«Золото я не вернул. Но если нужно – забирайте». Герой Олимпиады-2012 Иван Ухов много лет не давал интервью – мы побывали у него в гостях
Приключений в карьере легкоатлета Ивана Ухова хватило бы на три жизни. Вот только основные:
• в 2008-м Андрей Сильнов поехал на Олимпиаду в Пекин и выиграл ее, а Ухов остался дома. Результаты на чемпионате страны у них были одинаковые;
• в том же 2008-м Ухов совершил знаменитый прыжок на этапе «Бриллиантовой лиги» в Лозанне, выпивая виски (или водку) с ред-буллом между попытками. До этого он расстался с любимой девушкой – сейчас на той самой девушке женат;
• спустя 4 года Ухов выиграл золото Лондона-2012, но по ходу олимпийского турнира потерял майку. Чтобы избежать дисквалификации, ее одолжил у товарища по команде — Андрея Сильнова;
• 31 января 2019 года Ухов показал лучший результат сезона в мире. Наутро он узнал, что дисквалифицирован на 4 года по показаниям Родченкова, а олимпийская победа в Лондоне – аннулирована. Срок отстранения в суде сократился до 2 лет 9 месяцев, но в сектор Ухов уже не вернулся.
Ивану уже 36, он крайне редко дает интервью, сейчас почти не появляется на соревнованиях, и даже специалисты не всегда в курсе — чем он вообще занимается.
Об этом визите на дачу мы договаривались через Ирину Гордееву — его супругу и тоже в прошлом известную прыгунью (призера Евро-2012). Ее личный рекорд — 2.04 м, с таким результатом Мария Ласицкене выиграла Олимпиаду-2020 в Токио.
– А почему ты мне напрямую не написала? – сначала удивился Ухов, когда мы все-таки встретились. – Честно, конечно, я понимаю почему. Ответ тогда был бы однозначный. Не люблю я все эти интервью.
На первый взгляд Иван абсолютно не изменился — все та же шикарная шевелюра, подтянутая фигура, очень яркий и только ему свойственный юмор. Но жизнь вокруг Ухова — уже другая.
У них с Ириной двое детей: Элине — 4 года, Леше — 2. Будни молодой семьи: Ирина целый день с детьми, Иван — на работе в офисе (да-да!). Ну а дальше – хозяйство, дача («построили только ради детей»). Перед участком — гора свежей земли («сейчас с тобой закончим — и буду грядки делать»). Дети виснут на Иване, он крутит Лешу на одной руке и говорит...
Парашют. «Раньше делал по сто прыжков в год, потом стало скучно: падаешь и падаешь»
– Чем ты сейчас занимаешься?
– Есть программа реновации в Москве, а есть еще примерно такая же — по всей России. Я в ней работаю.
– Пять дней в неделю – в офисе и за компьютером?
– Да. Я уже третий год там. Поначалу был карантин, мы работали удаленно. Но потом он закончился, и вышли в офис. Непросто, конечно. Экономическое и юридическое образование у меня есть, два высших получил еще по ходу спортивной карьеры. Но все равно, тут главное — практика. Каждый раз узнаешь что-то новое.
– На работу ходишь в костюме?
– Первое время — да. Сейчас — в рубашке и джинсах.
– Почему ты работаешь не в спорте?
– Так вышло, к сожалению. В спорте я всю жизнь, наверное, принес бы там намного больше пользы. Но сначала мне было нельзя из-за дисквалификации, потом одно за другим потянулось... Я бы с удовольствием вернулся в спорт.
– В каком качестве?
– Сложно сказать. Мне было бы интересно помогать молодым ребятам. Но скорее не как тренер. Чтобы быть тренером, нужно иметь высшее спортивное образование, а у меня его нет. Раньше любой мастер спорта мог тренировать, теперь — нет.
– Серьезно? Ты официально не можешь тренировать даже прыгунов в высоту?
– Выходит — так.
– Ты скучаешь: по соревнованиям, по прыжкам, по атмосфере?
– Поначалу — да. Сейчас уже понимаю, что все, отпрыгался. Соревнования особо не смотрю, но с ребятами, с кем выступал, стараюсь общаться. Зимой по субботам в баскетбол играли. Тимур Моргунов с Мишкой Акименко ко мне месяц назад приезжали, мы ездили с парашютом прыгать. У меня это как раз рядом с дачей.
– В какой момент тебя затянули прыжки с парашютом?
