28 мин.

«Лучшие игры НБА на РТР» – программа, с которой началась наша любовь к баскетболу

369

Великие 90-е.

Программа «Лучшие игры НБА» выходила на канале РТР на протяжении 90-х. Она длилась около 45 минут и охватывала лучшие моменты центральных матчей.

В разное время ее постоянными ведущими были Александр и Владимир Гомельские, Владимир Фомичев и Николай Попов.

Александр Гомельский скончался от рака в 2005-м. Владимир Фомичев погиб в автокатастрофе. Николай Попов отказался говорить со Sports.ru, сказав, что собирается зафиксировать свои впечатления от программы самостоятельно.

О «Лучших играх НБА на РТР» рассказывают комментатор и ведущий Youtube-канала «Gomelsky On Air» Владимир Гомельский и тогдашний директор спортивного вещания РТР, олимпийский чемпион по вольной борьбе Александр Иваницкий.

Как американский баскетбол появился на российском телевидении

Владимир Гомельский: «Папе памятник поставлен на Ваганьковском кладбище: НБА на телевидении – это его заслуга.

Когда начались переговоры между Международным олимпийским комитетом и НБА, у отца уже были хорошие отношения с  Самаранчем, а где-то в 87-м году он познакомился с Дэвидом Стерном. Он посредничал в переговорах, которые завершились успехом в 92-м году, когда баскетболисты НБА были допущены к Олимпиаде.

Эта «челночная дипломатия» принесла и еще один результат. НБА пыталась выйти на мировые рынки: это была идея Стерна, которая возникла в разговорах с отцом. Папа не очень хорошо владел языком, обычно переводчиками были мои братья: Саша или Кирилл. Было согласовано, что в первый год еженедельная программа, которую у нас назвали «Лучшие игры НБА», будет доставляться на российское телевидение. С Иваницким договаривался уже я, он тогда был главным редактором спортивной редакции организации, которая теперь называется ВГТРК».   

Александр Иваницкий: «Меня ушли с Гостелерадио в конце 80-х. Пришел Леонид Кравченко, сказал, что я работаю на Горбачева, и захотел на это место поставить Юзина.

И вот я повис в воздухе: не понятно, что делать. И в этот момент образовали российское телевидение. Там работал первым зампредом Анатолий Лысенко, и он позвал меня к себе. Со мной с Гостелерадио перешли комментаторы Сергей Ческидов, Анна Дмитриева, другие ребята – мы организовали редакцию спорта.

Александр Иваницкий

Это было на пятой улице Ямского поля: у нас в здании были табуретка, стол и больше ничего. А что делать? Все контракты остались на Гостелерадио, а у нас ничего. Нам нужно что-то показывать. И Ческидов говорит: «Давайте покажем Кентакки-дерби. Есть такая возможность». Связались с американцами – поехали в Кентукки. Показали трансляцию – впервые американский вид спорта.  Я был поражен: пока у нас были блокада, Ленинградская битва, нас бомбили, а у них каждый год проходило Кентакки-дерби.

Там куча народа: весь самолет забит болельщиками, стадион забит болельщиками, все делают ставки. И когда закончились соревнования, я поразился свинороем – они все упились как свиньи, солнце палящее, все валялись там в грязи. Не ожидал, что пятьдесят тысяч человек могут превратиться в стадо. Когда начинают говорить, что мы – русские – некультурные, я всегда отвечаю: «Ребята, вы просто никогда не видели Кентакки-дерби».

Мы показали дерби Кентукки и потихоньку начали оттяпывать другие виды спорта. А потом поняли: мы-то российское телевидение, мы представляем за рубежом Россию, а «Первый канал» – уже после нас. Олимпийские игры показываем мы: мы первыми подписываем контракт, оказывается, мы – государственный федеральный канал.

В то время разброд и шатания были везде. Например, футбол. Мы с Вячеславом Колосковым (бывший президент РФС – Sports.ru) были в хороших отношениях, он мне говорит: «А платите-ка нам деньги». Я ему говорю: «Ты что сбрендил? Откуда у меня деньги? Давай думать, как вместе можем заработать. Вот есть у тебя реклама на щитах. Мы транслируем тебя бесплатно, но  покажем билборды». Короче, искали варианты. Но и футбол разваливался. Мы показывали Кубок России и тоже называли его свинороем: на трибунах зрителей нет, поля после зимы – месилово, и играют не так, как в Европе. Мне говорят: «Нам такой футбол не нужен». А я все просил потерпеть.

