25 июля 2013, 12:00 25 мин.

Давным-давно. Как проходили выездные турне в НБА

Автор

1 k

Автор: Джонатан Абрамс

Самолетом, поездом и на машине. Автостопом, на автобусах и – зависит от того, у кого вы спрашиваете – даже на маршрутках. Именно так путешествовали игроки НБА, когда чартерные рейсы еще были роскошью, которую могли себе позволить лишь команды с больших рынков. В те времена приходилось добираться в такие малюсенькие точки на карте, как Форт Уэйн и Рочестер. Прыгая на последнее свободное место уходящего поезда во время снежной бури, Ред Ауэрбах говорил своим легендарным «Селтикс»: «Каждый сам за себя!». «Гораздо проще было играть, чем собственно добираться на матчи, – рассказывает звезда «Селтикс» Боб Кузи. – Всегда возникали какие-нибудь проблемы». Сам поездка до места назначения была сражением. И иногда в этом сражении приходилось уступать.

«Когда тебе 25, ты как бы воспринимаешь это все как данность, – объясняет член Зала славы Дольф Шэйес, выступавший за «Сиракьюз» и «Филадельфию». – Но так все было устроено. По сегодняшним стандартам это просто каменный век».

Самолетом

Гэйл Гудрич («Лейкерс», 1956-68, 1970-76, «Санс», 1968-70, «Новый Орлеан», 1976-79): «Мы летали обычными рейсами. Едешь в аэропорт, встречаешься, получаешь билеты, садишься на самолет, ждешь. Всегда были задержки. Когда ты летишь на восток из Лос-Анджелеса, всегда столкнешься со снежными бурями. Самое сложное испытание – это три игры подряд. Мы играли в пятницу в Лос-Анджелесе, затем вставали в субботу утром и летели в Финикс, Портленд или Сиэтл, где играли в субботу вечером. Ночевали там, утром в воскресенье поднимались, возвращались обратно в Лос-Анджелес и выходили на паркет вечером. Это было турне по Западному побережью, три игры подряд. Когда же мы летели на восток, то часто играли и по четыре матча за пять дней.

Хорошо помню одну поездку в самом начале карьеры: мы летели из Лос-Анджелеса, а в Нью-Йорке была снежная буря. Нам пришлось сесть в Толедо, переночевать там, встать рано утром и поехать в Нью-Йорк на поезде. Мы добрались туда за час до игры.

Сейчас команды летают на частных самолетах, они, наверное, даже не притрагиваются к своим сумкам. Мы же таскали свой багаж сами – и не только, ведь, если вы были новичком, вам еще приходилось тащить баул с мячами. В те времена на тренировки и предматчевые разминки нужно было привозить шесть мячей. И тогда еще Элджин Бэйлор возил с собой гидроколлатор для своих коленей. Новичкам приходилось и его таскать. У нас было два новичка в команде – один нес гидроколлатор, другой мячи для тренировок. Мы их контролировали. Получаешь багаж – несешь за него ответственность: тащи его в гостиницу, тащи его на игру.

Дольф Шэйес («Сиракьюз Нэшнлз»/«Филадельфия», 1949-64): «Особенно помню один момент – мы летели обратно в снегопад. Дело было в конце 50-х. По большей части мы играли по субботним вечерам, а затем приходилось возвращаться обратно и дома выходить на паркет в час дня или около того. В общем, нам нужно было срочно попасть в Сиракьюз, а тут снегопад. У нас в команде было несколько парней, которые ненавидели летать. Один из них – Конни Диркинг, игравший за университет Цинциннати. Он просто ненавидел летать. Жутко ненавидел. Пилот сказал: «Ну что ж, сейчас мы взлетим, но мы направляемся прямо в эпицентр бури, так что, чтобы не потерять направление, мы будем лететь невысоко и держать курс по шоссе Массачусетс Тернпайк». Слышу вздох Конни: «Господи ты Боже мой». Атмосфера была напряженная, и тут Джонни Керр, который любил пошутить, говорит ему: «Конни, а че ты волнуешься-то? Гораздо больше людей погибают в автомобильных катастрофах или при переходе улиц. Самолеты это очень, очень безопасный, самый безопасный вид транспорта. На самом деле, на днях вот было крушение поезда во Франции, погибло 90 людей». Конни спрашивает: «Правда? А что случилось?». «Да просто самолет упал на поезд». Тогда мне это показалось очень смешным. В общем, добрались мы до Сиракьюз в итоге».

