Робби Фаулер. Моя футбольная жизнь: 11. Плата за пенальти
***
***
Я был убит горем из-за того, что Иан Раш ушел. И не только из-за того, что он давал мне советы и поощрял меня, когда я был молодым игроком, пытающимся пробиться в первую команду, было также что-то успокаивающее в том, что рядом были такие игроки, как он и Джон Барнс. Они были из тех футболистов, которые вселяют в тебя уверенность. Смотришь налево и видишь Диггера (Барнса), смотришь направо и видишь Тоша (Раша), и даже если ваша команда проигрывала с разницей в гол, то ты сразу начинаешь подумать: «Мы сможем выиграть.»
Но теперь эстафета была по-настоящему передана следующему поколению, и я был более чем готов к ответственности, а также к вызову. В знак того, что он верит в меня (и я уверен, что это был элемент босса, бросающего перчатку), Рой Эванс отдал мне призовой игровой номер на футболке, под которым ранее выступал Раши, №9. Наконец-то это случилось! Футболка, которую, как сказал мне Фил Томпсон, я никогда не смогу надеть, была, по крайней мере на какое-то время, моей. Это был очень важный момент для меня. Эту футболку носили легенды вроде Иана Сент-Джона и Стива Хейвэя, пока Раши не стал синонимом и футболки, и бесчисленных голов, которые он в ней забивал. Конечно, ни один игрок никогда не забирал себе в полноценное пользование футболку «Ливерпуля» под номером 9, мы все просто часть династии – но боже, как же я гордился!
Почти сразу же после того, как мне дали номер 9, у Копа тоже появилась новая песня для меня — эта простая песенка, основанная на хите 60-х годов под названием Let’s Go группы The Routers. Это сработало бы только в том случае, если бы у тебя была двухсложная фамилия, и песня была дарована только истинным идолам Копа. Все началось с Сент-Джона, а потом, когда Кенни достиг своего пика, настала его очередь — ну, вы знаете, простое вступление хлоп, хлоп, хлоп, вроде «1, 2 ... 1,2,3 ... 1,2,3,4 — ДАЛГЛИШ!» Ну, теперь настала моя очередь унаследовать футболку и песню. Кенни, Раши и Стив Хейвэй сыграли свою роль в том, чтобы довести меня до этого момента, и я пообещал себе, что отдам должное футболке и забью кучу голов.
Как и любой другой клуб на волне Евро’96, мы разорились на заокеанских талантов. До этого момента «Ливерпуль» лишь изредка обращался к игрокам из-за границы — такие игроки, как Ян Молби и Ронни Розенталь, были скорее исключением, чем нормой. Но теперь мы смотрели в сторону Европы в поисках цены и качества, которые предлагали определенные рынки. В лице Патрика Бергера я почувствовал, что мы получили настоящего полузащитника международного класса. Мне бы очень понравился, если бы с ним приехал и его соотечественник Павел Недвед, но и Пэдди был шикарен. Он сразу же вписался в команду, и мы начали сезон достаточно хорошо: я забил гол в нечейном матче 3:3 в Мидлсбро, а затем была привычная домашняя победа над «Арсеналом». Мы были последовательно непоследовательны, но к декабрю мы оказались на вершине Лиги.
В субботу перед Рождеством мы снова столкнулись с «Мидлсбро», на этот раз в обратном порядке, чем в день открытия. Мы отодрали их 5:1 — достаточно удовлетворительно само по себе, а также укрепляя наше положение наверху турнирной таблицы. Но для меня эта победа была особенной еще и по другой причине: я забил практически с первого удара и сумел разозлить их игроков, посмотрев на воображаемые часы, как бы говоря: «Насколько быстро я это сделал?» (Кстати, прошло 23 секунды.) После этого они угостили меня несколькими особыми подкатами, тычками и ударами локтями, хотя ничего такого, что могло бы помешать мне забить свой самый важный второй гол в игре на получасовой отметке матча. Не то чтобы сам гол был особенно выдающимся, это было то, что он символизировал — мой 100-й гол за «Ливерпуль» всего за 165 матчей.
