«Михелс заставил мою жену провести роды на неделю раньше, чтобы я смог сыграть в Класико»
Глава 2, часть 2
Первую часть жизни я прожил, не придерживаясь чёткой философии, просто впитывал столько, сколько мог, и жил день за днём. Некоторые события я понимал не сразу, посеянное требовало времени, и, только когда всё было готово, семена прошлого давали всходы. Фундамент всего созданного мною был заложен гораздо раньше, чем я тогда мог предполагать. Если как футболист я рос в более-менее нормальных условиях, то внешние обстоятельства отнюдь не были обычными. На переговоры по первому контракту со мной ходила мама, и когда они закончились, я, кажется, умудрился лажануть буквально во всём. Особенно это касалось СМИ и коммерческих отношений, всё вдруг неожиданно стало развиваться слишком быстро. Я даже поставил рекорд – наша свадьба с Денни попала на газетные передовицы.
Порой публичность мне нравилась, но иногда это было чересчур. Я впутывался во всё подряд, хотя на деле ни в чём вообще не разбирался. Появление в моей жизни Кора Костера – подарок свыше. Отец Денни торговал ювелирными изделиями в Амстердаме, он был прожжённым бизнесменом. Когда я пришёл знакомиться с её родителями, он спросил, есть ли у меня счёт в банке. Я ответил, что нет. Я вообще тогда ни в чём в жизни не разбирался, кроме футбола. Кор озадачился и взялся вести мои дела.
С того момента я говорил «Аяксу» только одно: «Пообщайтесь с ним, он мне помогает». По первости они этого не хотели. В 1968 году, спустя три года после подписания первого контракта, я привёл его с собой на переговоры, чтобы он действовал от моего имени. Тогда это было неслыханным, чтобы у футболиста был личный представитель, руководство пришло в замешательство, они пытались настаивать, дескать, ему нечего здесь делать. Я возразил: «Вы тут сидите вшестером, почему на моей стороне не может быть хотя бы кто-то один?» Они стояли на своём. Мы вышли.
Позже они всё-таки согласились, чтобы Кор представлял мои интересы. Клуб это не особо радовало, однако Кор оказал серьёзную помощь не только мне, но и всем голландским игрокам, помогая выстраивать систему пенсионных отчислений в эпоху, когда не существовало никакой поддержки футболистов, закончивших игровую карьеру.
Взаимодействие между мной и Кором вскоре превратились для него в полноценную работу. Его никто не мог перехитрить, и он постоянно вытаскивал меня из неприятностей. Его смерть в 2008-ом больно ударила по мне. Он был очень важен для меня не только как помощник футболиста, но и как отцовская фигура, как тесть, дедушка наших детей и просто как человек.
Кор помогал мне правильно вести себя в обществе. Самоуважение – самая важная вещь, которой он меня научил. Он прекрасно осознавал, что должен был опекать меня и направлять в определённую сторону. Известный футболист всегда открывает для себя нереальный мир, где всё ненормально – и зарплаты, и внимание журналистов. В такой период личный бизнес-менеджер обязан сделать так, чтобы ваш талант не рассеивался в десятке направлений. Подобные риски для футболистов лишь возрастают с годами, не в последнюю очередь благодаря социальным сетям. Игроки любят рассказывать, что у них много поклонников и последователей, но за кем следуют они сами? Ни за кем, насколько я вижу. Они ограничены в этом плане.
Кор осознавал проблему яснее, чем кто-либо ещё. Он делал всё, чтобы я развивался не только как футболист, но и рос в человеческом плане, чтобы нормально жить по завершении карьеры. К сожалению, сегодня мало агентов, которые это понимают, и я нередко задаюсь вопросом, чьим интересам они служат. Интересам футболиста или своего бизнеса? Скажу больше: если агент предан футболу, он должен следить за интересами не только своего футболиста, но и всего клуба. То есть учитывать возможности команды, как это делал мой тесть при переговорах с «Аяксом» и «Фейенордом».