Боб Кузи («Бостон», 1950-63, 1969-70): «Таких моментов, где бы мы висели на волоске от смерти, у нас не было. Douglas DC-3, на которых тогда летали – самые безопасные самолеты того времени. Но наш врач, у которого были проблемы с желудком, стоило ему зайти в самолет, начинал заполнять мешки для блевания. Турбулентность сопутствовала любому взлету, а уж если лететь зимой, то условия были хуже некуда. Обычно мы пристегивали его и играли в кункен. Пока он блевал, мы обыгрывали его в карты.

Элджин Бйэлор («Миннеаполис/Лос-Анджелес Лейкерс», 1958-72): «Как-то раз мы уезжали из Миннеаполиса днем. Это было в 60-м. Перед взлетом пилот предупредил, что есть какие-то проблемы. И во время полета отказали два двигателя. Просто отказали. Думаю, он решил, что закончилось топливо, так что он сказал, что нам нужно сесть. И вот мы долго кружили, пытались найти аэропорт или подходящее место для посадки. Наконец, пошли на снижение, и он сказал всем приготовиться».

Рон Хандли («Миннеаполис/Лос-Анджелес Лейкерс», 1957-63): «Никто тогда не пострадал. Просто чудо. Единственный, кого не было на борту, это Руди ЛаРуссо. Мы играли в Дартмуте. Он тогда остался в Миннеаполисе из-за язвы желудка. Так что вся команда «Лейкерс» могла сократиться до одного игрока. Самолет все кружил и кружил, они пытались понять что же делать. Топлива оставалось совсем немного, так что пилоты предоставили окончательное решение нам: «Что вы хотите делать? Топлива нам хватит еще минут на 25-30. Решение зависит от вас. В противном случае мы сейчас же попробуем сесть. Это наш выбор». Мы говорим: «Давайте сейчас». Мы заняли позицию. Все сказали: «Слушайте, если вы можете его посадить, давайте так и сделаем». Именно так мы решили. Они управляли самолетом с открытыми окнами. Одно открыто справа, другое – слева – так устроен DC-3. Так что они смотрели в окна и нацеливались в центральную часть города, пытаясь получить хоть какую-то помощь, чтобы мы могли вернуться в Миннеаполис. Элджин пошел в хвост самолета и лег там.

Посадить самолет удалось после пары разворотов. Мы практически разбили машину. История становится все интересней. Мы поднимали самолет снова. Нас откидывало назад. Я тогда думал: «Ну все. Мы готовы». Они набирали высоту, чтобы получить больше пространства для приземления, а затем снова шли на снижение. Мы тогда не знали, что они пытались очистить место от снега, чтобы была возможность посадить самолет. В итоге мы сели на поле и врезались в кукурузные стебли. Это помогло затормозить самолет. Когда мы сели, то пытались просто остаться на земле, все чувствовали, как самолет таранит кукурузу. Это было самое больше поле в городе. Все сработало. Но самолет опускался, бился о землю, потом поднимался вверх – и так раза три-четыре. Это было похоже на баскетбольный мяч, если его подбросить в воздух и оставить в покое – бум, бум, бум, бум, и затем он замирает. Вот так это было. Так что, когда мы пытались приземлиться, самолет подскочил раз пять или шесть. Это было жесткое приземление, но успешное. Наконец, самолет остановился, а мы посмотрели друг на друга. Мы не знали, что произошло. Все просто были в шоке. Затем неожиданно все начали орать так, будто мы выиграли матч. Все хлопали друг друга по спине. Затем для нас открыли задний выход, и мы оказались по пояс в снегу. Парни начали лепить снежки и бросать друг в друга. Мы были так рады остаться в живых. Неподалеку оказался мотель. Мы выпили по большой чашке кофе. У каждого была своя комната. Но никто не хотел идти спать. Все хотели болтать, пить кофе, есть пончики и сидеть до утра. Мы выжили. Когда мы проснулись на следующее утро, погода была идеальная.