Это было особенно приятно, так как для того, чтобы забить свою сотню мне понадобилось на одну игру меньше, чем Раши. Я хотел бы, чтобы он был там на поле, чтобы отпраздновать это вместе со мной, потому что, хотя каждый из нас отчаянно хочет быть лучшим — а нападающие в этом отношении хуже всех — Иан Раш всегда был абсолютно командным игроком. Он мухой бы подлетел ко мне, чтобы взъерошить мои волосы и напомнить, что, сколько бы голов я ни забил, у него нос всегда будет гораздо больше, чем у меня! Я продолжил забивать и забил в общей сложности четыре гола в той победе со счетом 5:1 и отпраздновал 100-голевой рубеж, сняв футболку в конце игры, чтобы показать дерзкую майку с надписью: «100 и еще больше. Легкотня» — популярная фраза на то время, придуманная Безом из группы моего тезки Шона Райдера Happy Mondays. Неофициальные футболки должны были появиться в течение следующих нескольких месяцев.
В новом году мы снова были на европейской арене, и я снова оказался в новостях по причинам, отличным от тех, при которых я пинал футбольные мячи в сетку ворот. Я уже раз или два упоминать, что и я, и Стив Макманаман — гордые ливерпульские парни. Никто из нас не считает себя выпендрежником — отнюдь — и мы всегда старались оставаться связанными с общинами, из которых мы родом. Один из дядей Макки был докером, и к зиме 1996/97 годов спор между докерами и Советом директоров компании Mersey Docks & Harbour застопорился. Все началось в сентябре 1995 года, когда докеры выступили в поддержку коллег, уволенных без предупреждения. Ливерпульские портовые рабочие тоже были уволены, и к марту 1997 года не проявлялось никаких признаков достижения какого-либо урегулирования.
С нашей точки зрения, докеры и их коллеги были лишены основных гражданских свобод в соответствии с новым антипрофсоюзным законодательством. Их семьи пережили два очень тяжелых Рождества подряд, но хуже всего было то, что их положение начинало восприниматься как должное. В таком городе, как Ливерпуль, всегда будет поддержка, но людям, каким бы благим намерением они ни руководствовались, становится слишком легко забыть о забастовке. Но Макка придумал очень эффективный план, чтобы докеры оставались на виду у публики.
Кто-то сделал дизайн футболки, первоначально отражающий повышение осведомленности, а также для сбора столь необходимых денежных средств. Футболка была красной с сообщением о поддержке и словом ДОКЕРЫ, выделенным в середине, используя логотип Calvin Klein CK в центре слова (прим.перевод.: в слове английском варианте — doCKers). Нам предстоял ответный матч Кубка Обладателей Кубков против СК «Бранн», который гарантированно показывали по телевизору. Идея состояла в том, что мы с Маккой будем носить эти майки под нашими футболками ЛФК, чтобы их видели телезрители, а также те, кто находится в Энфилде тем вечером. Несмотря на то, что мы оба были в майках, Я был первым, кто забил, поэтому, естественно, я поднял свою ливерпульскую футболку, чтобы показать сообщение докеров телевизионным камерам, которые были направлены на меня. Мы выиграли матч со счетом 3:0, и все, казалось, было хорошо.
На следующий день меня вызвал Рой Эванс — не для того, чтобы наказать, а чтобы сообщить, что ему позвонил Глен Ходдл и сказал, что я возглавлю атаку сборной Англии в предстоящем товарищеском матче против Мексики. Счастливые деньки!
Однако до этого у нас был вечерний матч с «Арсеналом», и противоречивые ситуации последовали за мной и на эту игру. Это кажется забавным, оглядываясь назад на этот инцидент сейчас, когда «Ливерпуль» известен многим как «Пенальти Пул». Отсюда следует вывод, что «Ливерпуль» слишком легко падает в попытке заполучить пенальти. При всей своей предвзятости я просто не вижу этого. Я отчетливо помню случаи, когда Мо Салах, на которого направлены большинство стрел по этому поводу, оставался на ногах, когда его подрезали и мешали ему, и он мог дать повод принять судье очень легкое решение. Я не думаю, что у «Ливерпуля» есть хоть один игрок, который сознательно ищет фол. Я, конечно, никогда не падал на землю намеренно, и эта игра вечера понедельника против «Арсенала» в конце марта 1997 года была живым доказательством этого.