К тому времени я уже был в Америке на Играх доброй воли и сходил на НБА. И тогда я подумал, что мы обязаны познакомить наших болельщиков с НБА. Потому что разница в баскетболе нашем и американском – космическая. Еще «Формула-1»: страна, которая хочет выйти на новый уровень, обязана посмотреть «Формулу-1». Не важно, сколько процентов мы наберем, но нужно найти возможность.

С НБА была любопытная вещь. На Играх доброй воли работала американка Ким Бохуни (сейчас старший вице-президент НБА по международных делам – Sports.ru), а затем она перешла в НБА. Когда я приехал в Америку, она мне предложила познакомиться с НБА и привела меня в их штаб-квартиру. Я тогда понял, что это совершенно другой мир. НБА – это империя в империи. Там все свое, экипировка команд утверждена до мелочей, ты ничего не можешь добавить.  Они собирают игроков со всего мира. Это элитный баскетбол. Натасканный аппарат. И почему так интересно? Самая слабая команда выбирает выше всех на драфте – у всех есть шансы. Закрытая мощная индустрия с огромными вложениями и колоссальной отдачей.

И я договорился, чтобы баскетбол стали показывать у нас на канале. Но за это платили сами американцы. Они должны были платить 90 тысяч долларов в год, мы подписали контракт на четыре года. Хотя, по моим подозрениям, наш коммерческий отдел так ни разу и не получил эти деньги, потому что сами не верили, что такое возможно».

Как все было устроено

Владимир Гомельский: «Было неудобно и смешно. Эта же программа была не только для России, но и для США – NBA TV уже существовало.

Программу сдавали в понедельник вечером. Во вторник бетакомовскую кассету отдавали нашим летчикам. В среду самолет приземлялся в Шереметьеве, и курьер ездил ее получать. Она оказывалась в Останкине, в пятницу уже переформатированную кассету можно было озвучить с тем, чтобы в субботу она выходила в эфир.

Интересно, что это не стоило ни копейки. Вся эта операция была благотворительной – на этом не зарабатывала НБА, но не тратило деньги и отечественное телевидение.

Торговаться папа умел хорошо – американцам это было нужно. Договорились, что, если программа будет иметь какие-то рейтинги, которых у нас еще не мерили, то со следующего сезона мы будем платить, причем меньше всех в мире. Именно поэтому программа шла с рекламными роликами, которые вставляли сами американцы. Они получали деньги с Rebook, потом с Nike.

Самое обидное – что матчи никто не выбирал: что присылали, то присылали. Такая ситуация напоминала мне Олимпиаду.

В России были интуристские гостиницы, где продавались американские газеты с опозданием на сутки. Я ездил и их покупал. Была такая газета US Today – из нее я узнавал, какие матчи состоялись и какие грядут.

Смотрел ли я матч перед комментарием? Мне всегда было лень тратить время: я садился, надевал гарнитуру, доставал сопроводительную бумажку с номерами игроков и комментировал».

Комментаторы: Нина Еремина, Александр Гомельский, дебют Владимира Гомельского

Александр Иваницкий: «Меня все время упрекали в том, что я продвигаю в комментаторы олимпийских чемпионов, заслуженных мастеров спорта. На самом деле, это не так. Ко мне могли прийти с улицы, любой болельщик мог позвонить мне, минуя все барьеры. И к Сергею Лапину (председатель Гостелерадио в 80-х – Sports.ru) мог прийти любой: на Пятницкой стоял один пожилой милиционер.

И вот ко мне приходят два человека: говорят, что хотят работать хоккейным комментатором. Оба знают английский язык, оба окончили факультет журналистики, оба пишущих человека. Но один из них олимпийский чемпион Майоров, а второй – нет. Я себе задаю вопрос: кому будут доверять больше? Из двух равных беру Майорова. Но если приходит Синявский, то беру Синявского, хотя у него не было ни спортивного образования, ничего… Так у меня появились Маслаченко, Майоров, Николай Попов в Молдавии занимался шахматами.

