«Слишком короткая жизнь: трагедия Роберта Энке» 2. Захват
***
Роберт лежал на земле, уткнувшись головой в местами уже побуревшую траву. Он поднял голову и увидел сквозь стебли травы в трех метрах от себя два серо-голубых глаза, застывших в ожидании. «Давай, — говорил этот сосредоточенный взгляд, — я тебе покажу».
Они лежали лицом друг к другу в штрафной на тренировочном поле, перекидывая один другому мяч двумя руками. Их тела походили на изогнутые качели, ритмично раскачиваясь взад-вперед, и единственным звуком был короткий приглушенный хлопок, когда мяч погружался в мягкую поверхность их перчаток.
«Хватит», — подумал Роберт через несколько минут. Мы же просто разминаемся, почему он не останавливается?
Роберту потребовалась неделя, чтобы понять, что Уве Кампс не остановится никогда. Кампс хотел видеть, как он, новый запасной вратарь, потенциальный конкурент, сдается; он хотел побеждать его каждый день даже в самых незначительных разминочных упражнениях.
За менхенгладбахскую «Боруссию» в Бундеслиге Кампс провел уже более трехсот матчей. Ему было тридцать два года, он был любимцем болельщиков и, вообще после тренировок был вполне добродушен. Роберту было девятнадцать, мальчишка, третий вратарь в команде. Первые несколько лет он будет учиться у Кампса и, как сказал ему Дирк Хейн, тренер вратарей, рано или поздно будет готов стать первым номером. Хейн был одной из причин, по которой он предпочел «Боруссию» другим командам Бундеслиги. Он показался Роберту приятным и компетентным.
Роберт посмотрел на Хейна. Тренер ничего не сказал. Но он видел, что делает Кампс.
«Ладно, — сказал тренер, — теперь бросайте мяч друг в друга на уровне груди».
Кампс посылал бросок за броском, каждый из которых становился все жестче, тверже и быстрее. Он хотел увидеть, как Энке уронит мяч.
Вечером, когда тренировки закончились, Роберт посмеялся над своими переживаниями и уже смотрел на Кампса не без доли симпатии. Ну и парень. На следующее утро по дороге на тренировку все это снова покажется ему серьезным. Он задавался вопросом, должен ли вратарь Бундеслиги быть похожим на Кампса, и, прежде всего, может ли он быть таким же.
Давление было девизом Бундеслиги в девяностые. Все должны были постоянно давить друг на друга: тренер на игроков, игрок замены на тренера — через прессу, запасной вратарь на первого номера, первый номер на запасного вратаря и тренер на них всех. Там, в Йене, единственным человеком, который когда-либо оказывал на Роберта давление, был сам Роберт.
Иногда после тренировок в Менхенгладбахе он ходил в спортзал, потому что ему говорили, как это важно, и к тому же это делало большинство его товарищей по команде. Раньше он и близко не подходил к тренажерам, для него они ничего не значили. В нем было достаточно таланта, чтобы не проводить никаких дополнительных тренировок. Кампс обычно ходил в спортзал с Йоргом Неблунгом, тренером по физической подготовке «Боруссии». Они вдвоем соревновались в жиме лежа. Длинноногий бывший десятиборец, Неблунг не имел ни малейшего шанса выжать такой же вес, как низкорослый мускулистый Кампс, но дух спортсмена в Неблунге был жив и здоров, так что он качал мышцы, тягал штангу и справлялся со 120 килограммами, и Кампс следовал его примеру, желая каждый раз превзойти его. Роберт сделал вид, что не смотрит.
«Ну что, хочешь, я тебе гантели спущу? — спросил Кампс, увидев, что Энке тянется за гантелями. — Тебе лучше пользоваться только грифом от штанги, чтобы не перенапрячься». Кампс рассмеялся так, словно только что удачно пошутил.
Вот какими должны быть хорошие отношения между вратарями, думал Кампс: честными в спорте, жесткими в жизни.
«Уве любил превращать все в соревнование», — говорит Неблунг. — У него был исключительно профессиональный подход, он всегда последним покидал тренировочную базу. Только с таким взглядом на свою работу профессионал может быть успешным, в те дни мы были в этом уверены. С его бескомпромиссным подходом к тренировкам Кампс преодолел свои естественные недостатки: он казался слишком маленьким для вратаря, но, несмотря на рост метр семьдесят восемь, он твердо стоял в воротах «Боруссии» в течение десяти лет.
Неблунг попытался уговорить нового вратаря заняться тем же видом силовой подготовки, что и Кампс. Роберт был широкоплеч, но у него были тонкие руки и ноги несформировавшегося подростка. «Там дремлет атлет », — говорит Неблунг. Так как Неблунг — бывший легкоатлет, ему изначально было трудно с футболистами, потому что все знали, что в легкоатлеты идут только те, кто бесполезен с мячом в ногах. Постепенно к нему приходило все больше и больше игроков: «Йорг, нам нужно размяться»; «Эй, Неблунг, я хочу поработать над своей скоростью». На третий год работы в «Боруссии» он только наполовину утвердился в команде, поэтому не стал настаивать, когда Роберт уперся в идею направленной тренировки по легкой атлетике. В конце концов, он был всего лишь третьим вратарем. «Я его почти не замечал», — говорит Неблунг.
Еще школьником он общался с другими ребятами. Как вратарь номер три, он стал больше зрителем.
