл Юнайтед» со счетом 2:1. (В 1996 году Клеверные листья, как называют «Фюрт», объединили усилия с TSV «Вестенбергс Гройт», сформировав SpVgg «Гройтер Фюрт», в настоящее время выступающий во Втором дивизионе Бундеслиги.) (прим.пер.: на момент перевода книги «Фюрт» играет в Бундеслиге)
«Нюрнберг» тоже отправился на поиски внешних экспертов. Франконийцы научились тонкостям игры у бывшего игрока «Британии Берлин» Феликса Серваса, который присоединился к ним летом 1901 года, всего через несколько недель после отречения «Нюрнберга» от регби. Серваса сменил англичанин, о котором мало что известно, за исключением того, что его фамилия была Уокер и что его немецкий ограничивался не более, чем фразой «Пиво — хорошо!» В сезоне 1913/14 годов клуб ненадолго заручился услугами Фреда Спиксли, который 13 лет проработал в «Шеффилд Уэнсдей», получив известность как человек, выигравший финал Кубка Англии 1896 года против Волков. Но карьера Спиксли в Германии была грубо прервана Первой мировой войной и вскоре ставшим легендарным отвращением футболистов «Нюрнберга» к тренерам любой другой национальности.
Несмотря на это чувство независимости, игроки «Нюрнберга» понимали, что могут стать лучше, только вступив в контакт с самыми лучшими, даже если это означало сильный проигрыш. Начиная с 1909 года, «Нюрнберг» играл с английскими профессиональными клубами на основе, которую, учитывая времена, можно было бы назвать почти регулярной. В том году они проиграли дома «Сандерленду» со счетом 3:8. В 1912 году это было 1:5 против КПР. Двенадцать месяцев спустя их разгромил «Мидлсбро» со счетом 0:7. Затем, 6 мая 1914 года, аншлаговая толпа из 8 тыс. человек украсила новый нюрнбергский принадлежащий клубу стадион «Забо», чтобы посмотреть на «Тоттенхэм Хотспур». Игра закончилась вничью 1:1, и зрители стоя аплодировали обеим командам.
Но менее чем через восемь недель эрцгерцог Австрии и Венгрии Франц Фердинанд был застрелен сербским боевиком в Сараево, и Европа начала готовиться к войне. Внезапно обожаемые спортсмены «Тоттенхэма» и безупречный мистер Спиксли перестали быть партнерами и учителями по игре, а превратились в заклятых врагов. А SpVgg «Фюрт», узнав большую часть того, что они знали от Уильяма Таунли, останутся чемпионами Германии еще на долгое и кровавое время. 11 мая они выиграли финал 1914 года у VfB «Лейпциг» со счетом 3:2. Игра все еще была равной после 30 минут дополнительного времени, и по правилам тех дней команды были вынуждены играть до тех пор, пока не будет забит победный гол. «Фюрт» забил третий гол на 153-й минуте. В одной из газет отмечалось, что «Лейпциг» «ожесточенно сражался», несмотря на то, что был «изранен и ослаблен».
Из-за запутанных внутренних конфликтов в Германии война рассматривалась как давно назревший катарсис. Самой сильной политической партией были социал-демократы, но номинальными правителями страны была королевская семья, в то время как истинная экономическая власть находилась в руках бизнесменов среднего класса. В стране проявлялись все признаки зарождающейся классовой войны, пока более масштабная война не послужила объединению враждующих элементов.
Среди первых молодых немцев, которые с радостью записались в армию, естественно, были Турнерцы, которые всегда считали, что их спорт предназначен для подготовки к войне. Футболисты, которых так долго считали подрывниками, тоже не остались в стороне. «Клубы усердно и неустанно работали, чтобы наши люди, и особенно молодежь, осознали ценность спортивного образования в развитии физических и духовных сил на благо себя и страны, — объяснил историю VfR «Мангейм». — Настало время немецким спортсменам выступить в первых рядах с оружием в руках».