– Уже не затянули, скорее — наоборот. Когда я только начинал, делал по 100 прыжков в год. А сейчас — два-три прыжка в год, не больше. За компанию летом могу съездить на аэродром как на увеселительную прогулку. Но в целом стало скучно: падаешь — и падаешь, нет адреналина. В прошлом году, правда, я участвовал в попытке установить рекорд России. Там надо было собрать фигуру в воздухе человек из 60, я был одним из них. Но мы не собрали. В этом году ребята снова будут пробовать, но я уже нет.
– 100 прыжков с парашютом в год — при этом ты еще был действующим спортсменом. Как такое возможно?
– Там же можно сделать хоть десять прыжков за день. Приезжали на выходные и прыгали.
– А как же риск получить травму?
Иван: На самом деле, это кажется опасным, только пока ты не сталкивался. А когда прыгаешь, то понимаешь, что это предрассудки. Сейчас прыжки очень безопасные. У меня и Ирка тоже парашютистка!
Ирина: Если бы не Ваня, я бы никогда не подумала в это сторону. Но Ваня однажды сказал: все, едем на аэродром! Это было еще зимой, в мороз. Это вам не летом приземлиться на зеленую лужайку, как все представляют парашютистов. После прыжка я разрыдалась от страха.
– И больше никогда не прыгала?
Ирина: Прыгала, конечно! Ваня сказал, что нужно научиться прыгать самой, а не в тандеме с инструктором. Тогда бы мы могли прыгать вместе. Я научилась, и на самом деле, было классно. Новые эмоции, новые ощущения, когда ты владеешь своим телом в воздухе... Но после рождения первого ребенка я уже ни разу не прыгала. Вроде умом понимаешь, что это все давно опробовано и знакомо. Но лишний раз все равно не подвергаю себя опасности.
Лавстори Ухова и Гордеевой. «Шесть лет почти не общались, а потом познакомились заново»
– Мне не один человек из легкой атлетики говорил, что по вашей лавстори можно снимать кино, настолько все необычно и романтично.
Иван: О, это ваши женские дела. Пойду с детьми поиграю.
Ирина: Тебе первую часть истории или вторую?
– Обе!
– Мы познакомились на юношеском чемпионате Европы, когда нам было лет по 17-18. Я тогда вообще не знала, кто такой Ваня. Обратила внимание только, что по классическим меркам у него странная техника прыжка. Он тогда выиграл, и я подошла его поздравить. А потом так получилось, что я перешла в группу к Евгению Загорулько, где он тоже тренировался.
– И тут все и закрутилось?
– Ну да. Мы некоторое время были вместе, потом разошлись. Ну, молодые были, глупые... Шесть лет мы почти не общались. Иногда пересекались на соревнованиях, но «привет — как дела», не более. А потом, на турнире в венгерском Секешфехерваре (я даже научилась это выговаривать!) познакомились заново. Теперь мы уже шесть лет в браке, у нас двое детей. Как так вышло? Честно, сама не знаю!
– Наверняка ты не раз это анализировала.
– Да тут анализировать особо нечего. Во-первых, возраст — в первый раз у нас просто было мало опыта. Во-вторых, расстояния — быстро так получилось, что мы стали жить в разных городах. С Евгением Петровичем (Загорулько) мы тогда расстались не очень хорошо, и я уехала домой в Петербург. На сборах мы с Ваней не пересекались. А строить отношения, когда Ваня может максимум на пару дней вырваться в Питер, или я в Москву — нереально.
– Что потом изменилось?
– Мы оба стали другими людьми — повзрослевшими, осознанными. Пришло понимание, что хочется построить семью, что со спортом скоро так или иначе придется заканчивать.
– Какой была ваша свадьба?
– Я вообще ее не хотела. Думала, просто распишемся и все. Не люблю официальные мероприятия, когда всех надо рассадить, развлекать и все такое. Но Ваня настоял, чтобы я выбрала красивое платье, чтобы был праздник. Говорил, что иначе потом буду очень жалеть. В итоге, конечно, был прав, я ему благодарна. Остались классные фотки, эмоции.
– Два топ-спортсмена в семье — это тяжело?
– Если ты имеешь в виду какое-то соперничество, у нас никогда этого не было. Ваня реально такой, как он говорит: ему пофигу на титулы, медали... А я-то точно в спорте звезд с неба не хватала. Он — топ-спортсмен, а я — просто спортсмен хорошего уровня. Смысл тут что-то делить между собой? Если у нас и бывают недопонимания, то потому что он все время сидит в офисе, а я тут с детьми. Он уходит — мы спим, приходит — мы уже ложимся...