В прошлом сезоне «Менхенгладбах» выиграл Кубок Германии — первый трофей за шестнадцать лет. Обладатели кубка получили контракты, достойные героев. С финансовой точки зрения их зарплаты оказались пугающе рискованными для клуба, но спортивный директор Рольф Рюссманн сначала думал о возможных будущих успехах, а уже потом о схемах погашения кредитов. От клуба быстро стали ждать, возвращения 1970-ых годов, когда команда из Менхенгладбаха была в авангарде Бундеслиги. Со своими длинноволосыми игроками и свободным футболом «Боруссия» выиграла целую серию титулов. Теперь с такими игроками мирового класса, как Штефан Эффенберг, Мартин Далин и Кристиан Хохштеттер, у «Менхенгладбаха» снова были серьезные фигуры в команде. И им нравилось демонстрировать свой статус.
В автобусе от тренировочной базы в Реннетере до душевых на стадионе в Бекельберге Роберту пришлось стоять. Мест не хватало. Самые младшие остались стоять в проходе. Другие думали, что сначала они должны проявить себя. Когда автобус резко свернул с Кальтенкирхенер-штрассе на Бекельберг-штрассе, Роберт столкнулся с другим молодым игроком Марко Виллой. Вилле было восемнадцать, и он был долговязым. Когда тренер Бернд Краусс поставил его впереди в начале сезона, потому что основной состав ничего не выигрывал, Вилла забил три гола в своих первых семи матчах. Такого никогда не случалось за тридцать три года Бундеслиги. Вилла намазал трусы старших игроков мылом, когда те были в душе. И старшие игроки засмеялись. Любого, кто чего-то добивался, кто действительно давил, принимали. И даже в восемнадцать лет Роберт понимал это. Вилла проделывал свои шалости не из бунтарства, он просто хотел повеселиться. «Я особо и не думал над этим, — говорит Марко. — Вообще, я просто хотел, чтобы меня приняли такие известные игроки команды, как Эффенберг и Калле Пфлипсен. Я хотел быть похожим на них».
Однажды, когда Кампс давал Вилле наставление в приказном тоне, Вилла сказал: «Знаешь, Уве, есть одни игроки, которых уважают, и другие — которые хотели бы, чтобы их уважали. Ты из второй категории».
«Вы слышали?» — воскликнул Кристиан Хохштеттер, который в свои тридцать три года любил считать себя старейшиной племени.
Когда Вилла осмелился сделать то, что в «Боруссии» не позволялось делать восемнадцатилетним , старшие игроки ухмыльнулись, а Эффенберг похлопал его по плечу. Вилла был бомбардиром. Кроме того, есть такие люди, которых сразу все любят, не понимая почему именно. Марко Вилла — один из них.
Роберт никогда не шутил с мылом и трусами. Но он чувствовал себя счастливым, удивительно невидимым, когда другие люди вокруг него вели себя глупо.
Однажды в раздевалку вошел Рольф Рюссманн: «У кого-нибудь есть крем для лица? У меня такая сухая кожа».
«Вот», — сказал защитник Штефан Пасслак.
Через пять минут лицо Рюссманна застыло в пластиковой маске. Пасслак дал ему гель для волос.
После тренировки Роберт сразу отправлялся домой. От Бекельберга до квартиры, в которой он жил с Терезой в Лоозенвеге, было всего пять минут. Он не присоединялся к остальным футболистам, когда те шли перекусить. Он думал, что ему там не место — новичку, третьему вратарю.
Трех- и четырехэтажные многоквартирные дома из трехцветного клинкерного кирпича стоят бок о бок на Лоозенвеге, где заканчивается город Менхенгладбах. Сейчас в садах развеваются немецкие флаги. В те дни на траве коммунального сада стояли китайские гуси с ленточками на шеях.
Несмотря на то, что доход Роберта был уже достаточно высок, родители Терезы платили половину арендной платы каждый месяц, что они считали уместным, учитывая, что их дочь все еще училась. Каждый день Тереза проезжала тридцать километров до университета в Дюссельдорфе — преподавательская подготовка, спорт и немецкий — и после лекций возвращалась домой. Она хотела быть с Робертом, а другие студенты, казалось, уже образовали прочные круги друзей в своих студенческих общежитиях. Там висели плакаты с объявлениями о большой студенческой вечеринке, и она решила пойти туда вместе с Робертом. Большую часть вечера они провели вдвоем.
Она не могла не вспоминать о своей старой школьной подруге Кристиане из Бад-Виндсхайма. С грустью думая о том времени, она отправила ей сообщение: «Помнишь, в тринадцать лет мы сидели в кафе “Риттер” и представляли себе, какой будет университетская жизнь, когда каждый день приходится задавать себе один и тот же вопрос: пойдем на лекцию или посидим в кафе?» Только студенческая работа напоминала ей об этой первой идее университетской жизни. Она работала в обувном магазине. «К несчастью, я получила тридцатипроцентную скидку, так что все деньги, которые я заработала, ушли обратно в магазин», — признается она.
Роберт был поражен тем, как легко она тратила деньги на обувь. Ему было трудно купить себе что-нибудь дорогое. «Тебе следует быть осторожнее с деньгами», — считал он.
«Простите», — сказал консультант в банке, когда Тереза сняла деньги с их общего счета, — но мне просто интересно, не хотите ли вы с вашим парнем вложить свои деньги в акции или какой-нибудь фонд?»