Почти сразу же во имя великого дела большинство клубов потеряли большое количество игроков. У современных критически настроенных немецких историков спорта есть любимая теория, которая гласит, что в нашем раннем футболе был столь сильный патриотический подтекст, что для повышения боевого духа матчам разрешалось разыгрываться во время войны. Кристиана Айзенберг писала: «Одной из главных характеристик немецкого футбола является ориентация на нацию», добавив, что организованный футбол «был меньше озабочен клубами и местной идентификацией, чем национальной командой и "Германией"». Она подтверждает свое утверждение, говоря, что во время Первой мировой войны матчи чемпионата все еще проводились, что игры проходили между представительными городскими командами и что даже солдаты в окопах играли в футбол.
Как бы я ни сочувствовал любому вдумчивому подходу к футболу, я не верю, что это было подтверждено фактами. Нельзя отрицать, что немецкие футболисты в целом были такими же реакционными, националистическими и раболепными, как и вся остальная страна. Однако в то время, о котором идет речь, национальная сборная была скорее чудачеством и в течение шести лет лишь изредка играла свои матчи, в то время как клубный футбол уже был предметом лихорадочного местного патриотизма, особенно на юге. Игры между городами-побратимами Нюрнбергом и Фюртом обычно омрачались массовыми беспорядками, начавшимися со вторжения на поле в 1910 году. И всякий раз, когда игроки «Нюрнберга» и «Фюрта» выбирались представлять сборную Германии, они, как правило, ставили клуб выше национальной гордости, стараясь друг друга игнорировать. В 1920 году Ханс Сутор из Фюрта даже был вынужден сменить команду просто потому, что женился на женщине из Нюрнберга.
То, что чемпионат игрался во время войны, это правда, но он был полностью разрушен и не имел никакого отношения к титулу. В конце 1914 года Южногерманская ФА создала трофей под названием «Железный футбол» и разрешила участвующим командам выставлять кого угодно, поскольку в большинстве клубов не осталось 11 зарегистрированных игроков. Столь гордая команда как FV «Карлсруэ» даже по этим правилам не смогла собрать состав и в течение трех лет не играла в официальных матчах, в то время как «Кикерс Штутгарт» и VfB «Штутгарт» объединили усилия, чтобы иметь возможность выставить целый состав на поле — и если это не признак бессмысленных, импровизированных матчей, то я не знаю, что же это еще такое.
Не только вооруженный конфликт во время войны поставил немецкий футбол на колени. Когда Британия начала морскую блокаду, условия жизни в Германии быстро ухудшились, а продуктов питания стало не хватать. Около 750 тысяч немцев погибли в период с 1914 по 1918 год не от пуль и гранат, а от голода и холода. Кайзер издал указ, в котором говорилось, что все открытые общественные пространства должны использоваться для выращивания картофеля. Теперь у футбольных клубов не было ни игроков, ни полей.
Когда война наконец закончилась, хаос и страдания, которые она вызвала, привели к политическим потрясениям, концу монархии и созданию Веймарской республики, отмеченной разделением между номинально сильными левыми, консервативным центром и меньшими, но громкими и реваншистскими правыми. Ее спортивным эффектом был всплеск интереса ко всему, что давало возможность высвобождения, особенно к футболу. За последним перед войной финалом наблюдала толпа в 6 тысяч человек; первый финал после войны привлек в шесть раз больше зрителей.
Война не так сильно ударила по «Нюрнбергу», как по другим клубам. Большинство молодых людей, игравших в команде, сыгравшей вничью со Шпорами, вернулись с фронта еще в 1916 году. «Нюрнберг» выиграл «Железный футбол» в том году, и у них даже был иностранный играющий тренер, швейцарец Густав Барк. В то время люди в Баварии уже привыкли называть «Нюрнберг» — «Клубом». Может показаться, что они страдали от странного недостатка воображения, но на самом деле название родилось из уважения к утонченному и застенчивому внешнему виду «Нюрнберга» как на поле, так и вне его.
