Матч жизни
Легенды сами по себе не есть зло. Попытайтесь вспомнить хотя бы одну, где восхвалялись бы подлость, трусость, предательство, лицемерие. Многим людям они нравятся именно потому, что сродни сказкам и былинам, где добро всегда побеждает, а положительный герой торжествует.
Однако точно так же неистребимо желание в людях узнать правду. Пусть даже ценой определенного разочарования. Как известно, правда редко бывает покрыта лаком, обычно в ней находятся и кое-какие неприятные, а порой и вовсе неприглядные моменты.
Одна из самых грандиозных и, увы, ничем не подтвержденных легенд о киевском «Динамо» появилась в конце 50-х, во времена «хрущевской оттепели», хотя истоки ее кроются в июле-августе 1942-го. Это легенда о «матче смерти».
Как возник интерес
Об этой игре слышали все. Я узнал о ней давным-давно, уж и не припомню, когда именно и как – то ли кто-то из друзей рассказал, то ли в каком-то справочнике наткнулся. Первыми впечатлениями были восторг и преклонение. Ну как же – изнемогающие под железной пятой оккупантов, наши голодные, полураздетые, лишенные человеческих прав футболисты отдубасили откормленных и наглых, уверенных в своем превосходстве «фрицев», которым еще и судья беспардонно помогал. За что и поплатились – после матча их расстреляли. Но для десятков тысяч простых киевлян, бывших свидетелями происшедшего на стадионе «Старт», победа в матче стала настоящим праздником и предзнаменованием скорого разгрома и изгнания оккупантов.
Благодаря привычке скупать почти всю печатную продукцию, имеющую отношение к футболу, я потом с добрый десяток раз натыкался на подробности этого матча. И всякий раз эта история нравилась мне все меньше и меньше. Нет, не своей фабулой, безусловно героической, а отчаянно хромавшим на обе ноги фактажом, из которого явственно торчали уши не слишком качественной выдумки.
Во-первых, нигде не указывалась точная дата «матча смерти». Год – да, 1942-й, иногда месяц, обычно июль, но не дата. Во-вторых, в разных источниках не сходились списки фамилий наших игроков. В-третьих, авторы рассказывали то о поголовном расстреле киевских футболистов, то о казни лишь нескольких из них – то троих, то четверых. Совсем уж подозрительно (для давнего любителя футбольной статистики) было то, что в разных источниках не совпадал счет – то 4:2, то 5:3, то 6:1, не говоря уж об описаниях голов и голевых моментов. Согласитесь, все это было более чем странно, учитывая историческую значимость встречи.
Не давали покоя и многие другие вопросы. Даже такой, казалось бы, крамольный – «А почему гитлеровцы, если уж они так обозлились за проигрыш, расстреляли после матча только четверых, а не всех?»
Не стану набивать себе цену и рассказывать, что мной было предпринято кропотливое расследование. Ничего такого не было. Просто с развалом Союза, когда многое тайное перестало быть таковым, под гниющей пропагандистской шкурой постепенно обрисовался скелет истинных событий. Не сам обрисовался, конечно, а благодаря усилиям журналистов и историков футбола.
В конце 80-х – начале 90-х этим вопросом долго и тщательно занимался журналист Георгий Кузьмин, написавший несколько статей («Правда о «матче смерти», «Горячее лето сорок второго», «Матч смерти», которого не было»). Огромную работу провел известный российский журналист и футбольный статистик Аксель Вартанян, опубликовавший поистине грандиозный труд «Летопись Акселя Вартаняна» о футболе советской эпохи, где среди прочего нашлось место и «матчу смерти», и всему, что было накручено вокруг него. Отличную книгу «Киевский футбол на рубежах времен» (где тщательно исследованы и документально подтверждены едва ли не все события в жизни «Динамо», в том числе и в том памятном 1942-м) выпустил Анатолий Коломиец, председатель правления Украинского товарищества коллекционеров-футболофилов, бескорыстный и беззаветный труженик на ниве истории киевского футбола вообще и киевского «Динамо» в частности, а самое главное – настоящий, добросовестный исследователь из числа тех, для кого в историческом прошлом важна прежде всего истина, какой бы она ни была.
Писали о «матче смерти», признавая его явную мифологизацию, очевидец игры Олег Ясинский, Ирина Мельниченко и другие авторы. (К слову, заранее выражаю всем вышеперечисленным огромную признательность, поскольку, не будучи профессиональным историографом и исследователем и тем более не являясь очевидцем событий, в своей работе в основном опирался на их труды.)
Но вот удивительный факт: хотя за последние два десятка лет появилось немало солидных статей и даже исследований по этому поводу и, казалось бы – истина восторжествовала, однако по сию пору то и дело всплывают перепевы старой, откровенно фальшивой мелодии.
Уже в 1995 году, когда Г.Кузьмин уже практически всё разложил по полочкам, когда никакая советская цензура над душой не стояла и говорить не рекомендовалось разве только о шубах, один из наших очень известных спортивных журналистов, мучимый «ностальгией по советскому футболу», выпустил книгу, одну из глав которой посвятил «матчу смерти». И что вы думаете – всё те же до боли знакомые по прежним временам душераздирающие подробности: красная «антифашистская» форма динамовцев; грозная немецкая команда «Люфтваффе»; офицер гестапо с намеком «если победите – пощады не будет»; ни одного запасного на скамейке «Динамо»; жестокое избиение соперниками киевского вратаря Трусевича; явное благоволение к фашистам немецкого арбитра; пушечный удар Кузьменко, позволивший отыграть первый мяч, и долгожданная победа 5:3… А на следующий день – вызов в гестапо, арест, три недели страшных пыток и, наконец, расстрел четверых футболистов – Клименко, Коротких, Трусевича и Кузьменко, как месть за поражение на футбольном поле… Извините, конечно, но здесь кроме красных футболок, конечного счёта и расстрела четверых нет ни слова правды!