…

Когда я пришел на телевидение, у меня был шок. Я на телевидение смотрел снизу вверх. Тогда не было понятие звезды, но телевидение – это элита. Сейчас когда приезжаешь в Останкино, там невозможно поставить машину, а тогда все полки были забиты шапками из лисы, из ондатры… По внешнему виду это была элита. Я пришел в Останкино, и был чей-то день рожденья. На газете лежал торт, и кто-то его разделывал на части пальцем. Я борец, крестьянский парень, но я представить не мог, что можно пальцем разрезать торт и потом предлагать его женщинам на газете.  В центре бобина, полная окурков. Я был очень смущен. С одной стороны, Синявский, Озеров, а с другой, вот такое вот.

Я поразился тому, что они не читают спортивную прессу. У нас выпускали 70 документальных спортивных фильмов – и никто их не видел. А я, смотря эти фильмы, заметил Ческидова, увидел тренера, который великолепно говорит, и затащил к себе.

…

Нина Еремина была замечательным комментатором. Все помнят ее «три секунды», вот этот крик. Это настоящая эмоция, а не то, что сейчас Губерниев выдает. Когда он комментирует, я готов его убить, потому что он из себя корчит псевдопатриота. Еремина не имитировала боление за команду, это был порыв души.

Нина Еремина и Александр Гомельский

Еремина была лихая девчонка. У нее была сестра-близняшка, которая работала врачом. Они пользовались этим и на экзаменах, и на свиданиях. Отличить их было невозможно. У нас были отличные отношения. Не очень счастливая в личной жизни, она была очень красивая женщина, яркая блондинка с голубыми глазами. Но, в конце концов, она со мной поссорилась. У нас каждую неделю была летучка – мы обсуждали работу. И что-то мы обсуждали, а я сказал: «Нашим женщинам-комментаторам, чтобы продлить свою рабочую жизнь, нужно думать о будущем. Вот Нина Еремина работает в эфире, но ей нужно задуматься, как продлить свою жизнь – освоить профессию редактора или режиссера». Так как телевидение  – это много пауков в одной банке, то ей рассказали, что Иваницкий хочет ее убрать из эфира.

В итоге Нина Еремина осталась на Гостелерадио, а я ушел на российское телевидение».

Владимир Гомельский: «Я тогда служил в армии, был начальником спортивного клуба армии Московского военного округа. У меня было огромное хозяйство в Лефортовском парке.

Нина Алексеевна Еремина отказалась комментировать изначально.  Она не владела английским языком, не знала НБА и сказала, что ей это неинтересно.

Иваницкий поручил озвучивать эту программу Владимиру Николаевичу Фомичеву, первым партнером Володи стал отец. Но буквально через три программы он уехал – поехал работать за границу. Вторым  партнером стал Миша Давыдов, но его голос категорически не понравился Иваницкому. И тогда Володя обратился ко мне, это был конец декабря, я приехал ему помочь. Мы были в хороших приятельских отношениях – познакомились еще в 83-м году и с тех пор дружили.

Он был фанатик баскетбола. Но мониторчик маленький, разглядеть номер не всегда возможно, а он игроков не знал и предполагал, что я их могу различать лучше.

У меня был очень неудачный дебют, мой первый репортаж вышел позорищем. За всю программу я сказал слов пятьдесят: «Ага», «угу, «да-да»… Потом второй – чуть лучше. А на третий или четвертый Володя не пришел – заболел, и остался я у микрофона один.

Армия мне пыталась это запретить. А мне так понравилось!

В армии в 89-м служить было уже бессмысленно – люди деньги зарабатывали, а я на майорскую зарплату жил. И мне жена сказала: «Вот ты чем должен заниматься, а не какой-то фигней в Лефортове». Я уволился, но в штат не пошел, хотя Иваницкий мне предлагал. Но деньги там платили смешные. Я приезжал раз в неделю, отбарабанил свое, и так продолжалось года два точно».  

Александр Иваницкий: «С Александром Гомельским у нас были очень хорошие отношения, а потом мы разошлись. Он меня приглашал к себе домой, я знал его жену, она была стюардесса, они познакомились в воздухе. Милая симпатичная женщина. У них квартира была на Водном стадионе. Милые были посиделочки, но во время этих посиделочек он проговаривался, и это запоминалось. Например, он своих баскетболистов называл «большие люди с птичьими мозгами». Ни один тренер в борьбе себе бы такого не позволил. Об этом знали только я и еще несколько людей.