Письмо Ласицкене Баху. «Мы поддерживаем Машу, она единственная, кто высказывает свою точку зрения»
– Говорят, что большой спорт нельзя бросать резко. Ты сейчас тренируешься?
– Да ладно, все можно! – смеется Ухов. – Я в удовольствие иногда бегаю по утрам, аудиокнижки слушаю. Зимой вот несколько раз играли в баскет. Сейчас посевная началась, не до этого... – Иван показывает на гору земли, но очевидно, что он шутит.
– Когда прыгал, ты говорил, что можешь в межсезонье набрать и 20 кг лишнего веса. А сейчас — в идеальной форме.
– Когда в спорте нужно было постоянно сушиться, вес скакал. А сейчас уже ничего не нужно, я ем что хочу, и вес стабильный. Такой вот парадокс.
– Не хочется прийти в сектор попрыгать?
– А зачем? Круто прыгать, когда ты можешь делать это высоко. А когда ты уже три года не тренируешься, чего ждать? Вес-то я не набрал, но мышцы ушли. Мне кажется, я себе что-нибудь оторву, если сейчас пойду прыгать. Потому что мозг помнит импульс, а тело не готово.
– По какому турниру или стране ты больше всего скучаешь?
– Арнштадт и Эберштадт в Германии. Там прыжки под музыку, атмосфера волшебная. На самом деле, все старты хороши. Они же каждый год примерно одни и те же. Ты знаешь организаторов, спортсменов — высотники же редко меняются, максимум раз в три-четыре года появляется кто-то новый. Все свои, все по-домашнему...
– У тебя не было мысли вернуться? Возраст вполне позволяет.
– Нет. А зачем, если нас все равно никуда не выпустят?
– А если бы выпустили?
– Тогда бы я от этого отталкивался.
– Как тебе сейчас российская легкая атлетика?
– Я не сильно слежу, но ребят жалко. У них нет никакого стимула показывать результаты. Ну, выиграл — и выиграл, ты все равно ни за что не борешься. Дальше статистики это не уйдет.
Я сам был в такой ситуации, все прекрасно понимаю. Тогда пытался даже начинать с 2.30 м, чтобы хоть как-то себя простимулировать. Уже столько времени прошло, целое поколение сменилось, а ничего не меняется. Жаль, что теперь в легкую атлетику меньше отдают детей. Целый вид спорта стал бесперспективным.
– Что-то можно сделать, чтобы это изменить?
Ирина: Федерация — большие молодцы, что хотя бы проводят соревнования внутри страны. Было шикарнейшее мероприятие в Лужниках — Неделя легкой атлетики, привлекли фигуристку Сашу Трусову, организовали современную трансляцию...
– При этом с твоим последним результатом до декрета — 1.94 м, ты бы сейчас выиграла даже у Ласицкене.
– Маша — великая спортсменка, прыгунья от бога. Еще не было в мире ни одного высотника, кто выиграл бы столько чемпионатов мира и еще и Олимпиаду. Но сравнивать нас нельзя, потому что у меня в свое время был стимул прыгать. Я ведь была одной из первых, кто в принципе получил нейтральный статус. А пока статуса не было, прыгать вообще не хотелось. Головой понимаешь, что нельзя себя запускать, ведь все может измениться в любой момент. Но психологически это очень тяжело.
– Как вы относитесь к письму Марии Ласицкене президенту МОК Томасу Баху?
Ирина: Я Машу поддерживаю. Она говорит правильные вещи, она, наверное, единственная сейчас, кто может высказаться. Но к сожалению, спорт — это неотъемлемая часть политики.
Иван: Когда все начиналось в 2015-м году, там хотя бы были какие-то суды, попытки разобраться. А сейчас просто взяли и всех никуда не пустили, зачем какие-то тонкие разбирательства?
Закрытость. «Побрился наголо, и тут меня узнал в метро какой-то мужик»
– Ты не ведешь соцсети, много лет не давал интервью, почти не появляешься на публике. Почему так?
Ирина: Когда люди начинают выставлять в соцсетях одну картинку, хотя на самом деле у них все по-другому...
Иван: … я думаю, откуда у них на это столько времени!