Но подробности – чуть позже, а сначала немного о рождении легенды.
Как это начиналось
Первыми о гибели киевских футболистов сообщили «Известия» уже через десять дней после освобождения Киева. Военкор газеты Евгений Кригер со слов очевидца описывал жизнь киевлян во время оккупации и в его статье «Так было в Киеве…» имелись, в частности, следующие строки: «… юноши, в которых влюблена была вся молодежь Украины… Это были игроки футбольной команды киевского «Динамо». Долгое время они скрывались от немцев. Надо было жить, спасаться от голода. Они устроились работать на 1-й киевский хлебозавод. Их обнаружили немцы, загнали в подвалы гестапо. Орлов видел, как они строили под стражей гараж, потом их заставляли асфальтировать улицу перед домом гестапо. Когда работа была закончена, всех юношей расстреляли. В Киеве рассказывают, что известный всей стране вратарь Украины Трусевич перед смертью поднялся навстречу немецким пулям и крикнул: «Красный спорт победит! Да здравствует Сталин!»…» О каких-либо матчах в статье не было ни слова.
Но тема была подхвачена и получила развитие. На следующий день, 17 ноября, «Киевская правда» уточнила (со слов бывших узников Сырецкого концлагеря), что команду уничтожили после выигранного у немцев матча: «…Это был больше, чем матч, это была схватка между самовлюбленными, напыщенными насильниками и плененными, но не покоренными советскими людьми. Динамовцы вдребезги разбили отборную немецкую команду. Десятки тысяч людей были свидетелями позора немцев и торжества наших спортсменов... Этот матч стал последним в жизни динамовцев. Их сразу арестовали, а 24 февраля 1943 года на глазах всего лагеря во время очередного массового расстрела 42 человек убили и прославленных футболистов».
Еще через несколько дней газета «Советская Украина» поместила статью Петра Северова «Последний тайм», где содержались уже поистине ошеломляющие подробности – об «установке» на игру, сделанной начальником концлагеря Паулем Радомским, и его приказе динамовцам проиграть, указан был счет (5:0), взбесивший «беспощадного палача», который сразу после игры собственноручно расстрелял непокорных игроков.
В конце 43-го в газете Забайкальского (?! Почему Забайкальского? Ничего поближе к Киеву не нашлось? – Ямато.) военного округа А.Борщаговский напечатал серию статей о матче в оккупированном Киеве. На ту же тему затеялся было писать и Лев Кассиль, которому, кстати, и приписывается авторство термина «Матч смерти», но, что примечательно, разобравшись в фактах, отказался от замысла. Однако вскоре дело застопорилось. Эта необычайно выигрышная в пропагандистском смысле тема звучала всё глуше, пока совсем не затихла.
Дело в том, что после освобождения Киева в городе повелась активная проверка сотрудниками органов госбезопасности большинства жителей и в первую очередь – мужчин призывного возраста. Начались допросы футболистов, их родственников, знакомых. Собранный материал не давал оснований объявить футболистов героями – и работа на оккупантов на хлебозаводе, и их встречи с немцами на футбольном поле, и уж тем более игра плечом к плечу в одной команде с поступившими на службу в полицию (об этом ниже) вполне могли расцениваться как сотрудничество с врагом.
Тем не менее тронувшийся с места тяжелый состав остановить было уже невозможно. К тому же в 1944 году в СССР возобновились футбольные соревнования, сначала – Кубок, на следующий год – чемпионат. В командах, которые до войны дислоцировались в Москве и Ленинграде, большинство футболистов оказались из предвоенных списков, а те, кого в них не было, погибли или были тяжело ранены на фронте. Но вот в киевском «Динамо» отсутствие нескольких ведущих игроков требовало объяснений. Особого выбора не было: либо выставить их людьми неблагонадежными, фактически изгоями, либо всё же создать из их матчей с немцами красивую легенду, от души наполнив ее идеологическим и героическим соусом.
Пропагандистская машина, пусть медленно и с большой натугой, все-таки заработала. В 1946-м упоминавшийся выше Борщаговский – уже в киевской газете «Сталинское племя» - опубликовал наброски киноповести под заголовком «Матч смерти».
В ней говорится почему-то о профессиональной команде «Кондор», да еще и не простой, а лучшей в Европе. Против нее были выставлены собранные по тюрьмам изможденные и растренированные одиннадцать киевских футболистов. Первый тайм киевляне тем не менее выигрывают 2:1. Высшие немецкие чины возмущены, требуют «прекратить это безобразие», иначе «русские будут расстреляны». Наши игроки сдаваться не собираются и, несмотря на отвратительное судейство и жестокость «немецких профи», доводят счет до 4:2. Некий генерал взбешен до такой степени, что приказывает прекратить матч. Всю советскую команду отправляют обратно, в концлагерь, и в ту же ночь расстреливают у обрыва…
Для произведения в стиле фэнтези очень лихой сюжет, но к действительности это не имело ни малейшего отношения.