В моём понимании деньги очень важны в футболе, однако они должны идти во вторую очередь после самой игры. Если деньги выходят на первый план, вы всё делаете неправильно. Когда речь заходит об этом, я вспоминаю лучшие клубы в истории футбола: «Аякс», «Реал Мадрид», «Барселона», «Бавария», «Милан» и «Манчестер Юнайтед». Во всех этих командах есть ядро из собственных воспитанников, игроков с ДНК этих клубов, которые обязательно привносят что-то своё в игру.
В этой связи мне непонятно, почему клубы английской Премьер-лиги так мало внимания уделяют развитию своих игроков. Неужели после миллиардных трат уровень игры вырос настолько? Вовсе нет. Я уверен, что процесс, начатый нами в «Аяксе» в 1965 году, жизнеспособен и по сей день. Его слагаемые уже были озвучены: качественный тренировочный процесс и твёрдое наставничество вместе с сочетанием таланта, техники и дисциплины.
В 1973-ом «Аякс» был неудержим. Три годы мы выигрывали всё, что только можно было выиграть. В последние два сезона – без участия Ринуса Михелса, который после завоевания Кубка чемпионов в 1971-ом отправился в «Барселону». Его преемником стал румын Штефан Ковач. Отличный мужик, но не столь дисциплинированный. А если от тренера идут послабления, всё заканчивается тем, что в коллективе появляются самые разные точки зрения. Ковача как тренер представлял из себя следующее: «Парни, вот вам правила. Подумайте об этом, сделайте это и развивайте себя сами».
Поначалу дела шли неплохо. Несмотря на расхождения в раздевалке, вызванные тем, что игроки во многом тренировались самостоятельно, групповая дисциплина ещё не успела улетучиться. Но после выигрыша второго Кубка чемпионов в 1972-ом начали появляться трещины. Финал против «Интера» – безоговорочно лучший из трёх проведённых нами. Мы выиграли 2:0, давили итальянцев с первой минуты до последней. Я выступил хорошо, дважды забил. Этой игрой восхищался весь мир. Это был футбол в лучшем его проявлении. Однако внутри клуба некоторые начали брать на себя больше, чем следовало. Всё из-за поведения Ковача: он поощрял саморазвитие игроков, но не пользовался тем же принципом в отношении себя.
Излишняя свобода для игроков вызывает сложности в отношениях внутри команды. Если у всех своё мнение, но успех команды превыше всего, то это не так страшно. Однако ситуация была запущенной. Некоторые игроки не понимали, чего от них хотят, и чувствовали себя отчуждённо. Другие отказывались принимать простой факт, что то, что они делают, отдаляет команду от желаемого результата.
По этой причине в августе 1973-го я перешёл в «Барселону». Весьма неожиданный трансфер, даже для меня. Клуб только что выиграл третий подряд Кубок чемпионов, я недавно продлил контракт на 7 лет, стал отцом и решил воспитывать детей в привычной обстановке, в Нидерландах. Казалось бы, моё будущее и будущее семьи обеспечено. Вскоре выяснилось, что нет. Я чувствовал, как при Коваче ситуация планомерно ухудшалась, и мне совсем не хотелось там оставаться. Михелс всегда тщательно планировал тренировочные занятия, а подход Ковача лишь расхолаживал игроков как во время тренировок, так и перед матчами.
Так как я был одним из лучших игроков клуба и однозначно самым известным, из-за методов Ковача я оказался в центре внимания. Но часто забывают, у меня в партнёрах были исключительно мастеровитые игроки, которые явно превосходили меня в игре на отдельных позициях – на краях обороны, в полузащите, на месте левого вингера и так далее. С чего вдруг свет всех прожекторов направлен на одного меня? К сожалению, многим в команде казалось, будто я намеренно охочусь за славой и вниманием.
Последней каплей стал выбор капитана. Дело было на тренировочных сборах перед сезоном 1973/74. Летом Ковач ушёл, его заменил Георг Кнобел, однако ущёрб уже был непоправим. Мне казалось странным то, мы вообще проводили голосование. Я предложил, чтобы меня оставили капитаном, но вдруг узнал, что Пит Кейзер будет моим конкурентом и выборы всё-таки состоятся. Некоторые по-прежнему считали меня своекорыстным. С такой завистью я ещё не сталкивался.