Жалованье Роберта перешло на его счет расходов, и он оставлял его там. Он сменил подержанный Пежо, подаренный Флиппи, на маленькую Ауди и два раза в год покупал себе одежду на летних и зимних распродажах, но в остальном не хотел, чтобы это стоило ему больших денег. Ему нравилось лежать дома на диване с Терезой. Когда она занималась, он включал телевизор или читал газету, иногда смотрел какой-нибудь триллер, но никуда не выходил. Он ждал, пока она закончит учебу.
На следующий день после смерти мужа, когда Тереза взволновала публику, так открыто говоря о депрессии Роберта, многие люди увидят в ней сильную женщину, которая стоит за каждым сильным мужчиной. Однако все годы, предшествовавшие этому, у ее друзей было ощущение, что они просто существуют друг для друга. В Менхенгладбахе, впервые оказавшись одни в незнакомом городе, они почувствовали полное родство. «Иногда мы выходили куда-нибудь без жен, — говорит Торстен Зигнер, друг Роберта из Йены, — но только не Энкус. Если ты договаривался встретиться с Энкусом, значит, ты договорился встретиться с Энкусом и Терезой».
Они были счастливы в своей новообретенной независимости, наслаждались той стадией отношений, реалии которой — безграничное безделье или использование сушилки для белья вместо гардероба — могут показаться позже немного смущающими. Но любовь и чувство свободы могли только замаскировать их беспокойство, они не могли искоренить его. «Мы были двумя девятнадцатилетними подростками, которые всего несколько месяцев назад жили в одной квартире с другими людьми — частью нашей группы в Йене, — говорит Тереза. — И вдруг мы оказались в этом маленьком городке без студенческих декораций, где у нас не было старых друзей и не так-то легко заводились новые». Иногда она задавалась вопросом: неужели это и есть взрослая жизнь?
Каждую шестую пятницу Тереза или Роберт убирали лестничную клетку; остальные пять групп жильцов решили не экономить двадцать марок на уборщице. Однажды в пятницу Тереза рано вернулась с лекций. Роберт уехал на матч с резервной командой «Боруссии». «Я приберу на лестнице в субботу », — подумала Тереза.
В пятницу вечером в дверь позвонили. Коринна, их аккуратная соседка, стояла перед Терезой.
— Лестница не прибрана!
— Я знаю. Робби нет дома, а я немного устала после университета. Я приберу ее завтра первым делом».
— Лестницу надо прибрать в пятницу!
Коринна стала звонить в дверь все чаще. То ступеньки по краям были плохо вымыты. То кто-то поднялся по лестнице в грязных ботинках, когда плитка на полу была еще мокрой. Роберт изо всех сил старался обходиться с этой женщиной так же, как и раньше, с застенчивой вежливостью. В течение нескольких недель запуганная Тереза снимала туфли в коридоре и поднималась на третий этаж в одних чулках.
Марко Вилла иногда навещал их в Лоозенвеге. Они с Робертом были знакомы уже три года — вместе играли за молодежную сборную страны — но не знали друг о друге ничего существенного. Марко приехал из Нойса, Роберт — из Йены. Их первый тренер в национальной молодежной команде Дикси Дернер поощрял людей мыслить в терминах Востока и Запада. Даже когда они разминались, у них была восточная группа и западная.
Однажды Марко пришел на обед. Роберт сидел в красном кожаном кресле и читал книгу. Марко взглянул на название: «100 рабочих мест с будущим», Клаудия Шумахер и Стефан Шварц.
— Что это ты читаешь? Ты ищешь новую работу или как?
— Я просто хотел посмотреть, что можно делать помимо футбола.
— Ты что, с катушек слетел? Ты профессионал, ты в Бундеслиге!
— Для тебя все иначе, Марко. Ты играешь, ты забиваешь свои голы. Но я даже не запасной на матчах. Я тренируюсь и сижу дома или на трибунах. Я бесполезен.
— Тебе девятнадцать, Робби! Это все еще твой первый год здесь. Ты будешь играть через несколько лет. Не своди себя с ума.
Они оставили все как есть. Много лет спустя, когда Марко напомнил Роберту об этом разговоре, Роберт недоумевал: «О чем ты говоришь? Не помню, чтобы у меня когда-нибудь была такая книга». Но даже сегодня книга все еще находится в его кабинете в Эмпеде, рядом с ней висит серебряная медаль чемпионата Европы. Книгу ему дал отец Терезы. «Просмотри ее, — сказал он, — может быть, ты заинтересуешься другой профессией. Если футбол действительно так уж плох».
Он больше не хотел ходить на тренировки. Стояла зима, январь 1997 года, темнело в половине пятого, и он сидел в здании, где к садовым гномам относились добрее, чем к жильцам, в маленьком городке, с которым у него не было никаких связей. И все это для того, чтобы быть третьим вратарем, играть перед 120 зрителями за резервную команду, мириться с ежедневными тренировками.
В раздевалке царило раздраженное настроение. Каждую субботу тренер Бернд Краусс был в полутора часах от увольнения, и в декабре 1996 года это все-таки случилось. Команда-победитель кубка, настроенная на то, чтобы штурмовать первые места в Бундеслиге, барахталась в середине таблицы.
В тренировочном матче против команды Второй бундеслиги «Фортуны» из Кельна Роберту разрешили играть в стартовом составе. Он снова почувствовал, как внутри него что-то жарко и лихорадочно колотится. Страх, который он испытывал в команде до 18 лет, страх, что он может разочаровать взрослых, вернулся. Он боялся, что никогда не станет таким, как Уве Кампс, который всегда давит, всегда терпит давление. Он не мог отделаться от ощущения, что никому не интересно, что делает вратарь номер три, что он невидим — и в то же время он боялся, что в этой напряженной ситуации может вызвать ярость старших игроков. Это было противоречие, но такого рода тревога — один большой парадокс.