Историк клуба Ханс Хофманн утверждает, что этот термин использовался еще в 1907 году, хотя кажется очень маловероятным, что люди за пределами Баварии тогда знали, о ком он говорил, поскольку «Нюрнберг» впервые появился на последних, этапах плей-офф национального чемпионата лишь после войны. Тем не менее, они явно были лучшей командой на юге в годы войны, и это, должно быть, произвело впечатление, потому что к 1919 году «Клуб» стал широко используемым прозвищем. (Оно произносится по-немецки, как Клуб, со звуком «у», как в слове «лук», хотя и всегда пишется по-английски.) Даже многочисленные последователи «Нюрнберга» теперь назывались Клубниками, как будто в стране не существовало других клубов. Редко когда прозвище было более подходящим.
22 июля 1919 года «Нюрнберг» играл с «МТК Будапешт», одной из сильнейших континентальных команд того времени. «Нюрнберг» проиграл со счетом 0:3, но сразу же вырвал у венгров центрфорварда соперника Альфреда Шаффера. Шаффер был футбольным скитальцем в то время, когда большинство игроков предпочитали умирать в доме, в котором они родились, и он пробыл в «Нюрнберге» всего полгода. Однако этого было достаточно, чтобы научить своих товарищей по команде некоторым секретам успеха «MTK». Он не сделал Клуб новой командой, но он сделал то немногое, что превратило очень хорошую команду в великую.
Через одиннадцать месяцев после игры в Будапеште 1. FC «Нюрнберг» вышел в первый послевоенный финал чемпионата Германии. Во время квалификации, которая состояла из игр лиги в их округе, затем матчей за титул чемпиона Южной Германии, за которыми следовали четвертьфинал и полуфинал за национальный титул, они сыграли вничью только один раз, с FSV «Франкфурт». Проигрывать? Этого слова нет в словаре Клуба. С июля 1918 по февраль 1922 года они оставались непобедимыми в официальных матчах, а это не менее 104 игр.
Финал 1920 года во Франкфурте стал первым футбольным матчем, на который немецкая железнодорожная система отправила специальные поезда, поскольку «Нюрнберг» столкнулся со своими местными соперниками SpVgg «Фюрт», действующими чемпионами с 1914 года. Игру посмотрели более 35 тысяч человек, многие из них сидели на припаркованных рядом со стадионом автобусах и грузовиках. «Нюрнберг» выиграл со счетом 2:0, и началась целая эпоха. В следующем году несчастными жертвами стал «Форвартс Берлин», уступивший им со счетом 5:0. Представитель DFB прокомментировал: «"Нюрнберг" играл с классом клуба высшей английской лиги». Другими словами, что касается остальной Германии, то они были не с этой планеты.
Футбол стал массовым зрелищным видом спорта в эти первые годы 1920-х годов, поскольку многие работяги теперь имели свободу и больше времени для поиска развлечений, особенно по субботам. Следовательно, футболисты стали представляющими национальный интерес фигурами. До войны были великие игроки, такие как Макс Бройниг, маэстро полузащиты FV «Карлсруэ». Хуго Майсль, главный тренер австрийской Вундертим, позже сказал, что Бройниг был лучшим европейским центр-хавом своего поколения. Некоторые английские профессиональные клубы якобы пытались подписать с ним контракт. Конечно, «Блэкберн Роверс» достаточно о нем знал, когда они приехали в Карлсруэ в 1910 году, чтобы намеренно сыграли рукой в своей штрафной и заработали пенальти, потому что они хотели выяснить, правда ли, что Бройниг никогда не промахивался с точки. (Это было правдой — «Роверс» выиграл 7:1.) Да, этот футболист был легендой. Но только в своих кругах. Большинство людей на улицах никогда о нем не слышали. Во время войны Бройниг был ранен и больше никогда не играл.
Но теперь мир создал героев. Там был высокий, светловолосый и красивый Отто «Талл» Хардер из «Гамбурга», который якобы получил свое прозвище от английского игрока, на которого, как говорили, он был похож. В любом случае, у него было отличное имя для центрального нападающего. К сожалению, Талл Хардер был гигантом только тогда, когда надевал футбольные бутсы, но это проявится лишь когда начнется новая и еще более ужасная война.