Через 15 лет усилиями П.Северова и Н.Халемского пред ясны очи читателей предстала еще одна легенда – книга «Последний поединок». В ней уже нет никаких «кондоров» и «профессионалов», зато есть несуществовавшая команда «Люфтваффе», а сама повесть пестрит такими подробностями, от которых иногда начинает резать в глазах. Правда, несмотря на давно свершившийся факт возведения матча в статус легенды, сказано, что уничтожили не всю нашу команду.
Обойденный конкурентами А.Борщаговский ответил «Тревожными облаками», а затем добил их сценарием к фильму «Третий тайм». (Фильм снимали летом 1962 года. Любопытный факт: капитана немецкой команды «Легион кондор» играл бывший спартаковец Михаил Огоньков, проходивший в 1958-м вместе со Стрельцовым и Татушиным по знаменитому делу об изнасиловании. Получили они сроки меньше Стрельцова, но Огоньков, по-моему, в игру так и не вернулся. В фильме его как следует загримировали, чтоб народ не узнавал.)
«Белой вороной» в этом списке является документальный роман Анатолия Кузнецова «Бабий яр», опубликованный в 1966-м году в журнале «Юность». Матчам динамовцев с немцами в нем посвящена одна глава («Футболисты «Динамо». Легенда и быль»), где, изложив легенду, автор тут же привел факты, которые ее опровергают, подтверждая их цитатами из выпускавшейся во время оккупации газеты «Новое украинское слово». Он заявил: киевляне провели с оккупантами не один, а несколько матчей, команду соперников назвал правильно – Flakelf (а не «Люфтваффе», как у прочих) – и счет указал верный. Как сказал сам автор: «…Моя тенденция – в ненависти. К фашизму во всех его проявлениях. Но независимо от этой тенденции за абсолютную достоверность всего рассказанного я полностью отвечаю, как живой свидетель...» Впрочем, «ворону» эту не многие заметили, так как уже через три года Кузнецов эмигрировал в Англию, после чего произведения его, как и само его имя, стали в Советском Союзе запрещенными.
С тех пор практически в каждой книге, посвященной киевскому «Динамо», и иногда даже в обычных справочниках всплывал этот «матч смерти», причем от раза к разу усилиями авторов, пытавшихся не скатиться на вульгарный плагиат, обрастал всё новыми шокирующими подробностями.
Не все были с этим согласны. Нашлись люди, которые считали, что «…спекуляция «мифическим подвигом» футболистов киевского «Динамо» в годы Отечественной войны…» не нужна и даже вредна. В своих рапортах, подаваемых по инстанции, они указывали на факт «…уклонения физически здоровых людей, мастеров спорта, от службы в рядах РККА…», на то что те «…остались проживать на оккупированной территории, не предприняв попыток отойти с отступавшими частями Красной Армии, в рядах которой их присутствие было необходимо в тяжкий для Родины час…», а затем «…охотно поддержали инициативу изменников Родины из представителей городской управы, которые при покровительстве оккупационных властей создали из оставшихся в Киеве спортсменов клуб мастеров спорта, а из футболистов – сборную команду города».
И продолжение: «…При наличии таких данных всё то, что до сего времени было сделано в плане прославления бывших футболистов киевского «Динамо» в печати и в кино, представляется серьезной ошибкой. В том числе и подготовка к сооружению памятника «героям-футболистам» на территории стадиона «Динамо». Если принять во внимание факт сооружения памятника людям, которые вместо того, чтобы воевать, играли в футбол с оккупантами, поставить такой памятник кажется нелепостью, оскорблением ратных подвигов тех, кто в тяжелые годы сражались на фронте, а также надругательством над светлой памятью тех, кто в этой борьбе погиб…»
То были в основном люди «ведомства» - Комитета госбезопасности, которым, так сказать, положено сомневаться и опасаться по профессии. Однако им вторили и другие, в частности – известные спортсмены.
Десятиборец Петр Денисенко по этому поводу сказал так: «Пока я и тысячи моих товарищей, голодные и холодные, мокли в грязных окопах под фашистскими пулями, где-то глубоко в гитлеровском тылу мои соотечественники, молодые и здоровые парни гоняли мяч с теми, кто захватил нашу землю, пытался меня уничтожить и против кого я воевал в нечеловеческих условиях… Как я должен относиться к подобному? Уж во всяком случае не рукоплескать!» (Г. Кузьмин, «Горячее лето сорок второго»).
Наверное, и этого человека понять можно, хотя высказывание весьма резкое… Забегая вперед: я, со своей стороны, все-таки постараюсь максимально воздержаться от оценки тех событий, ведь главная моя задача – изложить факты. Хотя, признаться, совсем отстраненным от них быть не могу. И не смогу…
К слову, о памятнике. Сооружен он был лишь в 1971-м, на стадионе «Динамо» (скульптор Иван Горовой), а десятью годами позже была установлена скульптурно-архитектурная композиция на стадионе «Зенит», переименованном в «Старт». Однако впервые эта идея возникла еще в феврале 1944-го, не в Украине и не в Киеве, а в… Грузии, где сразу же начался активный сбор средств. Деньги, причем в очень больших количествах, поступали на специально открытый счет в Сбербанке Грузии в течение нескольких месяцев. Что с ними произошло – неизвестно.
Как это получилось
Перейдем к фактам известным, о которых спорить уже как-то не приходится.