Бэйлор: Все обошлось, но, черт возьми, это было страшно. В какой-то момент все перепугались. Знаю, что перепугались, потому что у нас был Джим Кребс. Он уже умер. Джим всегда думал самое плохое. Отличный парень, но только и слышно от него было: «Ой, вот сейчас мы разобьемся».

Знаете, что самое смешное? Знаете, кто поджидал самолет, когда мы сели? После мягкого приземления мы услышали стук в дверь. Обнаружилось, что человеком, который стучал в дверь и спросил: «Все ли у вас в порядке?» – был владелец местного похоронного бюро. Оказалось, что, пока мы кружили, он вызвал полицию и объяснил ситуацию. В итоге, в гостиницу мы поехали на похоронном автомобиле. Было уже поздно, так что сложно было поймать такси. Остальную часть пути до Миннеаполиса мы проделали на поезде».

Джерри Уэст («Лейкерс», 1960-74): «Если честно, выезды всегда были постоянной морокой. Приходилось привыкать ко всему: к недосыпанию, к проблемам с техникой, к тому, что нужно ждать рейсы. Был один случай в Чикаго как раз во время нашей победной серии (33 победы подряд в сезоне-71/72): из-за разных проблем мы добрались до Филадельфии только в 5 утра. Игра получилась особенно слабой. Мы плохо начали, но накатили в конце. Просто слишком часто в поездках возникали ситуации, когда ты никак не мог повлиять на ситуацию.

Помню, как один раз мы застряли в Баффало на три дня. Из-за метели мы не могли взлететь. Это не самое лучшее место в мире для того, чтобы просидеть в нем метель, не имея возможности выйти из гостиницы. Но часто приходилось много летать – играть вечером в пятницу в Лос-Анджелесе, затем ночью лететь в Нью-Йорк и проводить первый матч сдвоенной пары, а затем днем в воскресенье играть в Бостон-Гардене. Такое с нами часто случалось.

Для меня самой главной проблемой было уснуть. Некоторые устраивались в самолетах и спали. Я не мог так делать. Я не спал после матчей. Было тысячи матчей, которые приходилось играть после 4-5 часов сна, и именно поэтому так важно было находить возможность выгадывать время для продолжительного сна. Для этого мне нужно было придерживаться строгого распорядка – иначе я бы не смог играть на том уровне, на котором мне бы хотелось».

Нэйт Термонд («Сан-Франциско/Голден Стэйт Уорриорс», 1963-74, «Чикаго Буллс», 1974-75, «Кливленд», 1975-77): «Когда я начинал играть, то был в одной команде с Уилтом. Это означало, что Уилту доставалось лучшее место для высокого игрока, а я был четвертым в очереди, потому что передо мной места занимали Уэйн Хайтауэр и Том Мешери. Оба они были высокими парнями. Уилт сидел в проходе, с той стороны, с которой хотел. Новичку нужно было найти такое место, где бы перед ним никто не сидел. Тебе дают определенное место. Ты ждешь, пока все не зайдут в самолет. Оглядываешься, находишь кресло, где никто не сидит. Занимаешь место за ним и откидываешь кресло перед тобой. Вот и весь секрет. Так как я был самым высоким новичком в команде, я постоянно так делал.

Мы ездили в турне, которые длились 19 дней, 14 дней. Вы должно помнить, что на Западном побережье было лишь две команды – Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Следующая остановка – Сент-Луис. А затем смотришь: рейс отменен, рейс задерживается. А ты сидишь в аэропорту усталый, как собака, и следишь за своим багажом, и ждешь, что будет дальше.

Когда на второй сезон они обменяли Уилта я пошел к владельцу и сказал: «Хотел бы получить номер Уилта». Уилт был единственным, кому выделяли номер на одного. Я был одним из немногих парней в команде, кто был холостяком, так что он отдал мне номер Уилта. Не знаю, как я выжил бы в противном случае. Я жил с парнями, которые не могли дождаться, чтобы поскорее не включить какую-нибудь мыльную оперу. Я никогда этого в жизни не смотрел. Когда я получил номер на одного, это было главное событие в моей жизни. Без вопросов».

Джерри Слоун («Балтимор Буллетс», 1965-66, «Чикаго Буллс», 1966-76): «Помню, как-то мы провели пять матчей за пять дней в пяти городах. Начали в Балтиморе, затем были Сент-Луис, Лос-Анджелес, кажется, Сан-Франциско, а затем из Сан-Франциско в Нью-Йорк.

