«Слишком короткая жизнь: трагедия Роберта Энке» 1. Дитя удачи
***
Однажды воскресным днем в декабре 1995 года Роберт Энке отправился на Западный вокзал Йены и стал ждать. Подошел поезд дальнего следования из Нюрнберга, пассажиры вышли, и Роберт не выказал ни малейшего разочарования, когда все они прошли мимо него и покинули платформу. Он продолжал ждать. Через два часа прибыл вечерний поезд с юга. И снова Роберт позволил всем пассажирам проплыть мимо как ни в чем не бывало. Стояло не лучшее время года, чтобы проводить половину воскресенья в ожидании поездов на продуваемой сквозняками станции, поэтому он решил пойти в кино, пока не придет следующий поезд. Четыре месяца назад Роберту исполнилось восемнадцать — возраст, который оправдывает почти любое своевольное поведение и в котором кажется, что другие люди ведут себя странно.
По воскресеньям Тереза всегда возвращалась в спортивный колледж на последнем поезде из Бад-Виндсхайма. Даже на втором курсе в Йене она почти каждые выходные навещала родителей.
Она уже спешила покинуть ледяную станцию, как вдруг заметила на скамейке Роберта. В школе Тереза сидела с ним за одной партой. Когда она, баварка-аутсайдер, полтора года назад приехала в 12-й класс восточногерманского спортивного колледжа, в аудитории было лишь два свободных места: одно отдельное сзади и одно рядом с Робертом. Терезе показалось, что они хорошо поладили, хотя на его месте она бы немного подумала о стрижке. Он уже начал тренироваться с профессиональными футболистами «Карл Цейсс» и носил светлые волосы так, что они были короткими по бокам и длинными сверху, как птичье гнездо на голове.
1. Роберт со своей семьей и Терезой после игры между йенским спортивным колледжем и тюрингской командой.
— Привет, что ты здесь делаешь? — спросила Тереза. Было уже больше десяти вечера.
— Я кое-кого жду.
— О, ладно. Что ж, приятного вечера.
Она быстро улыбнулась ему и поспешила дальше.
— Эй! — крикнул он ей вслед. — На самом деле я жду именно тебя!
О том, что он прождал более пяти часов, Роберт сказал ей чуть позже, когда они выпивали в баре под названием «Французский паб».
Он по-прежнему жил с матерью в квартире на Лизелотте Германн-штрассе, но не сказал ни ей, ни кому-либо еще, что собирается ждать Терезу на вокзале. Он держал свои чувства, свои важные решения при себе. В течение нескольких недель после этого, пока они с Терезой сближались, он ничего не говорил своим друзьям. Но никто из них не был удивлен, когда они стали парой, очевидно, что Роберт Энке смог ее добиться.
«Мы до сих пор часто говорим об этом, — рассказывает один из его бывших школьных друзей Торстен Зигнер, — о том, что Роберт был по-настоящему жизнерадостным парнем, который умел делать все, что ему вздумается, которого нельзя было сбить с толку и который всегда был в хорошем настроении». Торстен вертит перед собой стакан с водой, чтобы короткая пауза не стала слишком уж долгой. И на мгновение все присутствующие в гостиной Энди Мейера, еще одного друга тех дней, думают о том же: как странно это звучит сегодня, думать о Роберте как о парне с жизнерадостной натурой. «Хотя, — наконец храбро говорит в тишине Энди, — на самом деле, я все еще думаю, что, несмотря ни на что, Энкус был дитем радости».
Дневной свет, ослепительно яркий и отраженный снегом, падает через окно небольшого особняка в Цветцене, недавно застроенном районе недалеко от Йены. Сейчас час дня, и Энди только что встал. В его глазах все еще читается усталость. Он медбрат и работал в ночную смену. На Торстене джинсы сидели свободно, а братьям Галлахер понравилась бы его куртка с маленькими бриллиантами и стоячим воротником. Торстен — профессиональный футболист, стройный, жилистый спортсмен, и в тридцать два года он вернулся в «Карл Цейсс», игравший в Третьей лиге. При взгляде на Энди и Торстена, которым чуть за тридцать, сразу же ощущается тепло и юмор тех юношеских времен. «Мы сразу поняли, что у нас одни и те же интересы. Или, скорее, одни и те же незаинтересованности», — говорит Торстен.
«Больше всего на свете, — добавляет Энди, — мы веселились».
В те дни их всегда было четверо: Торстен Зигнер, Энди Мейер, Марио Канопа, который уехал учителем из Голландии, и Роберт Энке, которого они называли Энкусом и которого продолжают называть Энкусом, потому что для них он все еще тот, кем был раньше.
Роберт вырос среди бельевых веревок. Он и его друзья встречались во дворах дома во второй половине дня. «За черту» — так называлась дворовая игра. Роберт стоял в воротах между двумя подпорками для одежды и направлял парашютом мяч своему партнеру, который затем с лета отправлял его в ворота.