Для Терезы это был новый Робби. Она была в замешательстве. Откуда взялась эта тревога? Она не знала его в таком состоянии. В то время она тоже была разочарована своей безвестной жизнью в университете; возможно, он так же, как и она, тосковал по их беззаботной жизни с друзьями в Йене. А может, у него просто был плохой день или парочка дней.
Прошла неделя, и каждое утро начиналось одинаково.
— Я не хочу идти на тренировку.
— Робби, все не так плохо.
— Я не хочу идти, понимаешь? Я просто не хочу.
— Там будет Марко. Вот увидишь, как только окажешься там, все будет в порядке.
Когда он вышел за дверь, она позвонила его отцу.
Дирк Энке приехал на следующие выходные. От своих пациентов он знал о тревоге все. «Но, видишь ли, — говорит он, — я не могу помочь ему как психотерапевт, потому что я его отец». Он мог лишь сказать сыну: «Придай своему дню определенную структуру». Пока Дирк Энке у них гостил, он вытаскивал Роберта из постели в семь утра, чтобы не терять часть дня, и он мог убедиться, что на горизонте есть твердые цели, какие-то вещи, которые его сын мог сделать, даже если это просто пойти на прогулку. Вещи, которые заставят его почувствовать, что он чего-то достиг.
— И сходи к врачу, — посоветовал отец, уезжая.
«Боруссия» вот-вот должна была начать зимние сборы. Тревога сменилась паникой. Роберт подумал, что не сможет поехать и провести целую неделю исключительно в составе этой футбольной команды, где, как он считал, его не уважают и где, как он боялся, каждая его ошибка во время тренировки будет с точностью зафиксирована.
Он отправился к Герберту Дитцелю, врачу команды.
Медицинский персонал профессиональных футбольных команд всегда находится под огромным давлением тренеров. Неделю за неделей их убеждают посылать травмированных игроков в бой, давая им обезболивающие, часто вопреки здравому смыслу. Но на этот раз доктор думал только о человеке, стоявшем перед ним, а не о клубе. Дитцелю нравился этот застенчивый молодой человек. Он диагностировал у него вирус гриппа, чтобы ему не пришлось ехать в тренировочный лагерь.
Когда команда вернулась, ему дали новое прозвище. Коллеги Роберта теперь звали его Сайрус, как Вируса Сайруса, персонажа из фильма «Воздушная тюрьма». Никто не сомневался, что он болен вирусом гриппа, и он мог отлично посмеяться над своим новым прозвищем. Тревога исчезла через несколько недель.
Он приложил немало усилий, чтобы изучить Кампса. Если более возрастному игроку нужно было видеть в нем соперника, чтобы мотивировать себя, то Роберт в свою очередь втайне у него учился. Во время тренировки он краем глаза наблюдал за ветераном-вратарем. Кампс рано начинал прыгать — пусть и на доли секунды — прежде чем нападающий бил по мячу, угадывая направление удара, и выбивал кулаками кроссы которые, возможно, он был в состоянии поймать. «Я немного копировал стиль Уве», — чуть ли не стыдливо признался Роберт.
После удачного сейва в прыжке некоторые немецкие вратари, вроде Кампса, делали двойной переворот по полю под рев толпы, подражая кумиру восьмидесятых Тони Шумахеру. Если нападающий сам шел на сближение, они изо всех сил бросались ему навстречу. Если они переводили мяч через перекладину, то при прыжке подтягивали колени, чтобы даже самый медлительный болельщик мог уловить драматизм ситуации. Немцы считали, что немецкие вратари — лучшие в мире.
В конце девяностых ни одного немецкого болельщика не беспокоил тот факт, что даже такие отличные вратари, как Андреас Кепке, Штефан Клос и молодой человек из «Карлсруэ» по имени Оливер Кан, играли глубоко в своей штрафной, близко к линии ворот, в то время как в Аргентине, Испании и Нидерландах вратарь становился заменой последнему защитнику. Продвигаясь далеко вперед по полю, он лишал соперника возможности закидывать длинные пасы за спину игрокам обороны. Кроме того, голкипер стал дополнительным вариантом передачи для защитников, а значит, и для того, чтобы сломать прессинг соперника. Одним из самых основных провозвестников новой вратарской игры был Эдвин ван дер Сар из амстердамского «Аякса». Роберт наблюдал за ван дер Саром по телевизору, а за Кампсом — на тренировках, он сравнивал их и ориентировался на немецкую модель впечатляющих сейвов, а не ждал до последнего.
После девяти месяцев в «Менхенгладбахе» он получил свою первую похвалу. «”Боруссия” может считать, что ей повезло с этим молодым человеком, — сказал новый тренер Ханнес Бонгартц в интервью «Рейнише Пост». — «Он человек будущего». В первые месяцы работы в «Боруссии» Роберт понял, что футбол — это не игра, а битва, что футболисты достигают своих целей, применяя и принимая давление. Но похвала Бонгарца вдохновила его куда больше, чем любое давление.
На вечеринке по случаю окончания сезона «Боруссия» праздновала не столько свое одиннадцатое место, сколько то, что кампания так или иначе закончилась. Роберт хотел вернуться домой около полуночи, Тереза хотела остаться. Ее интересовал мир Бундеслиги, и вот наконец-то здесь была вечеринка, на которую она так надеялась попасть еще в университете. Они сидели в оранжерее. Для вечеринки был перестроен садовый центр.
