Чак Нолл: человек, а не миф. Часть первая
Это исчерпывающий материал о Чаке Нолле, архитекторе знаменитого «Стального занавеса». Нолл безраздельно господствовавшем на бровке «Питтсбург Стилерс» 23 года, за которые они выиграли четыре Супербоула (1974-79), и вышедшем в отставку в 1991 году с балансом 209-156-1. Два года спустя он был включен в Зал славы профессионального футбола. Чак Нолл скончался в июне 2014 года. Ему было 82 года. Это первая часть статьи из двух, которая появилась на свет в июле 1980 года в журнале «Sports Illustrated».
Часть первая. Человек, а не миф.
Вторник, 7 января 1975 года. Утро накануне Супербоула. Пресс-конференция «Питтсбург Стилерс» в отеле «Фонтенбло» в Новом Орлеане. Чак Нолл — коренастый, светловолосый человек солидного вида в коричневых брюках и светло-голубом пуловере. Его команда является фаворитом с преимуществом в 3,5 очка над командой «Миннесота Вайкингс». Свет софитов и прожекторов телекамер слепят его. Он старается смотреть в сторону. Он щурится. Это раздражает. Отвлекает. Яркий свет поражает его. Он садится, откашливается. Вот-вот начнется пресс-конференция.
— Что вы можете сказать о старой формуле, по которой более опытные команды легко бьют новичков Супербоула? — спрашивает Нолла кто-то. «Викинги» уже дважды проиграли в Супербоуле. Наверное, это делает их более опытной командой. «Питтсбург» играют в таком матче впервые. — Что вы думаете о старой формуле, по которой каждая команда, что обыграла «Окленд» в Чемпионате АФК, автоматически выигрывает и Супербоул?
Нолл начинает говорить. В комнате поднимается гул. Кто-то спрашивает Нолла об игре против «Викингов» в 1969 году. Это был его первый сезон в качестве тренера «Стилерс». Они закончили сезон с 1-13 и «Викинги» разгромили их 52-14.
— Это игра, которую я предпочел бы забыть.
— Что там случилось?
— Я уже забыл об этом.
Кто-то спрашивает Нолла, что происходит, когда команда отходит от плана на игру и начинает искать другие пути.
— Когда вы отступаете от своего плана действия, это значит, что вы потеряли самообладание, — говорит Нолл. — Мы не намереваемся это делать. Это не входит в нашу стратегию.
И все в том же духе. Легкий юмор, ничего чересчур умного, никаких особых открытий. И когда все закончилось, вся пишущая братия осталась в некотором недоумении. Что это было? Что скрывалось под этой скромной красноречивостью? Разговор через губу? Презрение? Этот человек и правда хочет нам сказать, что мы — компания глупых кроликов, которые впустую тратят его время?
И все последующие годы, даже после четырех Супербоулов за шесть лет, пресса продолжала мстить ему за некую мнимую обиду и глумиться над ним. Перед одним из Супербоулов на информационном табло пресс-центра было написано: «Основные моменты пресс-конференции Чака Нолла: ». И под заголовком — пустотое место. Некий спортивный обозреватель оценил это интервью третьим худшим интервью в НФЛ за 1975 год после Дуэйна Томаса и Джорджа Аллена.
Даже представить невозможно, что так могли относиться к Винсу Ломбарди, который запугал прессу, или Полу Брауну, который ей умело манипулировал. «Пэкерс» называли не иначе как «Пэкерс Ломбарди», а «Кливленд» были «Браунс Брауна». Эй, посмотрите, да именем этого человека названа даже команда!
Но «Стилерс» всегда будут «Стилерс Брэдшоу», или Джо Грина, или старика Арта Руни. 48-лений Чак Нолл никогда не был человеком-иконой, кроме как для жителей Питтсбурга. Никаких телевизионных шоу, никаких книг о нем, никаких презентаций и никакой рекламы. «Возьмите одного из игроков», — всегда говорит Нолл.
— Вообще, он снялся в одной рекламе, для «Национального Банка Питтсбурга», — говорит его 22-летний сын Крис, выпускник Университета Род-Айленда. — «Это было его личное одолжение для одного парня. В рекламе было написано: «Сэкономьте 500 долларов, получите бесплатно эту рубашку и будете выглядеть так же хорошо». Он стоял на фоне черной доски, был одет в рубашку, улыбался, руки его были сложены на груди и на доске были изображены схемы движения игроков. Он думал, что он заключает соглашение на одно газетное объявление, но это было размещено на всех рекламных щитах во всем городе. И каждый день, по дороге на работу, проезжая мимо этой рекламы, он стонал как от боли.
Когда его спросили об этом, Чак Нолл сокрушенно покачал головой: «Стыдно. Меня это смущает». Но что такого ужасного в обычной рекламе, чтобы воспринимать ее настолько глубоко?
— Просто такова моя натура. Я всегда был таким и никогда не любил публичности. Я никогда не был фотогеничным и меня никогда не волновало, как я получаюсь на фотографиях. Хорошее изображение человека и сам человек могут очень хорошо сочетаться, но на этой земле каждый человек уникален. Я никогда ни под кого не подстраивался и никому не пытался подражать. Вы должны быть собой, а я — собой.
Так кто же такой Чак Нолл?
Для Арта Руни-младшего, вице-президента «Питтсбург Стилерс» и директора службы скаутов, Нолл — это «причина того, по которой мы несколько месяцев назад все прилетели в Вашингтон, чтобы получить награду от Сената США. До него мы были просто безымянными и немыми Руни, которые не могли найти дорогу от Норт-Сайда до аэропорта».
Для его сына Криса Нолл — «человек, которого я только недавно научился по-настоящему ценить».
Для квотербека Терри Брэдшоу Нолл — «человек, с которым он никогда не ладил».