В итоге игроки выбрали Пита. Для меня это стало шоком. Я сразу направился в свою комнату, позвонил Кору Костеру и сказал, что мне срочно нужно искать новую команду. С меня хватит. Я пережил боль, которую со стороны не каждый мог и разглядеть. Обиду усугубляло то, что мы не просто были приятелями по команде – мы были близкими друзьями. Я действительно не ожидал, что такое может произойти. И подобное происходило в дальнейшем не раз в отношениях с другими людьми. Теми, кого ты считаешь близкими и кого в итоге приходится отпускать из своей жизни.
В будущем я не раз мысленно возвращался к тому голосованию. Спрашивал себя, что я сделал не так. Как капитан я был весьма дружелюбен, хоть иногда и приходилось замыкаться. «Политика невмешательства» Ковача порой вынуждала меня действовать активней, если я чувствовал, что это сказывается на выступлениях команды. Я должен был вести себя критически по отношению к коллективу и к отдельным игрокам. Возможно, это было не самым умным решением, учитывая, что всеми членами команды тогда только восторгались, однако я чувствовал профессиональную обязанность делать это, раз я был капитаном. Я всегда действовал ради улучшения нашего положения, не делая ничего деструктивного.
Это и привело к серьёзным конфронтациям. Когда я говорил некоторым парням, что они должны вести себя лучше. Когда объяснял, что вчерашняя победа – это замечательно, но в следующий раз мы не сможем выиграть, если не приложим больше стараний. Споры разгорались всё чаще. Ещё больше это ранило меня из-за того, что я знал, как много сделано для других игроков мною в роли руководителя профсоюза голландских футболистов (VVCS). Его деятельность впоследствии вылилось в учреждение Contractspelers Fonds (CFK) – единственного, насколько мне известно, пенсионного фонда для футболистов в мире.
VVCS был создан моим тестем совместно с Карелом Янсеном, а я сам при этом никогда не состоял в нём. Меня критиковали за то, что я сыграл роль в учреждении организации, но сам не вступил в неё. Приходилось разъяснять, что профсоюз существовал не для таких, как я: у меня уже была большая зарплата и отличная возможность обеспечить себя. Однако другим игрокам, особенно в региональных командах, было тяжелее. Для них VVCS – это благословение, но не для меня. Поэтому я не стал членом организации и имел возможность вступаться, в зависимости от ситуации, за игрока или за клубное руководство, когда требовалось. Глупо смешивать в одну кучу тех, кто зарабатывает крупные суммы, и тех, у кого зарплаты скромней. Но пока есть только один профсоюз, и это не лучшая идея.
Нечто похожее я сделал и в «Аяксе». Клуб получил много денег за участие в Кубке чемпионов, однако с игроками не делились, так как раньше мы всегда вылетали на ранних стадиях. Я предложил, чтобы футболистам отдавали 70%. Клубу это никак не вредило, призовые УЕФА не включались в ежегодный бюджет. Руководство отказалось, хотя моё предложение было справедливым, а вознаграждение игроков было напрямую связано с успешностью их выступления. На мой взгляд, нет ничего плохого в том, чтобы получать бонус за хорошо выполненную работу. И в итоге было сделано по-моему: клуб начал делиться с футболистам.
Зная всё это, вы, наверное, поймёте, почему лишение капитанской повязки так больно ударило по мне. Конечно, переход в «Барселону» положительно отразился на карьере, но он бы ни за что не случился, если бы не тот инцидент на тренировочных сборах.
Почему «Барселона»? Испания как раз открыла границы для легионеров, Ринус Михелс переехал туда двумя годами ранее, а я бывал в городе во время отпуска. Ещё я несколько раз виделся на Мальорке с Карлесом Решаком. Он играл за «Барселону», ему было что рассказать про команду и про город. Они с гордостью представляли свой регион, однако не выигрывали чемпионство более десятилетия на тот момент, когда сделали мне предложение.
Я ощущал себя в «Аяксе» нежелательной персоной, мне было неуютно, и, когда в таких обстоятельствах «Барселона» зовёт себя, вы не можете не рассмотреть такой вариант. Особенно если плата за трансфер грозит стать рекордной.