В другой раз мы по сути на автобусе проехали путь из Баффало, через Нью-Йорк в Чикаго, сыграли там, а затем вернулись в Бостон. Самолеты не летали из-за погоды. Они наняли автобус и сделали остановку в Кливленде. В Чикаго мы приехали в 5 или 6 утра, может быть, позже. Насколько я помню, тогда у нас был один выходной, затем мы сыграли и поехали в Бостон. Причем это была первая для нас игра на национальном телевидении, против «Селтикс». Первую половину мы провели хорошо, а во второй нас укатали. Там еще кучу всего произошло. Не могу уже восстановить события, но это была ужасная поездка.

Со мной произошла такая штука: я согласился на работу в университете Эвансвилла. Я пробыл там пять дней, а затем парень, который меня заменил, разбился в самолете со всеми игроками. Не хочу об этом больше говорить».

Сэтч Сэндерс («Бостон», 1960-73): «Как-то мы играли с «Цинциннати» и летели чартерным рейсом. Обе команды летели одним рейсом – это было целое событие. Одна команда сидела в хвосте, другая – спереди. И наоборот, в зависимости от того, как мы ехали. В течение серии мы летали одним самолетом. Ну бывает. Это был DC-3 – наверное, доехать на машине было бы быстрее, чем лететь на нем».

Род Торн («Балтимор Буллетс», 1963-64, «Детройт Пистонс», 1964-65, «Сент-Луис Хоукс», 1965-67, «Сиэтл Суперсоникс», 1967-71): «С другой стороны, не нужно было проходить весь тот осмотр, что проходят сейчас. Можно было приехать аэропорт, встать в полпятого утра и сесть на 6-часовой рейс».

Эрл Монро («Балтимор Буллетс», 1967-71, «Никс», 1971-80): «В Балтиморе мы всегда летали, как мы говорили, второстепенными авиалиниями: North Central, Allegheny – вот такими. Piedmont – я всегда говорил, что их девиз: «Мы никогда не теряем из виду землю». На их самолетах, как только ты оказывался в воздухе, трясло по самое не балуй. Из Балтимора мы приезжали в Нью-Йорк, и встречающие таксисты мчали тебя в город на сумасшедшей скорости. Тогда непросто было приезжать из Балтимора в Нью-Йорк.

Помню, мы летели North Central Airlines в Цинциннати: разорвало иллюминатор, и начался адский шум. Мы постаралась закрыть дыру, чтобы ничего не улетело. Самолет пошел на снижение, а кто-то держал щиток, закрывая иллюминатор. Нам пришлось пересесть на другой рейс. Возможно, щиток держал даже кто-то из моих одноклубников, потому что на самолетах особенно не было стюардов. Это были маленькие самолеты. Естественно, нам не нравилось летать такими. Взять, к примеру, такого человека как ЛеРой Эллис – мы сыграли контрольный матч на юге и не хотели возвращаться компанией Piedmont – так он взял напрокат машину и поехал в Балтимор. Эти авиалинии с неизменной турбулентностью и непредсказуемыми проблемами всегда держали нас в постоянном напряжении».

Уолт Фрэйзер («Нью-Йорк», 1967-77, «Кливленд», 1977-80): «Привыкаешь рано вставать, чтобы успеть на утренние рейсы. Пока я не попал в «Кливленд», я и не знал, насколько я испорчен. Там нужно было вставать рано утром и лететь в Чикаго. Всегда приходилось лететь рейсом в полвосьмого, так как прямых рейсов не было. Но, когда я играл за «Никс», то мы летали чартером. Мы были одной из немногих команд, которые так делали. Мы могли отыграть в пятницу в Чикаго, в субботу в Нью-Йорке, и прилететь чартерным рейсом, особенно в конце сезона перед плей-офф. Многие команды не зарабатывали достаточно, а потому не могли себе этого позволить».