Для Генерального менеджера «Нью-Йорк Джайентс» Джорджа Янга, с которым он работал вместе в Балтиморе, Нолл — «это главный тренер, который умеет управлять своим „эго» лучше, чем кто-либо другой в футболе. Он похож на великого профессора Гарварда, который ведет себя как стипендиат Родса и не хочет ничего делать, кроме как читать лекции и преподавать. Не хочет быть ни деканом, ни заведующим кафедрой. И он счастлив на своем месте. И со времен его работы помощником в Балтиморе он совсем не изменился».
Для жителей Питтсбурга Нолл — «человек с эстетскими замашками: хорошее марочное вино, хорошая еда, классическая музыка».
Для всей остальной части страны Нолл — «ну ладно… парень, который тренирует «Питтсбург Стилерс».
Для своей жены Марианны, с которой они прожили 24 года Нолл — «очень, очень закрытый и непубличный человек. Я читаю некоторые вещи, что о нем пишут и говорю себе: „Нет, нет, это совсем не похоже на него. Он… ну, как вам сказать… он — просто Чак». Иногда я хочу, чтобы он снялся в рекламе, чтоб он открылся и тогда люди поймут, кто он такой и что он сделал. Но тогда он не был Чаком. Он был бы не тем человеком, в которого я влюбилась и за которого вышла замуж. У него очень сильное „эго», но что касается тщеславия… его нет совсем».
Игроки „Стилерс» тоже однозначны в своей оценке отсутствия тщеславия в своем тренере. Линн Суонн говорит: „Я читаю о некоторых тренерах, у которых есть собственные телешоу, которые в поездку берут по 10 курток, а потом долго прихорашиваются в сторонке, прежде чем появиться на публике. А потом я смотрю на Нолла с его синей кепкой и думаю, что теперь мне будет трудно приспособиться к одному из тех тренеров».
— Послушайте, я хочу тренера, который знает как победить. Меня совсем не волнует, одет ли он в норковую шубу, — говорит Джек Ламберт.
Победитель. Слово, которое заставляет Нолла вздрогнуть. «Я учитель», — говорит он. «Побеждают игроки, тренеры обучают их. Я учу».
История. Еще одно слово, которое не любит употреблять Нолл, оценивая свой путь в команде и победы в четырех играх Супербоула. Пол Браун выиграл восемь титулов чемпиона, но четыре из них еще в старой All-America Football Conference. Ломбарди выиграл пять, включая два Супербоула, но эти две победы были одержаны, когда Супербоул разыгрывался по старой формуле. Нолл никогда не проигрывал в финальной игре или the ultimate game, как говорят телевизионщики. Ломбарди проиграл одну, Браун — четыре. Кроме того, «Стилерс» Нолла выиграли 14 игр плей-офф, что на одну меньше рекорда «Далласа». И для экзотики: за восемь лет плей-офф (1972-79) баланс «Стилерс» Нолла в играх против команд с процентом побед ниже 50 — 59 побед и одно поражение. Пока в 1979 году их не обыграли «Бенгалс», их баланс был 56-0.
Прошло три недели после победы «Стилерс» в Супербоуле 1980 года (31-19 над «Рэмс»). Тихий снежный вечер в Питтсбурге. Комфортный французский ресторан. Хорошая еда, хорошее вино, все тихо и спокойно. Швейцар, морщинистый и лысый старик, желает доброго вечера Чаку и Марианне Нолл. Они выходят, он открывает перед ними дверь и говорит: «Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для города. Теперь я говорю людям, что я из Питтсбурга и горжусь этим».
Нолл улыбается и благодарит его. Они обмениваются рукопожатием. Но улыбка Нолла придает смелости швейцару.
— Еще одно, — говорит он. — Почему вы думаете, что Франко такой великий раннинбек?.
Нолл ждет. Он знает, что его ожидает. Прилив гнева. Шутка — обыкновенная недалекая острота в адрес чëрнокожего с итальянскими корнями. Нолл стискивает зубы, губы напрягаются… Его игроки знакомы с таким взглядом, который не сулит ничего хорошего. Но на сей раз Нолл просто качает головой и уходит под падающий тихий снег.
Франко Харрис, его Франко Харрис, который выдал ему восемь суперсезонов, который столько раз играл, превозмогая боль, который разгромил «Викингов» со 158 ярдами в Супербоуле 75-го года, который неизвестно откуда и как вытащил мяч, чтобы принести победу над «Оклендом» в плей-офф 1972 года… Сколько раз Нолл слышал подобные неумные остроты? «О, три или четыре раза в день», — говорит его жена Марианна.
Дом 7215 на Монтгомери-Авеню на Ист-Сайд в Кливленде. Длинное и узкое двухэтажное строение, выкрашенное в зеленый цвет, с деревянными навесами на окнах и захудалым двориком впереди. Он был построен почти 90 лет назад немецким эмигрантом по имени Генри Штайгервольд. В нем он вырастил и воспитал 13 детей, самой старшей из которых была будущая мать Чака Нолла. В 1917 году Кэтрин Штайгервольд выйдет замуж за Уильяма Нолла и в 1932 году, в мрачные времена Великой Депрессии, родится ее третий и последний ребенок Чарльз Генри Нолл.
— Мы жили с бабушкой и дедушкой в доме 7215 на Монтгомери, — говорит Нолл. — Во времена Депрессии совместное проживание семей в одном доме не было чем-то необычным. Я уже давно не был там. Я даже не уверен, что дом еще стоит.
Он стоит. И в нем все еще живут. Посреди не самого лучшего района Кливленда, который во времена детства Нолла был преимущественно черным. Это конечная остановка East 74th, тяжелый тупик, который упирается в мрачную, темную кирпичную стену завода по производству тяжелых станков. Над обшарпанной алюминиевой дверью висит табличка «SIDE DORR, PLESE». Осторожно открывается боковая дверь… Из глубины дома выскакивает овчарка, обнюхивает и отступает даже не залаяв. За ней появляется пожилой человек в халате. «Нет, я не знаю, что Чак Нолл жил здесь. Я не знаю его. Извините», — говорит он.