Летом грозного 41-го, когда немецкие войска пёрли на Киев с запада и нависли над ним с севера, динамовцев разбросало кого куда. Одни были направлены на фронт либо по спецназначению в тыл (Шиловский, Виньковатов, Лерман, Н.Балакин, Глазков, Гребер, К.Фомин), другие входили в истребительный батальон Киевского укрепрайона (Коротких, Трусевич, Комаров, Кузьменко, Клименко), ветераны команды были зачислены в ряды народного ополчения. Были такие, кто продолжал трудиться в самом городе на вполне штатских должностях – инструктором военно-физической подготовки (Щегоцкий), электромехаником (Путистин), учителем физкультуры в трудовой колонии (Тимофеев). Были и такие, кто, по слухам, уклонился от призыва и отсиживался дома у кого-то из родных…
Иван Кузьменко, о котором по отношению к матчу 9 августа 1942 года написано много всякой ерунды
Пришедшие в клуб в 40-м и 41-м закарпатские футболисты Скоцень, Газда, а также бывший игрок и капитан польской сборной Маттиас долгое время просто сидели в общежитии стадиона. С ними не знали что делать, поскольку опасались от них предательства. В конце концов они были посажены на баржу и отправлены по Днепру до Днепропетровска, находились там до прихода немцев, после чего ушли на запад, ухитрились пробраться во Львов, где долгое время играли в разных командах и лигах. Кое-кто даже сумел сделать неплохую карьеру. Маттиас в 1952 году был тренером сборной Польши, Скоцень примерно в то же время стал чемпионом Франции в составе «Ниццы»...
О нависшей над Киевом угрозе окружения Сталину говорили многие и неоднократно. Советовали оставить город, чтобы спасти соредоточенную там огромную группировку советских войск. Сталин и слышать об этом не хотел. Его упрямство обошлось очень дорого. После известного, отрезавшего Киев от восточной Украины, «поворота на юг» 2-й немецкой танковой группы войск в сентябре 41-го окружение состоялось. В котел попало немыслимое количество людей и техники. Только в плену тогда, по данным Ставки Гитлера, оказалось около 700 тысяч советских солдат и офицеров. Кому-то удалось прорваться на восток (Щегоцкий, например, пару месяцев пробирался по оккупированной территории, пока не вышел к своим войскам), многим пришлось возвращаться в Киев. Трусевич и Кузьменко, по некоторым свидетельствам, вернулись раненными.
Там их, в том числе и футболистов, ждала незавидная участь – либо арест и концлагерь, либо угон в Германию. Так бы, вероятно, и произошло, если бы не два человека.
Известный в прошлом футболист «Желдора» (впоследствии «Локомотива») Георгий Швецов, лояльно относившийся к новой власти, создал спортивное общество «Рух» для спортсменов, поддерживающих немецкий «орднунг». Сам он стал играющим тренером футбольной команды этого общества, а несколько экс-динамовцев – Свиридовский, Голембиовский, Гундарев и один из будущих героев «матча смерти» Гончаренко – даже успели выступить за «Рух» в ряде тренировочных матчей.
К Швецову можно относиться по-разному. С одной стороны – явное сотрудничество с оккупационными властями, неплохой пост при новой власти, с другой – забота о развитии футбола даже в таких условиях, попытка создания команды «своей мечты». Как бы там ни было, многие спортсмены устроились на работу, получили возможность легально существовать при новой власти, зарабатывать на жизнь и, главное, тренироваться и играть, словом, благодаря Швецову избежали худшей участи.
(Г.Швецов был арестован в декабре 1943 года, признался в сотрудничестве с оккупационными властями и получил 15 лет каторжных работ. Отбыл 10 с небольшим, был освобожден, после чего вернулся в Киев. Работал контролером на Республиканском стадионе, гардеробщиком в одном из учебных заведений Киева. Когда он умер и где похоронен – неизвестно. Известно его высказывание на допросе: «Да, я предал Родину, но сделал это для того, чтобы сберечь физкультурные кадры Киева…»)
Вторым страстным поклонником футбола оказался директор, а точнее – владелец киевского хлебозавода Иосиф (Йожеф) Кордик, которому к концу весны 1942-го разными правдами и неправдами удалось собрать на своем заводе практически всех сильнейших довоенных футболистов «Динамо» и «Желдора» («Локомотива»), оставшихся в Киеве, в том числе и тех, кто уже бегал в форме «Руха». Во избежание кривотолков они работали грузчиками и подсобными рабочими, а в свободное время тренировались.
Обо всем этом – как оно проходило организационно, кого пригласили первым, кто последовал его примеру, почему перешли из одной команды в другую – можно было бы написать отдельный большой материал, но он к нашей теме имеет достаточно отдаленное отношение. Важно то, что к лету 1942-го на хлебозаводе была собрана вполне достойная и боеспособная футбольная команда, которая 7 июня матчем против «Руха» открыла официальный сезон в Киеве…
Как это было
Переходим непосредственно к футбольной части.
Итак, ПЕРВОЕ. Матч 9 августа 1942 года, вошедший благодаря усилиям советской пропагандистской машины в историю под названием «матч смерти», был не единственный. Всего летом 42-го в Киеве с участием динамовцев (подчеркиваю – не самими динамовцами, а с их участием!) проведено десять игр, все выиграны нашими футболистами с общим счетом 60-10. Кстати, вот полный список всех игр (указаны для краткости только даты, соперники «Старта» и счет – в его, естественно, пользу):
7 июня – «Рух» (укр. спорт. общество) – 2:0;
21 июня – сборная венгерского гарнизона – 7:1;
28 июня – сборная немецкой артиллерийской части – 8:2;
5 июля – «Спорт» (укр. спорт. общество) – 11:0;
12 июля – RSG 1 (сборная железной дороги) – 6:0;
19 июля – M.S.C. «Wal» (венгерская часть) – 5:1;
26 июля – GK «Szero» (сборная венгерских частей) – 3:2;
6 августа – «Flakelf» (немецкая часть) – 5:1;
9 августа – «Flakelf» (усиленная команда; матч-реванш, впоследствии названный «матчем смерти») – 5:3;
16 августа – «Рух» (укр. спорт. общество; матч-реванш) – 8:0.