Там были игроки Клуба, среди которых выделялись крепкий центральный полузащитник Ханс Калб и вратарь Хайнер Штульфаут. У Штульфаута было мало равных, возможно, он был даже лучше легендарного испанца Рикардо Заморы. Он был известен своей работой ног, часто вынося мячи в нескольких метрах от штрафной. Когда сборная Германии обыграла Италию в Турине в 1929 году, толпа кричала, что он «Дьявол», поскольку его сейвы начали деморализовывать хозяев поля. В 1998 году группа самопровозглашенных футбольных экспертов поставила Харальда Шумахера впереди Штульфаута когда были названы величайшие немецкие вратари века. Этого было достаточно, чтобы превратить голосование в посмешище. То, что даже Андреас Кепке был выше, говорило о многом.
В то время как игроки приобрели мифический статус, то же самое относилось и к играм, в которые они играли, таким как эпический финал чемпионата 1922 года между «Нюрнбергом» и «Гамбургом». Дата финала — 22 июня, место — Берлин. Команды после 90 минут матча забили равное количество голов, счет был 2:2, и поэтому 22 человека продолжили играть. И все играли. И играли. «Они чуть ли шатаясь ходили по полю и были почти полностью измотаны, — говорилось в отчете о матче. — Ни у кого не осталось сил для удара по воротам, но и сдаваться никто не хотел». Помимо того, что это была напряженная игра, она была еще и безжалостной. Многих игроков «Гамбурга» унесли с поля — и осудили как «актеров», когда они вернулись через несколько минут — в то время как защитник «Нюрнберга» Антон Куглер потерял пять зубов. Через три часа и десять минут судья, измученный доктор Пеко Баувенс, отменил финал из-за того, что стало темно.
Переигровка была запланирована на 6 августа в Лейпциге, и 60 тысяч человек втиснулись на стадион, который мог вместить лишь 40 тысяч. Они пришли не для того, чтобы посмотреть на пикник. Вилли Бесс из «Нюрнберга» был удален в первом тайме, потому что, по словам Баувенса, «он поднял ногу на игрока "Гамбурга", лежащего на земле». Это был эвфемизм: Бесс злобно пнул Альберта Байера в живот, и DFB дисквалифицировал его на целый год.
Клуб вышел вперед, но через 20 минут «Гамбург» сравнял счет. В течение первого периода дополнительного времени Куглеру из «Нюрнберга» пришлось уйти с поля. В те дни замены были для неженок, поэтому количество действующих чемпионов сократилось до девяти человек. На 100-й минуте Баувенс почувствовал себя вынужденным удалить другого франконца, Хайнера Трэга. «Его поступок был настолько подлым, — отметил Баувенс, — что я был близок к тому, чтобы тут же закончить матч». Но он этого не сделал — пока. Вместо этого через несколько минут он попросил команды поменяться воротами. Во время перерыва Луитпольд Попп рухнул на землю, и внезапно у «Нюрнберга» осталось всего семь игроков. Баувенс сообщил капитанам команд, что это противоречит правилам, и прервал матч.
Последовали месяцы юридических споров. «Гамбург» считал себя победителем, но DFB посчитал, что это ужасный способ определить победителя чемпионата. «Нюрнберг» утверждал, что Баувенс нарушил устав, отменив игру во время перерыва. Перерыв между таймами, по остроумному аргументу, юридически не является частью игры, поэтому судья не имел полномочий приводить в исполнение свое решение в тот конкретный данный момент. Наконец, DFB принял решение. Они предоставили HSV титул — но только теоретически. Они призвали клуб проявить спортивную честность, отказавшись от трофея. «Гамбург» неохотно подчинился. Если требовалось доказательство того, что южногерманская ФА была силой, стоявшей за DFB в эти годы, то вот оно. В 1922 году никто не выигрывал Викторию.