«Район почти такой же, каким был 40 лет назад, – говорит другой житель. – За исключением пожаров. Раньше пожары случались раз в неделю. Многое сгорело, сровнялось с землей и просто пустовало. Когда-то здесь было несколько фабрик, но большинство из них заброшены».
Это мрачный депрессивный район. Однако, ему есть чем гордиться, есть, что вспомнить. В нескольких милях на восток еще существует стадион «East Tech», где бегали Джесси Оуэнс и Харрисон Диллард. В офисе Нолла на столе стоит фотография футбольной команды района 1941 года, которая называлась «Клипперс». Один из двух тренеров и 13 из 23 игроков — чернокожие. Звездами этой команды были Гарольд Оуэнс, племянник Джесси, и Баррел Шилдс, который играл на позиции хавбека за «Балтимор Колтс» четырнадцать лет спустя. Самый крайний в первом ряду — щуплый и незаметный Чак Нолл.
В те годы в Кливленде было немного спортивных героев, немного идолов и кумиров.
— Не было никаких зрелищных видов спорта, — говорит Нолл. — Можно было тогда посмотреть бейсбольные матчи, но это все, что было тогда. Мой старший брат Роберт, он на 12 лет старше меня, играл за футбольную команду в средней школе, но я никогда не видел как он играет. Моя сестра Рита была старше меня на 8 лет и, можно сказать, что я был единственным ребенком и рос в одиночестве. Тогда словосочетание «заниматься спортом» означало «играть в бейсбол» и ничего больше. Все играли в него как могли, даже если рядом с вами был всего один человек… Вы просто бросали мячи в пустоту, на улицу.
Отец Нолла был мясником, мать работала у садовника по имени Элси Кирхнер.
— Я не сказал бы, что мы были бедны. Скорее, с низким доходом. Есть разница. Я видел другие семьи, у которых было немного больше, чем у нас, и, возможно, я завидовал им, но в конечном итоге со мной произошло самое лучшее, что могло произойти. Вы знаете, что если вы хотите что-то иметь, вы должны заработать это сами, своими силами. Никто не собирается подарить это вам. Так вы очень быстро становитесь реалистом. И мы были очень сплоченной и дружной семьей. Отсутствие материальных ценностей не так важно, как отсутствие эмоций и переживаний. Есть немало людей, заваленных богатством, но бедных эмоционально. И это их надо называть бедными.
Когда Чаку было 10 лет, Ноллы переехали в Иллинойс, где Уильям Нолл нашел работу водителя грузовика в газовой компании. Это был побег из мрачного и депрессивного Ист-Сайда Кливленда. Однако через год господин Нолл заболел болезнью Паркинсона, которая не оставила его до конца жизни. И семья вынуждена была вернуться в Кливленд, в тот же самый район.
— Когда я был маленький, люди часто спрашивали меня, в чем моя цель, чего я хочу добиться в жизни, — рассказывает Нолл. — А у меня была только одна цель: образование. Школа. Моя мать пошла работать и оставила школу в пятом классе, отец — в восьмом. Я начал учиться в школе «Holy Trinity», когда мне было пять лет. Я всегда был впереди всех на год, но это меня устраивало. Чем раньше начинаешь учиться, тем лучше.
Когда Чаку Ноллу стукнуло 12, семья стала планировать его будущее: учеба в «Бенедиктинской высшей школе». Это была мечта любой католической семьи Ист-Сайда. Внушительного вида здание на холме, похожее на крепость, было частью венгерской общины Кливленда («Самая большая концентрация венгров в одном месте после Будапешта», — говорит школьный пресс-секретарь Вальтер Мисковски). Учеба в школе стоила 150 долларов в год.
— Я начал откладывать на учебу, когда еще был в седьмом классе, — говорит Нолл. — Я устроился на мясной рынок, где мыл прилавки в ожидании клиентов. Я работал каждый день с трех до шести, а по субботам — целый день. На рынок я приезжал на велосипеде после школы. Мне платили 55 центов в час — огромные деньги в те дни.
Когда Нолл подал документы в высшую школу, у него было достаточно денег, чтобы заплатить за два года учебы. Там он познакомился с новым для себя видом спорта — баскетболом.
— Это был единственный вид спорта, которым я мог заниматься. Тренировки начинались в 7.30 утра, а игры были после обеда. Таким образом, я пропускал их, ведь я все еще работал на рынке. Я посещал все тренировки и пропускал все игры. Но мне никто никогда ничего не говорил. Можете себе представить, насколько я был важен для команды.
— Я не думаю, что кто-то знал, что он работал, — говорит один из школьных монахов-бенедиктинцев. — Он никогда ничего никому не рассказывал. Он всегда был тихим и очень целеустремленным.
Ко второму году обучения Нолл скопил достаточно денег, чтобы оплатить третий год.
— Тогда я решил всерьез заняться спортом. Я оставил работу и стал заниматься футболом. Просто хотел увидеть, как у меня получится. Не получилось бы — опять пошел бы работать, — вспоминает Нолл.
Его рост был тогда 180 сантиметров, вес — 79 килограмм. Также он обладал очень приличной скоростью. Его поставили на позицию фуллбека. Но он постоянно ронял мячи.
— Почему? Я не знаю, — говорит он. — Я просто не мог держать мяч. Поэтому меня переместили на позицию правого гарда в нападении, потом — тэкла защиты.
Нолл был неплох на этих позициях, и благодаря своим успехам начал получать спортивную стипендию. Вскоре, в последних двух годах учебы в школу пришел новый тренер: 110-килограммовый лысеющий громила по имени Джо Руфус. Подопечные прозвали его «Ruthless» — «беспощадный».
В 1948 году Чак Нолл стал игроком своей первой непобедимой команды в жизни. В игре на чемпионат Кливленда на «Муниципальном Стадионе» на глазах 45 тысяч зрителей бенедиктинцы победили «South High» 7-0 с тачдауном за 50 секунд до конца игры. Рита Дайнингер, сестра Чака, помнит лишь, что «поле было просто болотом, кучей грязи. Я могла отличить Чака среди остальных лишь по его скромным размерам. Он казался очень маленьким».