Анатолий Коломиец, о книге которого говорилось выше, приводит достоверные факты того, что 14 июня был проведен еще один, 11-й по счету матч, в котором «Старт» встретился опять-таки с «Рухом». Несмотря на то, что по ряду причин он считался сорванным (почти вся основа соперников «Старта» то ли из-за плохой погоды, то ли вообще из-за плохой организации на игру не явилась), есть всё же свидетельства, что он состоялся и принес победу «Старту» со счетом 7:1 (иногда приводят вариант счета 7:2, что несущественно). Тем самым, общий список может быть увеличен до 11 побед в 11-ти матчах при разности мячей 67-11. Но, во всяком случае, по поводу десяти матчей сомнений нет ни малейших.
ВТОРОЕ. Наша команда ни разу не играла под названием «Динамо». В первой встрече она называлась просто «Хлебзавод», в остальных девяти – «Старт». В «Старте» из действующих игроков «Динамо» образца прерванного чемпионата СССР 1941 года – всего трое: Трусевич, Клименко и Комаров. Гундарев и Мельник, игравшие в 1940-м за киевский «Локомотив», в 41-м входили в дубль «Динамо», но не провели за него ни одного матча (о чем свидетельствуют данные книги А.Коломийца). Еще 6 человек – бывшие динамовцы. Гончаренко перед войной играл за одесский «Спартак». Помимо динамовцев в ней играло несколько футболистов киевского «Локомотива» (бывшего «Желдора»).
Как следует из того же списка, немецкая команда, о которой обычно говорят в связи с «матчем смерти», называлась не «Люфтваффе», а «Флакелф», и представляла она вовсе не фашистские ВВС, а совсем даже наоборот – немецкую часть противовоздушной обороны. Против нее, как видите, «динамовцы-стартовцы» провели два матча – 5:1 и 5:3.
Всего же против немецких команд «Старт» провел четыре игры, еще три – против команд венгерских оккупационных частей, и еще три – против украинских спортивных обществ. Против румын, о чем говорилось и говорится в отдельных источниках, «стартовцы» играть не могли по той простой причине, что румынских частей среди оккупационных войск в Киеве не было.
ТРЕТЬЕ. Сохранились афиши практически всех матчей, и из них легко установить, что в том самом реванше 9 августа с «Флакелфом» в составе «Старта» наличествовало 14 игроков (сохраняю порядок перечисления, как на афише): Трусевич, Клименко, Свиридовский, Сухарев, Балакин, Гундарев, Гончаренко, Чернега, Комаров, Коротких, Путистин, Мельник, Тимофеев, Тютчев. Поэтому «мифологическая» версия об «11-ти обреченных играть без замены» никуда не годится. Возможность (хоть и небольшая) варьировать состав по ходу игры у нашей команды все-таки была. И кроме того, отсюда следует…
…ЧЕТВЕРТОЕ. Один из расстрелянных впоследствии футболистов, Иван Кузьменко, которому многие нерадивые историографы приписывают первый динамовский, ответный гол в этой игре, забитый ударом невероятной силы метров с 35-ти, а также участие еще в паре голевых комбинаций, как показывает внимательное изучение афиш, выступал лишь в первых двух поединках – против «Руха» и сборной венгерского гарнизона – а в остальных восьми, в том числе и в матче-реванше, не играл.
Зато ни в одном «мифе» вы не встретите упоминания об игравшем 9 августа левом инсайде Павле Комарове, лучшем бомбардире довоенного «Динамо» (35 мячей в 92 играх – больше, чем у всеми признанных Лайко, Шиловского, Шегоцкого, Махини; Комаров занимает почетное 22-е место в списке бомбардиров киевского клуба за всю его союзную историю). Говорят, что Павел Комаров был не только классным форвардом, но и неплохим инженером. Настолько неплохим, что, по слухам, немцы предложили ему важный и ответственный пост на производстве, и Комаров уехал в Германию, где работал в качестве инженера на одном из заводов Мессершмитта. После войны ухитрился перебраться к союзникам, затем переехал в Северную Америку, вроде бы в Торонто. Впрочем, говорят также и о том, что всё это выдумки...
Афиша матча-реванша
ПЯТОЕ. «Старт» действительно провел все матчи в красных футболках, однако не столько по причине «скрытой ненависти» к оккупантам, сколько потому, что другой формы просто не было, о чем впоследствии говорили многие участники матча. Немцы, к слову, играли в традиционных немецких расцветках – черный низ, белый верх. К тому же, напомню, красный являлся официальным цветом Национал-социалистической рабочей партии Германии, которую основал Гитлер, и даже нарукавных повязок в войсках СС…
Дело не в цвете, а в его интерпретации. Вот тут я не кощунствую, я всё понимаю насчет красного цвета, мне только непонятно, почему он должен был действовать на немецкие власти, как на быка…
Сохранилась фотография, сделанная перед первым матчем с немецкими зенитчиками, и на ней хорошо видны улыбающиеся лица киевских игроков, стоящих к тому же не под дулами автоматов, а плотной компактной группой вперемежку с соперниками из «Флакелфа».
