Смэк май бич ап
Миллуолл - Барнсли
Я просыпаюсь от сильного стука в дверь. Вернее, я слышу этот стук, но все еще сплю. Открываю глаза только в тот момент, когда в коридоре раздаются шаги и горничная громко, с вопросительной интонацией и заметным восточноевропейским акцентом говорит:
Cleaning apartment?
Я подскакиваю на матрасе, как на батуте, взлетаю куда-то к потолку, приземляюсь уже в дверном проеме комнаты. На мне красные трусы и кожа человека, который пьет седьмой день подряд. Натурально - ярко красные труселя с белой резинкой.
- Ой, - горничная застывает на месте и автоматически нажимает на выключатель. Свет в коридоре гаснет.
- НОУ!
Позже. Когда она выходит из квартиры, у нее звонит телефон.
- Я в А 03, тут как обычно...
Дверь закрывается. Я сползаю на пол и растягиваюсь в корявом планкинге на прохладном паркете. Еще хотя бы полчаса.
Или час.
Получается два.
Завтракать я хожу в заведение-лузер у метро St Paul’s. Итальянское кафе, булка с сыром и беконом плюс чашка кофе стоят там что-то около шести фунтов. За эти деньги можно нормально позавтракать в пабе рядом. Но я хожу туда, в это кафе. В нем варят хороший кофе. На хер мне с утра нормальный завтрак без гребаной чашки хорошего кофе?
В "лузере" всегда есть свободные столы, даже в час пик, когда Сити выблевывает на улицы армию клерков.
После второго кофе картинка вокруг проясняется. Недостающие пиксели встают на место. Память возвращается с ночной смены.
Миллуолл - Барнсли
Пару дней назад я вписался на Миллуолл. Матч Чемпионшипа с Барнсли. Юг Лондона, легендарное место, легендарный клуб и все такое. Фабрика, мать ее, футбола.
Вместо предисловия: такой футбол - говно.
Ну, дорога от метро через гаражи, вдоль путей, малолетние залупастые негры, пивас под трибунами, фотки старых футболистов на крашеных бетонных стенах. Это было.
Теперь в Англии футбол - спорт для богатых. Даже Чемпионшип уже давно не торт. Рафинированные ряды пластиковых кресел, VIP ложи, "no alcohol beyond this point" перед входом на трибуну. Полупустой стадион, с которого женщины и дети не выходят первыми, потому что если бы они это делали, то 88% зрителей выходили бы одновременно.
Реально доставил только один бритый беззубый чувак, который пару раз изображал прыжок через рекламные щиты на поле. Сидевший у лицевой линии стюард скалил зубы. Полиция беззубого даже не била. Видимо, потому, что ее не было.
Хардкор Миллуолла молчал, в смысле, никто ничего не пел, никаких "никто нас не любит, мы Миллуолл с Дэн и нам насрать..." Хардкор сидел на удобных креслах и грыз ногти, потому что бабкины семки на Чемпионшипе не продаются.
В перерыве я затоптал под трибуной пирог с курицей карри, запил его "Карлсбергом" из пластиковой сиськи, и настроение мое сделалось по Гришковцу. После игры зашел в фирменный магаз. К сожалению, магнитиков там не было, зато продавались классные тренировочные шорты с эмблемой клуба. В такой кипе можно по-царски щеголять на тренировках КФК или приходить на знаменитый Веселый футбол по субботам на Университет. Но я их почему-то не купил. Печаль и грусть, жалею. Единственное, что порадовало, так это лузерский счет - по нулям.
Вместо эпилога: такой футбол - говно.
Мне не нужно специально ездить куда-то, чтобы посмотреть на мощи святых Британской империи. Моя вписка располагается в доме возрастом с наш Кремль, а за углом между коричневых от времени зданий кто-то великий воткнул церковь, в названии которой, точно помню, есть слово «шкаф».
У моего друга в Лондоне затяжная, как безвыигрышная серия запорожского Торпедо, командировка. В его квартире – это называется «сервисные апартаменты» – две спальни, два туалета, два душа, ну и людей с моим приездом тоже стало двое.
