«Меня пытали, но Москва всегда была в моем сердце». Баск, ставший капитаном «Торпедо» и агентом КГБ
Иван Тянтов – об удивительном Агустине Гомесе.
27 июня 1937 года на стадионе «Динамо» при 90 тысячах зрителей московское «Динамо» играло со сборной Басконии, устроившей европейское турне. Страна Басков тогда оказывала ожесточенное сопротивление войскам генерала Франко, и турне, организованное по инициативе корреспондента испанской газеты «Вечер» и поддержанное главой баскского правительства Хосе Антонио Агирре, в прошлом игрока «Атлетика» из Бильбао, должно было стать призывом басков к европейским державам. Организаторы рассматривали турне больше как политическую акцию. Деньги, заработанные в играх за сборную, футболисты отдавали семьям ополченцев, погибших в гражданской войне.
Игра с «Динамо» стала для басков второй в турне по СССР, до этого со счетом 5:1 был обыгран «Локомотив». Для усиления в московское «Динамо» из ростовского был вызван Николай Боженко, заменивший в воротах больного Евгения Фокина. На тот момент «Динамо» считалось сильнейшей советской командой, и матч с басками, по признанию болельщиков, проходил при большом преимуществе динамовцев. Но этого не хватило, чтобы изменить счет, установившийся еще в первом тайме – 1:2 . Никто из зрителей еще не знал, что перед матчем Бласко сообщили о том, что в предместье Бильбао франкисты убили отца, мать и двоих его детей.
30 июня сборной Басконии предстояло сыграть со сборной Ленинграда. После двух поражений московских клубов ведомственное начальство города находилось в растерянности относительно того, кому предстояло выйти на матч с басками. В итоге сформировали сборную Ленинграда – для этого даже провели контрольные игры между ленинградскими командами. Костяк сборной составили игроки «Динамо», еще трех человек призвали из «Сталинца».
Турне сборной Басконии вызвало живой интерес по всей стране. Только от жителей Ленинграда поступило более 213 тысяч заявок на билеты, при этом стадион им. В.И.Ленина вмещал 27 тысяч зрителей. Матч оправдал все ожидания – 2:2.
Несколькими месяцами ранее в Ленинград из Валенсии прибыли два корабля с испанскими детьми на борту. Более полутора тысяч беженцев (в возрасте от 3 до 15 лет) были отправлены родителями-республиканцами в СССР: жизнь здесь казалась им намного безопаснее. Советской стороной была создана система домов-интернатов, где дети жили и учились с приставленными к ним испанскими и советскими воспитателями и преподавателями.
11 сентября на стадионе «Динамо» в Москве вновь состоялся матч советской и испанской команд, но теперь соперниками были команда стадиона Юных пионеров и сборная Басконии с испанскими сверстниками в составе. Несмотря на возраст вышедших на поле, антураж был словно вырван из матча двухмесячной давности: все те же переполненные трибуны, транспаранты на русском и испанском языках, флаги обеих стран и обмен капитанов цветами и пламенными речами.
Первым к микрофону подошел Коля Кустов:
– Наши отцы завоевали для нас радостное детство. Мы надеемся, что вы вернетесь в свободную Испанию. Да здравствует наш великий друг и учитель товарищ Сталин!
Затем речь произнес 14-летний Августин Гомес:
– Советским пионерам наш пламенный пионерский привет! Мы счастливы, что находимся в советской стране. Вива Сталин!
Впоследствии Гомес еще не раз вышел на поле стадиона «Динамо», но уже как двукратный обладатель Кубка СССР и обладатель бронзовых медалей чемпионата СССР в составе «Торпедо».
Агустин Пагола Гомес родился в 18 ноября 1922 года в Рентерии, сейчас входящей в состав автономного сообщества Страны Басков. Еще до эвакуации в СССР Агустин проявил свой талант, дебютировав за юношескую команду провинции уже в тринадцать лет; позже он стал ее капитаном. Но и после эмиграции Гомес продолжал играть в футбол, уже за команду «Дома испанской молодежи». Сразу после встречи с командой стадиона Юных пионеров в Москве (2:1) состоялся матч в Обнинске с командой таких же испанских беженцев, прибывших с кораблями в порт Одессы.