Его дом в районе Лобеда — по-прежнему первое, что вы увидите в Йене. Раньше здесь жило около сорока тысяч человек, более трети жителей Йены; осталось около семнадцати тысяч. В переулках между пятнадцатиэтажными промышленными кварталами на бульварах Коммунистов есть несколько более низких кварталов, ничем не отличающихся от тех, что можно увидеть в западногерманских пригородах, таких как Франкфурт-Шванхайм или Дортмунд-Нордштадт. В то время как два немецких государства постоянно напоминали друг другу о своих различиях, в восьмидесятые годы многоквартирные дома делали жизнь мальчиков довольно похожей и на Восточную, и Западную части. Упор на «промывку мозгов» правил миром от Йены-Лобеды до Франкфурта-Шванхайма. Энди Мейер говорит, что они узнали о проблемах взрослых только после распада Восточной Германии, хотя, возможно, в детстве они просто считали их скучными и поэтому игнорировали их: отец Энди не мог стать учителем, потому что он не состоял в Партии; отец Роберта, бегун на 400 метров с барьерами, был отстранен от соревнований несмотря на высокие результаты, потому что получил открытки от брата, который сбежал на Запад.
Они прерывали свои дворовые игры только по особой причине — когда им нужно было идти на футбольную тренировку. Энди Мейер, живший в нескольких кварталах отсюда, рано был замечен большим клубом города, ФК «Карл Цейсс». Ему тогда было семь лет. С «Карл Цейсс» он привык побеждать, так что Энди особенно отчетливо помнит одно поражение. На неровном поле в Ам-Йензиге, у подножия йенской горы Хаусберг, ФК «Карл Цейсс» проиграл «СВ Дженафарм» со счетом 3:1. У больших клубов есть свои способы борьбы с такими поражениями, даже в детских командах: Хельмут Мюллер, тренер «Карл Цейсс», немедленно подошел к родителям нападающего «Дженафарма», забившего все три гола, и сказал им, что их сын должен немедленно присоединиться к «Карл Цейсс».
Этим нападающим был Роберт Энке.
В биографии каждого спортсмена есть момент, когда одни говорят: «Какая удача!» А другие: «Так вот что они называют судьбой». У Мохаммеда Али украли велосипед фирмы Швинн, когда ему было двенадцать, и полицейский, взявший у него показания, посоветовал ему перестать плакать и стать боксером. Роберт был неплохим атакующим игроком в молодежной команде «Карл Цейсс» до 10 лет, когда отец их вратаря Томаса был переведен в Москву по работе. Команде нужен был новый вратарь. «Тренер понятия не имел кого поставить, — говорит Энди Мейер, — поэтому все должны были попробовать себя в воротах. Дело было быстро улажено. Наш счастливчик отбил два удара, и с этого момента он стал номером один».
2. Роберт Энке (слева) на Карнавале.
Сам не зная как, Роберт все сделал правильно: мощный прыжок, руки с растопыренными при ловле большими пальцами, решение сыграть на выходе с одним из навесов и не рисковать с другим. Хотя его отец говорит: «Большую часть времени он ничего не делал. «Карл Цейсс» настолько превосходил детские команды, что вратарю становилось скучно. Но это его вполне устраивало, — нежная улыбка, на несколько секунд освободившаяся от боли, скользит по лицу отца, пока он удерживает это воспоминание. — Это означало, что ему не нужно было так много бегать».
У Дирка Энке такая же улыбка, как и у его сына. Необычно медленно, как будто он пытался вежливо сдержать ее, она растекается по его лицу. Он беспокоился о том моменте, когда ему придется говорить о Роберте; беспокоился, что воспоминания станут слишком сильными. Поэтому сначала, в своей квартире на Марктплац, высоко над крышами Йены, он позволил говорить слайдам. Кто-то дал ему проектор недавно — Дирк Энке говорит «после» , — чтобы он мог еще раз взглянуть на старые слайды из детства Роберта в Восточной Германии. Трое детей на отдыхе в кемпинге на Балтике — Аня, Гуннар и Роберт, поздний ребенок, родившийся на девять лет позже сестры и на семь лет позже брата. «На самом деле разрешение на это можно было получить, только если у тебя четверо детей, — говорит отец Роберта, но были вещи, которые не отслеживались в точности, даже в полицейском государстве. — Мы всегда писали четырех, и никто никогда не проверял». Проектор переключается — Роберт с третьей бабушкой. «Моя настоящая бабушка», — так он называл фрау Кете, пенсионерку из соседнего дома, которая часто присматривала за ним и с которой он любил проводить время, даже будучи подростком. В детстве он всегда говорил: «У меня есть толстая бабушка, худая бабушка и настоящая бабушка».
Когда Роберту исполнилось одиннадцать, эта череда прекрасных картинок прервалась. Вернувшись из школы на Лизелотта Герман-штрассе, он застал отца с сумкой в руках.