— Тогда оставайся, а я пойду домой, — сказал Роберт и ушел.
Последняя горстка игроков все еще держалась на вечеринке, когда Штефан Эффенберг крикнул в ночь: «Так куда же мы сейчас пойдем?»
— Мы всегда можем пойти к нам, — предложила Тереза, как сделала бы в университете.
— Нет, не надо, — сказала жена Эффенберга. Об этом явно не могло быть и речи.
Когда на следующее утро Тереза рассказала об этом Роберту, он ответил: «Если бы вы пришли сюда, я бы их выкинул. И тебя тоже». Ее поразили серьезные нотки в его голосе. Ей было трудно понять, почему он обычно молчал, когда другие люди шумно веселились, но она решила для себя так: «Сегодня я горжусь тем, что у него такой твердый характер и он говорит: ”Я не люблю вечеринки, поэтому я не пойду ни на вечеринку, ни на дискотеку, даже если все остальные будут настаивать на этом”».
Роберту нравился Эффенберг за заботливое отношение к молодым игрокам, будто он им старший брат. Если кто-то вроде Марко Виллы в свои восемнадцать лет играл вдохновенно, Эффенберг не только проявлял к нему уважение, но и предлагал ему защиту. Но, в отличие от Марко, Роберта не интересовало изучение мира Эффенбергов и Кампсов вдали от Бекельберга. У него в голове возникал образ ночей в неоновом свете со всеми картинами дерзкого поведения, и он чувствовал, что не вписывается в него.
Роберт продолжал время от времени отдыхать от своей безликой повседневной жизни запасного, подменяющего основного вратаря. Его по-прежнему вызывали в сборную до 21 года под номером один. В Белфасте он играл против Северной Ирландии и делил комнату с Марко. Они знали о привычке тренера юниорской сборной Ханнеса Лера заходить в их комнаты накануне вечером, чтобы поднять им настроение перед игрой. Через год они уже знали и крылатые фразы Лера.
5. Роберт в футболке национальной сборной до 21 года.
Завтра мы точно должны победить. Это очень важная игра.
— Что-то я сегодня не в настроении, — сказал Роберт. У Марко появилась идея. Они придвинули телевизор вплотную к двери спальни.
Как и ожидалось, около половины девятого раздался стук в дверь.
— Кто там!
— Тренер.
— О, тренер. Минутку, сейчас не самое подходящее время. Осторожно! О нет — тренер, пожалуйста, подождите минутку!
— Что у вас там происходит?
— Телевизор стоит прямо у двери, мы должны его отодвинуть, не знаю, сможем ли, черт возьми, он такой тяжелый! — крикнул Марко, с довольным видом сидевший на стуле.
— Ладно, ребята, в другой раз, ничего важного. — И Лер ушел.
Для игроков это выглядело так, как будто Марко валял дурака, а Роберт просто случайно оказался рядом. Роберту показалось, что он шутит вместе с Марко.
«Тереза часто говорила, что мы оба невыносимо глупы, — говорит Марко. — Но времена, когда мы смеялись, были для Робби самыми счастливыми».
Для профессионального футболиста, привыкшего к тому, что по отношению к спорту все в жизни второстепенно, летом 1997 года Роберт получил плохую новость. Он должен был пройти службу в армии.
Он хотел поступить на гражданскую службу. Но его реализм и в какой-то степени чувство комфорта были сильнее, чем его убежденность в том, что он никогда не хотел служить в вооруженных силах. Гражданская служба длилась бы тринадцать месяцев; в армии, будучи профессиональным спортсменом, он должен был бы пройти трехмесячную базовую программу подготовки во время летних каникул, но затем был бы де-факто освобожден от оставшихся семи месяцев военной службы в качестве члена секции спортивного продвижения бундесвера.
В это же время был призван и Марко Вилла. Они оказались в казармах Кельн-Лонгерих между автобаном А1 и промышленным районом Бильдерштекхен. Радист Энке и радист Вилла.
Вместо приветствия сержант строевой подготовки подошел к Роберту лицом к лицу и прошипел : «Ну что, мистер супер-спортсмен».
— Сколько ты зарабатываешь, сколько я зарабатываю, сколько ты зарабатываешь, сколько я зарабатываю, — пробормотал Роберт, когда сержант снова оказался вне пределов слышимости. Марко расхохотался.
— Что тут смешного? — прорычал сержант.
Тон был задан.
— Радист Энке! — проревел голос на плацу. Сержант-строевик стоял у окна. — Дресс-код, радист Энке!
— Да, дресс-код, — пробормотал Роберт на плацу, направляясь в кафетерий. — На себя посмотри!
Он забыл о своей шотландской шапочке и портупее. Ему предстояло написать четырехстраничное эссе о назначении дресс-кода в бундесвере.
Через несколько дней рубашка выскользнула из брюк, когда он делал приседания.
— Дресс-код, радист Энке!
— А что такое? — прошипел он в ответ.
В качестве наказания ему пришлось один раз пробежать вокруг квартала. Он бежал трусцой, вместо того, чтобы бежать с ускорением.
— Ускорение, я сказал, радист Энке!
Сержант-строевик заставил его пробежать еще один круг, но Роберт продолжал бежать трусцой. На этот раз он будет похож на Уве Кампса. Он не сдастся. Он весь пылал от ярости. Если и было что-то, чего он не мог вынести, так это чувство, что с ним обходятся несправедливо.
После одиннадцати кругов сержант сдался: «Свободен, радист Энке».