На фото школьной команды Чак Нолл выглядит белобрысым подростком с жестким, слегка косоватым взглядом. Руфус, сбросивший почти 20 килограмм и потерявший половину своей и без того небогатой шевелюры, вспоминает о нем как о «цепком, но недостаточно сильном парне, который не подходил для стартового состава. Он был очень прилежным, очень добросовестным и скромным, но если его кто-то толкал, он не задумываясь толкал в ответ».
— Я хотел учиться, — повторяет Нолл. — В «Бенедиктине» знали толк в технике. Руфус и особенно его помощник, тренер лайнменов Эб Строснидер, не просто говорили нам выстроиться в линию. Они учили меня как добраться до центра, как нейтрализовать его, как овладеть мячом. Они учили меня всему, что должен уметь защитник. К четвертому году тренировок у меня все сложилось. Но все равно, я пока не особо участвовал в поединках. В основном, наблюдал со скамейки.
— Он никогда ни у кого не просил помощи, — вспоминает Джо Руфус, сегодня занимающий пост директора спортивной программы школы. — Я не думаю, что кто-то в школе знал, что его отец страдает болезнью Паркинсона. Он со всем справлялся сам. Я помню, как он из борцовского зала поднялся в гимнастический, решительно подошел к одному из легкоатлетических барьеров, перепрыгнул его и ни слова ни говоря вышел. А барьер был высотой приблизительно метр шестьдесят… Природный талант. Барьерист. Он не был быстрым, но он всегда был в форме.
Он из тех людей, которые всегда сами по себе. С ним было нелегко подружиться, у него было немного свиданий, если были вообще… Он не создавал впечатление парня, с которым вы хотели бы находиться рядом. Он был хорошим студентом, но не был ручным животным ни для одного преподавателя. Чак был не на высоте, когда требовалось поддержать разговор и не возобновлял беседу, если она прерывалась. Его односложные ответы ставили вас в тупик и вы должны были подумать, что сказать дальше. В футбольных играх он был просто небольшим пареньком на линии, которого никто не замечал. У нас тогда были два тэкла, которые получили признание: Эд Пауэлл и Билл Шейкер. Наши защитники были тоже заметны. Чак был тем парнем, которого не замечали.
Партнер Нолла по команде и двоюродный брат мужа Риты Арт Дейнингер охарактеризовал его так: «Он был чертовски хорошим игроком среднего уровня».
Нолл был прекрасным учеником. По результатам он занимал 28 место из 252 учеников школы. Он взял необходимые курсы по английскому и латыни, но отказался от лингвистической экзотики, вроде испанского, немецкого, словацкого и польского. В последнем школьном семестре он заработал 85 по английскому, 92 — по деревообработке, 90 — по геометрии и физики, 98 — по социологии. Средний балл — 90.8, что очень неплохо для спортсмена, который занимался тремя видами спорта.
После окончания школы он поступает в колледж «Дейтон», который тренировал Джо Гэвин, бывший игрок «Нотр-Дама». Гэвин когда-то тренировал среднюю школу Кливленда и отметил, что в 1948 году «Бенедиктин» обыграл его школу со счетом 23-0, отчасти благодаря крепкого светловолосому парню по фамилии Нолл.
— Во время моего обучения в «Дейтоне» я играл на позиции тэкла нападения и лайнбекера. В 1950 году, во время учебы на втором курсе, я был гардом нападения, меня пробовали на позиции хавбека и корнербека. В том же году мы играли против Кентукки, седьмой по силе команды страны и чемпионов «Sugar Bowl». Беар Брайант был их тренером, Бэйб Парилли — квотербеком и они должны были работать прямо против меня. Помню, у них было два раннинбека по фамилии Джонс. И они просто летали по полю, раз за разом ловя пасы именно через меня. После той игры я недолго оставался корнербеком. Они заработали тогда где-то 40 очков уже в первой половине, но игра так и закончилась 40-0. И Брайант совершенно обезумел после игры, потому что его команда ослабела во второй половине… Шесть лет спустя Бэйб Парилли был моим соседом по комнате в «Браунс». Пол поселил нас в одной комнате, думая, что я положительно повлияю на Бэйба. Я спросил его о той игре, когда Джонсы принимали его пасы через меня. Оказалось, что он даже не помнит о той игре. Зато я помнил.
Тогда в команде «Дейтона», «Флайерс», играла интересная связка двух игроков: Лероя Ка-Не, по прозвищу «Гаваец Через Дефис», и Бобби Рекера, известного под кличкой «150 фунтов динамита на поле». В 1951 году их баланс был 7-3, но они проиграли в «Salad Bowl» в Финиксе Хьюстону. Перед сезоном 1952 года Чак Нолл был сфотографирован для обложки «Street and Smith’s Football Yearbook». Заголовок гласил: «Чак Нолл, 95-килограммовый тэкл, прокладывает путь „Флайерс» к следующему финалу». Но 1952 год был скромным для «Дейтона»: 6-5.
В те дни работа скаутов с составом начиналась и заканчивалась телефонным звонком. Тогда в «Дейтоне» линия нападения принадлежала двух игрокам. Гиганту Джиму Рэйффу весом 105 килограмм и такому же гиганту, центру Эду Клеменсу с массой 107 килограмм. Но когда скауты начали звонить тренеру «Летчиков» Джо Гэвину, он неизменно рассказывал им «о моем маленьком тэкле Чаке Нолле»: «Он такой большой, как вы говорите?» — спросили они. «Ну, он весит только 95 килограмм, но вам понравится. Он знает, что делает…»
— Джо был, по сути, учителем. Очень хорошо разбирался в атакующих построениях, в технике блокирования. Он замолкает на мгновение и смотрит на стол. Его убили в банке, в Дейтоне. Какой-то религиозный фанатик, без конца цитирующий Библию, однажды ворвался в банк и устроил стрельбу. Джо был одним из тех, кого застрелили. Это было некоторое время спустя после моего окончания колледжа, — Нолл замолкает…
Игроки «Дейтона» прозвали Нолла «Папа Римский». Нолл всю жизнь терпеть не мог прозвища, но оно понравилось Полу Брауну, который часто любил напоминать людям, что привело Нолла в профессионалы.