— Папа, куда ты собрался?
Отец не мог заставить себя ответить. Он молча, со слезящимися глазами пошел к машине.
Сын побежал к матери в квартиру.
— Что произошло?
Мать всхлипнула.
— Мы немного поспорили. Твой отец на время переезжает в лачугу в Коспеде.
В жизни его отца появилась новая женщина.
Роберт неделями каждый день спрашивал маму: «Мама, как ты?» Гизела видела по его лицу, как сильно он боится услышать печальный ответ.
Но его родители отказывались верить, что их браку пришел конец, и продолжали встречаться. Как вспоминала мама Роберта: «Мы делали это не только ради детей. Я прожила с Дирком тридцать лет, мы были знакомы еще подростками». В то лето они вместе ездили отдыхать на озеро Балатон. Роберт сел на заднее сиденье и сказал громко, но небрежно, словно ни к кому конкретно не обращаясь: «Ну что ж, если это приведет к примирению, давайте просто поедем отдыхать на озеро Балатон». В его голосе звучала не радость, а надежда.
«Падение берлинской стены снова свело нас вместе», — рассказывает мать Роберта. Опьянение демонстрациями и возбуждение от больших приближающихся перемен объединили семью прежде, чем обе Германии смогли сделать то же самое. Дирк Энке вернулся в квартиру. На серебряную годовщину свадьбы они отправились на велосипедную прогулку по Рейну близ Кобленца.
Семья Энке была среди тех, кто приветствовал воссоединение без тени скептицизма. Отец Роберта смог встретить большую часть своей семьи на западной стороне границы. «У меня было такое чувство: наконец-то!» Когда стена рухнула, дворовым мальчишкам было двенадцать или тринадцать — последнее поколение, которое сознательно пережило два немецких государства, и первое, выросшее в обоих. Энди Мейер до сих пор помнит, как они с Робертом вышагивали вверх и вниз по Лебденграбену со своей молодежной командой «Карл Цейсс» в честь президента ГДР Эриха Хонеккера. «И что нам показалось замечательным, так это раздача талонов на сардельки после марша», — вспоминает Энди Мейер. Они узнали о новой эпохе, не придавая событию особого значения. По правде,, они просто продолжали играть, не обращая внимания на перемены. Они даже не сделали перерыва по случаю воссоединения. «Для нас, детей, в этом не было ничего определяющего, — говорит Энди и смеется. — Футбольные тренировки продолжались».
В Лобеде же прежняя социалистическая мечта о более приятном образе жизни столкнулась с новым пролетариатом. Детям пришлось с этим смириться. Турки из Западной Германии продавали ковры, совершая поквартирный обход, полагая, что смогут обмануть наивных «оссисов», как называли восточных немцев. Молодые люди с района вдруг начали собираться вместе и говорить, что они находятся в районе, где господствуют крайние правые.
«Никого не впускай», — предупредила Гизела сына, который регулярно после школы оставался дома один, потому что оба родителя работали: она — учителем русского языка и физкультуры, он — психотерапевтом в городской больнице.
Однажды раздался звонок и Роберт осторожно открыл дверь. Двоюродный дедушка Руди, университетский профессор латыни, нанес им визит.
— Привет, а твои родители дома?
Мальчик посмотрел на него прищуренными глазами.
— Ты меня не узнаешь, не так ли? Я двоюродный дедушка Руди.
— Так может сказать кто угодно! — крикнул Роберт, отталкивая озадаченного профессора и захлопывая дверь.
В другой раз правые бандиты поджидали его по дороге из школы. Они схватили его и начали толкать, но прежде чем побить, один из бандитов узнал его: «Стоп, это Роберт Энке!» Ему было 12, и он явно уже прославился как вратарь. Его отпустили.
Но страх никуда не делся. Он жаждал брони. Он умолял мать купить ему куртку-бомбер, тогда правые примут его за своего и оставят в покое. «Сначала я ужаснулась, что он хочет таким образом сдаться», — говорит его мать, — но это ничего, подумала я, если это значит, что он не боится. А куртку он носил всего несколько недель».
Когда в объединенную Германию пришла первая волна разочарования, то для брака Энке даже воссоединение потеряло свою силу.
Однажды в воскресенье, когда вся семья сидела в гостиной, отец Роберта глубоко вздохнул.
— Мне нужно вам кое-что сказать.
Мать уже знала. Другая женщина из его жизни так никогда полностью и не исчезала.
— Мы с Гизелой расстаемся. Я переезжаю.
Роберт вскочил с дивана и выбежал за дверь.
— Гуннар, беги, верни мальчика!» — крикнула мать.
Гуннар нашел брата на дороге. Он отказался разговаривать. Он не хотел ничего показывать. Он привык справляться с собственной печалью.