Потом я начал к нему присматриваться. Он поехал за границу и хотел стать там тренером. Но его методы, которыми он пользовался здесь, там не работали.

Он очень хотел пробиться на телевидение. Хорошо знал баскетбол, был хорошим комментатором и мне все время говорил: «Познакомь меня с руководством».

И вот случилась беда и меня увольняли с телевидения… А вышло все своеобразно: спорт стали загонять за полночь, потому что в прайм-тайм лучше было поставить «мыльную оперу», чем спорт – больше рейтинг, больше платят за рекламу. Мы показывали легкую атлетику – чемпионат мира из Испании – в два часа ночи, а Карелина, когда он стал девятикратным чемпионом мира – в три часа.

И когда Путин принимал у себя – он тогда был назначен премьер-министром – наших легкоатлетов, я присутствовал там с нашей камерой. Выступали все, и в какой-то момент спросили: «Кто хочет выступить?» И тут я поднял руку. Наступило молчание. Я понял, что есть регламент, все выступающие оговорены, а тут я вылез. Я вышел на трибуну и сказал: «Владимир Владимирович, помогите вернуть спорт на государственном канале на должное место».

И очень скоро я оказался на улице. На мое место назначили Владимира Гомельского. 

Я звоню Александру Яковлевичу: «Ты знал, что меня увольняют?» «Да, знал». «А почему же не предупредил?» «Тебя бы все равно уволили. Я решил поставить своего сына». Я положил трубку и больше с ним никогда не разговаривал».

Александр и Владимир Гомельские

Владимир Гомельский: «Что бы ни говорили про моего папу, он был человек начитанный и обладал цепкой памятью. Хорошо разбирался в людях. Его точные определения в эфире поэтому и запоминались.

…

Профессии комментатора до сих пор в нашей стране никто не учит. Кого ни спроси из моих коллег комментаторов: «Как вы туда попали?». Ответ: «Случайно». Я десять лет преподаю на журфаке МГУ «Современные методики спортивной тележурналистики». Первый вопрос после того, как я с ними познакомился: «Зачем вы сюда приперлись?» Ответ (а журфак теперь женский факультет): «Мы хотим стать футбольными телекомментаторами». Почему-то у молодых людей есть неверная информация, что комментаторы хорошо зарабатывают.

Мало знать правила, условия проведения соревнований, фамилии спортсменов и их тренеров, их биографические данные. Надо еще понимать суть спорта и обладать талантом рассказчика. Вот как научить человека талантливо рассказывать, я не знаю. Поэтому научить быть комментатором я не могу.

Я сам сел, испугался микрофона, и это продолжалось достаточно долго. А вот баскетбол я люблю и хорошо знаю.

Отец мне сказал замечательную фразу: «Твоя задача – популяризация баскетбола». И я старался рассказывать о баскетболе интересно, литературно и полно. Надеюсь, что у меня это получается хорошо.

Единственным человеком, который пытался оценить мою работу, была Ким Бохуни. При Стерне она стала главой департаментом специальных проектов НБА, а потом вице-президентом по международным связям. Она учила русский язык и критиковала меня по-дружески за то, что с ее точки зрения я комментирую недостаточно эмоционально. Но я занимался делом».

Что такое НБА и Америка для советских людей

Владимир Гомельский: «Я увлекся НБА в 14-летнем возрасте, в 67-м году. Из ноябрьских турне сборной СССР по США папа – неленивый человек – привозил всю баскетбольную литературу: учебники, журналы. Первый журнал, в котором я увидел фотографии игроков НБА – это Converse Yearbook, а потом их накапливалось все больше и больше.

Были у нас такие замечательные судьи международной категории братья Давтян. В 60-х они из Армении уехали сначала во Францию, а потом в Америку. Как-то Давид приезжал в Москву и подарил мне ежегодник NBA Guide. Вот с того момента и до того, пока их не перестали издавать, у меня все ежедневники собраны.