Стю Лэнтц («Сан-Диего/Хьюстон Рокетс», 1968-72, «Детройт Пистонс», 1972-74, «Нью-Орлеан Джаз», 1974, «Лейкерс», 1974-76): «В те времена всегда приходилось улетать на следующее утро после матча. Никогда – в тот же вечер. И вот сидим мы в Нью-Йорке. Метель. Ждем приблизительно часа четыре, чтобы небо прояснилось. Едем в Атланту – там задерживают игру на полчаса, чтобы мы успели к началу. К тому времени как мы добрались в Атланту, нам пришлось из аэропорта прямиком ехать на арену. И играть».

Джим Барнетт («Бостон», 1966-67, «Сан-Диего Рокетс», 1967-70, «Портленд», 1970-71, «Голден Стэйт», 1971-74, «Нью-Орлеан Джаз», 1974-75, «Нью-Йорк Никс», 1975-76, «Филадельфия», 1977): «Мы просто принимали это как должное. Мне запомнилась одна история – я выступал тогда за «Уорриорс», дело было в 70-е. Мы тогда сыграли в Хьюстоне. После матча встали, на следующий день у нас была встреча в Чикаго, куда мы вылетели, затем мы должны были играть в Нью-Йорке, так что тем же вечером мы летели из Чикаго в Нью-Йорк. Короче, вот представьте, скажем, это был вторник. Во вторник вечером мы играем в Хьюстоне. Встаем утром в среду, летим в Чикаго, вписываемся в отель, спим пару часов днем, с вещами едем на матч, играем, а затем летим в Нью-Йорк. И ту ночь уже проводим в Нью-Йорке. Просыпаемся в Хьюстоне, спим днем в Чикаго, а вечером спим в Нью-Йорке».

Билл Фитч (тренер, «Кливленд», 1970-79, «Бостон», 1979-83, «Хьюстон», 1983-88, «Нью-Джерси», 1989-92, «Клипперс», 1994-98): «Сейчас об этом мало кто вспоминает, ведь сейчас все просто: играешь, идешь в душ, садишься на самолет, едешь домой или в другой город. Вот вам пример: сыграли вы в Нью-Йорке, а на следующий день вам предстоит встреча в Чикаго. Вы должны успеть на первый утренний рейс – а это около 6 утра. Вот вы сидите в самолете: вот сидят два ваших центровых, с ногами выше головы, оглядываетесь назад, а там плачет ребенок, и рядом сидит ваш разыгрывающий. А вы сидите и думаете, что вот вам сегодня предстоит играть против Тома Бурвинкля, Боба Лава, Чета Уокера и других. Вот так все это было в 70-х.

Сдвоенные матчи, на которые все жалуются сейчас, сильно отличаются от того, что было раньше, когда нужно было успеть на ближайший рейс, когда вы летели обычным рейсом, и у вас не было определенных мест, и даже если вы сумели достать места в первом классе, то их не хватало на всю команду. Самые страстные карточные баталии были связаны с такими местами: если там было несколько свободных мест, за них рубились в покер».

По суше

Шэйес: «Когда БАА слилась с Национальной лигой в 49-м, в лиге было множество городов, находящихся на Среднем Западе. Все – команды БАА и старой Национальной лиги – играли друг с другом по одному разу. Так что «Шебойган Ред Скинс» приезжали в Нью-Йорк, чтобы сыграть с «Никс». Уже не слишком круто, когда на Мэдисон-Сквер-Гарден написано, что «Никс» встречаются с «Шебойганом». Но когда в 8 часов, за полчаса до начала игры, к дворцу подъезжают два микроавтобуса – это «Шейбоган Ред Скинс» добрались до Нью-Йорка – и оттуда начинают выходить люди с баулами, которые приехали играть… Думаю тогда владелец «Никс» Нед Айриш тогда сказал другим хозяевам: «Нужно мыслить крупнее». В следующем году все эти команды со Среднего Запада из лиги вылетели.

Томми Хейнсон («Бостон», 1956-65): «В те времена нельзя было попасть из Рочестера в Форт-Уэйн. Если у вас был матч в Рочестере, а на следующий день нужно было играть в Форт-Уэйне, вы не могли туда попасть. Не было такого поезда, который бы останавливался в Форт-Уэйне. Не было самолета, который бы довез вас туда с пересадками. Единственный путь – это поехать на поезде, но он останавливался в 20 милях от Форт-Уэйна, останавливался посреди поля. Потом вам надо было пилить в центр того городка, встать перед гостиницей Green Parrot Inn и надеяться, что какой-нибудь школьник отвезет вас за десятку в Форт-Уэйн».