Для троих своих друзей он, казалось, нисколько не утратил своей жизнерадостности. «Энкус швырнул стакан воды, и все промокли, кроме него — так было всегда», — говорит Энди. Однажды учитель поймал Роберта на списывании во время экзамена по биологии, когда он копировал работу соседнего ученика. Он получил двойку. Но когда разослали табели успеваемости, по биологии у него стояла удовлетворительная оценка. Роберт был удивительно услужливым, расчетливым учеником, к тому же талантливым вратарем, и это сочетание явно склоняло его учителей к снисхождению. Роберт знал, что в школе он будет учиться достаточно хорошо, не слишком стараясь, и не стремился к большему.
3. Молодежная команда «Карл Цейсс» в поездке в Тунис. Роберт второй в левом ряду, второй в правом ряду — его друг Марио Канопа.
Марио Канопа и Торстен Зигнер пришли в спортивный колледж в возрасте четырнадцати лет, и названия их родных клубов содержали отголосок деревенского мира, далекого от Йены: Марио пришел из спортивной команды компании «Трактор Фрауенприссниц», Торстен из «БСГ Микроэлектроник Нейгауз/Реннвег». Они часто ссорились в своей маленькой комнате общежития. Если Торстена что-то беспокоило, он тут же выходил из себя. Его импульсивность приводила Марио в бешенство. Энкус прекрасно ладил с ними обоими. Если он находился рядом, то все они прекрасно ладили.
Газетные вырезки об этой троице стали приколачивать к стене вестибюля спортивного колледжа. В 1993 году Роберт, Торстен и Марио отправились вместе с командой Тюрингии на традиционный молодежный кубок федеративных штатов команд до 16 лет, где скауты из профессиональных клубов стояли на бровке поля. Именно на этом ежегодном турнире в спортивной школе Ведау в Дуйсбурге пятнадцатилетние подростки в глазах футбольной сцены впервые становятся потенциальными профессионалами. Сначала команда Тюрингии думала, что произошедшее в Дуйсбурге было отличным приколом. «В конце мы смеялись над собой до упаду»,— вспоминает Торстен Цигнер. Игры до абсурда были похожи одна на другую. Команда регулярно выглядела проигрывающей, но так ни разу не проиграла. «Это было, — говорит Торстен, — как будто Роберт играл там в одиночку». С каждым ударом, который ловил Роберт, он казался все больше и больше в глазах нападающих, которые появлялись перед ним. В этом турнире он достиг высшего душевного состояния вратаря, когда посреди всей неистовой активности игры на тебя опускается абсолютный покой. Как бы сильно ни били нападающие, кажется, что мяч принадлежит только тебе. Всемогущее чувство безопасности наполняет тебя и делает еще больше. Результаты Тюрингии в Дуйсбурге были 0:0, 0:0, 1:0 и 4:0. Мимо Роберта не пролетело ни одного удара.
В том же году «Карл Цейсс» вышел в финал молодежного чемпионата Германии среди юношей до 16 лет — подвиг, который ни один клуб со столь скромными средствами не смог повторить в течение следующих пятнадцати лет. Президент клуба пригласил команду в бар под названием «Сокеншусс» выпить по стаканчику кока-колы. В финале они проиграли дортмундской «Боруссии» со счетом 5:1. Но даже газета «Франкфуртер Альгемайне» прислала кого-то написать отчет о спортивном колледже Йены. Завуч сказал под запись о своих футболистах: «Они не особенно аккуратны, они едят все, что угодно, они почти всегда выглядят как команда и имеют явное чувство уверенности в себе».
Позже четверо друзей охватят весь спектр того, что может выпасть на долю талантливого футболиста: Роберт Энке становится вратарем своей страны; Торстен становится местным героем, капитаном, игроком «Карл Цейсс» во Второй Бундеслиге и Третьей лиге; в возрасте двадцати двух лет Марио заканчивает свою профессиональную карьеру после серьезной травмы, его рекорд — одна игра во Второй Бундеслиге — один гол; а Энди в возрасте пятнадцати лет «Карл Цейсс» сказал, что они сожалеют, но он недостаточно хорош, отныне ему придется играть в низших лигах, просто ради спортивного интереса.
В отличие от Энди, в пятнадцать лет Роберт Энке, Торстен Зигнер и Марио Канопи играли за молодежную сборную против сборной Англии на стадионе Уэмбли перед тридцатью тысячами школьников. Игра закончилась без забитых голов. «Сочетание фантастических подвигов вратаря и жалких ударов по воротам помешало победе сборной Англии», — писала газета «Дэйли Телеграф». Они говорили о Роберте Энке, возможно, имея в виду один конкретный случай. Он все еще лежал на земле после того, как отбил яростный удар от Стивена Клеменса, когда Джей Кертис собрался нанести следующий удар. Он вскочил и отразил и этот удар тоже, его реакция была слишком молниеносной, чтобы зрители увидели, откуда взялась его рука.