Приятная неожиданность: Вик Букингем, при котором я дебютировал за «Аякс», работал с «Барселоной» перед приходом Михелса. Арманд Карабен, замечательный человек, женатый на голландке, входил в состав руководства. Ещё несколько совпадений, которые я не считаю просто совпадениями. К тому же сумма, предложенная в контракте, была гигантской. В «Аяксе» я получал миллион гульденов и платил с них 72% налог. В «Барселоне» мне не просто обещали двукратное повышение – мне предстояло удерживать с зарплаты на налоги лишь 30-35%. Я бы не просто больше зарабатывал – ещё больше я бы смог оставлять себе.
Чем больше я об этом думал, тем активнее склонялся к этому варианту. Играть в южной стране, соперничать с «Реалом», за который играли великие вроде Ференца Пушкаша и моего идола Альфредо ди Стефано. В общем, решение далось мне легко. Страной всё ещё управлял генерал Франко, и меня критиковали за то, что поехал играть в страну с диктаторской формой правления. Когда о моём уходе стало известно, я наслушался о себе много грубой и противной чепухи. Но самое худшее сделал «Аякс»: они пересадили маму, человека, никогда не жалевшего сил ради клуба, на одно из худших мест на стадионе. Прямо за столбом. Это меня добило.
2 декабря 1968 года я и Денни поженились. Ещё недавно я думал только о себе и о футболе, а теперь предстояло делить всё с другими людьми и быть частью их жизни. В моём случае новая ответственность, возникшая у меня как у члена новой семьи, отразилась на моём поведении в футболе. Практически сразу я стал задумываться о правах других игроков не меньше, чем о своих. Я стал участвовать в распределении призовых денег в команде.
Резкие перемены нисколько не удивляли: я никогда не откладывал на будущее дела, которые можно было сделать сразу. Быстро адаптировался в меняющихся условиях и просчитывал новую ситуацию. Дома я получал от Денни колоссальную поддержку, что и помогало. И чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к мысли, что формирование собственной семьи способствовало формированию Тотального футбола. Это ведь такой стиль, придерживаться которого могут лишь футболисты, действующие не только ради себя, но и ради партнёров. Десять человек должны безустанно следить, что игрок с мячом делает сейчас, и предугадывать, как он поступит дальше.
То же самое происходит внутри семьи, особенно когда появляются дети. Всё, что делает один человек, отражается на всей семье, и опыт того, каково быть мужем и отцом, оказался бесценным, когда пришло время покидать «Аякс». Шанталь родилась в 1970-ом, через два года появилась Сусила, я начал привыкать к постоянной суете и был в состоянии справиться с напряжением и суматохой, которые окружали мой трансфер. Безумие началось с самого прилёта в барселонский аэропорт: огромное количество встречающих, всеобщий энтузиазм. С одной стороны, я был напуган, с другой, меня вдохновила такая встреча. После негативных эмоций в «Аяксе» я наконец-то заряжался новой энергией.
Ещё я получил небольшой подарочек от KNVB, голландской футбольной федерации. Трансферное окно в Нидерландах закрывалось в июле, а в Испании оставалось открытым до конца августа. KNVB отказалась выдать мне разрешение играть. Пришлось два месяца ждать, прежде чем впервые выйти за «Барселону» в официальном матче. Чтобы болельщики увидели меня в деле, провели несколько товарищеских встреч. Это был успех. На все три матча раскупили все билеты, а клуб отбил деньги за мой трансфер.
Естественно, в KNVB были недовольны, узнав об организации этих товарняков, но я в отместку пригрозил им уходом из сборной. Приближался чемпионат мира в Германии, в ноябре нам предстоял решающий квалификационный матч в Бельгии, а перед ним ожидалось несколько контрольных поединков. Я заявил, что мне нужна практика, иначе я буду не готов играть за «оранье». Как можно требовать от человека выступать на таком уровне, если вы собственноручно запрещаете ему играть в течение двух месяцев?