Марко Вилла давно считал, что Роберт постоянно находит приключения. Однажды, когда они были в отеле с «Боруссией», Марко намеренно отправился завтракать в другую сторону. Роберт вежливо последовал за ним, пока они не оказались в кладовке, а не в лифте. «У него было худшее чувство ориентации на местности, — говорит Марко, — и он заставлял меня смеяться каждый раз, когда в панике кричал: ”Куда ты меня завел на этот раз?”». Конечно, по словам Марко, он знает, что у каждого есть какая-то история о бундесвере или футболе, чьи прелести трудно понять посторонним. Но для него и Роберта эти три месяца в Кельн-Лонгерих были настоящей Клондайком. Там Роберт нашел друга, который таковым останется для него навсегда..
Сегодня Марко, будучи профессиональным футболистом, живет с женой и двумя детьми в Италии, на родине своего отца. Итальянское влияние не вызывает сомнений: аккуратная стрижка менхенгладбахского школьника превратилась в модную длинную прическу. Он сидит за завтраком в кафе «Пастичериа Ферретти» в Розето на Адриатике и рассказывает о текстах песен певца Васко Росси. «Тебя больше интересует школа, — поет Росси, — но кто знает, насколько ты хороша в остальной жизни». Марко говорит, в этом что-то есть . И он узнает себя, если заменить школу футболом. Когда Марко говорит — все любят слушать. А Роберту больше всего хотелось, чтобы его поняли.
Вернувшись в Менхенгладбах к началу сезона 1997/98 после базовой военной подготовки, Марко на тренировках с особым рвением стремился перебрасывать мячи через Уве Кампса. Ему нравилось, как Кампс приходил в ярость каждый раз, когда ему это удавалось. «Не пойми меня неправильно, Уве был в принципе очень хорошим парнем», — говорит Марко. Но даже при том, что они никогда не говорили об этом напрямую, Марко чувствовал, как Роберта внутренне забавляет бушующий Кампс, и эта мысль подстегивала Марко. Это делало его счастливым.
В том сезоне, ставшем для Роберта вторым в Бундеслиге, он совершил самый маленький прыжок из всех возможных в футбольной команде — от третьего до второго вратаря. Вратарь номер два тоже никогда не играл, но для него это личное повышение означало целый мир. Наконец-то он стал настоящей частью команды; второй вратарь ездил на все матчи в качестве игрока замены.
До сих пор его единственный опыт в футболе первой команды был связан с рассказами Марко. Например, когда команда ездила на автобусе во Фрайбург в прошлом году, Эффенберг и Хохштеттер сидели во втором ряду сразу за тренером, как обычно, а Марко устроился сзади, играя в карты с Пфлипсеном и некоторыми другими игроками. Им стало жарко.
— Включи кондиционер, — крикнул Марко водителю автобуса.
Сразу за Карлсруэ жара стала невыносимой. К тому времени, как они прибыли во Фрайбург на игру, играющие в карты мужчины сидели на заднем сиденье в одних трусах.
Позже они узнали, что произошло. Из-за шума мотора водитель автобуса не мог расслышать, что кричит Марко с заднего сиденья.
— Что им нужно? — спросил водитель Эффенберга.
— Им холодно, — сказал Эффенберг с невозмутимым лицом.
— Чего? Я поставил кондиционер на двадцать шесть градусов.
— Тогда сделай погорячее, — сказал Эффенберг.
Теперь к ним присоединился и Роберт. Он даже шутил с Кампсом. Теперь, когда команда признала его своим талантливым вратарем номер два, крайняя конкурентоспособность Кампса уже не была столь невыносимой.
Перед играми они с Марко делили номер в отеле. Штефан Эффенберг постучал в их дверь. Он хотел посостязаться с Марко на Playstation. За несколько минут Марко выиграл тысячу марок. Эффенберг снова бросил ему вызов, чтобы тот продолжил играть, хотя он, должно быть, понял, что никогда не выиграет.
Роберт сидел на заднем плане и спокойно наблюдал, когда Эффенберг появлялся в комнате.
Дома Терезе нужен был новый жилец. Роберт отреагировал оборонительно. Собака?
Когда Тереза в детстве представляла себе, на что может быть похожа взрослая жизнь, она всегда представляла себе загородный дом с множеством животных. Она спросила Роберта о его видении будущего. Он всегда ограничивал свои мечты футболом.
— Знаешь, собака была бы очень кстати.
Он сомневался. На самом деле, он не хотел, чтобы в доме были животные. Но он и не имел ничего против. Что делало его счастливым, так это то, что он делал счастливыми других людей, прежде всего Терезу. Ладно, собака так собака.
Они назвали его Бо. В первый же день с Бо они отправились за покупками. Пес мирно спал. Тереза не хотела его будить. «Пойдем, мы просто выползем на минутку, и он даже не заметит», — сказала она. В конце концов, они вернутся через несколько минут.
«Когда мы вернулись, он, конечно, был травмирован. — Тереза тихо смеется над собой. — Мы сделали неправильно все, что только можно сделать неправильно. Через несколько недель мы уже были похожи на заботливых родителей с их первым ребенком. В кино мы ходили только порознь, чтобы Бо не чувствовал себя одиноким и не лаял».
Собака была еще одним поводом для раздражения соседей. «Он вечно бегает по свежевымытым ступенькам!» — восклицала Коринна.