Его заметили. Немецкий молодой футболист месяца — полный разворот в журнале «Кикер». В специальном издании «Шестнадцатилетние» Стерн изобразил его главным героем своего поколения. «Часто я не думаю о мире, — сказал Стерну Роберт, очень похожий на подростка, — но иногда мне кажется, что скоро наступит Апокалипсис».
На трибуне стадиона Уэмбли Дирк Энке сидел с другими родителями. Футбол стал его связью с сыном. После переезда он старался ходить на каждую его игру. Он изучал других отцов. Он видел, как некоторые из них кричали на своих детей, когда те делали ошибки, и если их дети преуспевали в чем-то, они кричали на них снова. Бей! Ради бога, пасуй мяч! Быстрее! Бей! Отец Роберта тихий и внимательный сидел на краю поля. Он считал, что поступает правильно. «Дирк был прекрасным отцом, — говорит Гизела. — Но после нашей разлуки ему было тяжело с детьми».
После матчей отец и сын разговаривали.
— Хороший сейв.
— Спасибо.
— А то, как ты поймал мяч после углового.
— Я чуть не упустил его. Я коснулся его кончиками пальцев, он ударил так сильно.
— И Кремень Торстен (игра слов от фамилии Торстена) снова в форме — фантастика!
— Ты же знаешь, какой он.
— В конце концов я подумал: «Кремень, ты с ума сошел?» Противник пытается пройти мимо него, а Кремень просто сбивает его с ног, бежит прямо на соперника. И он делает это три раза! В обычной игре он перед собой бы увидел три красные карточки.
— Папа, мне нужно вернуться в раздевалку.
Так много отцов и сыновей прилагают кропотливые усилия, чтобы использовать спорт как способ сблизиться друг с другом; использовать разговор о футболе, чтобы замазать молчание между ними. «Дирк и Роберт слишком редко разговаривали друг с другом, — говорит мать Роберта. — Я никогда не могла заставить себя спорить в семье, говорить что-то негативное. И я думаю, что Роберт тоже не мог. В нашей семье было так много вежливой сдержанности».
Хотя слова иногда подводили его, отец Роберта не спускал с Роберта глаз. В то время как мать несколько дней благосклонно верила своему старшему сыну Гуннару, когда он сказал, что оставил свою гитару в доме друга, отец заметил неловкость мальчика. Он узнал, что Гуннар продал гитару. И он видел измученное выражение лица Роберта, когда ему впервые пришлось играть в молодежной команде до 18 лет. Ему тогда было всего шестнадцать. Тренеры отправили его в старшую возрастную группу, чтобы он как следует размялся; он был слишком хорош, чтобы играть с ровесниками. Даже в команде до 18 лет он играл безупречно. Но Роберт видел все это совсем не так.
Для шестнадцатилетнего восемнадцатилетние парни — большие ребята. Большинство шестнадцатилетних вратарей, которым приходится играть со старшими мальчиками, пугаются. Потому что в конечном счете вратаря всегда судят по ошибкам, но как же он может избежать ошибок, когда нападающие команды противника такие большие и сильные? И как большие, сильные игроки из его команды будут презирать его, если он потерпит неудачу!
Роберт плакал, оставшись наедине с отцом после игры, и говорил ему, что больше не хочет играть в команде до 18 лет. «Папа, — сказал он, — ты не рассердишься, если я брошу футбол?»
Его друзья не узнают этого Роберта. «В молодежных командах всегда находилось несколько психов, которые набрасывались на самых слабых игроков, так что Энкус, должно быть, тоже мирился с ударами судьбы, — говорит Торстен, — но его нельзя было сломать, совсем наоборот. В те дни у нас сложилось впечатление, что ничто не может смутить Энкуса. Даже тогда он был более уверен в воротах, чем другие люди после десяти лет в статусе профессиональных игроков».
В течение этого времени с командой до 18 лет мать видела совсем другого Роберта, чем тот, которого видел отец. «Я до сих пор помню, как он встал после обеда и сказал мне: ”Мама, мне нужно кое-что уладить”». Он сел на трамвай, поехал на спортивную площадку Эрнста Аббе и сказал Рональду Праузу, тренеру команды до 18 лет, что хочет снова играть в команде до 16. Шестнадцатилетний мальчик был уверен в себе и достаточно обаятелен, чтобы сказать авторитарному тренеру, чего он хочет.
Но Дирк Энке — психотерапевт. Он видит это иначе. За обедом на Марктплац он кладет нож и вилку, потирает ладонями бедра и говорит: «У Роберта проблемы с товарищами по команде?» Нет. Быстро стало ясно, что с ним что-то происходит: его охватил страх ошибиться, этот образ мыслей «если я не лучший, то я — худший». Эти мучения, должно быть, начались, когда ему было шестнадцать и он играл с восемнадцатилетними мальчишками.