Если я иду утром пить кофе, то обязательно прохожу через Собор Святого Павла (вход платный, цена легко трансформируется в три пинты Лондон Прайда, за пять лет моего отсутствия в Лондоне в этом плане ничего не изменилось, поэтому я в соборе так ни разу и не был), после кофе я обычно иду на север, прохожу через Барбикан, съемкам которого в сиквеле оруэлловского «1984» могут помешать только горшки с приторно розовыми цветами на окнах. Удушливая, серая бетонная громадина этого квартала стабильно вгоняет в какую-то депрессивно-оцепенелую кому, вроде той, что сковывает меня в Москве каждое воскресенье. Людей нигде нет, в длинном туннеле, ведущем к станции метро, не видно ни одной машины. Быстрым шагом я покидаю это место и иду на старинное кладбище. Здесь похоронены Даниэль Дефо и мистик Уильям Блейк. И еще более знаменитый в некоторых кругах (с помощью которых изображают диаграммы Венна) математик Томас Байес тоже лежит здесь. На заплесневелые надгробные плиты садятся вороны и голуби, хлопки их крыльев – единственный звук, который слышен здесь, кроме ветра, качающего верхушки деревьев. Очень приятное место. В первое же утро в Лондоне я забрел в гребаный Барбикан, после чего свернул в первый попавшийся книжный и купил там "1984". Говорю же, в этом месте впадаешь в какой-то ступор, впал в него и я, тут же почувствовав срочную необходимость перечитать Оруэлла. Первые несколько дней я с утра до вечера слонялся по городу, отвисал в пабах и перечитывал текст. И если в первые два утра мне еще хотелось пройтись по мосту Миллениум до Тэйт Модерн, подняться там на 7 этаж и засесть с чашкой кофе у окна во всю стену с сумасшедшим видом на город, то уже через пару дней меня несло в какие-то смрадные окраины или, хотя бы, к заброшенной электростанции Бэттерси. Тупое лондонское оцепенение, из которого выбраться, наверное, можно, но как-то даже не хочется.
Тупое оцепенение.
Электростанция Бэттерси
Вчера вечером пошли бухать. То есть, я и так бухал почти весь день, но сначала я делал это в одно жало, неосмысленно, просто по привычке или потому, что в Лондоне так принято. Из-за этого дурацкого правила пинта Прайда на первом этаже или в подвале каждого дома стоит всего три фунта. Бухают все, и бухают каждый день. Рабочий день в Сити заканчивается рано, так же, как и начинается. В четыре клерки начинают скапливаться в пабах, а к шести или семи часам их грозди уже вываливаются из дверей заведений, как пассажиры переполненного автобуса в кино про Уго Фантоцци. Постепенно гроздь из одного бара сливается с толпой из другого, все перемешивается, и получается, что бухает реально весь район. Правда, клерки сворачиваются довольно быстро и вечером в Сити делать нечего.
Вчера, когда клерки свернулись, и делать стало действительно нечего, мы с другом пошли в Шордич. Карманы неприятно оттягивали тяжелые одно- и двухфунтовые монеты, к тому же, рассудили мы, в гостях нужно соблюдать определенные правила поведения, а раз здесь принято чопорно и по-английски бухать, делать что-либо другое нам не впиралось совершенно.
За предыдущие дни я нащупал в Шордиче несколько натуральных смрадных дыр, в которых привык делать чек-ин каждые 24 часа. Крыша в пабе Red Lion (я насчитал в городе уже три места с таким названием), поднимаясь на которую мы успели встрять по пивасу в чьей-то явно жилой и почему-то незапертой комнате, заведение Casa Blue c конским ценником на пивчагу, видимо, по причине того, что он отмечен в путеводителе "Афиши", бар Prague, из него я не вынес ничего, кроме пустого бокала, который разбил об мост, когда понял, что меня с ним больше никуда не пустят, огромный бар Cargo, в котором кроме нас двоих никого не было, заведение Electricity Show, где мы реально надолго застряли по причине двух доставляющих барменш, а не потому, что на минус первом этаже потные бухие тела перекатывались под «смэк май бич ап», бар Mother live с пушистыми стенами, я его запомнил только потому, что решил сделать там передышку и взял пивас размером ноль тридцать три, а не полномерную английскую шайбу, место Owl and Pussycat, где у меня сорвало днище от карри и пришлось пять минут изображать оулинг в сортире, какой-то Traffic, в котором барменша носила колготки с дыркой на очке… Откуда я это знаю? Я не помню.
Я больше ничего не помню.
Уимблдон – Порт Вэйл
После того, как я сходил на Миллуолл и почувствовал там себя Василием Кульковым, то есть, поспешил покинуть эту псевдосмрадную дыру, на душе заскребли скверные котята, которые требовали похода на английский тру-футбол. Кстати, на Миллуолл я немного опоздал. А все потому, что взял билет на трибуну Докерс Стэнд, на которой (в смысле, на старом Дэне) когда-то собирались реальные докеры, и чтобы они могли успеть с утренней смены на футбол, Миллуоллу, и только ему, разрешалось начинать игры не в 3 часа ровно, а в 3:15.
Я и приехал в 3:15. Шла 15-я минута матча.