Для Терезы и Роберта Бо был еще одним предлогом, чтобы наконец съехать. Водитель автобуса «Боруссии» Маркус Брейер жил в пятнадцати километрах к югу от Менхенгладбаха. Он сказал им, что его квартира на чердаке пустует. В конце 1997 года Тереза в последний раз сфотографировала Лоозенвег с китайскими гусями в саду, и они вынесли мебель из квартиры. «Столько шума в десять часов вечера, просто возмутительно!» — крикнула Коринна на прощание. Роберт в первый раз крикнул ей в ответ: «Да хватит уже, Коринна, мы выезжаем. Через несколько минут вы нас больше никогда не увидите, так что хотя бы прямо сейчас оставьте нас в покое!»
— Поезжайте по старой сельской дороге из Менхенгладбаха через репные и пшеничные поля, в некоторых местах эта дорога почти превращается в проселочную. После Хопперс доберетесь до Гиерата. За последние тридцать лет Гиерат сильно изменился. Недавно построенный район возвышается над центром деревни. В ней по-прежнему проживает всего 1500 человек.
Роберт и Тереза Энке были быстро введены в курс всего Маркусом Брейером и его женой Эрикой.
На первом этаже своего дома на Шульштрассе Брейер держит спортивный магазин. Однажды ему пришлось ненадолго уйти. Жена повела ребенка к доктору, и Маркус позвонил в дверь мансарды. «Роберт, ты не мог бы полчасика присмотреть за магазином?»
Вскоре после этого пришел клиент и попросил вратарские перчатки.
— Вы что-нибудь о них знаете?
— Немного, — ответил Роберт.
Он рассказал вратарю местной лиги о разнице между пяти- и шестимиллиметровой пенопластовой начинкой, титановой пеной и натуральным латексом. Когда Брейер вернулся, клиент, который собирался уходить, спросил его: «Кто этот новый продавец, который у вас там? Он очень мил. И он даже знает, о чем говорит».
Брейер познакомил их с Хьюбертом Росскампом, который любил охотиться и время от времени забирал у них собак — теперь их было уже две. После тренировки Роберт часто гулял по полю с Хьюбертом и собаками. «Нельзя было сказать, кто он, парень был одет так обычно», — вспоминает Хьюберт.
6. Роберт с Хьюбертом Росскампом перед домом Росскампа в Гиерате.
Хьюберт работал промышленным закупщиком в «Рейнметалл» в Дюссельдорфе. Он превратил свою гостиную в личный музей; повсюду висят футбольные свитера Роберта с надписью «Моему другу Хьюберту». На полке в кухне Хьюберта стоит свадебная фотография Роберта и Терезы, а за ней — фотографии его семьи.
Днем на природе Хьюберт задавал Роберту вопросы.
— Скажи, а как ты на самом деле прыгаешь, будучи вратарем? Ты не боишься, когда на тебя бегут нападающие?
— Когда вратарь ныряет за мячом, он вытягивает нижнюю руку чуть дальше верхней и старается держать обе руки параллельно, — объяснил Роберт. — А что касается страха, то нет, он, конечно, не боится. Здоровый уровень нервов важен, но не более того.
Когда он позже праздновал свой двадцать первый день рождения, через несколько дней после 24 августа 1998 года, он пригласил Хьюберта, и соседи тоже пришли, как и Маркус, и Эрике Брейер, и подруга Терезы Кристиана, которая работала вышибалой на дискотеке. Единственными людьми из «Боруссии» были Марко Вилла и Йорг Неблунг, тренер по гимнастике, чьи индивидуальные тренировки Роберт старательно избегал в первый год. В июле 1998 года, после четырех лет его работы в клубе, «Боруссия» не продлила контракт с Неблунгом . Он пошел работать в агентство советника Роберта, Норберта Пфлипсена.
На вечеринке было игристое вино, Кристиана приготовила пиццу, а Хьюберт, как обычно, принес Роберту клубничный открытый пирог — тарт. В то время Марко не замечал, что кроме него здесь нет никого из ровесников Роберта, нет близких друзей. «Это была довольно приятная вечеринка с милыми, приятными людьми, — говорит Марко, — и Робби был счастлив». Не в последнюю очередь из-за футбола.
Незадолго до своего двадцать первого дня рождения Роберт Энке внезапно в глазах публики стал человеком. 7 августа «Боруссия» тренировалась на футбольном поле рядом со стадионом «Бекельберг». Вратари тренировались отдельно от остальной команды. Дирк Хейн навешивал, Роберт и Кампс прыгали за мячом по очереди. Даже игроки на другом конце поля услышали шум. Когда разрывается ахиллово сухожилие, это звучит как удар хлыста. Кампс остался лежать на земле. Сначала он был больше потрясен звуком щелчка, который заставил его упасть, чем болью в левой пятке.
В тот же день в отделении неотложной помощи в Дуйсбурге его прооперировали. Хирург сказал, что он будет вне игры в течение четырех месяцев. Новый сезон Бундеслиги начинался через восемь дней.
На следующее утро в Йене Энди Мейер бросил быстрый взгляд на газету. Оставшись один в своей комнате, он не смог удержаться от смеха. «Незадолго до старта Бундеслиги наш вратарь получил серьезную травму, — вспоминает Энди, — и, конечно, наше дитя удачи этим воспользовался».
Для Терезы эти восемь дней пролетели быстро и в то же время тянулись бесконечно. Снова и снова в течение этого времени она счастливо думала: «Наконец-то!» И в то же время: «А что, если он пропустит гол?»
