Бруно Массо: «У меня никогда бы не было этого во Франции»
Родившийся в Кане двадцать девять лет назад, Бруно Массо в прошлом месяце представлял Германию на Играх в Пхенчхане, где выиграл олимпийский титул в категории спортивных пар вместе с партнершей украинского происхождения Aлёной Савченко. После этого они принимали участие в шоу в Швейцарии, прежде чем вернулись на свою немецкую базу в Оберстдорфе, чтобы подготовиться к чемпионату мира, который в среду начинается в Милане. «Мы не будем очень готовы, мы будем очень усталыми, - объясняет он, - для нас это немного бонусный конкурс...» Между тем, в этом большом отеле в Цюрихе он с удивлением обнаружил, что по-прежнему интересует французскую прессу.
Когда вы находились на подиуме в Пхенчхане и звучал немецкий гимн...
(Он перебивает с улыбкой.) Несомненно, следовало ожидать этот вопрос!
... о чем вы думали?
Честно говоря, у меня были те же чувства, те же эмоции, если бы это был французский гимн. Но в любом случае французский или немецкий, я бы не смог петь, потому что эмоций было слишком много. Я очень хорошо чувствую себя в Германии, я там счастлив и горжусь тем, что принёс им эту медаль, потому что они дали мне шанс. И они сопровождали меня, когда мы не могли кататься на коньках (в соревнованиях и гала) в течение полутора лет (в ожидании документа о выпуске, выданного французской федерацией).
О чём вы думали, стоя на подиуме?
Я не могу сказать, о чём думал в тот момент. Было так много эмоций. Должно быть, миллион вещей промелькнуло в моей голове. Я видел флаг Германии и был действительно счастлив. Но, думаю, у меня были бы такие же эмоции, если бы это была Франция. Во Франции много людей, которые следят за мной, особенно в Нормандии, в моем городе Кане. Я был счастлив за всех этих людей и, конечно, за своих близких.
Были ли у вас негативные отзывы от людей, которые не поняли смены вами гражданства?
Некоторые люди говорят мне, что я отказываюсь от своей страны, что покинул свою родину. На мой взгляд, люди так реагируют, потому что это Германия, это отношение к прошлому... Но надо взрослеть, война окончена, мы в 2018 году и должны остановить этот психоз!
Но вы из поколения, не знавшего войны...
(Он прерывает.) Нет, но моя семья пострадала. У моей бабушки было восемь сестер, две из них погибли во время «дня Д» (вторжение союзников в оккупированную фашистами Францию в 1944 году). Следовательно я родом из семьи, которая говорила об этом. И для моего отца эта медаль для Германии очень важна. Это показывает, что, несмотря на все произошедшее, сейчас мы формируем континент. Границ больше нет. Я знаю, что это важно для моей семьи, и, думаю, это здорово. Но всегда найдутся люди, недовольные тем, что я покинул свою страну.
Что вы им отвечаете?
Я пытаюсь объяснить, что спортивная жизнь не так проста, что вокруг нас много политики и что она убивает нас. Я пытаюсь рассказать им свою историю, чтобы они поняли, почему я покинул Францию. Даже если мне не нравится это говорить. Я не покидал Францию... Есть так много вещей, о которых я хотел бы сказать, но, эй, я не хочу, чтобы на меня набрасывались после этого. Я просто скажу, что когда мне пришлось выбирать между Францией и Германией, я выслушал предложения французской федерации и немецкой и отправился в страну, которая предложила мне лучшие условия для жизни, прежде всего, и лучшие условия обучения. Говоря об условиях жизни, я также говорю о финансах, потому что я жил ни с чем. Я жил на двести евро в месяц в течение восемнадцати месяцев, когда был заблокирован. Но (немецкая) федерация оплачивала мне квартиру и давала деньги на еду, потому что с двумястами евро я не мог многое сделать. Они оплатили мою подготовку и мои ледовые часы. Я бы никогда не получил этого во Франции. Никогда.
Что вы ели, имея 200 евро в месяц?
Преимущество в том, что в Германии это стоит немного дешевле, что уже большой плюс. Я ел много макарон и риса, но должен был быть осторожен, потому что, будучи фигуристом, нельзя питаться подобным образом. Мы должны следить за своим весом. У моей невесты также были сбережения, и родители мне помогали. Я все еще слышу, как моя мать плачет по телефону, когда я просил у нее денег. Потому что в двадцать шесть я не мог жить самостоятельно. Ей было грустно сознавать, что я живу в таких условиях. Я жил в крошечной студии. Президент катка Оберстдорфа предоставил мне всю мебель, потому что я приехал в Германию ни с чем. Просто на машине. В какой-то момент я даже думал, что буду спать в ней...
В этот момент вы сказали себе: «Нормально ли это, иметь так мало»?
У меня не было многого, но я не был недоволен. Потому что федерация была здесь, и я обнаружил, что она существует для спортсменов. Я этого никогда не знал. Во Франции – да, я скажу, – чтобы что-то получить, сначала нужно что-то дать. В Германии помогают достичь результата, а во Франции делают обратное: помогают людям, у которых уже есть результаты, что нелогично.
Когда, месяц за месяцем, ваше разрешениео выходе не приходило, вы были обескуражены?