«Гамбургу» не пришлось долго ждать своей мести. В 1923 году они обыграли берлинский клуб «Унион Обершёневайде» и выиграли свой первый официальный национальный титул. Но могучий «Нюрнберг» только собирались с духом. В 1924 году история даровала им собственную месть, когда они легко избавились от «Гамбурга» в финале, забрав свою третью Викторию, тем самым догнав по трофеям VfB «Лайпциг». Год спустя Клуб одолел FSV «Франкфурт» и выиграл титул в четвертый раз за пять сезонов (не считая Бесконечной истории 1922 года).
Этот финал 1925 года ознаменовал начало затянувшегося конца сказки «Нюрнберга». Как и многие южные команды, Клуб предпочитал медленный, продуманный стиль игры, основанный на хорошей технике и связывании игроков пасами. Весь смысл их игры состоял в том, чтобы вывести игроков обороны с их позиций и создать пространства для их маленьких, гибких и мощно бьющих инсайд-форвардов. Но команды соперников научились организовываться, пока «Нюрнберг» предавался медленному развороту своей атаки. А затем, в 1926 году, правило офсайда было изменено таким образом, что между нападающим и воротами должны были находиться два, а не три защитника, что больше помогало более быстрым командам, нежели флегматичным нападающим франконцев. На севере большинство клубов придерживалось того, что современники называли либо «Английским», либо «Летучим гусарским» стилем, основанным на скорости и прямоте. Быстрые, яростные вингеры бросались по флангам и посылали высокие подачи в сторону голов суетливых центральных нападающих, таких как Талл Хардер.
Финал 1927 года, в котором «Нюрнберг» обыграл «Герту Берлин», был примечателен тем, что стал первым матчем, который был освещен целиком и полностью в прямом эфире на национальном радио (футбол дебютировал на немецком радио в ноябре 1925 года, в матче между «Мюнстером» и «Билефельдом»). Это был пятый трофей «Нюрнберга» с начала десятилетия, но игроки старели, и команда, которая помогла сделать футбол национальной игрой в Германии, уже переходила в царство легенд.
Одна из команд, которая бросила им вызов, приехала из Берлина — старого футбольного оплота. Как и «Нюрнберг», «Герта Берлин» относительно хорошо пережила войну. В 1915, 1917 и 1918 годах они выиграли чемпионат Берлин-Бранденбурга с почти неразобранной командой, что заставило их соперников из «Прейссена» в Берлине ворчать, что «из-за освобождения от военной службы некоторые клубы выставляют свои виртуальные команды мирного времени». «Герта» попыталась воспользоваться повышением их статуса, объединившись в 1923 году с довольно изысканным «Берлинским спортивным клубом». Причина этого шага заключалась в том, что, в отличие от стойкой «Герты» рабочего класса, у BSC были деньги, которые были использованы для покупки земли в их местном районе Веддинг. Нелегкое партнерство закончилось в 1930 году, но «Герта» сохранила землю и инициалы «BSC» в своем названии.
В те ранние непрофессиональные годы у «Герты» уже было деловое чутье. В 1919 году они пригласили «MTK Будапешт» на товарищеский матч, и многие берлинские болельщики заранее приобрели билеты, чтобы убедиться, что они увидят венгерских мастеров. Но «MTK» незадолго до начала матча игру отменил. Не желая возвращать деньги, «Герта» просто заменила мадьяр другой берлинской командой и хитро забыла сообщить зрителям об этом небольшом изменении ситуации. Как и следовало ожидать, толпа не была рада, и «Герта» была временно отстранена берлинской ФА.
Однако на поле «Герта» проявляла меньше воображения вплоть до 1925 года. В тот год к ним присоединился Йоханнес «Ханне» Собек из маленькой «Алеманнии Берлин». Если когда-либо один человек и смог повернуть клуб на 180 градусов, то этим человеком был Собек. До того, как он стал игроком «Герты», клуб лишь однажды добрался до предварительных раундов национального чемпионата (в 1906 году). После того, как к ним присоединился Собек, ни один национальный финал не был бы полон без «Герты».