И мы, и «Арсенал» все еще были почти вовлечены в титульную гонку — мы были третьими, они — четвертыми. Игра на Хайбери (помните стадион Хайбери?) была представлена как противостояние сторонников классической манеры игры, так как две самые атакующие команды страны играли друг против друга. Первый тайм получился совсем не таким — две нерадивые команды, каждая из которых боялась проиграть, сводя на нет усилия друг друга. Затем у Дэвида Симэна случилось десятиминутное затмение, которое он предпочел бы забыть. Во-первых, Макка подал мяч Патрику (Пэдди) Бергеру, и тот послал мяч сильным, низким ударом, который Симэн мог только отбить. Стэн Коллимор последовал за мячом и прорезал отскок, давая нам преимущество 1:0. Затем Марк Райт послал мне вдогонку умозрительный пас, и я обнаружил, что оставляю позади Тони Адамса, а переиграть мне остается только Симэна.
Я слегка отпустил мяч вперед, давая Симэну возможность намека на шанс на спасения ворот и он бросается вперед, чтобы попытаться прихватить мяч. Но я оказался первым на мяче, прокинул его мимо вратаря, и при этом мой импульс (и изменение направления) вывели меня из равновесия, и я растянулся в штрафной площади. Симэн не прикасался ко мне и не собирался этого делать. Джеральд Эшби, рефери, чуть запоздал, и с его точки зрения, это, вероятно, выглядело как железобетонный фол со стороны вратаря. С тех пор я пересматривал этот инцидент бесчисленное количество раз и могу понять точку зрения судьи. Выскакивает быстроходный Симэн и сбивает меня, если бы я не перепрыгнул его, то мы оба пострадали бы.
Однако тем вечером Эшби разобрался в эпизоде и сразу же указал на это точку. Я сразу же вскочил и подошел к судье, размахивая руками, чтобы сказать: «Не было контакта, контакта не было.» Я заверял его, что и не прикасался ко мне, но он уже принял решение. Подошла пара наших игроков, сказала мне, чтобы я заткнулся, рефери уже дал пенальти. Я сделал последнюю, чуть более приглушенную попытку сказать ему, что Симэн меня не трогал. Судья пробормотал что-то вроде: «Может быть, и нет, но намерение было.» Это оказалось малоизвестным, но технически точным прочтением законов о пенальти, которые повернулись к нам снова, гораздо позже в моей ливерпульской карьере, когда судья назначил нам пенальти в матче против «Шеффилд Юнайтед» после того, как их вратарь «намеревался» сбить Стиви Джеррарда! Как бы то ни было, пенальти был назначен, толпа на Хайбери жаждала крови, а я — нет и хотя я никогда намеренно не промахнулся бы с точки, но по мячу я ударил не то чтобы в полную силу. Симэн отбил удар, но Джейсон Макатир подбежал за мячом и вколотил его в сетку. Это был 60-й матч Джейсона за «Ливерпуль» и его первый гол. Понятно, что он сошел с ума от празднования забитого им мяча!
Это был такой пустячок, но он, очевидно, все еще находясь на высоте от своего дебютного гола за «Ливерпуль», сделал восхитительно опрометчивое решение принять предложение сняться рекламу шампуня в Дублине. К этому времени Джейсон был уже хорошо зарекомендовавшим себя игроком сборной Ирландской Республики, заботящимся об ирландском наследии, которое может проследить почти каждый человек, родившийся в Мерсисайде и его окрестностях. Он также получил новое прозвище — Дэйв — скажем так, это была дань его часто медленным реакциям на повседневные ситуации. Это просто звучало очень правильно именно для него, особенно когда ты говорил это определенным образом: «Оу, Дээ-эйв!» Как бы то ни было, Джейсону — Дейву — предложили хорошо оплачиваемую работу в съемке рекламы шампуня Wash & Go, которая будет показана исключительно по телевидению, исключительно в Ирландии. Не то чтобы он часто обсуждал этот вопрос с нами, но любой мог бы сказать ему, что подобные вещи не остаются тайной. Понятно, однако, что Дейв сохранил сделку вместе со своими великолепными, струящимися локонами «под шляпой», то есть в держал в секрете. Однако ему было бы лучше отправить эту сделку в мусорное ведро. Сколько бы ни платили Джейсону в Wash & Go, ничто не могло скомпенсировать абсолютную растерянность, которую он испытывал, когда реклама неизбежно пересекла Ирландское море. В ней был расфуфыренный Макатир, идущий в слоу-мо к камере, без рубашки, отбрасывая волосы, как лошадь, встряхивающая гривой. Когда он приближается к камере, голос за кадром говорит:
«Единственное, чего Джейсон не потерпит, так это перхоти!»