Сильно. В общей сложности кажется, что восемнадцать месяцев – это не так долго, но когда тренируешься каждый день, не понимая ради чего, это очень долго... Я катался как сумасшедший, я работал как сумасшедший, чтобы достичь уровня, который у меня есть сейчас, но я все время спрашивал себя, зачем я это делаю? Не исключено, что я никогда не буду свободен... Не исключено, что никогда не смогу участвовать в Олимпиаде... И никогда не смогу показать всем, на что способен... Какой интерес? И поэтому в те дни, когда тренировки шли немного хуже, неизбежно обсуждали это с Алёной, спрашивая себя: для чего? Стать настолько профессионалом, чтобы участвовать в шоу и зарабатывать на жизнь.
Вы хотите сказать, что чуть не отказались от Олимпиады?
О да, мы почти остановились. Полностью. Когда препятствуют спортсмену, в его голове происходит много всего. Чрезвычайно.
Президент французской федерации Дидье Гайаге поздравил вас с олимпийским титулом?
Да. Дважды. За медаль, конечно, а также за то, что я говорил в СМИ. Вот почему я не уверен, что он приедет, чтобы поздравить меня после этого интервью... Но в данный момент я собираюсь перестать лгать. Надо говорить об этих вещах. Нужно открыть людям глаза. Вот чего я не понимаю: все знают Гайаге, все знают, какой он, но почему он все еще здесь? Теперь я с Германией, поэтому больше ничего не боюсь.
Он попросил у немецкой федерации деньги за ваше освобождение…
Сначала это было 100 000 евро, из того, что я знаю, потом 70 000, 50 000 и, наконец, 30 000. Но дело в том, что когда 26 октября 2015 года я поехал туда, и он дал мне разрешение на переход, я не знал, что это было в обмен на деньги. Я думал, что он дал мне релиз и я стал свободен. Но нет, это было при условии оплаты, а я был не в курсе.
Представляли ли вы, что ваша партнерша, Алёна Савченко, выступает за Францию?
Это была не только проблема с паспортом. Также необходимо было знать, можно ли ей участвовать в Играх для третьей страны (после Украины и Германии). У нас не было никакого ответа, поэтому мы выбрали Германию: мы не хотели рисковать кататься за Францию и за две недели до Игр узнать, что это невозможно. Не будь этого, не было бы проблемой кататься для Франции, если бы у нас были условия. Нам нужно было только это. В основе Aлёнa была готова кататься на коньках за Францию. Но поскольку у нас не было ответа на наши вопросы, мы выбрали страну, которая дала нам эти ответы...
Это первый олимпийский титул для Германии в фигурном катании после Катарины Витт в 1988 году (за ГДР) и первый титул в парах за шестьдесят шесть лет. Вы попали в газетные заголовки?
Было много журналистов в Пхенчхане и, по-видимому, это имело эффект разорвавшейся бомбы в Германии. Мы попали на первые страницы всех газет! Возвращение во Франкфурт было волшебным. У нас был самолет с логотипом Team D на кабине, мы познакомились с пилотами, сфотографировались с ними, это было здорово! Я знаю, что это редкость в наши дни, но именно они хотели встретиться с нами. И после приземления снаружи стояла сумасшедшая толпа.
Вас, француза и украинку, легко приняли...
Прежде всего, они смотрят на потенциал. Чего они хотят? Результатов и медалей! Ну вот, они делают все необходимое, чтобы получить их. И они делают то, что нужно, в правильном направлении, всё довольно просто. Во Франции тоже принимают иностранцев, но не отпускают французов... Для них, в некотором смысле, это нормально, а для других – нет.
Когда Алёна, пятикратная чемпионка мира, выбрала вас, вы не думали, что все решат, будто ваши результаты достигнуты благодаря ей?
Многие говорят об этом. Поздравляют Алёну и притворяются, что меня там не было. Но я знаю, что я делал и как работал, чтобы добраться туда. И я главным образом прислушиваюсь к другим людям, которые говорят мне: «Ты сделал именно то, что необходимо, ты сравнялся с ней и стал сильнее, чем её бывший партнер».
Алёне тридцать четыре года. Априори это её последний сезон...
В данный момент мы ничего не можем сказать по этому поводу. Мы пока не знаем, что будем делать. Планируем обсудить это сразу после чемпионата мира. Потому что мы должны думать о нашем здоровье. У меня проблемы со спиной, у нее проблемы с коленом и лодыжкой. Поэтому мы подумаем и посмотрим, что лучше для нас. Но, честно говоря, если Алёна решит остановиться, я тоже остановлюсь. Я не думаю, что смогу найти кого-то лучше. И потом, олимпийский чемпион, какой лучший результат можно получить? У меня была долгая, трудная карьера, я устал физически и морально.
Один из самых трогательных моментов прошедших ОИ...их золото. Это было незабываемо!
Прекрасное интервью. Darling, спасибо за перевод.
До сих пор помню его лицо в "кике" после КП (когда была допущена ошибка с его стороны). И победную его с Алёной ПП!
"В Германии помогают достичь результата, а во Франции делают обратное: помогают людям, у которых уже есть результаты, что нелогично." Вторая часть прямпро Россию) У нас носятся либо с теми, кто феерет на мировой арене, либо с протеже федераций.