Собек был высоким инсайд-форвардом с выдающимся первым касанием, который забивал голы или создавал их, в свободное время управляя полузащитой. Он был настолько разносторонним, что «Герте» каким-то образом удалось объединить технически совершенный футбол южных команд с северным «гусарским» стилем. Чего им не хватало, так это нервов — и удачи — в проигрыше не менее четырех финалов подряд в период с 1926 по 1929 год. Последним из них была жестокая битва с «Фюртом» во враждебной атмосфере соседнего Нюрнберга. Лейнбергер из «Фюрта» чуть не сломал ногу Собеку, но «Ханне» все равно дважды забил. Этого было недостаточно. Победный гол «Фюрта» случился на последних минутах, к тому времени «Герта» играла вдесятером — защитнику Герхарду Шульцу пришлось покинуть поле. Вечером он впал в кому, и врачи диагностировали у него перелом черепа. Берлинцы поплелись прочь, и многие из ее членов были в слезах и уверены, что они никогда не выиграют финал, а зрители издевались и смеялись. Это была игра, которая убедила DFB в том, что финалы отныне должны проводиться только на нейтральной территории.
Примечательно, что «Герта» выиграла свой первый титул в следующем сезоне после бурной победы со счетом 5:4 над «Хольштайн Килем» в Дюссельдорфе, хотя снова почти вся толпа из 45 тыс. человек отдавала предпочтение их соперникам. В конце концов их заставил замолчать победный гол Ханса Руха на 87-й минуте, хотя позже Собек скажет, что его команда никогда не чувствовала себя настолько одиноко во время футбольного матча. По дороге домой в автобус «Герты» полетели камни и гнилые фрукты.
Год спустя «Герта» стала первым немецким клубом, принявшим схему WM Герберта Чепмена, и выиграла с ее помощью еще один титул, обыграв «Мюнхен 1860» (тренируемый Максом Бройнигом) со счетом 3:2. Это было самое меньшее, что им должна была предоставить судьба. Собек и его товарищи по команде подвергались оскорблениям и ненависти в течение трех финалов подряд — в Гамбурге, Нюрнберге и Дюссельдорфе. Что спровоцировало эти случаи прото-хулиганства, за десятилетия до того, как мы услышали этот термин?
Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вернемся к повторению финала 1922 года между «Нюрнбергом» и «Гамбургом». В той игре также были проблемы на трибунах, в основном вызванные болельщиками «Нюрнберга». Их клуб, возможно, был основан будущими юристами и бизнесменами, их великая команда 1920-х годов, возможно, включала двух врачей, но к настоящему времени большинство болельщиков были промышленными рабочими. Во время долгого путешествия на поезде в Лейпциг им сообщили, что пиво на стадионе продаваться не будет, что привело к массовому пьянству перед матчем. Стадион в Лейпциге был безнадежно переполнен, и сотни болельщиков прорвались через барьеры, чтобы занять позиции на беговой дорожке. Импровизированная трибуна для болельщиков «Нюрнберга» была слишком мала и почти не открывала вида на поле. Сочетание алкоголя, жары, возбуждения и катастрофически плохого планирования создало напряженную и взрывоопасную атмосферу.
Вот как один из тех фанатов «Нюрнберга» два года спустя вспоминал тот день: «Я все еще вижу перед своим мысленным взором великолепные кирпичные леса в Лейпциге, возведенные специально для нюрнбергских босяков, огромную давку за памятником Битве наций и веселую битву бутылками с водой между теми, кто был в задних рядах, и людьми впереди. Было приятно наблюдать, как дамы в белых летних платьях ищут укрытия от вражеских снарядов в черной грязи».
Люди, для которых «босяки» был скорее знаком мужества, чем ругательством, пришли на футбольные поля навсегда, и они рассматривали игры не как возможность продемонстрировать добродетели среднего класса, а как наполненные эмоциями возможности свести счеты. Они были шумными. Белые летние платья ничего для них не значили. И вскоре они обнаружат, что представлены не только вне поля, но и на нем.