Я тогда понимал, что это лучшие игроки в мире, самый красивый баскетбол, но видел это исключительно на восьмимиллиметровой пленке. Еще был такой Толя Блик, он играл за «Динамо», за сборную – никогда, хотя он чемпион среди юниоров 47-го года рождения. У него папа был капитаном дальнего плавания, приписанным к ленинградскому порту. Вот у него была самая большая коллекция, а мне родители купили проектор, когда я еще учился в восьмом классе. Я смотрел НБА: это было зрелищно.

…

Папа стал старшим тренером сборной СССР в 63-м году. С 63-го по 68-й год сборная СССР пять раз, каждый год, отправлялась в США. Папа играл с университетскими командами и с командами Индустриальной лиги: университетские оказались сильнее. В этих университетских командах  были игроки, которых потом на драфте выбирали в НБА. 

В 68-м году на Олимпиаде в Мехико папа ехал за золотыми медали, а вернулся с бронзой. И вот тогда-то он посмотрел на таких игроков, как Джо Джо Уайт, Чарльз Скотт и, естественно, Спенсер Хэйвуд.

Не уважать такое мастерство человеку, который понимает в баскетболе, было невозможно. Он относился к НБА с уважением. И на мои дурацкие вопросы «А мы могли бы их обыграть?» он мне сказал: «Не сейчас». И долго-долго он отвечал: «Не сейчас». Первая победа случилась в 1988 году летом над «Атлантой Хоукс».

Александр Иваницкий: «У НБА великолепный показ. Но после московской Олимпиады я к американской технике относился спокойно. У них на одной игре стояло камер 30, наверное. А Венгрия показывала четырьмя камерами – и не хуже. Тут зависит не только от количества камер. Хотя, конечно, верхняя камера, движущаяся камера, микрокамера на щите – все это давало эффект. Они показывают блестяще и хоккей, и баскетбол. Но это вполне достижимый для нас уровень.

Вообще больше всего в телевизионной карьере я горжусь проведением Олимпиады-80: наша редакция отвечала за производство так называемой международной картинки.

Вот вам пример: Сочинская Олимпиада – это одна треть московской Олимпиады. И если у нас международную картинку делали специалисты нашей страны, то в Сочи ни одного нашего специалиста не подпустили к изготовлению, производству международной картинки. Почувствуйте разницу.

Мы четыре года готовили наших режиссеров.

Во-первых, мы их искали по всей стране, во всех республиканских, областных комитетах. В Узбекистане нашли режиссера, который любил конный вид спорта, в Калмыкии – режиссера, который был сам борцом, в Прибалтике – гандоболисты, баскетболисты, футбол – в Украине и Грузии… Мы им сказали: «Ребята, четыре года вы занимаетесь только своим видом спорта. Вы должны знать всех игроков, жен, любовниц, родителей. Они будут на трибунах, и мы будем показывать, как они реагируют».

Во-вторых, в Останкине устроили семинар режиссеров со всего мира. И наши режиссеры выступали, докладывали концепцию по своему виду спорта, а ведущие спортивные режиссеры со всего мира драконили их, а ты должен был защищаться и учесть все замечания. Посылали режиссеров на стажировку в Венгрию, в Чехию, в Финляндию.  

Нужно отметить, что мы впервые выработали единую концепцию спортивного показа. Такого в мире до этого не было: каждый показывал в меру того, какая у них была техника, какие были знания, возможности. Как правило, спортивные режиссеры были многостаночниками.

Когда я пришел на телевидение, мне не очень нравилось, как показывали спорт. Например, футбол показывали с высокой камеры – с высоты птичьего полета. И вот там внизу человечки какие-то бегали, забивали голы. Я их спрашиваю: «А почему вы так показываете?» «Это главная камера – нужно, чтобы видна была комбинация, чтобы не пропустить гол». Я про себя думал: «Вот я игрок, я-то себя с высоты птичьего полета не вижу, значит, я самый несчастный человек в этой ситуации»… И я понял, что это нужно менять, что нужен обязательно крупный план. Радость забившего, огорчение пропустившего, ликование трибун. Учитесь менять планы.