А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! Блестяще. Бесценно. Как и следовало ожидать, Дейв был разбит за эту неосторожность всеми без разбора. Это продолжалось несколько недель. Бедняга приходил на тренировку, и такие ребята, как Нил Раддок, медленно подбегали к нему, протягивая руки, словно приветствуя давно потерянного друга, а все остальные кричали: «Единственное, чего Джейсон не потерпит, так это перхоти!»
В течение нескольких недель перхоть сменилась тем, что мы находили забавным. Сыр. Остроносые туфли. Пукание. «Единственное, чего Джейсон не потерпит, так это желтое! У него этого просто не будет!» Все это, однако, складывалось в большое товарищество. Мы были счастливы в тренировочном лагере, и это отразилось на наших выступлениях.
Тот матч против «Арсенала» с неправильно назначенным пенальти состоялся в понедельник вечером, 24 марта 1997 года. В среду клуб получил факс, адресованный мне, от Зеппа Блаттера — президента ФИФА. Он в основном рассказывал мне, как здорово было то, что я пытался отменить решение о пенальти. На следующий же день я получил письмо из УЕФА, в котором говорилось, что меня оштрафуют на £1 тыс. за то, что я показал политический лозунг на майке во время матча с СК «Бранн». Прошло столько лет, а я все еще не был уверен, был ли я Гопником или Святым!
Но сезон, обещавший так много, превратился в сплошное разочарование. В одном из самых жалких эпизодов моего пребывания в «Ливерпуле» мы потерпели поражение от «Пари Сен-Жермен» со счетом 3:0 в полуфинале Кубка Обладателей Кубков. В том году финал проходил в Роттердаме, и мы чувствовали, что получили самую легкую сетку, так как избежали попадание на «Фиорентину» и «Барселону». Это была эпоха еще до того, как «Пари Сен-Жермен» стал силой в европейском футболе. Это была игра, которую мы должны были выиграть, и поэтому мы коллективно подошли к ней, как будто мы ожидали, что придем и проедемся по ним катком, просто потому, что мы — «Ливерпуль». Мы были ужасны в тот вечер в Париже, и у нас было нечто больше, чем просто наша гордость для того, чтобы играть во втором матче на Энфилде — мы были обязаны болельщикам достойным выступлением «Ливерпуля».
Как всегда бывает в таких играх, болельщики были прямо за нами — шум стоял невероятный, и действительно казалось, что мы можем отыграть дефицит в три гола. Мы тоже неплохо начали. Стэн Коллимор подобрал ничейный мяч в штрафной, вернул его мне, и я ударил по нему первым же касанием, прямо сквозь их вратаря и под дальнюю штангу: 1:0 через десять минут после начала матча, игра продолжается! Коп распевал эту песню, основанную на Rotterdam (Or Anywhere) группы The Beautiful South, и они гнали ею нас, когда мы рвались вперед, атака за атакой, шанс за шансом. Марк Райт выпрыгнул над их защитой, пробив головой с углового: 2:0, осталось десять минут. Мы осадили ворота «ПСЖ», но на этот раз не было никакой сказочной героики и, несмотря на песню, никакого нам финала в Роттердаме.