— Мне понравилось то прозвище «Папа Римский». Чак никогда не делал ничего плохого, — вспоминал Пол.
— В то время я чувствовал, что знаю о футболе все, что можно знать, — говорит Нолл. — Фактически я ничего не знал. Только когда я стал тренером, я увидел, как мало я знал. Оглядываясь назад, я могу сказать, что, вероятно, я был неплохим игроком атаки и то, только потому, что у меня были хорошие учителя. У меня не было мыслей о профессиональном футболе в то время. Я думал только об одном — о преподавании. Если тренерская работа мирно «уживалась» с преподаванием — прекрасно. Мой средний балл по математике, моему профильному предмету на факультете педагогики, был 3.5 и я был намерен преподавать после получения высшего образования.
Существуют некоторые разногласия в том, когда же «Кливленд Браунс» выбрали Нолла в 1953 году. Нолл говорит, что спустя день после сдачи его студенческой работы ему позвонили и сказали, что он выбран в 21-м раунде.
— Я подумал, что речь идет о призыве в армию. Все еще шла война в Корее, — говорит Нолл.
Также некоторые биографы, исследующие его жизнь, утверждают то же самое. Но архивы НФЛ, например, говорят, что в 1953 году в 21-м раунде был выбран гард Билл Крокетт, а Нолл был выбран раундом раньше. Но для него в то время это не имело никакого значения.
— Мое подписание не было грандиозным мероприятием. Один из помощников тренера, должно быть, что это был Говард Бринкер, приехал в Дейтон и при встрече спросил меня, собираюсь ли я домой, в Кливленд, на Пасху. «Конечно», — ответил я. «Почему бы вам тогда не заглянуть в офис Пола Брауна? Он хотел бы поговорить с вами», — спросил он тогда.
Разговор Нолла с Брауном длился две минуты. Браун предложил ему контракт в 5000 долларов. Это был стандартный контракт для новичков. Выбранные в более высоких раундах драфта получали больше премиальных.
— В то же время меня приглашали преподавать и предложили зарплату в 2700. Я подписал контракт с «Браунс». Пол Браун посмотрел на меня на первой тренировке и сказал: «Ну ты довольно крупный, давай посмотрим, насколько ты смелый».
К концу лета стало очевидно, что Нолл попадает в команду. Боб Огаст из «Cleveland Press» назвал Чака Нолла «неожиданным подарком» для «Браунс».
— Он выглядит также, как Лин Хьюстон десять лет назад, — сказал Пол Браун.
32-летний гард Хьюстон, мастер защиты, был одним из фаворитов Брауна. В ноябре Хэл Лейбовиц из «Cleveland News» первым отметил некую особенность Чака Нолла и спросил его о личной жизни.
— Сначала я должен добиться успеха, а потом уже, может быть, всерьез подумать о девочках, — сказал 21-летний Нолл.
Через двадцать три года на пресс-конференции «Стилерс» Чак Нолл нашел Хэла Лейбовица в толпе журналистов и сказал: «Тут сидит человек, который написал первый документальный очерк обо мне. Он спросил меня, есть ли у меня какие-то особые интересы, помимо футбола, и я ответил, что люблю джазового саксофониста Стэна Гетца. Он вычеркнул это. Может быть потому, что он не знал, кто такой Стэн Гетц».
Свой дебютный год Чак Нолл начал как правый гард, меняясь с Хьюстоном. С левой стороны играл Эйб Гиброн.
— Парни, игравшие в нападении, были очень техничными. Это дало мне дополнительный толчок, — вспоминает Нолл.
Цитаты игроков «Кливленд Браунс» о Нолле напоминают высказывания о нем партнеров по команде бенедиктинской школы.
— Энергичный, неуступчивый, с прекрасной техникой. Настоящая находка для Пола Брауна, — говорит Майк Маккормак.
— Быстрый и точный. Можно о нем снимать фильм, — сказал Джон Сандаски игравший на месте тэкла, рядом с Ноллом.
— Я не думаю, что когда-либо видел его спорящим или ссорящимся с кем-то на поле, — вспоминает Уолт Майклс, тренер «Джетс» сегодня и лайнбекер «Браунс» в середине 50-х. — Это был очень дисциплинированный парень. Очень скромный, неброский, не любящий болтать. Как раз из тех, которые нравились Полу Брауну. Пол всегда говорил нам: «Если вы выигрываете, не говорите ничего. Если проигрываете, то говорите еще меньше». Он не любил болтливых парней.
Большинство футбольных команд в те времена использовали праворуких игроков, поэтому самым сильным игроком защиты у них был левый лайнбекер. Ноллу пришлось играть против лучших из них: Лео Номеллини, Турмана Макгроу, Джиля Мэйнса. Старая диаграмма показывает, что одну из лучших своих игр Нолл провел против выдающегося Арни Вайнмайстера из «Джайентс» на «Поло Граунд».
Ни одна тренерская система не производила столько специалистов первого уровня, сколько система игры Пола Брауна. Нолл, Майклс, Дон Шула, который показал себя при Брауне еще и выдающимся игроком. Виб Юбэнк и Блэнтон Коллиер были ассистентами Брауна, когда Нолл играл за «Кливленд». Но в основе всего в футболе лежит страх, страх потерять и не найти работу. «Только две вещи в футболе невозможно побороть: скорость и молодость» — одна из основополагающих фраз Брауна. Ветераны команды не были в восторге от нее…
— Полагаю, что там был страх, — говорит Нолл. — Я слышал как люди обсуждают эту тему, но сам я не чувствовал его. Я учился. У Фрица Хайслера, у Говарда Бринкера, и Блэнтона, и Уиба, и самого Пола. У него была уникальная система разделения работы. Каждый ассистент был ответственен за обучение атакующей и защитной единицы, который работали одна против другой. Например, Уиб тренировал тэклов нападения и эндов защиты, Фриц — лайнменов нападения и защиты, Блэнтон — секондари и ресиверов. Все было прекрасно организовано.