Это подействовало на них. 5 сентября 1973-го я дебютировал за «Барселону» в товарищеской игре против «Сёркль Брюгге». Счёт – 6:0. Я трижды отличился, и все вдруг резко пришли к мнению, что за меня не зря столько заплатили. Затем мы выиграли ещё три товарняка: против «Кикерс», «Арсенала» и «Оренсе». Это радовало само по себе, а вдобавок помогло команде воспрянуть после неудачного старта в чемпионате. Когда я впервые вышел на поле в рамках Ла Лиги в домашней игре с «Гранадой» 28 октября, у команды в активе была лишь одна победа, и мы находились внизу таблицы.
Матч против «Гранады» стал переломным. Он закончился со счётом 4:0 в нашу пользу, я отметился дублем, и с того момента мы не проиграли ни разу, став чемпионами с отрывом в 8 очков. Я в том сезоне буквально парил над землёй. Переполнявший весь клуб энтузиазм придавал сил, и в то же время я чувствовал, как с каждым годом планка поднимается всё выше.
Тем не менее, с самого начала жизни в Барселоне происходило и что-нибудь странное. Что-то обязательно шло не по плану. Возьмём даже рождение моего сына Йорди в 1974 году. Ровно в день, когда планировались роды, 17 февраля, по расписанию шёл выездной матч с «Реалом». А мы хотели, чтобы третий ребёнок тоже родился в Амстердаме, под присмотром того же самого врача и тоже с помощью кесарева. И я, разумеется, очень желал присутствовать, как и при рождении обеих дочек.
Мне такая просьба казалась нормальной, но остальные с чего-то запаниковали. Ринус Михелс в итоге спросил, нельзя ли сделать операцию неделей раньше. Уверен, что в тайне от меня он заранее успел обсудить это с доктором. Мы с Денни согласились, Йорди родился 9 февраля, а через неделю я смог сыграть в Мадриде. Но не всё было так просто: Денни после операции нужно было пробыть 10 дней в больнице, прежде чем возвращаться домой. Так что сразу после игры с «Реалом», в которой мы победили 5:0, пока все в Каталонии сходили от счастья с ума, я полетел за Денни в Нидерланды. Когда мы приземлились в Барселоне через несколько дней с новорождённым на руках, до сих пор не прекращавшие празднований фанаты устроили нам грандиозную встречу. Победа на «Бернабеу» впечатлила всех не только в клубе – она затронула всю Каталонию. Регион страдал от жёсткого режима диктатора Франко, и результат игры, помимо всего прочего, имел огромное политическое значение. Я убедился в этом лично, когда отправился регистрировать Йорди в Барселоне.
Пока Денни приходила в себя в больнице, я документально оформил рождение Йорди в Амстердаме (официально его полное имя Йохан Йорди, но все знают его просто как Йорди). Я привёз голландские бумаги с собой в Испанию, чтобы зарегистрировать его и там, как полагалось по закону. Однако чиновник в ЗАГСе сообщил, что имя Йорди является каталонским (Сан-Жорди, святой Георгий – покровитель Каталонии), и оно запрещено – вместо этого нужно регистрировать испанскую версию имени – Хорхе.
– Тогда у нас проблема, – говорю ему. – Его имя – Йорди, и оно не изменится. Если не запишите так, я пойду дальше, и тогда у вас возникнут проблемы.
Моя позиция не имела ничего общего с политикой – просто желание самостоятельно решать, как нам назвать своего ребёнка. Мы заранее не знали его пол, поэтому в декабре выбрали два имени: Нурия – для девочки и Йорди, если родится мальчик. В Нидерландах такие имена были редкие, нам с Денни казалось, что они будут звучать весьма необычно.
Роды приближались, мы поделились своим решением с некоторыми знакомыми в Испании, и они все как один сказали: про каталонское имя Йорди можете смело забыть. Я резко отвечал, что мы с Денни сами решим, как назвать ребёнка, и никого больше это не касается. Мы выбрали эти имена, потому что они нам понравились, а не потому, что их носил кто-то из родственников. Первую дочь мы назвали французским именем – Шанталь. Сусила – индийское. Здесь было кое-что общее с привычками, свойственными всему нашему поколению: люди стремились делать всё по-другому в сравнении с предыдущими генерациями.