Руперто Сагасти, выступавший на позиции форварда за московские «Крылья Советов» и «Спартак», в том матче играл против «Дома испанской молодежи» – его персональным оппонентом был Гомес. «Мы, детдомовцы, приехали в столицу на экскурсию. Нам предстояло сыграть футбольный матч в Обнинске с соотечественниками-басконцами. Соперников вывел на поле не по годам серьезный 15-летний юноша. Это и был Агустин. Мы оба были басконцами, но жили в разных провинциях. Он — недалеко от Сан-Себастьяна, я — в Бильбао. И здесь, в Обнинске, на футбольном поле мы отчаянно сражались за престиж своей провинции. Мы тогда победили 1:0. Несмотря на принципиальный характер матча и присущую испанцам экспрессивность, Агустин уже тогда выделялся среди всех хладнокровием, спокойствием и, я бы даже сказал, степенностью», – вспоминал о том матче Сагасти спустя годы.
В следующий раз они встретились уже после войны, которую многие эмигрировавшие испанцы прошли в составе интернациональных отрядов. После войны правительство объединило разбросанных по всей стране испанцев на промышленных предприятиях Москвы. Гомеса с Сагасти прикрепили к московскому авиационному заводу № 30, и уже здесь, в команде коллектива физкультуры, они продолжили играть в футбол.
Сагасти позже делился воспоминаниями о Гомесе: «Люди верили ему и шли за ним. Гомес учился в энергетическом институте и вел большую общественно-политическую работу. Особенно мне импонировало в Агустине его умение общаться с людьми. Он обычно был в центре внимания, хотя отличался удивительной скромностью. Как футболист, он имел некоторые привилегии и, получая свой продуктовый паек, всегда клал его на стол в студенческом общежитии, делился последним со своими друзьями».
Вскоре после дебюта басков за команду авиационного завода Абрам Дангулов, тренировавший тогда московские «Крылья Советов», пригласил Гомеса с Сагасти к себе. Агустин достаточно быстро сошелся со многими партнерами, но лучшим другом для него стал Никита Симонян.
Симонян так вспоминал о знакомстве с Агустином: «В 1946 году, будучи очень молодым человеком, я приехал в Москву из Сухуми играть в «Крылья Советов». И сразу шефство надо мной взял Агустин Гомес: в столице он жил уже около десяти лет и прекрасно здесь ориентировался. Он любил Москву, и мы часто с ним бродили по вечерней столице. Но главным, конечно, был футбол. Свою натуру джентльмена с тонким интеллектом Агустин четко проецировал на свое понимание футбола и свои действия во время матча. Это нынче редко звучат аплодисменты во время игры. Тогда они были громоподобны и очень часто предназначались Гомесу. До отказа забитые трибуны приветствовали каждый умный, «зоркий» ход Агустина. Четкий выбор позиции, прекрасная страховка партнера, безукоризненная игра в воздухе, точнейший и своевременнейший первый пас — все это было в арсенале игры Агустина Гомеса».
После двух отличных сезонов в «Крыльях» самоотверженную игру Гомеса оценили руководители ведущих команд – уже в 1947 году Агустин перешел в московское «Торпедо». Гомес сразу завоевал уважение партнеров, это подтверждают слова Юрия Золотова: «Я пришел в команду, одним из лидеров которой был Агустин Гомес. Нас поражала его эрудиция во многих областях, особенно в спорте: он был в курсе практически всех событий, происходивших в мире, и это не могло не вызывать восхищения».
Вскоре Гомеса признали одним из лучших отечественных защитников. В «Торпедо» Агустин считался чуть ли не вторым вратарем: часто он оказывался на последнем рубеже перед воротами. Тогдашний вратарь «автозаводцев» так охарактеризовал свое взаимодействие с испанцем: «Уже на первом сборе мы быстро нашли с ним общий язык. Например, когда я покидал ворота для перехвата мяча, посланного с фланга, я был спокоен: в опасных случаях Гомес всегда выбивал мяч из ворот». Сейчас многие защитники подстраховывают вратарей, но в то время так не играл никто, а потому Агустина можно считать в определенной степени новатором.
Начало пятидесятых было для «Торпедо» непростым временем. В команде шла смена поколений, и от триумфального состава, взявшего Кубок СССР в 1949 году, спустя три года осталось только четыре игрока. В том чемпионате «торпедовцы» стали десятыми, однако пробились в финал Кубка, где им предстояло встретиться с чемпионом страны. «Спартак» в последнем матче чемпионата обыграл «Торпедо» в четыре мяча, а потому финал Кубка представлялся всем формальностью.