Эл Эттлз («Филадельфия»/ «Сан-Франциско Уорриорз», 1960-71): «Помню, в одной серии плей-офф мы ездили вместе с соперниками. Мы играли в Сиракьюз, они нас обыграли, и вот мы все вместе возвращались в Филадельфию. Как вы понимаете, атмосфера в автобусе была не самая дружелюбная. На тех маленьких самолетах нельзя было лететь, аэропорт был закрыт. Поэтому пришлось ехать на автобусе. К сожалению для нас, мы тогда проиграли. Поэтому игроки «Сиракьюз» первыми заняли места в автобусе, а когда пришел Уилт, то хороших мест уже не было. Уилт хотел сидеть на последнем ряду, рядом с проходом. Но это место занял Свид Хэлбрук. В нем было семь футов с лишним. Уилт очень хотел это место, а они первыми залезли в автобус, так что все это вылилось в небольшую заварушку. Плюс мы проиграли, так что и так были настроены не лучшим образом. Уилт сказал: «Когда я сажусь на автобус, то это мое место». Но было так, как было. Вы играли, садились на автобус и готовились к следующему матчу».

Фрэйзер: «Мы всегда передвигались либо автобусами, либо обычными коммерческими рейсами. Роскоши здесь мало, это точно. Единственной роскошью были автобусы. Думаю, мы были первой командой, которая стала ездить на матчи на автобусах. Когда я только пришел, они брали напрокат машины, и затем получалось, что парни не приезжали или опаздывали. Затем мы начали ездить на городских автобусах. Параллельно нам приходилось стирать форму. Это было прям унизительно. Иногда я забывал об этом, и она выглядела как картон. При этом мы еще жили в дешевых мотелях тогда…»

Уэст: «Как-то приехали мы в Цинциннати. Была метель. Нас разбудили еще до того, как мы должны были пойти спать по распорядку, и сказали, что нужно садиться поезд и ехать в Чикаго, где нам предстояло играть на следующий день. Вечером в субботу в Цинциннати, днем в воскресенье в Чикаго. Сели мы на поезд. Там мы переоделись, шлепали по лужам в форме, а затем играли в старом дворце».

Соседи и партнеры

Сэндерс: «Если возникала проблема, то ваш сосед по комнате должен был тащить ваш багаж вниз и отправлять в аэропорт. Если вы опаздывали, то он должен был обо всем позаботиться. Мы несли ответственность друг за друга. Возникали разные сложности. Все сейчас вспоминают, насколько это было сложно. Но были и невероятные преимущества. Главным из них было то, что мы были вместе, мы были соседями. Если вы начнете сравнивать это с тем, чему молодые люди учатся сейчас, то поймете, что они вообще не учатся ничему в плане человеческих взаимоотношений. Естественно, у каждого из них свой номер. Наше преимущество состояло в том, что мы учились, как жить с другим человеком, как справляться с перепадами его настроения, с тем, что ему нравится, а что – нет».

Барнетт: «Тогда мы гораздо больше времени проводили друг с другом, вспоминаю, что в аэропортах и вообще на выездных матчах часто случались конфликты. Думаю, что нервы были на пределе. Помню, как мы повздорили с Элвином Хэйесом. Мы с ним не особенно ладили. Честно говоря, он не ладил со многими. В Милуоки он за что-то разозлился на меня и начал бегать за мной по всему аэропорту, но не мог поймать. Я бегал, бегал, бегал, потом поймал такси и поехал в гостиницу. В тот день мы должны были играть в полдень с Милуоки, где тогда был Лью Элсиндор. Элвин Хэйес против Карима Абдул-Джаббара в матче, который показывали по общенациональному телевидению. Хэйес реально вышел из себя, и вот что было дальше: нашим тренером был Джем МакМэхон, и я ему нравился. Мы собрались в раздевалке перед игрой, и я решил, что Элвин не будет ничего начинать перед всеми. Мы всеми переоделись за полчаса до игры. А Элвин все сидел в обычной одежде. Джек говорит Элвину: «Через 10 минут мы выходим на паркет. Переодевайся». Он говорит: «Я – не играть». Именно так он и сказал: он никогда не согласовывал глаголы. Джек спросил, нет ли у него травмы, тот говорит – нет. Элвин посмотрел на меня и спросил: «Он – играть?». Джек говорит: «Да, Джим выходит в старте и будет защищаться против Оскара Робертсона». Элвин отвечает: «Пусть этот человек – играть. Я – не играть». Джек вывел меня из раздевалки и говорит: «Ну хорошо, что стряслось-то?». Я ему рассказал, в чем дело, а он говорит: «Слушай, я тебе не буду говорить, что делать, но, если нашему владельцу Бобу Брейтбарду нужно будет от кого-то избавиться, мы же знаем, что это будет не Элвин». В том сезоне он был самым результативным игроком лиги. Он говорит: «Если кому-то придется уйти, то это будешь ты. И я знаю, что тебе нравится в Сан-Диего. Тем не менее, поступай, как знаешь». В общем, пошел я туда извиняться: «Хорошо, Элвин, мне жаль, жаль, что я сказал это вчера». Все наладилось, он переоделся. Помню, в начале игры я в быстром прорыве отдал ему пас за спиной, а он прошел по центру и поставил сверху. Это ему всегда нравилось, так что я был прощен.