Наши режиссеры были жутко против. Пришлось хребет ломать и им, и спортивным комментаторам. Комментаторы привыкли быть главными: вот сидит Озеров, говорит: «Вот на трибуне появился Брежнев» – камера на него, «Вот появился Бесков» – камера на него. А на Олимпиаде камера не может следовать за комментатором, она должна быть нейтральной. Режиссеры испугались – у них не было поводыря.

Очень долго приходилось ломать психологию кадра и психологию того, что теперь вы главные, не нужно следовать за комментатором.

И отсюда родился единый почерк.

Кроме того, мы впервые дали не общую международную картинку, а предложили выбор. Например, если идет борьба, то с каждого ковра мы даем разные сигналы, а конкретный режиссер выбирает нужных ему бойцов. Международная картинка приобрела разнообразие.

Мы внесли даже специализацию групп – я им говорил: «Если ты гандболист, ну поиграй ты в гандбол! Не нужно, чтобы ты был олимпийским чемпионом, но почувствуй». 

Все эти перемены были считаны мировым телевидением. Не то что я изобрел крупный план, но спортивное телевидение после московской Олимпиады стало другим. Считаю работу на Олимпиаде своей второй негласной олимпийской медалью. Понятно, что я был не один: мне удалось собрать кулак помощников, Олимпиада – это такое время, когда вся редакция поднимается над своими амбициями.

Еще мне запомнилось, как мне тогда не дали орден Ленина. На все Гостелерадио был положен один орден Ленина, а у меня были терки с нашим кадровиком, почему-то он меня недолюбливал. И вот закончилась Олимпиада, он приглашает меня к себе в кабинет и говорит: «Извините, один орден Ленина, и мы решили вручить его слесарю-водопроводчику, рабочий класс»... И смотрит на меня: истерика будет со мной или не будет. «Ну, орден трудового Красного знамени мы вам дадим». Он был очень удивлен, что я не бросился к Лапину, не начал рвать на себе рубашку.

На Олимпиаде я впервые понял разницу между нами и американцами. Они такие нагловатые – у них лучшие позиции в Лужниках. Говорят: «Мы хотим сто квадратных метров в этом углу». А у нас комментатор сидел – стул, стол и монитор, какие там сто метров? Ну хотят – платят.

Договорились, построили мы им комментаторскую площадку. Они появляются: «Мы передумали, нам нужно в другом месте». Собираю техников, инженеров, спрашиваю: «Можем перенести?» А уже поздновато. Ведущий инженер, кажется, Попов Анатолий Петрович говорит: «Не можем, мы кабель положили, забетонировали». Объясняю американцам. Они говорят: «Триста тысяч долларов». «Анатолий Петрович, триста тысяч долларов, давайте перенесем». «Да нельзя, забетонировано». Я американцам: «Нельзя». «Пятьсот тысяч долларов». Короче, мы подписались под этим, перенесли. Но в итоге они отменили трансляции, объявили бойкот. Их техника стояла замороженной, мы ей не пользовались. 

У них, конечно, другие возможности, они показывали легкую атлетику 24 камерами – на всем телевидении не было такого количества. Но если ты понимаешь, то можно и одной камерой снять фильм и отправить его на Оскар».

Заметен ли был взрыв интереса к НБА

Владимир Гомельский: «Отцу не нравилось, что я делаю. Папа – перфекционист. И вообще у меня такая семья: если ты взялся за что-то, ты должен делать это лучше всех на свете. После первого репортажа мама мне сказала: «Не надо тебе, Володя, этим заниматься, это не твое». Потом она долго молчала. А папа приехал, послушал, у него были отзывы о моей работе, он делал мне замечания.

Когда я понял, что это мое? Еще шел первый сезон, комментировать невозможно – монитор крошечный, ничего не видно, сейчас бы комментаторы не стали так работать. Но стали приходить письма, я их читал – и тогда понял, что людям это интересно, что я добиваюсь своей цели. Но до 95-го года я отказывался в штат идти.         

Самые запоминающиеся моменты связаны не с той программой, а с командировками. Я ездил вживую комментировать финал 95-го года «Орландо» – «Хьюстон»: до слез было обидно, что он закончился в четыре матча. Помню свой восторг, когда приехал комментировать Матч всех звезд. Тогда я понял, что сам Матч всех звезд – это самое скучное событие уикенда, там происходят гораздо более интересные вещи, которых мы, к сожалению, не показываем. Но это надо было пощупать самому.