В общем, в поисках тру-футбола было решено копнуть глубже. Проверив таблицу Лиги 1 – третьего по счету английского дивизиона – выяснил, что в Лондоне на этих выходных никто не играет. Я потирал от радости мокрые от вспотевшей бутылки ладони и копал дальше. В Лиге 2 Уимблдон принимал Порт Вэйл, любимую команду некоего Робби Уильямса. Тот самый Уимблдон, в котором пылил Винни Джонс со своей бандой психов, тот самый Уимблдон, при мысли о предстоящей встрече с которым ссались в треники звезды Первого дивизиона, и тот самый Уимблдон, который исчез чуть меньше десяти лет назад и тут же всплыл снова, возрожденный своими фанами.
Сейчас команда играет на маленьком стадионе Кингсмедоу в отдаленном районе Лондона, который называется, собственно, Уимблдон. Чтобы туда добраться, нужно доехать до конечной станции метро и пересесть на 131-й автобус. Я промахивался два раза мимо стадиона, приходилось вылезать из автобуса и ехать обратно, потому что поляна настолько маленькая, что ее невозможно разглядеть даже за двухэтажными домишками столичных окраин.
Уимблдон – Порт Вэйл
Я подъехал в привычные уже пятнадцать минут четвертого. У калитки стояла старая цыганка и, согнувшись, чесала толстую ногу, затянутую в зеленую колготку. Я спросил у нее, как пройти к кассе. Цыганка, теряя равновесие, махнула свободной рукой куда-то в сторону и отвернулась.
Впалив 15 фунтов – пацаны, это четвертая лига, а 15 фунтов можно поменять в любом нашем обменнике на 750 рублей – я получил огрызок бумажки оранжевого цвета и право поболеть за возрождающийся спортивный коллектив. Наскоро влил в себя пол-литра пиваса, который продавался у входа, и шагнул на трибуну.
ВСЕМ УИМБЛДОН, ПАЦАНЫ!
Децльный пятитысячный стадион был забит, как поры первокурсника мехмата, причем сидячие места грели задницы болельщиков только на одной из четырех трибун. Остальные топили стоя. Человек пятьсот фанатов Порт Вэйла охраняли двое полицейских. Стадион гудел и бурлил, как гребаное джакузи. Фанатский сектор Уимблдона, кучковавшийся за воротами на трибуне Кингстон Роуд Энд, доставлял какими-то смешными зарядами. В смысле, я ни хрена не понимал их хоровой кокни, но все чуваки рядом со мной ржали, как кони, так что я тоже улыбался и хавал бургер размером с голову Спалетти, такой вкусный, в общем, шмат мяса.
После первого тайма Уимблдон вел 1-0, Портвейн сравнял в начале второго тайма, потом было 2-1, в конце игры 2-2, ну и дальше, на последней минуте, Донс забили третий гол. Это была первая домашняя победа этого Уимблдона в первом для них «профессиональном» сезоне. Пока что в четвертой лиге.
После игры я двинул в клубный магазин, где купил козырный олдскульный магнитик. Четких треников, как у Миллуолла, тут, к сожалению не продавалось. Зато продавались какие-то прихватки для кастрюль с эмблемами Уимблдона.
У главного входа на стадион стоял автобус гостей. Футболисты Портвейна выходили из-под трибун, кидали сумки с вещами в багажник, и стояли там же, не заходя в салон. К ним подходили мутные пассажиры и о чем-то терли. Я все ждал, что вот сейчас кто-то из них по старой английской традиции достанет из штанов трубку и закурит. Но пацаны просто терлись у автобуса и пили водичку. Рядом прямо на асфальте сидели болельщики Уимблдона. В главном баре под одной из трибун разливали Прайд в стеклянную тару. Я подошел к стойке и заказал себе пинту. Дед – ровесник академика Сахарова – нацедил мне стаканчик.
Я сидел на бордюре у стадиона, дул пивас и читал про Брайана Клафа. В магазине продавались две книжки о нем. Но в той, которую я купил, первая глава называлась “Who the fuck are you?” Поэтому я выбрал ее.
Когда начало темнеть, я поехал поближе к дому, в Шордич. Чек-ин в смрадных дырах никто не отменял.
Уимблдон – Порт Вэйл
Абстинентный синдром протянул ко мне свои скользкие щупальца ранним воскресным утром. Спать я больше не мог. Вышел на улицу, долго и бесцельно шел, забрел в какой-то парк. Лег на траву, и стал смотреть на небо. В отличие от Москвы, здесь по небу летают самолеты. Захотелось домой. Хрен с ними, с самолетами.
Я вернулся домой и стал собирать сумку. Кроме магнитика и пары книжек собирать было нечего.
Когда улетаешь из Англии, нет никакого паспортного контроля. Вроде как, спасибо на том, что свалил ко всем чертям, мудак.
Мне просто очень захотелось домой.
Автор красавчик.
Lunatic Calm
Roots Manuva
The Cinematic Orchestra
))) сочетание «текст-фото» создают ощущение присутствия
Чинаски в Лондоне?)))