Менхенгладбахская «Боруссия» потеряла вратаря, который провел 389 матчей в Бундеслиге; лишь один футболист, Берти Фогтс, играл за клуб чаще, чем Кампс. На его месте теперь оказался вратарь, который не был испытан в матчах Бундеслиги и который будет самым молодым в лиге. «Роберту мы полностью доверяем», — объявил Фридель Рауш, четвертый тренер «Боруссии» за время пребывания Роберта в клубе.
«А что еще должен был сказать Рауш? — спрашивает Йорг Неблунг. — Держу пари, что тренер чувствовал себя неловко. Его самый опытный игрок получает травму, и вместо него теперь этот новичок».
Марко Вилла смотрел на это иначе: «Многие в команде думали, что Робби уже сильнее Кампса, например, наш последний защитник Патрик Андерссон. Вот почему мы не волновались. По правде сказать».
Вероятно, все присутствующие разделяли мысли Йорга и Марко. Как и Тереза, они колебались между уверенностью и беспокойством.
Сам Роберт был совершенно спокоен. Он разработал механизм превращения внутренних нервов во внешний покой. Лишь очень редко механизм выходил из строя. Когда это случалось, его охватывала тревога, как три года назад в Лейпциге в матче Второй Бундеслиги за «Карл Цейсс» и в первую зиму в Менхенгладбахе. Но почти всегда беспокойство или возбуждение были тем наркотиком, который делал его сосредоточенным и спокойным.
За день до начала сезона Бундеслиги 1998/99 годов газета «Вестдойче Альгемайне» писала: «Этот двадцатилетний парень уже кажется таким невероятно зрелым, таким уравновешенным». Он сказал в интервью газете: «У меня нет ролевых моделей для подражания или, по крайней мере, больше нет».
Его отец приехал из Йены, один из братьев Терезы из Вюрцбурга. Гизела отдыхала в Словакии. «Мы вместе пойдем на первую игру Роберта в Бундеслиге», — пообещали они друг другу после расставания. Этого так и не произошло. Соперником на «Бекельберге» был «Шальке-04». «Мы сводили друг друга с ума своими нервами там, на трибунах», — вспоминает Тереза.
В прошлом сезоне «Боруссия» едва избежала вылета лишь в последний день, а затем Большой Штефан Эффенберг перешел в мюнхенскую «Баварию» за 8,5 миллионов марок. Таким образом, большая часть менхенгладбахцев надеялась на то, что в новом сезоне им удастся сохранить равновесие — место в центре таблицы Бундеслиги, достаточно удаленное от суматохи битвы за не вылет оттуда.
Стадион на 34 тыс. мест был распродан. Светило солнце. Трибуна прямо за воротами поднималась круче, чем где-либо еще в Бундеслиге. Когда голкипер «Боруссии» побежал к своим воротам непосредственно перед стартом матча, вся трибуна с каждым его шагом становилась все выше. К тому времени, как он добрался до вратарской площадки, ему показалось, что он стоит у подножия ущелья.
Роберт играл полностью в черном, в цвете великих вратарей прежних времен — Льва Яшина, Дьюлы Грошича, Рикардо Саморы.
Игра началась. Нападающий тут же пробился по правому флангу, обошел второго соперника и быстро низом пробил в зону вратаря. Защитник держался в стороне, потому что думал, что его вратарь справится с навесом. Но вратарь заколебался. В течение некоторого времени, когда ни один человек не может даже закончить мысль, вратарь должен решить, будет ли он выбегать из ворот или нет. Было уже слишком поздно.
С другого конца поля Роберт наблюдал, как новый центрфорвард «Боруссии» Тони Польстер воспользовался нерешительностью голкипера «Шальке» Фроде Гродоса и вывел свою команду вперед со счетом 1:0. Начиналась лишь вторая минута матча. Через десять минут «Менхенгладбах» увеличил свое преимущество до 2:0.
Игра уже потеряла свою напряженность, когда Роберт впервые всерьез подвергся испытанию. При счете 2:0 все и вся выглядели немного ярче. Экономность его движений, отсутствие какой-либо спешки придавали ему вид совершенно непробиваемого вратаря.
«Боруссия» прибегла к сосредоточенной обороне и быстро поражала соперника на контратаках. Дважды «Шальке» попадал в штангу, и Роберт властно отражал несколько более-менее опасных ударов ногами и головой. За десять минут до конца счет снова изменился — 3:0.
«Вообще-то я думал, что буду больше нервничать», — сказал Роберт спортивным репортерам в туннеле после игры. Со спокойным энтузиазмом он рассказывал о навесах, которые летели на него гораздо быстрее, чем все, что он когда-либо испытывал на тренировках или даже в играх за резервную команду. Как часто бывало, когда Роберт был в хорошем настроении, он отвечал на похвалу самокритично: «Мяч летел так быстро, что я иногда не был уверен, когда мне следует выходить на навес, но почему-то мяч всегда оказывался у меня в руках».
После игры большинство людей говорили не о вратаре, а о новом нападающем, Тони Польстере. «Рейнише Пост» опубликовала двухстраничный отчет под заголовком «”Боруссия” снова возглавляет турнирную таблицу впервые за десять лет», что после одной игры было не очень-то большим подвигом.
Дома Роберт под душем вымыл перчатки шампунем, разложил их сушиться и погладил мягкую пену на их поверхности.
***
Автор перевода: Антон Перепелкин
Редактор перевода: Аня Гаевая
***
Любите немецкий футбол! Цените немецкий футбол!
Смотрите немецкий футбол, подписывайтесь на наш блог и твиттер.
Присоединяйтесь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.есь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.