Совместная фотография после первого матча с "Флакелфом"
ШЕСТОЕ. Все матчи («международные», так сказать) обслуживали немецкие арбитры. Главным был некий обер-лейтенант Эрвин, который последовательностью решений и объективностью завоевал уважение обеих сторон. И все россказни об отвратительном судействе не в пользу «стартовцев», мягко говоря, вымысел. Не было неправедных офсайдов и 11-метровых. Не было ударов ногой с размаху по голове упавшего Трусевича и прочих тяжелых травм.
Очевидцы свидетельствуют, что ни у одного из соперников ни разу не было нареканий по поводу судейства, даже у немецких железнодорожников (12 июля, 0:6), хотя динамовцы, по сохранившемуся отчету в киевской газете того времени, в том матче вколотили им два мяча из явных офсайдов…
То же самое и с «грубостью». Все матчи, в том числе и оба с «Флакелфом», проходили в совершенно нормальной спортивной обстановке, без каких-либо выходящих за рамки обычной товарищеской встречи инцидентов и без всяких умышленно нанесенных тяжелых травм, мало того – иногда даже подчеркнуто корректно с обеих сторон. (Мало того, одна женщина, присутствовавшая на той самой игре, вспоминает, что немцы действительно несколько раз сыграли жестковато против наших форвардов. Так на поле сразу высыпали венгры, обыгранные киевлянами двумя неделями раньше, и высказали немецким зенитчикам всё, что думают по поводу их игры. А парочке наиболее рьяных грубиянов даже по шее досталось…)
Один из участников «матча смерти», Михаил Свиридовский, в свое время вообще огорошил признанием: «…На матч с летчиками приехал генерал, привез букет цветов, апельсины, лимоны, шоколад… Сыграли первый тайм. 2:1 в их пользу. У них появилось чувство превосходства. Мы, видя такое положение, решили выбить их игроков. Одному колено перебили, он ушел с поля…» Вот так – кто еще кому там костылял!
А вообще – и это отмечают многие – матчи вызывали огромный интерес как среди киевских жителей, так и среди немецких военных, стадион был всегда переполнен и никаких проявлений враждебности ни одной из сторон по отношению к другой замечено не было.
СЕДЬМОЕ. Как не было ее, этой враждебности, и по отношению к нашим футболистам. По свидетельствам (поздним) некоторых участников матча, никаких «установок на проигрыш» нашим игрокам никто из немецкого начальства не делал. Не было никаких угроз и даже намеков. Хотя упоминались некие подозрительные личности, то ли деятели из «Руха», то ли провокаторы, то ли просто предусмотрительные, скажем так, люди, которые убеждали «стартовцев» не гневить судьбу и разок «сыграть в поддавки» - якобы, потом сами поймете, что так нужно было, да поздно будет.
ВОСЬМОЕ. К огромному сожалению, даже у самых добросовестных и кропотливых исследователей нет чисто футбольных, технических подробностей матча 9 августа. Известен состав «Старта» (но не основа), точный счет – 5:3 (хотя раньше, как я уже указывал, по этому поводу писали кто во что горазд), авторство двух мячей Гончаренко. Да еще вот эта, только что промелькнувшая в интервью со Свиридовским интересная подробность – «сыграли первый тайм. 2:1 в их пользу…» Больше ничего – как развивались события, как менялся счет по ходу встречи, какие комбинации привели к голам. Увы, этого мы, очевидно, уже никогда не узнаем.
Что было потом
Из сопоставления дат последних двух матчей (9 и 16 августа) неизбежно вытекает...
…ДЕВЯТОЕ. Никаких арестов на следующий день после матча-реванша не было. Как видите, через неделю после него «стартовцы» провели еще одну встречу.
А сразу после игры… Вот что рассказывал сын Михаила Путистина Владлен в одном из интервью: «9 августа наши футболисты победу отметили: выпили в закусочной и закусили. Самогон кто-то из болельщиков принес... Долго сидели, разговаривали. Возвращались через рынок «Евбаз»... Денег ни у кого ни копейки. Паша Комаров зубы торговкам заговаривал и меня дармовыми пирожками угощал. У одной возьмет, у другой: «В долг», - успокаивал их. Помню, около кинотеатра «Ударник» Алексей Клименко сцепился с полицейским. Немец его за сорочку схватил, хотел отвести в гестапо, но не удержался, упал. Стрелять из автомата не решился – людно было на улице. Так Клименко и утек. Отец на следующий день зашел к нему узнать, как и что. Тогда пронесло...»
Аресты начались позже. По этому поводу есть несколько версий.
Одна из них, очень распространенная, гласит, что причиной стали участившиеся кражи хлеба на заводе, и полностью исключать этого нельзя. Хотя гораздо более правдоподобным выглядит мнение, что это стало следствием совпавшего по времени недовольства результатами матчей немецких властей и местью-ревностью того самого Г.Швецова, который и начал всю работу по созданию команды и от которого все ведущие игроки в конце концов и ушли, трижды разгромив оставшийся в его подчинении «Рух». Якобы то ли он, то ли кто-то из его подшефных сгоряча (а может быть, и с умыслом) обмолвился, что «Динамо» появилось, как спортивное подразделение НКВД, а потому в «Старте» собраны сплошь бывшие работники этого ведомства.
Вот после этого и арестовали семерых – Трусевича, Свиридовского, Кузьменко, Путистина, Комарова, Клименко и В.Балакина. Вскоре за ними последовали Ткаченко, Гончаренко и Тютчев. Последним, 6 сентября, был арестован Коротких. Сухарева и Мельника, игроков киевского «Локомотива», трогать не стали. Интересно, что Владимира Балакина через пару дней отпустили, потому как выяснилось, что его перепутали с братом, Николаем, – еще одно подтверждение, что карательные меры касались не всех участников «матча смерти», а конкретно экс-игроков «Динамо».