Но разве это не был разовый, краткий миг тревоги, какой испытывают сотни молодых вратарей?
«Ум всегда помнит такого рода пороговые переживания»
Будучи семнадцатилетним школьником со специальным разрешением Немецкого футбольного союза, Роберт подписал профессиональный контракт с «Карл Цейсс». Его мать и отец пошли с ним в офис союза. Эрнст Шмидт, управляющий директор, и Ханс Мейер, тренер, ждали их. Его склонность доминировать в остроумных разговорах позже сделала Мейера популярной фигурой среди спортивных журналистов Бундеслиги. В тот день в офисе ему было что рассказать вратарю-подростку о мифическом вратаре Йены из пятидесятых. «Харальд Фрицше не был виноват ни в одном голе на протяжении более десяти лет, — сказал Мейер. — По крайней мере, если ты спросишь его мнение».
Дирк Энке навострил уши. Знал ли Мейер о мучительном самобичевании Роберта из-за его ошибок? Может быть, тренер пытался послать ему сообщение — не своди себя с ума?
Вскоре жизнь Роберта Энке разделилась надвое. В школе он был на индивидуальном обучении, чтобы тренироваться в качестве запасного вратаря в команде Второй Бундеслиги — теперь он был профессиональным спортсменом со всей серьезностью, со всем желанием, подразумевающим оставаться на вершине — и в то же время он начинал счастливые отношения с Терезой.
Они расположились на матрасе у матери в гостиной и сказали ей, что им надо готовиться к выпускному экзамену. Иногда они уходили куда-нибудь вечером; он мог выпить шенди, «Я танцевала на столах», — говорит Тереза. Вероятно, это не следует понимать буквально, но Роберт чувствовал, что она показывала свою жизнерадостность самыми лучшими способами. Она так легко выражала все: свою теплоту, свое любопытство, свою решительность. Он думал, что она намного сильнее его. «Я никогда не учился веселиться так, как ты», — сказал Роберт, словно защищая ее. Ей сразу же понравилось его сдержанное, мягкое обаяние. У него было лицо вечно милого мальчика.
Тереза выросла с двумя старшими братьями в сельской Баварии; отец передал им свою страсть к современному пятиборью: плаванию, фехтованию, верховой езде, стрельбе и бегу. Дома, в детской, Тереза и ее брат тайком стреляли из пневматического ружья в фигурки из «Плеймобил». «Если попасть им в грудь, они разлетятся на тысячу кусочков», — сказал брат, гордясь своим открытием. Официально Тереза поступила в среднюю школу в Йене из-за прославленного спортивного образования в ней; в рабочем порядке она была полна решимости избежать баварской школьной системы с ее ужасной латынью. «Не носи фирменных вещей, а то будешь, как фээргешный сноб», — предупредили ее друзья с Запада. «А потом, в первый же день в новой школе, я увидела, что все они носят фирменную одежду».
Восток и Запад — оппозиция, которую так много людей хотели подчеркнуть в то время — не имели для нее значения; это было просто источником развлечения время от времени. Когда Роберт проводил сочельник с семьей Терезы, он показал пробелы в своих знаниях рождественской истории из-за своего атеистического воспитания в ГДР. «Так кем же был этот Иосиф?» — спросил он.
Тереза не очень интересовалась футболом. Для нее футбол означал разочарование субботними вечерами, «когда я предпочла бы посмотреть телесериал «Беверли-Хиллз 90210» и не могла, потому что мои братья реквизировали телевизор, чтобы смотреть спортивные программы». Не только по этой причине Роберт не рассказывал ей о своих первых профессиональных играх. Он думал, что о таких вещах не говорят — это хвастовство. В конце концов, много позже, она сама спросила его об этом.
«Карл Цейсс» замечательно проявил себя в первых матчах сезона 1995/96 во Второй Бундеслиге. В центре поля двадцатиоднолетний Бернд Шнайдер начал привлекать внимание своей элегантностью; через несколько лет он будет считаться лучшим технически-одаренным игроком Германии. Команда обосновалась в середине таблицы, когда осенью потерпела два тяжелых поражения подряд: 4:1 на выезде против «Дуйсбурга» и 4:0 в матче против «Бохума». У голкипера «Карл Цейсс» Марио Ноймана были и более счастливые времена. 11 ноября «Карл Цейсс» на выезде играл с «Ганновером-96». Хорошие вратари, говорят, больше всего нуждаются в опыте, а Роберту Энке было восемнадцать. Тренер Эберхард Фогель впервые поставил его в ворота.
Самым поразительным для Роберта было то, насколько пуст был стадион. Шесть тысяч зрителей затерялись среди пятидесяти шести тысяч мест. А прожекторные мачты выглядели еще более курьезными, глядя в небо, как гигантские зубные щетки. Таков был клубный футбол в те дни, когда спорт еще не стал особым событием, национальным праздником.