«После того финала за торпедовцами закрепилась репутация кубковой, волевой команды. У нас половина команды — лазарет, – вспоминал Юрий Золотов о том финале. – Агустин много не говорил, лишь что-то сказал и улыбнулся. Выходим на поле — полные трибуны, рабочий класс, конечно, болеет за «Торпедо». Своему другу Симоняну и его партнерам Гомес, да и все мы, автозаводцы, так и не позволили тогда проявить себя. Агустин буквально ложился под каждый удар, дважды выбив мяч почти с линии ворот, вдохновляя тем самым всех нас своей игрой. Он был просто неподражаем. В том матче мы победили 1:0».
Триумф «Торпедо» и игра Гомеса впечатлили спортивных чиновников. В том же году 30-летнему испанцу, уже имевшему советское гражданство, присвоили звание «Заслуженного мастера спорта». На Олимпийские игры 1952 года в Хельсинки сборная СССР отправилась с единственным «торпедовцем» в составе, но Гомес так и не сыграл. Сборную возглавлял тренер ЦДСА Борис Аркадьев, и вытеснить кого-то из оборонительной тройки армейцев Нырков — Башашкин — Крижевский было невозможно. Невероятным казалось и то, что сборная провалит турнир - чудом отыграв четыре мяча с 1:5 с югославами и проиграв 1:3 в ответной встрече. С Аркадьева и его игроков тогда не только сняли все звания, но и ликвидировали их клубную команду. ЦДСА вернулся лишь спустя два года. Ну а Агустин Гомес, за отсутствием более достойных кандидатов, был признан сильнейшим центральным защитником сезона.
После победы в Кубке «Торпедо» вновь залихорадило, но уже к концу чемпионата оно претендовало на медали. Все определял предпоследний матч сезона между «Торпедо» и тбилисским «Динамо». Если «торпедовцы» побеждали или сводили матч вничью, то становилась возможной борьба за бронзу. Если выигрывало «Динамо», то в год смерти Сталина оно становилось чемпионом. «Торпедо» уступило 1:2, но в поражении болельщики обвинили «Динамо» и непосредственно судью Белова.
Еще до финального свистка с трибун раздавались даже не отдельные антигрузинские выкрики, а дружное скандирование. В судей полетели камни и бутылки. После финального свистка несколько сот человек выбежали на поле, из-за чего игрокам и судьям пришлось спасаться бегством. Гомес мгновенно сориентировался и сделал так, чтобы все «торпедовцы» окружили судей и проводили их в раздевалку. Когда группа разгневанных болельщиков прорвалась в подтрибунные помещения, требуя выдать им арбитра, судейская комната уже опустела.
После недолгого разбирательства была назначена переигровка. «Торпедо» выиграло 4:1, «Спартак» стал чемпионом, а «Торпедо» взяло бронзу чемпионата СССР.
В те же годы в СССР активизировалась политика репатриации. В странах эмиграции представители компартий развернули активную агитацию за возвращение испанцев на родину. Многие возвращались, но некоторые все же отказывались, так как обрели в СССР свой дом. Были и те, кто по возвращении рассчитывал многое изменить в стране режима Франко. Это убеждение разделял и Агустин. Об этом Юрий Золотов вспоминал следующее: «Мы жили в одном доме и были соседями. У него часто собирались испанцы — на партию в преферанс, отведать национальные блюда. И вот он как-то пришел ко мне домой: «Поехали». Я в недоумении. «Куда?» — «Увидишь». Приехали к зданию ОСОАВИАХИМа. Здесь, во дворце «Крыльев Советов», как оказалось, был испанский клуб, а Агустин в нем пользовался большим авторитетом. Здесь же Гомес познакомил меня и с одним из лидеров коммунистического движения Испании Долорес Ибаррури. Уже в то время, блистая на футбольном поле, Агустин не оставался в стороне от общественно-политической жизни».
В 1954 году Гомес не провел ни одного матча в чемпионате СССР. Причина – вовсе не травмы, а его нелегальные командировки в Испанию в качестве активиста компартии. Имея два высших образования, Гомес стал правой рукой Долорес Ибаррури: именно его она посылала руководить антифранкистским движением на родине.
И только позже стало известно, что незадолго до окончания Великой Отечественной войны Агустин был завербован НКВД. С этого момента испанец совмещал игры за «Торпедо» с разведывательной деятельностью в качестве агента МГБ-КГБ.