По неподтвержденным данным, один из футболистов – Свиридовский – попал в концлагерь за нарушение установленного порядка, выразившееся в том, что он помимо выступлений за «Старт» еще и тренировал «Алмаз», команду граверно-ювелирной фабрики. То есть, извините уж мне это кощунство, за нарушение регламента соревнований.
«Постарался» Швецов или нет – достоверно неизвестно, но доводом в пользу этого является то, что аресты начались через два дня после проигрыша «Руха» и касались они только экс-динамовцев.
ДЕСЯТОЕ. Николай Коротких и вправду погиб осенью 42-го – был замучен на допросах в гестапо. Он оказался единственным из всех арестованных, чью принадлежность к «органам» удалось документально доказать – при обыске в его квартире была найдена фотография в форме НКВД. Кроме того, его случайно опознал один из тех, чью квартиру в 30-е годы среди прочих сотрудников милиции обыскивал майор Коротких.
Ходили слухи, что его выдала гестаповцам родная сестра, однако на самом деле она лишь подтвердила на очной ставке, после угроз и побоев, уже установленный факт его службы в НКВД.
Остальные же трое – Трусевич, Клименко и Кузьменко – были расстреляны не спустя три недели после матча, а 24 февраля 1943 года, и опять-таки не из-за мести немцев (почему в таком случае не тронули автора двух мячей Макара Гончаренко?). Так почему же?
Безруков - Трусевич (по фильму - Раневич). Как свидетельствуют занятые в съемках фильма профессиональные футболисты, актер и в воротах демонстрирует незаурядное мастерство
Футболистов продержали в гестапо примерно три недели, затем перевезли в Сырецкий концлагерь, где они содержались в достаточно сносных условиях. Трусевича, Кузьменко и Клименко использовали в качестве чернорабочих. Путистин вместе с Тютчевым и Комаровым работали электромонтерами. Свиридовский и Гончаренко сапожничали в мастерской на улице Мельникова, ремонтировали обувь охранников-полицаев. Перевели их из лагеря в отдельное здание. Там и жили под присмотром своих клиентов. Всем заключенным разрешали свидания с родственниками. Жена Путистина три раза в неделю носила мужу передачи. Так продолжалось несколько месяцев. А в феврале троих расстреляли…
Прежде всего, погибли они вместе с несколькими другими узниками, а причин могло быть несколько. Две наиболее повторяемые и внушающие доверие версии – поджог накануне, 23 февраля, механического завода «Спорт» (сгорели заготовленные для немецкой армии сани) и конфликт заключенных с начальством лагеря.
Расследованием этого дела занималась даже прокуратура Гамбурга в середине 70-х. И выяснилось примерно следующее. Несколько бригад из узников Сырецкого лагеря занималась очисткой подвалов бывшего здания НКВД от штабелей дров. Дрова отвозили на хлебозавод, на мясокомбинат и во двор здания гестапо. Попутно проходил «товарообмен»: те, кто побывал на хлебозаводе, выходил оттуда не с пустыми руками и менялся продуктами с теми, кто обслуживал мясокомбинат.
Один из узников неосторожно спрятал вынесенную им колбасу в поленницу дров, и это учуяла собака офицера-надсмотрщика. Попытка несчастного отобрать у пса его добычу закончилась тем, что выбежавший офицер начал избивать парня, а когда тот выдрал клок кожаного плаща гестаповца, застрелил его.Несколько человек осмелились вступиться за товарища, и вот именно это якобы стало поводом.
В лагере были выстроены 50 человек, и начальник объявил им, что за сопротивление немецкому офицеру и покушение на его жизнь будет расстрелян каждый третий. Так расстались с жизнью Трусевич, Кузьменко и Клименко. Находившегося в том же строю Тютчева судьба пощадила.
Подчеркиваю – это всего лишь версия. Лишенная, понятное дело, возвышенных и героических красот, но оттого, как ни странно, еще больше заслуживающая доверие. Во всяком случае, уж точно не «месть» причина расстрела. Не до того в феврале 1943-го было немцам, которых только что прибили под Сталинградом, чтобы мстить сидящим в их лагере футболистам за то, что те полгода назад обыграли в каком-то товарищеском матче какую-то их любительскую команду…
Такова трагическая судьба четверых участников матчей с немцами. А вот еще об одном погибшем мало кто знает. Пятым (но вторым по счету после Николая Коротких) стал Александр Ткаченко. 8 сентября 1942 года при попытке к бегству он был застрелен, свидетелем чего стала его мать, принесшая сыну передачу. Наверняка мифотворцам об этом было известно давно, и более чем странно, что список увековеченных в бронзе, граните и мраморе они решили ограничить перечисленной четверкой. Неужели пуля при побеге чем-то отличается от любой другой?
Мало говорилось и том, что несколько других попыток побега были удачными. Первому удалось вырваться из лагеря Тютчеву, а затем и Свиридовскому с Гончаренко.
Не судите, да не судимы будете
Много еще чего можно было бы рассказать о событиях лета 1942-го, но тогда материал не влез бы ни в какие рамки. Поэтому достаточно и десяти пунктов, тем более что самое главное в них уже сказано.
Осталось поведать о судьбах остальных футболистов. О Комарове мы уже упоминали. Вкратце о других.