Хуже всего то, что мы останавливались в дерьмовых гостиницах. Если это были Holiday Inn, то мы сходили с ума от радости. Но в основном мы селились в настоящих дырах. Кажется, когда я только пришел в лигу, на еду выделялось 10 долларов в день. На протяжении всей карьеры нас селили по двое в номер. Три года, играя за «Уорриорс», я провел с моим лучшим другом и соседом Клайдом Ли из Вандербильта. Он был за 2 метра ростом, так что приставлял чемодан к кровати и подкладывал туда одеяла, чтобы создать себе побольше места.

После матчей мы всегда ходили потусить и выпить пива, а Джек МакМэхон шел с нами. Он очень расстраивался, когда мы его не брали. Говорил: «Парни, вы че забыли меня вчера. Куда вы ходили?». Ему было 39, он был нашим тренером и другом. На выездах он всегда старался подогнать девочек. Это была часть поездок. Помню, приехал я в гостиницу в три утра. В Цинциннати игроки брали машины на прокат, и вот я привез какую-то дамочку в гостиницу. В этот момент подъехал и Джек. Джек в одной машине, я – в другой. Мы посмотрели друг на друга, и он мне показал погрозил кулаком. Он был очень рад за меня. А следующим вечером мы должны были где-то играть».

Хейнсон: «Как-то приехали мы в Лос-Анджелес, где должны были играть с «Лейкерс». Мы прибыли в гостиницу в районе двух. Для нас должны были зарезервировать номера, но на всех не хватило. Получилось так, что меня засунули третьим в номер к другим, а моему соседу Карлу Брауну – который ездил на Матч всех звезд, играя за «Никс», и был одним из тех, кто пришел помочь нам в конце карьеры – места не хватило. Всех расселили по трое в номерах, но для него не было места. Менеджер тогда сказал: «Все, что я могу предложить – поставить раскладушку в большом зале, а когда завтра освободится номер, мы поселим его туда». В полвосьмого утра Карл Браун проснулся посреди большого зала: вокруг него сидели люди и завтракали».

Ред Ауэрбах

Сэндерс: «Ауэрбах – это Ауэрбах. Как-то мы были в Филадельфии и ехали в Бостон – это было во время метели, невероятной метели. Дома мы должны были играть с «Сиракьюз», которые нас уже ждали. Они не играли накануне, а мы застряли в Филадельфии. Ауэрбах созвал нас всех вместе, и пока он разглагольствовал, прямо за нами шла посадка на поезд. Он начал свою продолжительную речь и при этом смотрел через плечо. Он сказал: «Парни, вы обязаны успеть вовремя. Завтра мы играем днем, так что я бы вам посоветовал напрячь свои задницы». Тут он сделал шаг назад и заорал: «Каждый сам за себя!» – и прыгнул в поезд. В поезде больше не было мест, и он уже поговорил с кондуктором, который знал, кто такой Ауэрбах. Так что для него там нашлось местечко. Мы спросили, не можем ли мы поехать этим поездом. Нам сказали: «Нет, тут нет мест». А Ауэрбах сидел и улыбался. Нам пришлось брать напрокат машины. У пары парней были друзья, которые отвезли их в Бостон или в Нью-Йорк, где они могли сесть на автобус или взять машину. Но нам нужно было придумать, каким образом попасть на матч с «Сиракьюз».