Я рассказал об этом барселонскому чиновнику. Поначалу он твёрдо стоял на своём: нельзя. Я саркастически отвечал: «Какое несчастье!» Но всё же националистические настроения, приправленные крупной победой в Мадриде, наверняка витали и в его голове, а в придачу я сам дал ему повод обойти официальные предписания. Я ведь сперва зарегистрировал сына в Амстердаме под именем Йорди. Я показал ему свидетельство о рождении из Голландии и заявил, что он не может просто взять и аннулировать официальный документ. Что бы он ни написал, свидетельство о рождении всё равно будет иметь силу в любой стране мира. Это его успокоило, и без дальнейших расспросов он зарегистрировал Йорди. Таким образом, разгром «Реала» не просто имел особую эмоциональную важность для всей Каталонии; мой сын тоже извлёк из него пользу в кабинете ЗАГСа. Не думаю, что чиновник так легко изменил бы своё мнение, проиграй мы Мадриду или находись команда в нижней части таблицы.
Ринус Михелс под матч с «Реалом» разработал новую систему, и в тот вечер на «Сантьяго Бернабеу» всё сложилось строго в соответствии с намеченным планом. Тактика Михелса сработала идеально. Я в той игре действовал не как выдвинутый нападающий, а опускался глубже, освобождая пространство для других игроков, дабы они вырывались на острие. Такой тактический трюк застал соперников врасплох, потому что ранее к нему никто не прибегал, и только спустя несколько лет я выяснил, как эта идея пришла в голову Михелса.
Его друг Тео де Грот, с которым они вместе играли за «Аякс», жил в Мадриде. Соседом Тео, отца будущего спортивного журналиста Япа де Грота, был центральный защитник «Реала» Грегорио Бенито, который частенько наведывался в гости к голландцу. Он явно не догадывался о его отношениях с Михелсом, потому что перед матчем с «Барселоной» раскрыл Тео весь план команды на игру. Ключевой элемент стратегии заключался в том, чтобы не опекать меня персонально, а играть зонально.
Когда Михелс узнал об этом, он попросил меня действовать глубже. Четвёрка защитников, которой попросту будет некого крыть, придёт в замешательство, и наши атакующие полузащитники воспользуются этим. План сработал, подключения хавбеков изрядно удивили мадридцев. Занятно, как случайные события приводят к большим последствиям.
Через три месяца «Барселона» стала чемпионом страны впервые за 14 лет. Незабываемые впечатления, о которых я до сих пор вспоминаю с трепетом. В отличие от «Аякса», здесь меня охотно приняли как капитана команды. И как лидер ты должен брать на себя ответственность. Этому, как я уже говорил, меня научила собственная семья. Я стал чаще прислушиваться к другим людям. Без такого отношения к окружающим невозможен никакой Тотальный футбол.
Во время этого лихорадочного сезона в «Барселоне» я учился всё лучше и лучше справляться с давлением как на поле, так и в повседневной жизни. Это важная часть обязанностей капитана. Михелс сильно помог мне с этим. Позднее говорили, что он стал великим благодаря мне, однако он сыграл определяющую роль в моём футбольном развитии, всегда в нужное время снабжая меня грамотным советом. С того момента, как он взял одного меня, 18-летнего паренька из «Аякса», и начал разговаривать со мной о тактике, Михелс всегда служил мне примером профессионального отношения к любому делу. Он уделял внимание всем областям нашего развития, никогда не позволял останавливаться.
В будущем, став тренером, я узнал, как вам непросто, если игроки не чувствуют вдохновения, не мотивированы показывать свой максимум. Когда такое происходит, чего бы вы ни хотели и как бы вы ни старались, успеха не достичь. Михелс создал ту обстановку, в которой я как игрок нуждался. Он сделал это в «Аяксе», в «Барселоне» и в сборной Голландии. Я не пытаюсь сказать, что мой вклад не имел никакого значения, но всё же для того, чтобы выйти на новый уровень, обязательно нужны и другие люди, поскольку в одиночку сделать это не удастся.