Подпольная работа становилась для Гомеса все важнее и важнее. В 1956 году он вместе с семьей вернулся в Испанию последним эшелоном репатриантов. Прощальный ужин для одноклубников Августин организовал у партнера и соседа по подъезду Альберта Денисенко — свою квартиру он к тому времени уже сдал. Говорил, что, может быть, еще год-другой поиграет.
И действительно, вернувшись в Испанию, Гомес подписал контракт с «Атлетико». Для болельщиков он так и не стал своим: сразу после дебюта его забросали апельсинами. При режиме Франко коммунист не мог стать кумиром. Но с футболом Гомес не расстался даже после этого. По окончании карьеры он тренировал «Толосу», «Реал» из Ируна и юношескую сборную провинции Гипускоа.
Как нетрудно догадаться, на самом деле Агустин вернулся в Испанию совсем с другими целями. Он быстро завоевал авторитет и любовь в родной Басконии. Несмотря на усиленный полицейский надзор, Гомес стал руководителем коммунистов провинции Гипускоа, а затем и страны Басков.
Агустина арестовали в феврале 1960 года в Сан-Себастьяне. В полицейском участке его подвергли невыносимым пыткам.
Несколько недель пыток и допросов ничего не дали. Гомес молчал. Его заключили в тюрьму Сан-Себастьяна, а затем перевели в центральную мадридскую тюрьму «Карабанчел». Так Агустин Гомес превратился в национального героя Басконии. Во многих странах, в первую очередь в Советском Союзе, люди выступали в защиту Агустина. В цехах завода имени Лихачева проходили митинги под лозунгом «Свободу Агустину Гомесу!» И Гомеса освободили!
Сразу после этого он перешел на нелегальную работу. Он избрался членом ЦК КПИ, а затем и членом его исполнительного комитета. Потом штатного разведчика снова вызвали в Москву, и, получив ряд указаний и поддельные документы, он на долгие годы отправился в Латинскую Америку.
В конце ноября 1959 года спартаковцы отправились в турне по Южной Америке, где им противостояли клубы Бразилии, Уругвая, Колумбии, Венесуэлы. После одного из матчей к Никите Симоняну подошел неизвестный человек и представился: «Я Хосе, двоюродный брат Гомеса. Вам от него письмо».
«С волнением я читал послание моего друга. В нем преобладали ностальгические нотки — о Советском Союзе, Москве, о его друзьях и знакомых. В этих строках было очень много теплоты и любви: Агустин не мог высказать свои чувства иначе», — рассказывал позже об этом Никита Павлович. Спустя год Гомес послал и поздравительное письмо в адрес любимого «Торпедо», оформившего в том году «золотой дубль».
В ноябре 1975 года, находясь с олимпийской сборной в Австралии, Никита Симонян узнал о том, что Агустин Гомес умер в Москве. Сказались последствия тяжелых травм головы, полученных во время допросов и пыток. Проститься с ним пришли сотни автозаводцев, друзей и знакомых.
В 1977 году состоялся матч, посвященный 40-летию приезда басков в СССР. Один из испанцев рассказал Симоняну, как однажды Агустину Гомесу из Москвы привезли огромную фотографию Красной площади. «Агустин, обычно хладнокровный и сдержанный, прижав ее к груди, словно изменил себе: поднес фото к губам, поцеловал его и срывающимся голосом воскликнул: «Да, меня пытали, били, надо мной издевались, но ты всегда была в моем сердце, моя столица. Золотая моя Москва».
В народе доводится слышать нередко
О тех, в ком надежности прочный запас:
«С таким я уж точно пошел бы в разведку», -
А сказано это о каждом из нас.
Вдали от России, любимых и близких,
Стоим мы на страже покоя страны.
Пришлось пережить нам за гранями риска
Не раз по семнадцать мгновений весны.
Мы пишем незримо той повести главы,
Где каждая строчка дороже, чем жизнь.
«Без права на славу, во славу державы» -
Такой у разведчиков главный девиз.
Один в поле воин – доказано нами,
Мы сами солдаты на поле таком.
Нас часто чужими зовут именами,
И мы отвечаем чужим языком.
Характеры наши из твердого сплава.
Отчизне мы свято служить поклялись.
«Без права на славу, во славу державы» -
Такой у разведчиков главный девиз.
Мы в праздничный вечер поднимем бокалы
За нас и за смену, что следом придет
Помянем собратьев, которых не стало
О ком никогда не узнает народ.
Торпедовские болельщики ещё 60 лет назад ставили всех на уши))