И когда «Браунс» выходили на поле, сам Браун называл все розыгрыши.
— Самый возрастной квотербек футбола, — улыбается Нолл.
Нолл не выносил мысли о том, что тратит время впустую. В межсезонье он работал в рекламном агентстве, а по вечерам он посещал юридический колледж. Кроме этого, он испытывал финансовые трудности. Когда он начал играть за «Браунс», его родителям было немногим более шестидесяти. Отец работал на неполную ставку на парковке. Но его болезнь прогрессировала и он вынужден был оставаться дома все больше и больше времени. Чак Нолл жил тогда вместе с родителями и помогал им.
Он практически не открывался людям. О чем он должен был с ними говорить? О жизни, которая посвящена побегу из Ист-Сайда? О вечной и непрерывной работе с 12 лет? О болезни отца? Да, было удовлетворение, но не было никакого ликования и триумфа. Да, он был удовлетворен своим положением в «Браунс», своими блоками против тех, кто намного опытнее и тяжелее его. Против Джима Риккаса, например… Но это было внутренним удовлетворением, которое таяло при выходе наружу, при внешнем воплощении. Позже Нолл скажет: «Рот — зеркало ума. Если вы держите рот на замке, никто не сможет сказать, что творится у вас в голове.»
Его будущая жена Марианна работала секретаршей в одной из клиник Кливленда. Ее соседка по комнате встречалась с Хершелем Форестером, гардом «Браунс». И однажды они познакомили Чака с Марианной.
— В первый раз, когда я увидела его, у него во рту блестели золотые зубы. Я знала, что футболисты вставляют золотые протезы и покрывают зубной эмалью. Когда мы познакомились, эмаль немного стерлась. Это было странное зрелище, — вспоминает Марианна.
Они встречались примерно год, прежде чем поженились. Обменивались книгами. Она сводила его на концерт Кливлендского оркестра в «Северенс Холл».
— Команда проводила свободное время в баре «The Wagon Wheel». В самом далеком закутке этого бара я и ухаживал за своей женой. Мы играли в карты, в игру под названием «31» и пили «Мичелоб». В подвале бара находился большой ресторан, которым управляли два француза, братья Луи и Этьенн. Они приехали в Кливленд после войны и открыли ресторан, рассчитывая продавать завтраки рабочим завода, но дело у них не пошло. Док Маджин, который владел баром, позволил им оставить свой ресторан у него в подвале. Однажды женщина в красивой шубе поднялась из ресторана в бар, увидела нас, играющих в карты, и сказала своему спутнику: «Воистину, от великого до смешного…», — вспоминает Нолл. — Когда у Луи и Этьенна оставались излишки, они поднимались наверх и спрашивали, не хочет кто-нибудь перекусить. И получая утвердительный ответ, готовили из самой лучшей вырезки вам такие гамбургеры с таким соусами, которые вы не пробовали никогда в жизни. Именно тогда я понял, что такое настоящее вино. Что до этого я знал о вине? Мне просто оно нравилось… На всякий случай я всегда держал в машине «Great Western Sparkling Catawba», бутылку за 99 центов. Это значит, что зимой у меня всегда было с собой охлажденное прекрасное вино.
В 1955 году в команде образовалась брешь на позиции лайнбекера. Томми Томпсон был травмирован, а Том Кэтлин служил в армии. И Нолл был перемещен на позицию левого лайнбекера, рядом с Майклсом в защитной формуле «5-2». В тот сезон он сделал пять перехватов. В пятой игре 1957 года Нолл сломал руку, пытаясь сдержать Олли Мэтсона из «Кардиналс». Его 65-й номер был тут же отдан Стэну Шериффу, который только прибыл в команду в результате обмена из «Сан-Франциско». Раньше 65-й номер в играх чемпионата носил Том Кэтлин. Сантименты не имели значения для Брауна.
— Я думаю, они просто передавали свитер из рук в руки. Возможно, свитеров просто не хватало, — говорит Нолл.
В 1958 году Нолл вернулся на позицию правого гарда, чередуясь с Джином Хикерсоном. На следующий год он потерял свое место, уступив позицию Джону Вутену, перспективному новичку.
— В игре в Балтиморе в 1959 году получил травму Джим Рэй Смит, наш левый гард, — вспоминает Уолт Майклс. — Чак вышел вместо него и со своими 100 килограммами должен был противостоять Биг Дэдди Липскомбу. И вот тут мы должны были поволноваться немного, ведь мы имели дело с монстром, весящим 136 килограмм. Мы победили 38-31, и я помню Чака, делающим адову работу против Биг Дэдди. Еще я помню, что когда мы вели 31-17, игра превратилась в драку.
— Я помню о той игре против «Колтс» то, что я вернул начальный удар на 20 ярдов, — говорит Нолл.
После сезона 1959 года у него появилась возможность работать тренером. В «Дейтоне» открылась вакансия. Это было время, когда Нолл мог обернуться назад и бросить пристальный взгляд на свою карьеру. Ему было 28. Он зарабатывал девять тысяч долларов в год. Он был самым легким игроком нападения «Кливленда».
— Я был игроком поддержки. И никогда не был главным стрелком. Я мог поиграть еще немного, ну, может три, четыре, пять лет, и что? К этому времени я понял, что тренерская работа — это именно та вещь, которой я хотел бы заниматься в жизни. Я обсудил все с Марианной. Деньги не играли особой роли, я никогда не принимал решений, думая о деньгах. Таким образом, я подал заявку на работу тренером в «Дейтоне», и мне решительно отказали. Они были полностью правы, так как у меня не было абсолютно никакой идеи как управлять спортивной программой.