У Шакила я брал интервью дважды. Я познакомился с ним, когда он еще был студентом Луизианы Стэйт. Ему было 18 лет, он учился на втором курсе. Мы думали, что они выиграют NCAA, но они вылетели. Шак был такой огромный, но такой скромный, застенчивый. А после этого я брал у него интервью в Торонто в 94-м и на Олимпиаде в Атланте 96-м. Благодаря знакомству со Стерном мне вывели в коридор двоих, они были в хорошем настроении, и интервью получилось довольно веселым.

Одна из лучших моих работ – в 92-м году я взял интервью сначала у Дэвида Стерна, а потом был на закрытой пресс-конференции, когда мы допрашивали Сережу Бубку и Майкла Джордана. Ее нам организовал Nike – это был класс.

Лучшее мое интервью с игроками НБА – это с Алонзо Моурнингом. Вот я нашел тему, на которую он говорил. Причем Зо – зверь, он такой суровый. А тут я его разговорил. Мы нашли общий язык, мы редко встречаемся, но когда встречаемся, понимаем, что мы друзья.

Мой коллега Ванька Ургант много позже мне рассказывал, что они подростками бросали все во дворах и бежали смотреть НБА. Приблизительно ту же историю мне рассказывали еще человека три-четыре. Вот сейчас я познакомился с одним прогрессивным болельщиком НБА, который мне рассказал то же самое. Он родился в Баку. Баку – не баскетбольный город, но они бежали смотреть. Так что понимание большого интереса пришло только сейчас.

А объяснение такому интересу – самое простое. Начало 90-х, «железный занавес» сломан, Россия находится в очень интересных отношениях с остальным миром. И нам интересно, чем живет остальной мир. НХЛ не показали, НФЛ не показали. Этот несчастный бейсбол не показали, а баскетбол – вот он. И это тоже часть образа американской жизни. Это было интересно. Я могу ошибаться, но мне кажется, что людей, далеких от баскетбола, от спорта вообще, привлекло. И они сидели у телевизора и смотрели.

Нас поразило письмо от экипажа подводной лодки. Наши друзья рассказывали, что даже домохозяйки следят за баскетболом. Наш новый знакомый рассказывал, что когда я говорил про «разножку» Реджи Миллера, то дети сразу же бежали и начинали тренировать ее. То есть я еще, получается, и вредитель.

Мне запомнилась такая ситуация. Был такой Тишинский рынок. Мы туда как-то приехали за продуктами, и стоит лицо кавказской национальности. Я подхожу у него мясо покупать, а он мне спел  «I love this game». Это было приятно».

Почему НБА пропала с телевидения

Владимир Гомельский: «Я считаю, что с того момента как начали мерить рейтинги, это была целенаправленная акция против спортивного телевидения.

Если разбивать телевидение на составные части, то самое дорогое – это новости, потом идет спорт. Но при этом НБА никогда не задирала цены. Даже сейчас полный сезон НБА, то есть матч в день, плюс бонусный матч, восьмой, в неделю, плюс уикенд всех звезд, плюс все плей-офф, если поторговаться, можно купить за 2-2,5 млн долларов. Правда, это не все расходы. Придется оплачивать доставку сигнала. И если эту сумму поделить на часы вещания, получится вполне приемлемый результат.

Однако рейтинги меряют там, где установлены счетчики. Вот вы позволите установить счетчик у себя в квартире? Вот и я нет. Они установлены у бабушек-пенсионерок, для которых эти 200 рублей – деньги. Но они-то спорт, кроме фигурного катания, не смотрят. Поэтому сейчас невозможно доказать ни одному руководителю федерального канала, даже Тине Канделаки, что мы не верблюды и НБА надо показывать.

Я сам плачу 200 долларов и смотрю то, что мне интересно. Считаю, что в принципе, если принять нормальные законы, то все любители НБА смогут смотреть игры в интернете, в хорошем качестве. Жалко, что у нас не все владеют английским языком. У них есть опции «английский», «испанский», «французский», «китайский», а опции «русский» – нет. Была бы опция «русский», возможно, больше людей покупали бы NBA TV».

Александр Иваницкий: «Громадный интерес к баскетболу НБА мне был понятен. Я понимаю, какого качества продукцию я поставил в эфир.