В 1932 году мюнхенская «Бавария» обыграла франкфуртский «Айнтрахт» со счетом 2:0 и впервые стала чемпионом Германии. Это был 23-й финал с 1903 года, и во всех этих попытках ни один настоящий рабочий клуб никогда не заходил так далеко — если не считать «Герты», которая, безусловно, происходила из рабочего района, но более двух десятилетий возглавлялась банковским клерком. Кроме того, лишь один клуб из западной Германии когда-либо принимал участие в финале, SV «Дуйсбург» в 1913 году. Но на этот раз все было куда ближе, так как «Франкфурт» едва не обыграл «Шальке 04» в полуфинале. Это было последний парад для старой гвардии, поскольку «Шальке» выставил команду, которая вскоре будет доминировать в немецком футболе. Это была команда, состоящая из шахтеров со странно звучащими польскими именами, и команда, которая в августе 1930 года была исключена из DFB, когда официальные лица узнали, что «Шальке» заплатил своим игрокам деньги за ношение светло-синей футболки.
Проблема профессионализма была острой болью на протяжении двадцатых и начала тридцатых годов. В середине 1931 года немецкая национальная команда была разгромлена австрийской Вундертим со счетом 6:0. Шокированные чиновники DFB слабо пробормотали в оправдание, что, в конце концов, любители играли против профессионалов, но мало кто проглотил наживку. «Многие австрийские профессионалы, — отмечала одна кельнская газета, — хотели бы быть немецкими любителями!» А журнал Fußball прямо заявил: «Устав DFB о профессионализме маскирует реальность».
Этот устав, включенный в первоначальную конституцию DFB 1900 года, предусматривал: «Каждая региональная ассоциация или местный клуб могут стать полноправными членами DFB, при условии, что ни один из ее членов не является профессиональным игроком». Антипрофессиональная позиция региональных и национальных руководящих органов была настолько сильной, что Вальтера Бенсеманна выгнали из южногерманской футбольной ассоциации за организацию знаменитого тура английских игроков 1899 года. Правила, как сказали Бенсеманну, запрещали даже делить одно и то же поле с морально коррумпированными профессионалами. (Поднялся вой протеста, и вскоре запрет был снят.)
Немецкие чиновники ФА, большинство из которых были успешными бизнесменами и учеными, действительно пропагандировали высокие стандарты. Их праведность покоилась на трех столпах. Во-первых, они идеологически все еще были укоренены в черно-белом мире гимнастов, где кодекс чести среднего класса создал новую этическую элиту, оправдывающую себя не происхождением, а чистотой своих ценностей. Во-вторых, осуждение ФА профессионализма также помогло ограничить влияние потенциально опасного рабочего класса. «Закон о социалистах» 1878 года по существу ввел в Германии современную классовую систему, которая была менее жесткой, чем старый принцип крепостного права, но тем не менее ярко выраженной. В-третьих, благородные теории любительства Пьера де Кубертена, примером которых стали Олимпийские игры, распространились, как лесной пожар, по образованному верхнему среднему классу Германии. Самой влиятельной олимпийской фигурой был профессор Карл Дьем, директор Бременского университета физического воспитания, и в этом качестве он был человеком, чей голос был услышан и чьи услуги были необходимы в DFB.
Примечательно, что эти высокие моральные принципы не помешали DFB взимать плату за вход как на клубные, так и на международные матчи. И прибыль накапливалась, а не реинвестировалась. В первые годы существования национальной сборной игрокам приходилось оплачивать командировочные расходы из собственных кошельков, и когда DFB начал оплачивать расходы, это исключало потерю заработка. Клубы спорили одинаково громко с одинаково высокой трибуны. Но когда им пришлось действовать, они отступили и начали шептаться. Потому что само собой разумеется, что лучшие игроки были вознаграждены за свои усилия, особенно в стране, в которой местный патриотизм часто ставился выше морали и всегда превыше национальной гордости.
Когда Талл Хардер покинул «Айнтрахт Брауншвейг» в 1913 году, чтобы присоединиться к FC «Гамбур» (позже ставшему HSV), он перешел из хорошей команды в команду второго плана. Брови были подняты, но тут же снова опущены, когда стало известно, что в Гамбурге Хардер открыл страховую компанию. Все знали, кто заплатил за создание этого бизнеса, и никто за пределами Брауншвейга не обвинял Хардера в том, что он использовал свои таланты для обеспечения своего будущего.