В конце сезона 1996/97 годов Рой Эванс пришел к выводу, что его авантюра с Коллимором не сработала. Стэн был одаренным, инстинктивным, часто блестящим футболистом, но очень сложным человеком. Тот факт, что он так и не связал себя никаким постоянным жильем в Мерсисайде, должен был бы вызвать тревогу, но если уж на то пошло, Рой слишком сильно свернул в сторону школы воспитания Терри Венейблса. Он работал над потребностями Стэна до такой степени, что, я думаю, в конце концов разозлил остальную часть команды. Стэн был домашним парнем, и, в конечном счете, это устраивало все стороны, когда «Ливерпуль» получил за него £7 млн. от «Астон Виллы».
С тех пор как Рой Эванс стал тренером, он постепенно избавился от старых игроков — Джон Барнс ушел последним, летом 1997 года. Рой привел многообещающего молодого полузащитника Дэнни Мерфи из «Крю», местного парня и с детства закоренелого болельщика «Ливерпуля». У нас также была пара высоко оцененных ребят из Академии, Джейми Каррагер и Дэвид Томпсон, плюс многообещающий маленький нападающий по имени Майкл Оуэн. Рой уже привлек Патрика Бергера прошлым летом, и теперь он купил Пола Инса и Эйвинна Леонардсена, чтобы добавить немного энергии и драйва в центр поля, а также опытного немецкого нападающего Карла-Хайнца Ридле, который должен был заменить Коллимора. От директоров никогда не поступало никаких громких заявлений, но все понимали, что мы должны наконец выполнить свое обещание в следующем сезоне, иначе Эванс тоже выйдет из игры.
Оглядываясь назад на все взлеты и падения моей карьеры, я замечаю, что в то время некоторые вещи не казались мне слишком значительными но, поразмыслив, оказывали огромное влияние. Один ужасный пример этого синдрома произошел в самом конце предсезонки, в августе 1997 года. До тех пор для «Ливерпуля» было традицией усиливать предсезонную программу подготовки с поездкой в Норвегию, так как пересеченная местность была хороша для работы на выносливость. Диапазон соперников, с которым мы могли играть, варьировался от любительского ранга до хорошего стандарта высококонкурентных команд европейского уровня. И болельщики «Ливерпуля» были буквально везде, куда бы ты ни пошел, так что прием всегда был обильным.
Как игроки, мы не были в восторге от перспективы тура по Норвегии. Было ощущение, что очень уж слишком многие игроки, против которых мы играли, шли против нас с превеликим энтузиазмом — либо потому, что они поддерживали «Манчестер Юнайтед» (другую суперпопулярную команду в Норвегии), либо, возможно, они хотели оставить неизгладимое впечатление. В любом случае, мы думали, что они были немного увлечены, и мы ясно дали понять наши чувства руководству — скажите им, чтобы они не пинали нас в этом году! Но в тот год мой крах не имел ничего общего с тем, что меня пинали. Мы выстроились в ряд против ФК «Осло» и я был рядом с этим маленьким нападающим из Академии Майклом Оуэном, и сразу что-то промелькнуло между нами. Мы оба играли хорошо, и каждый из нас забил по голу. Майкл ушел с поля первым, затем Рой Эванс подал мне знак, что я буду следующим, кого заменят, и мне следует приготовиться к уходу с поля. Независимо от того, что это был сдержанный тренировочный матч против полулюбительской команды, внутри любого нападающего, есть часть, которая жаждет сделать хет-трик.
Зная, что в любую секунду могу быть заменен, я забежал в штрафную, попытался принять кросс, прыгнул, неловко приземлился и попытался продолжить матч. Но тут же меня пронзила острая боль от колена до бедра, и я сразу понял, что «тут уж не до жиру». Я ухитрился проковылять с поля и обмотать колено льдом, но, ей-богу, было больно! Когда они привезли меня обратно в Ливерпуль, наши худшие опасения подтвердились: я повредил связки колена, и только отдых и физиотерапия вернут меня в полную форму. В общем, я пропустил первые семь матчей нового сезона, к тому времени Оуэн уже воспользовался своей возможностью стать главным игроком, забив гол в матче против «Уимблдона» в первой же игре сезона.