Но идея стать тренером окончательно завладела мыслями Нолла. Формировалась новая лига, АФЛ, и команда «Лос-Анджелес Чарджерс» предложили ему работу тренера линии защиты. И он ухватился за это предложение.
— Я думаю, что Пол решил, что я хочу перейти туда как игрок. Он всегда подчеркивал, что футбол — это промежуточный этап между колледжем и остальной частью вашей жизни. Ну вот и хорошо. Именно это я и делал: искал работу всей своей жизни. Пол был в Европе, когда клуб сообщил ему, что я уезжаю. Тогда он послал мне свои пожелания и посоветовал прочитать, что написано в моем контракте мелким шрифтом. У меня все еще оставался год контракта. Но не было ничего такого, что могло помешать бы мне закончить играть и стать тренером.
У «Лос-Анджелес Чарджерс», которые вскоре переехали в Сан-Диего был потрясающий тренерский коллектив: Сид Гиллман был главным тренером, Джек Фолкнер и Джо Мадро работали с секондари и линией нападения, Эл Дэвис тренировал ресиверов и Дон Клостерман со своим помощником Элом ЛоКасалем руководили скаутской службой. Это была эра секретных драфтов и обхаживания игроков как маленьких детей.
НФЛ была более крупной организацией, более масштабной. Они давали игроку практически все, что он хотел. АФЛ было трудно соревноваться с ней.
— Один год мы выбрали в драфте Джоша Брауна, лайнмена из «Сиракьюз», он позже играл у меня в «Стилерс». Он взвешивал все очень тщательно. Наконец, Сид Гиллман снял с руки свои часы, отдал их ему и сказал: «Вот, оставайся здесь». Браун пообещал подумать, а потом выслал часы Сиду по почте. Это характеризует Джоша Брауна.
— Но АФЛ был великолепным местом для работы тренера, — говорит Нолл. — Вы действительно должны были тренировать. Вы не получали в свои руки готовый материал. Вы имели дело с большим количеством игроков, которым отказали. Я думаю, это только лишний раз показывает, что много людей способны играть в эту игру. Мы давали им возможность.
А что с Дэвисом, сегодня самым непримиримым соперником Нолла в НФЛ?
Пауза. Тактичный ответ.
— Эл — конкурент. Он был им тогда, и таким остался сейчас. На всех уровнях… Вместе с Сидом они отрабатывали игру по воздуху. Быть с ним рядом было…
Можете ничего не говорить, Чак. Это был хороший опыт работы.
— Верно. Хороший опыт обучения.
За шесть лет работы Нолла в «Чарджерс» они выиграли пять титулов чемпионов дивизиона и один чемпионат АФЛ. Он создал один из внушающих страх квартетов защиты «Fearsome Foursomes» из Эрни Лэдда, Эрла Фэйсона, Билла Хадсона и Рона Нери. Когда в 1962 году Фолкнер уехал работать в «Денвер Бронкос», Нолл начал тренировать секондари и лайнбекеров. В те времена АФЛ была по сути, лигой игры по воздуху и почти не использовали выносную игру. Несмотря на это, Нолл добавил в защитную игру несколько технических новшеств и в каждый из последующих трех лет его работы «Чарджерс» лидировали в АФЛ по показателям защиты против пасовой игры.
— К концу года он полностью взял в свои руки работу с защитой, — говорит Гиллман. — Он был настоящим генератором идей, умным и упрямым. Боже, какой он был упрямый! Вы должны были его убеждать без конца, разложить на один-два-три-четыре-пять, прежде чем он согласится с вами. Такое происходит со всеми умными людьми.
В 1966 году Нолл покидает АФЛ и присоединяется к «Балтимор Колтс», где он три года будет оттачивать и полировать свое мастерство для работы главным тренером. Ему пришлось работать в составе сплочëнного коллектива, ведь четверо из пяти помощников Дона Шулы (Билл Эрнспарджер, Дон Маккаферти, Джон Сандаски и сам Нолл), в конечном счете, стали тренерами в НФЛ.
— В межсезонье мы отправлялись в летний лагерь «Towson YMCA», где играли в гандбол и баскетбол по утрам три раза в неделю, — вспоминает Аптон Белл, директор отдела по личным делам игроков в «Колтс». — Чак был парнем, который очень плотно играл в защите. Если он решал вступить с вами в контакт, он это делал. Однажды он был очень рассержен на меня, мы продвигались по площадке вместе и обменивались тычками. Когда я решил решительней атаковать его, он буквально полез в драку и Шула был вынужден вмешаться, чтобы разнять нас.
— Он помог нам уплотнить нашу зональную защиту, но также он привнес очень много вещей из АФЛ. Например, поддержка лайнбекера, смешанная опека, которая заставляет парня бежать в другую зону, — продолжает Белл. — Но чем действительно был впечатлен Шула, это тем, что увидел в Чаке Нолле выдающегося учителя. Он хотел преподавать и тренировать больше всего на свете. Это был настоящий классический учитель: классный игрок, строящий отношения с парнями на поле. У него было терпение, но я видел его, когда он сердится. У него был характер. И люди в команде были готовы слушать его наставления и лекции. Они называли его «Knute Knowledge & Tommy Terminology».
По словам Белла, Нолл никогда не крутил интриг и не занимался политикой, чтобы стать главным тренером: «Он полагал, что любой его успех в качестве члена тренерского штаба Шулы будет признан. Если к нему приходили журналисты, чтобы получить информацию, он давал ее и отвечал на все вопросы, но при этом говорил им: «Эй, ребята, вы не обязаны упоминать мое имя». Джордж Янг, бывший помощником Белла, помнит Нолла как «тренера, который больше других во всех подробностях интересовался любым аспектом личной жизни игроков. Ему было важно знать и понимать своих людей».