В другой раз получилось так, что нам необходимо было приземлиться при очень сильном боковом ветре. Пилот пытался донести до нас эту информацию: «Слушайте, у нас настоящая проблема. Скорость бокового ветра – 70 километров в час, и нам придется непросто. Я не полностью контролирую полет, но думаю, что должно получиться». Он сказал это по общей связи и посоветовал приготовиться к аварийной посадке. Тут неожиданно Ауэрбах как заорет: «Эй, кто-нибудь, помогите мне. Я не могу так низко согнуться, чтобы приготовиться к аварийной посадке». Он орет, а мы ржем над ним. Но, естественно, никто и не думает вставать с места и помогать ему. Самолет идет вниз, а он продолжает орать. Кричит во всю мочь. В итоге мы, разумеется, благополучно приземлились. Но над тем, как Ауэрбах орал, мы смеялись еще очень долго».

Кузи: «Вы само собой знаете, что Ред порой мог быть настоящей занозой в заднице. Когда мы брали такси, то запрыгивали туда вчетвером или втроем. Обычно мы старались взять с собой новичка: берешь новичка, сажаешь его в середину, а когда машина приезжает в аэропорт или в гостиницу, как только останавливается – все выпрыгивают из нее и закрывают двери. Открываем багажник, хватаем сумки и несемся в гостиницу. А новичку приходится платить за такси. Все потому, что Ауэрбах был настоящей задницей и жмотился покрывать траты на такси. Так было всегда. Водители такси, наверное, считали нас сумасшедшими: четыре здоровых мужика едут на такси, приезжают, куда им надо, затем как безумные выпрыгивают из машины и оставляют расплачиваться бедного мальчугана. Обычно подставляли новичков, потому что из Арнольда потом было практически невозможно выбить компенсацию».

Барнетт: «Когда мы играли с «Нью-Йорком» или «Балтимором», мы всегда летели из Бостона в день игры. Мы не летали накануне, если это был выходной, так как так мы экономили на гостинице и на суточных. Мы приезжали днем и часа три сидели в гостинице, а затем ехали на матч. Так что мы снимали гостиницу на несколько часов, как проститутки. Помню, дорога из аэропорта ЛаГардия обходилась в 6 долларов. Мы ехали втроем – Джон Хавличек, Сэтч Сэндерс и я. Я был новичком, так что мне приходилось платить. Один раз я дал водителю на чай целый доллар. Ред Ауэрбах после этого чуть мне голову не оторвал. Мне надо было вернуть эти деньги. Так что в следующий раз, помню, поездка стоила 5.50 или около того, так что я дал ему 50 центров, после чего таксист выбросил два четвертака на улицу и сказал: «Чаевые на 50 центов за 4 парней?». Но Ауэрбах все равно пугал меня больше».

Хейнсон: «Никто никогда не хотел платить за такси от аэропорта и станции до гостиницы. Так что, если в команде был новичок и он ехал на машине, то ему приходилось платить, а потом ловить Реда в лобби гостиницы, чтобы тот ему вернул деньги. Если кто-то за платил за такси 3,50, а другой – 4 доллара, то все получали 3,50. Поэтому ничто не хотел платить. Как-то получилось так, что я ехал на машине без новичков. Обычно в таких ситуациях платил тот, чей чемодан оказывался на дне багажника. И вот мы в Филадельфии, еду я на такси, и моя сумка лежит на самом верху. Я уверен, что мне не придется платить, а потом упрашивать Реда вернуть мне деньги. Когда они открыли багажник, то Фрэнк Рэмси, чей чемодан был внизу, рванул его к себе. Я в этот момент пытался достать свой, и край его чемодана угодил мне между глаз, так что я потерял сознания. Все пошли в гостиницу, а водитель спросил: «Кто платить-то будет?». Они посмотрели на меня и отвечают: «Когда он очнется, то заплатит».

«Думал ли я вообще?!». 15 икон стиля в истории НБА

Устами гигантов. Карим и Уилт

Звездопад. 20 серьезных травм великих игроков