В течение следующих нескольких недель и Майкл, и Карл-Хайнц забивали важные голы, и, хотя я сразу же вошел в игру, как только вернулся, я всегда чувствовал, что мне нужно наверстать упущенное. Как будто я все еще чувствовал необходимость доказать себе и тренеру, что ударная сила «Ливерпуля» это всегда Робби Фаулер плюс один. Я думаю, что обманул медицинскую команду, ускорив свое возвращение по крайней мере на две недели и поставил себя под ненужное давление. В моих первых трех играх после возвращения я забил, а затем по глупости схлопотал удаление в Болтона — игре, в которой я забил в течение первой чертовой минуты! Это означало, что я снова был как дурак с мытой шеей, ожидая возвращения на поле, чтобы запоздало, начать этот «новый» сезон. Между тем, это был все тот же старый «Ливерпуль», каким мы и были с тех пор, как я дебютировал за команду подростком — обыгрывая такие команды, как «Лидс» и «Арсенал» на их собственных стадионах (гол Стива Макманамана на стадионе «Арсенала» в ноябре — один из моих самых любимых!), а затем расклеиваясь на Энфилде против такой команды, как «Барнсли». Это было так неприятно, но я мог винить только себя.
Мы были в более хорошей форме в течение Рождества, выиграв шесть из семи и сыграв вничью в еще одном матче — тогда следующим соперником был «Эвертон». Вспоминая тот первый перерыв против «Бристоль Сити» — то, как я подгонял себя, чтобы быть в составе в матче против «Эвертона», и то, как я с тех пор всегда возвращался после травм — неудивительно, что я сделал это и в тот вечер. Это был очень холодный вечер, и при счете 1:1, когда «Ливерпуль» бросил на соперника все силы, я был таким же отчаянным, как и раньше, чтобы забить этот победный гол в дерби. Мяч полетел справа, и я помню, как подумал про себя: вот это! Летит! Когда я сосредоточился на мяче и на том, куда я собирался направить свой удар, я почувствовал две резкие боли – одну в голове, когда вратарь «Эвертона» Томас Мюре попытался выбить мяч. Другая, более острая боль пронзила мое бедро, чуть выше левого колена.
Я никогда не узнаю наверняка, ударил ли меня Мюре коленом, когда мы оба выпрыгивали за мячом, или это Гэвин Маккэн наткнулся на меня, когда пытался блокировать меня. Однако я уверен в двух вещах: во-первых, если бы я ушел с поля в той предсезонной игре в Норвегии минутой раньше, если бы я не повредил связки колена и не спешил возвращаться после травмы, я сомневаюсь, что удар в тот вечер был бы таким уж серьезным.
Но он был серьезным — когда я приземлился после единоборства, я знал, что все было плохо. И это второе, что я знаю наверняка — что я никогда, никогда не испытывал подобной боли. Это было ужасно, словно ядерная бомба взорвалась в моем мозгу, тысячи колющих болей пронзили меня, когда мое колено подломилось, когда я приземлился. Я опустился на газон, попытался сесть, с трудом понимая, что происходит. Забавна сама ситуация, когда ты получаешь травму: ты знаешь, что есть камеры и болельщики соперника, и ты не хочешь выглядеть глупо, плача и корчась на траве, но именно это мне и хотелось сделать. Хуже всего то, что ты лжешь самому себе. Приведя себя в сидячее положение и попытавшись показать всем, что это был всего лишь очередное столкновение, я уже внутренне торговался с самим собой, пытаясь убедить себя, что все будет не так уж плохо. Может быть, немного отдыха и физиотерапии, и я вернусь в строй к кульминации сезона.
Потом еще одна паническая мысль — а как же Чемпионат мира? До него оставалось еще четыре месяца. Я буду в порядке к нему, не так ли? Я уже почти пробился в доверие к Гленну Ходдлу и считал, что у меня есть отличный шанс не только попасть во Францию’98 в качестве игрока команды, но и фактически оказаться в его стартовом составе. Может быть, я буду отсутствовать в течение месяца или двух из-за этой травмы, но я буду в порядке к Чемпионату мира, не так ли? Лицо нашего физиотерапевта Марка Лэйзера рассказывало другую историю: он едва мог смотреть на меня. Все, что я хотел знать, были эти две основные, но определяющие вещи — насколько плохо? И как долго?
P.S.: Ливерпуль проиграл ПСЖ в полуфинале Кубка обладателей кубков, а не КЕЧ всё же.