Игра началась, и Роберт ждал. Бой шел в центре поля, но он сохранял концентрацию, потому что соперник мог в любой момент выскочить в его штрафную. Затем, внезапно, через полчаса, удар головой от ганноверца Рейнхольда Дашнера. Даже почти пустой стадион мог вдруг показаться невероятно шумным. Роберт уже находился в том месте, куда летел мяч, и легко поймал его.
Менее чем через две минуты после этого первого примечательного подвига он пропустил свой первый гол в профессиональной карьере. Газета Осттюрингер написала несколько необычных слов в его защиту: «Защитник ”Йены” Деян Райкович сыграл важную роль в том, что ”Ганновер” повел со счетом 1:0, но, конечно, не Роберт Энке».
Он продолжал выполнять работу голкипера, останавливая странные удары с угловых, посылая хорошо нацеленные удары вперед. Однажды он навлек рык с трибун стадиона, поймав мяч после удара Крезо Ковачеца местом чуть ниже живота . Окончательный счет был 1:1. Эту игру болельщики уже начали забывать, спускаясь по ступеням стадиона, но не молодой и счастливый вратарь, которого снова охватил страх, когда он возвращался в раздевалку. По плексигласовой крыше туннеля над ним раздался оглушительный грохот. Его отец перегнулся через перила трибуны и гордо стукнул кулаком по крыше входа для игроков, чтобы сказать: «Молодец, сынок!»
В следующую субботу его мать поехала с подругой в горы в окрестностях Йены, где они включили радио. «Мне стало плохо», — говорит Гизела.
«Штрафной в пользу ”Любека” на левом фланге, — крикнул комментатор. — Бенерт навешивает, Энке бросается за мячом, мяч у него — и он выпускает его из рук! Гол забивает ”Любек”! Ужасная вратарская ошибка!»
Именно в такие моменты Энди Мейер убеждался, что Энкус — дитя удачи. Потому что, когда он пропускал мяч — а это случалось не так уж часто — его команда все равно выигрывала, и никто не говорил о его ошибке.
«Йена» обыграл «Любек» со счетом 3:1.
Ошибка была незначительной. Но позже, много лет спустя, Роберт признался, что, будучи молодым вратарем, «не мог простить себе ошибки». Его товарищи по команде могут сказать: «Какая разница?», тренер может сказать: «В какой-то момент это случается со всеми, в следующую субботу все будет лучше, конечно, ты останешься в воротах», но «всю следующую неделю у меня перед глазами была ошибка. Я не мог выбросить ее из головы».
После игры на выезде против «Любека» Роберт всю неделю не ходил в школу. Сказал, что болен.
4. Роберт в воротах за «Йену» на молодежном чемпионате Германии среди юношей до 16 лет.
Это вратарская пытка — постоянное требование от себя безупречного исполнения. Никто из вратарей не может забыть своих ошибок. Но они должны уметь все подавлять. В противном случае появляется следующая игра и обрушивается на него сверху.
«Карл Цейсс» должен был ехать в Лейпциг на дерби. На трибуне отец встретил женщину, которую знал еще со времен занятий легкой атлетикой. Они сели рядом. Она болела за «Лейпциг», но на третьей минуте игры даже она сочувственно воскликнула: «О нет!» Роберт позволил удару с двадцати метров, довольно бесперспективному и не особо мощному, проскользнуть под его телом и поразить ворота.
В такие моменты вратарь должен вести себя так, как будто ничего не произошло.
На тридцать четвертой минуте нападающий «Лейпцига» Ронни Куджат вышел с ним один на один. В такие моменты, как эти, игра вдруг как будто замедляется. Вратарь фиксирует каждое движение ног нападающего, болельщики сидят с открытыми ртами, вратарь замерев ждет. Теперь он не может пошевелиться. Первый, кто берет на себя обязательство — вратарь рукой или нападающий ногой — обычно проигрывает, потому что другой насквозь видит маневр. Роберт бросился в нужный момент и отбил мяч. Это была лучшая демонстрация ловкости в его на тот момент короткой профессиональной карьере . Но он больше не получал от этого удовольствия.
В перерыве он в отчаянии сказал своему тренеру: «Пожалуйста, замените меня».
Эберхард Фогель велел Роберту не болтать глупостей и заставил его играть до финального свистка. После этого он больше никогда не ставил его в ворота.
Мать заметила, что дома он почти не разговаривает, что после обеда он уходит в свою комнату и закрывает за собой дверь. «Но я помню, что Дирк был таким после неудачной гонки с барьерами».
Неделю спустя Роберт вновь нерешительно улыбнулся и поехал на Западный вокзал. В то время он даже не думал об этом, не видел никакой связи, но в течение оставшихся шести месяцев сезона, когда он был молодым запасным вратарем, от которого никто ничего не ожидал, Роберт снова был весел и уравновешен. Во всяком случае, он думал, что это как-то связано с Терезой.