Когда дело доходило до обхода любительских правил, важно было не попасться. Или, скорее, чтобы не действовать столь откровенно, чтобы DFB больше не мог бы смотреть в другую сторону. Эта система работала до тех пор, пока в ней участвовали люди, которые обладали богатством и влиянием, чтобы распределять пожертвования среди игроков, которые были готовы поддерживать эту видимость. Она перестала работать, когда в ней начали участвовать люди, которые не могли понять, что плохого в справедливой дневной оплате за справедливую дневную работу.
Эти люди приехали из западной Германии, большинство из Рура, где местные футбольные клубы набрали силу в 1920-е годы благодаря рабочим, которые играли в эту игру и платили деньги за то, чтобы на нее посмотреть. «Шальке» открыл свою собственный стадион в 1928 году и часто собирал более 30 тысяч зрителей. В состав команды входили знаменитые будущие игроки сборной, такие как Фриц Шепан и Эрнст Кузорра, простые и трудолюбивые шахтеры, живущие в районе, сильно пострадавшем от рецессии, инфляции и безработицы. В 1930 году 67% рабочих Гельзенкирхена были без работы, и их будущее казалось безнадежным. Для таких людей, как Шепан и Кузорра футбол был единственным выходом из ямы или из очереди за хлебом. И, конечно же, клуб позволил им получать долю от их доходов с билетов.
Разоблачение случилось 25 августа 1930 года. Западногерманская ФА опубликовала заявление, в котором говорилось: «Игроки первой команды получают издержки, значительно превышающие допустимые». Официальные лица объявили 14 футболистов «Шальке» профессионалами и исключили их из западногерманской Футбольной Ассоциации и, таким образом, организовали игру. Казначей «Шальке» Вильгельм Нир, который отвечал за тайные платежи, сломался под давлением и стыдом и покончил с собой.
Но именно бюрократы были теми, кто действительно переступил черту. Весь регион поднялся как один, чтобы осудить это решение, и к нему присоединились даже соперники «Шальке». «Одним росчерком пера, — звенела газета, — синдикат педантов уничтожил клуб, который не имел себе равных в отношении организации, приверженности и новаторской работы». Западногерманская ФА, застигнутая врасплох общественным шумом и плохо завуалированными угрозами отколовшейся лиги, постепенно смягчилась. Год спустя «Шальке» вернулся на футбольную карту, а Шепан и Кузорра вернулись на поле.
«Закон, по которому вы можете жить, только нарушая его, подрывает сам себя, — написал позже журналист Герд Кремер. — Либо условия должны быть изменены до тех пор, пока они не будут соответствовать букве закона, либо сам закон должен быть изменен. DFB не хочет первого, потому что это означало бы провинциализацию нашего футбола и ослабление позиций DFB. И большинство чиновников не могут найти в себе мужества сделать второе».
Результатом скандала с «Шальке» стал углубляющийся раскол между региональными ассоциациями. Западногерманская ФА, где расположены все клубы рабочих Рура, пришла к убеждению, что единственным решением проблемы является официальное признание профессиональных футболистов. Ассоциации, представляющие Северную, Северо-Восточную и Центральную Германию, были против каких-либо изменений в правилах. ФА Берлина и Южной Германии выбрала игру в жмурки, заявив, что «все игроки должны быть классифицированы под нейтральным термином "футболисты"».
Наконец, было решено урегулировать этот вопрос раз и навсегда в ходе общего собрания 25 мая 1933 года. Но, конечно, это важнейшее голосование так и не состоялось. Потому что 30 января 1933 года президент Пауль фон Гинденбург назначил сына австрийского таможенника новым канцлером Германии.
***
Автор перевода: Антон Перепелкин
Редактор перевода: Алёна Цуликова
***
Любите немецкий футбол! Цените немецкий футбол!
Смотрите немецкий футбол, подписывайтесь на наш блог и твиттер.
Присоединяйтесь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.