Белл: «Он с шумом входил в мой кабинет и говорил: „Аппи, помни, защита выигрывает игры». „Ах, черт, ты так говоришь, потому что вы — тренер защиты», — отвечал я. Тогда он говорил: „Позволь тебе сказать почему» и на примерах всех финальных матчей чемпионатов и Супербоула доказывал свою точку зрения».
Вновь вспоминает Аптон Белл: «Он был упрям. Мы могли спорить по любому вопросу: политика, ситуация в стране, полет на Луну, кто может или не может играть… Я говорил: „Черт подери, этот парень не способен играть. Он — слабак». А Чак отвечал: „А я говорю, что может». И я говорил: „Ну ладно, давай спросим Шулу». Шула смеялся, он любил его. Прежде чем я уехал в „Нью-Ингленд», Дон Шула посадил меня напротив себя и сказал: „Аппи, я хочу сказать тебе одну вещь. Я всегда знал, что есть одна область, где у вас с Чаком есть серьезная проблема. Ни один из вас не готов признать, что неправ». Сегодня я смеюсь над всем тем, что пишут о Чаке сейчас. Они видят плоскую пустую фанеру. А я всегда хорошо проводил время рядом с ним».
В последний сезон Нолла в «Балтиморе» его защита пропустила всего 10,3 очков в среднем за игру. Последний раз какая-либо команда добивалась такого успеха в 1944 году. Последним его словом, тем не менее, было поражение в Супербоуле от «Джетс» со счетом 7-16.
— Проиграть такую игру… это было самое худшее, ужасное, сокрушительное поражение. Наши парни были просто измотаны к концу недели. Всю неделю им звонили, их спрашивали, не переставая: «Что делает вас таким великими? Почему вы такие великие?». Это только подтвердило мои чувства, мою уверенность, что засчитывается только то, что вы делаете на поле, а не то, что вы говорите. Можно выиграть сражение у прессы и проиграть игру на поле.
Все это привело к тому, что стало стандартным изречением Нолла: «Знаете ли вы, кто такой эксперт? Эксперт – это человек, которому не нужно подкреплять свои слова доказательствами».
На следующий день после поражения «Колтс» Белл стоял рядом с Дэном Руни в лифте стадиона, на котором проходил «Orange Bowl». И Дэн сказал ему: «На вашей вечеринке сегодня будет Чак Нолл. Пожалуйста, скажите ему, что я хочу поговорить с ним как можно скорее».
Руни, только что уволив Билла Остина, смотрели на Джо Паттерно, как на наиболее вероятного кандидата. Но вскоре он отказался. Конкурентом Нолла был Ник Скорич, а «Пэтриотс» уже были готовы предложить Ноллу контракт. Но Дэн Руни не собирался ни сдаваться, ни торопиться. Сначала он встретился с Ноллом в отеле «Kenilworth Hotel» во Флориде на следующий день после Супербоула. Ему понравились идеи Нолла, его знания о «Стилерс».
Что интересно, в те годы именно из помощников главных тренеров и становились главными тренерами команд. Практически все «тяжеловесы» той эпохи (Том Лэндри, Дон Шула, Ломбарди, Юбэнк) сначала работали ассистентами. Путешествия тренеров из колледжей в НФЛ как это сделали Чак Фэрнбенкс и Дон Кориэлл, тогда еще не были в моде.
И вот спустя 10 дней после собеседования с Ноллом, Дэн, на этот разу уже вместе с отцом, вновь встретился с Ноллом в Питтсбурге, в отеле «Рузвельт». Молодой Арти Руни время от времени заходил к ним в номер во время разговора.
— Это было не одно из тех собеседований, которые проходили как по маслу. Чак не боялся спорить, — вспоминает он.
— Меня интересовали две вещи, — говорит Арти. — Первой вещью был расовый вопрос. В прошлом у нас были не самые лучшие отношения с этим. Мне надоело слушать, что такому-то талантливому парню не дали возможности расрыться и автоматически списали его со счетов из-за того, что он — чернокожий. Чак сказал, что не поддерживает такие идиотские идеи. Он сказал, что если человек чего-то не добился, то виноват в этом он сам. Чак сказал, что ему плевать на расу. То, как он это сказал, звучало правильно.
Собственно, почему нет? Нолл вырос в преимущественно черном районе. Как говорит Джордж Янг, «мне было всегда интересно, как Чак мог быть таким консервативным в политических взглядах и таким либеральным в человеческих отношениях».
— Вторая вещь, которую я хотел знать: хотел бы Чак, чтобы его тренеры занимались скаутингом. Он сказал, что очень хочет и мы стали спорить. Мы согласились на том, что драфт — это единственный способ построить клуб, но я хотел, чтобы решающее слово о необходимости приобретения талантливого парня имела скаутская служба. Я создавал ее четыре года. В конечном счете, он победил, но мы просто пошли навстречу ему в тот день. Он, видимо, смотрел на меня и думал: «Черт, что он хочет от меня?». К чести Чака надо сказать, что он не бросился враз перестраивать целую работающую организацию. Я имею в виду, он давал вам возможность остаться самим собой и не шел против вашего самолюбия. Он мог бы сказать мне: «Я слышал, вам нравится театр. Так почему бы вам все не бросить и не пойти работать в Питтсбургский Театр?».
Дэн Руни говорит: «Это может показаться глупым, но одна из причин успехов Чака — это то, что он чувствует себя как дома в Питтсбургу. Он вписался в город, в его атмосферу. Он такой же, как мы. Он уважает и хвалит Питтсбург, а не пытается его завоевать. Думаю, что нечто похожее я и увидел во время того собеседования».
Итак, 27 января 1969 года, Нолл получил работу главного тренера «Стилерс». Первым делом, он позвонил домой 11-летнему Крису и сказал ему снять свою бейсболку, а также выбросить все свои наряды и шапки «Колтс» и заменить их на черно-золотые.
— Это все старое «Колтс». Теперь я фанат «Стилерс», — ответил Крис.
Оригинал: http://mmqb.si.com/2014/06/17/chuck-noll-pittsburgh-steelers-coach-man-not-myth