Возможно, сейчас время уже прошло. Мы показали – люди посмотрели. Возможно, у них появились другие интересы. Если бы я вернулся на телевидение, не уверен, что вновь бы поставил НБА. Сейчас есть бешеный интерес к художественной гимнастике, к фигурному катанию, появляется новый вид спорта – гольф. Пятнадцать новых видов спорта на Олимпиаде.

НБА – это кастовый вид спорта.  И самое смешное, что у нас никогда не будет такого баскетбола. По одной простой причине. Вот большинство нобелевских лауреатов – это американцы, но это купленные ученые – китайцы, русские, все кто угодно. Покупной вид спорта мне не интересен.

У них великолепные игроки, но все же афроамериканцы. А я видел, как живет гетто. Когда я приехал на Олимпийские игры в Атланту, поразился. Во-первых, в центре, когда деловая активность заканчивается и все закрывается, появляются бомжи-негры. Чтобы чернокожие не бузили, им выдают талоны на питание. В пяти поколениях они ничего не делают. Единственный выход – баскетбол. С утра до вечера стучат мячом. Для них это единственная возможность вырваться из ада. У нас невозможно нечто подобное представить, разве что послевоенный дворовый спорт. 

Когда я сейчас смотрю баскетбол, то прихожу в ужас – играют одни негры и югославы. Я никак не могу соотнести себя с этим: почему я должен за них болеть? Я бы хотел с кем-нибудь даже поговорить: «А почему ты за него болеешь? Там нет твоих. Сегодня он играет, завтра бросил клуб и уехал». Это деградация.

Помню, на чемпионате мира по футболу кто-то из комментаторов сказал: «Вот этот игрок поменял 15 клубов». В наше время, если ты перебежал из ЦСКА в «Динамо», это считалось позором. Нас приучают к тому, что можно поменять родину. Без дураков – Медведева может тренироваться здесь, а может уехать в Америку.

Наше телевидение сегодня направлено на тотальное оболванивание людей. Уровень потрясающе низкий. Есть программы, которые можно смотреть – рыбалка, например… Есть люди, за которыми я слежу – на «Спасе» есть священник отец Андрей, который беседует с молодежью на любые темы.

Вот, например, программа «Голос». Интересно мне ее смотреть? Интересно. Хочу я познакомиться с новыми исполнителями? Хочу. Но все эти ребята заточены на то, чтобы петь американские песни, вести себя как американская попса. Русскую мелодию, русскую песню исключили. Насаживаются американские стандарты. Плюс Нагиев, похожий на кота Базилио, позволяет себе скабрезные шутки. Очень искусственно себя ведет жюри. Получается абсолютная калька американской программы.

Я поговорил с Губерниевым десять минут, и мне все стало понятно. Он «буробит»: включили – и его понесло. Комментарий же должен идти плавно – с подъемами и спусками. А он как начал орать со старта, так и будет до конца. Это знаете, как когда попса поет песни военных лет. Ну как Басков с Киркоровым и их «Ибицей» будут мне петь песни военных лет?! И я им поверю?! Да никогда  в жизни.

То же самое с Тарасовой. Она все время играет – такая драматическая актриса.

Думаю, что «Лучшие игры НБА» просто сошли на нет. Поднялся наш спорт – футбол, фигурное катание. И у нас появилась возможность это ставить в эфир. Мы вспомнили, что мы федеральный канал, что мы можем показывать Олимпиаду и чемпионаты мира.

А потом странно болеть за иностранные команды. Американцам же все равно, как выступают российские спортсмены, они их даже не знают. Думаю, что в чем-то они и правы. Пусть они там играют, а у нас – что-то свое».

Иван Ургант (безмерно) обожает НБА, знаком с владельцем «Голден Стэйт», смотрит матчи везде и в любое время

Владимир Гомельский: «ЛеБрон – лучший баскетболист планеты. И законченный дурак»

Фото: РИА Новости/Николай Болотин, Дмитрий Донской, Владимир Федоренко; globallookpress.com/ Alexander Chernykh; 720pier.ru; Instagram/

 

logoАлександр Гомельский
logoВладимир Гомельский
Александр Иваницкий
телевидение
logoНБА