За «Старт» выступали служившие в немецкой полиции Тимофеев и Гундарев, оба уходить с немцами на запад отказались. Обоих после взятия Киева нашими войсками арестовали – одному дали 10 лет лагерей, другому – пять. Голембиовский ухитрился каким-то образом ускользнуть от внимания «органов» и даже в 1944-м немного послужить в рядах Красной Армии. После войны перебрался в Горький, где скрывался до 1948 года. Там он был совершенно случайно кем-то опознан, арестован и судим. Получил 25 лет лагерей.
Путистин вырвался из плена 5 октября 1943-го и ушел навстречу нашим наступающим войскам.
Остальных же после освобождения Киева долго таскали на допросы в НКВД, и спасло их только вмешательство генерала Строкача, во время войны – начальника штаба Украинского партизанского движения, а с 46-го – министра внутренних дел Украины. Он начал шефствовать над киевским «Динамо» еще в 1940-м, когда стал председателем республиканского совета общества, и именно он после войны отдал приказ положить под сукно большинство дел в отношении футболистов. Мало того, четверо из них даже попали в первую послевоенную заявку возрождающейся киевской команды.
И тем не менее, нужно сказать, возвращаясь к началу повествования, очень долго никто их победы в Киеве подвигом не считал. Лишь спустя много лет, когда память сгладилась, когда появились патриотические «евангелия» от Борщаговского, Северова и Халемского, советская власть спохватилась и бросилась прославлять и награждать тех, кого она в свое время за то же самое таскала в допросные камеры НКВД. В 1965 году погибших Трусевича, Кузьменко, Клименко и Коротких посмертно наградили медалями «За отвагу» (напрочь забыв о Ткаченко), а еще шестерых – Балакина, Гончаренко, Мельника, Путистина, Сухарева и Свиридовского – медалями «За боевые заслуги». Михаил Путистин отказался принять боевую медаль за те заслуги, к которым он посчитал себя непричастным. Еще один участник «матча смерти», Федор Тютчев, не вынес послевоенных унижений, запил и умер от «белой горячки» в 1959-м. Его ничем не наградили…
Не знаю, нужны ли тут какие-то комментарии. Однако, поскольку тема действительно деликатная, кое-что следует уточнить. Прежде всего хочу, чтобы меня поняли абсолютно правильно – мне чужда позиция очернителя. Далеко не все наши соотечественники, оказавшиеся на оккупированной территории, уходили в подполье или в партизаны, не все брали в руки оружие, и не мне осуждать кого-либо за его выбор. Хлебозавод так хлебозавод. Но я абсолютно уверен в том, что лишь усилиями пропагандистской машины десяток достаточно обычных футбольных матчей (история знает сотни случаев самых разнообразных спортивных поединков между представителями страны-агрессора и захваченного им государства) превращен едва ли не в ключевой эпизод героической борьбы нашего народа за освобождение Родины. Примерно как Малая земля, где в землянке, увешанной коврами, совершал свои подвиги «дорогой Леонид Ильич».
Я вовсе не собирался изобразить идиллическую картинку всеобщего доброжелательства, уважения и чуть ли братания на футбольном поле стадиона «Зенит», что на Керосинной, 24. Но и смертельным подвигом, приведшим к кровавой трагедии, эти матчи безусловно не были.
Пропаганда не есть история. Пропаганда – прежде всего подтасовка фактов, укладка их в прокрустово ложе идеологии, в то время как история не терпит полутонов. Белое – значит белое, черное – что ж, и такое бывало... Работали на хлебозаводе (я долго удивлялся, почему мифотворцами не подправлена эта подробность – ну как же, на оккупантов горбатились! В советской прозе даже таких бедолаг обычно называли «фашистскими прихвостнями» и «нацистскими прихлебателями»!), сыграли десять матчей против разных команд, причем не только немецких... Самой сильной из них был якобы «Флакелф» (а как же тогда сборная венгерских частей GK «Szero», которая во втором тайме устроила бешеный штурм ворот «Старта» и едва не сравняла счет?!), но в чем заключалась его сила? В какой-нибудь там довоенной «бундеслиге» он не играл, призов не брал. Немецкие вояки сладко ели и крепко спали? Да, это важно, но против сборной почти профессиональных игроков, многие из которых совсем недавно выступали в высшей лиге чемпионата СССР, несущественно. Судя по всему, шансов у «Флакелфа», а тем более у остальных соперников не было изначально.
Думаю, для наших ребят это был не «матч смерти», а «матч жизни». Жизни, которая продолжается даже в нечеловеческих условиях оккупации. Для них это был просто футбол, шанс показать мастерство, обыграть соперника, а какого именно – второстепенно. Они и обыграли. Что называется, на классе. Ну а заодно сунули мордой в грязь возомнивших о себе «новых хозяев» и подарили минуты редкого счастья соотечественникам, за них болевшим.
А потом за это пережили то, что не дай Бог никому из нас пережить. Светлая им всем память…
Материалы, использованные при написании статьи:
А.Коломиец, «Киевский футбол на рубежах времен. Люди, события, факты. Том 1 (1911-1961)»;
А Кузнецов, «Бабий яр». Роман-документ;
Г.Кузьмин, «Правда о «матче смерти» (в газете «Киевские ведомости» за октябрь 1992 г., «Матч смерти», которого не было» (в газете «Команда» за ноябрь 1997 г.);
А.Вартанян, «Как начинался советский футбол» (в газете «Спорт-Экспресс» за февраль-апрель 2001 г.)