Тренер «Йены» публично рассказал о том, что произошло в Лейпциге. «Мальчику не хватает уверенности. Он хотел, чтобы я заменил его в перерыве. Но это не так просто», — сказал Фогель спортивным журналистам сразу после игры. Десять лет спустя это могло бы стать концом карьеры голкипера: он допустил ошибку новичка, а затем умолял о замене в перерыве. Эта новость появилась бы в Интернете, транслировалась бы по телевидению и бесчисленному множеству других средств массовой информации, которые теперь превращают матчи Второй Бундеслиги в событие. На болтливой профессиональной футбольной сцене за ним закрепилась бы репутация неуравновешенного. Но в те дни новость была спрятана в истории из шестнадцати строк, где-то в середине газеты «Осттюрингер».
Клубы Бундеслиги, которые заметили его во время замечательной юношеской карьеры, сохранили к нему неизменный интерес. Некоторые из них заходили к его родителям, в том числе джентльмен из «Байера» Леверкузен, который сказал: «Привет, я Райнер Кальмунд», — и за полминуты произнес десять фраз без единой паузы или передышки. Лучшее впечатление оставили посланцы из менхенгладбахской «Боруссии». Потому что в отличие от Леверкузена и «Штутгарта» «Боруссия» прислала не только своего тренера, но и тренера вратарей, что было делом необычным.
Родители говорили, что Роберт не уедет раньше сдачи экзаменов на аттестат о полном общем среднем образовании, но лето 1996 года, конец его школьных дней, приближалось.
Тереза вслух размышляла, в какой университет они могли бы пойти вместе. Она думала стать учительницей или ветеринаром.
— Как тебе, например, Вюрцбург?
— Ага. Не забывай, что я все еще играю в футбол.
— Неужели это так важно? Во всяком случае, я уверена, что в Вюрцбурге тоже есть клуб.
— Нет, я имею в виду профессиональный клуб. Мне сделали несколько предложений.
— И?
— Они предлагают неплохие деньги. В Менхенгладбахе я мог бы зарабатывать двенадцать тысяч марок в месяц.
— О, — подумала Тереза, возможно, это прозвучало немного наивно.
Через несколько дней после того, как Роберт и его отец впервые встретились с большими шишками из менхенгладбахской «Боруссии», у Дирка Энке зазвонил телефон. На линии был Норберт Пфлипсен. По его словам, он был футбольным агентом, а среди его клиентов были Гюнтер Нетцер, Лотар Маттеус, Штефан Эффенберг и Мехмет Шолль. «Я мог бы помочь вашему сыну», — сказал он.
Обычно футбольный агент подписывает с игроком контракт, а затем начинает искать ему клуб. Но в те дни горстке агентов, правивших рынком, зачастую было немного легче. Через своих информаторов в Бундеслиге они узнавали, хочет ли клуб подписать игрока, у которого еще нет советника, и после ответа агент предлагал игроку себя. Так было с Пфлипсеном и менхенгладбахской «Боруссией» в восьмидесятых и девяностых.
У Пфлипсена — Флиппи — была одна сильная сторона: он был одним из первых в этом деле. Поэтому на протяжении десятилетий он поддерживал репутацию одного из лучших.
Флиппи посетил семью Энке в Йене. Мужчина с мясистыми предплечьями и неофициальными манерами, он не был скуп на анекдоты о том, как он привел Гюнтера в мадридский «Реал» и Лотара в миланский «Интер». В это время почти ни у кого из молодых игроков не было агентов, но сейчас этот человек из высших эшелонов футбола предлагал себя Роберту. Энке чувствовали себя польщенными. И в своей остроумной манере Флиппи был симпатичным парнем. Они игнорировали проскользавшую у него грубую манеру общения. «Когда мы начнем заниматься бизнесом, — прорычал Пфлипсен отцу Роберта, — я дам тебе комбинированный аппарат с телефоном и факсом. А ты, — он повернулся к Роберту, — получишь от меня машину».
Перед своим устным экзаменом по географии (предмет: скалы) в мае 1996 года Роберт Энке подписал трехлетний контракт, заключенный Норбертом Пфлипсеном с клубом Бундеслиги «Боруссия» Менхенгладбах.
Незадолго до этого на трассе А2, ведущей из Дортмунда на восток, двигатель маленького Пежо выбросил несколько искр. Из-под капота начал подниматься дым. Ехать в такой машине было опасно, сказали в аварийной службе; не было ни масла, ни воды, и выходные отверстия были заблокированы.
Флиппи возразил, что он ничего не может поделать с тем, что подержанная машина, которую он подарил Роберту, находится в таком состоянии.
***
Автор перевода: Антон Перепелкин
Редактор перевода: Аня Гаевая
***
Любите немецкий футбол! Цените немецкий футбол!
Смотрите немецкий футбол, подписывайтесь на наш блог и твиттер.
Присоединяйтесь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.есь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.