Ирина: Ну да, у меня реальная жизнь настолько насыщенная, что на виртуальную просто времени нет.
– Ира, последняя фотография в твоих соцсетях — свадьба с Ваней. После этого уже пять лет ничего нет.
Иван: Но это не потому что я запретил!
Ирина: Конечно, он мне никогда ничего не запрещал. Но когда есть счастье внутри, хочется его сохранить и не распространять на весь мир.
– Вас узнают на улице?
Ирина: Был смешной случай несколько лет назад, когда Ваня побрился налысо. Почему побрился? Он увольнялся из армии, и так нужно было. Представляете себе бритого Ваню? И тут он заходит в метро и его узнают!
Иван: Все же привыкли, что я с шевелюрой. Бритого меня жена с трудом узнала. А тут какой-то мужик, подошел и попросил сфотографироваться. Я был в шоке.
– А на работе знают, кто ты такой?
– Стараюсь, чтоб не знали. Но все равно как-то информация просачивается.
Дисквалификация. «Олимпийское золото верну без проблем. Я к нему не привязан»
– Где сейчас золотая медаль Лондона-2012?
– Точно не знаю. Ир, где-то в Екатеринбурге же, да? Отдал на соревнования, попросили детям показать. Еще в январе, но до сих пор не было случая забрать.
– Вернуть ее в МОК не думал?
– А я не понимаю, как и кому? Не было ни писем, ни уведомлений, вообще ничего. Никто не говорил и не просил ее отдать.
– А если бы МОК попросил — вернул бы?
– Конечно, без проблем. Забирайте.
– Вспомни 1 февраля 2019 года, когда объявили, что тебя дисквалифицируют?
– Я как раз накануне, 31 января, на Кубке Москвы установил лучший результат сезона в мире – 2.31 м. 1 февраля днем поехал на тренировку. На обратном пути мне позвонили и сказали, что я дисквалифицирован. Моя первая фраза: «Блин, не могли раньше сказать, я бы хоть на тренировку не поперся!»
– В этом весь Иван Ухов.
Ирина: Конечно, было жутко обидно. Нет ни фактов, ни доказательств, ничего.
Иван: Да, сказали вроде как «в вашей пробе никаких запрещенных веществ не обнаружено, но по показаниям Родченкова имеет место быть». В целом, если честно, это можно было предвидеть. С 2015 года мы перестали выезжать, потом все так и шло по угасающей. Надежда, конечно, все равно была: сначала на Рио, потом просто, что сейчас хоп – и выпустят. Так даже сейчас, мне кажется, все на что-то надеются. Но в целом, к 2019 году мне уже было почти без разницы.
– Ты участвовал в апелляции? Это была твоя инициатива?
– Нет, конечно. Мне предложили подать апелляцию, я сказал: окей, развлекайтесь. Понимал, что это абсолютно бесперспективно. Суть в том, что у нас с Западом разные системы права. У нас действует презумпция невиновности, то есть сторона обвинения должна доказать, что я что-то нарушил. А у них — наоборот. А как я могу доказать свою невиновность спустя столько лет?
– Тот факт, что дисквалификацию потом сократили с 4 лет до 2 лет и 9 месяцев, обрадовал?
– Вообще никакой роли не играло. Нет, если честно, я в промежутке между судами еще прооперировал себе спину. Думал, может, вернусь. Но потом, во-первых, лучше со спиной не стало. А во-вторых, уже просто не было смысла на что-то надеяться.
– Ты знаком с Григорием Родченковым?
– Естественно. Он и на соревнования к нам приходил, и паспорт крови мне делал. Мне тогда лет 18 было. Он у меня несколько раз брал анализы, собирал данные для профиля.
– Лишиться титула олимпийского чемпиона — это больно?
Иван: Сами по себе титулы меня никогда не привлекали. Ну, медаль и медаль. Мне нравился сам факт прыжка.
Ирина: Чтобы вы понимали, когда мы стали жить вместе, я обнаружила, что все медали и кубки у него хранятся где-то в гараже, в коробках. Как ты видишь, у нас и сейчас дома нигде не стоит ни одной спортивной награды. Поэтому если бы Ваню попросили вернуть олимпийскую медаль — он бы спокойно отдал. Мы к этому не привязаны.
Иван: Как раз в 2015-м, когда начались все эти проблемы, у меня был последний заграничный старт. И именно там мы с Иркой снова встретились. Так что — нет, я ни о чем не жалею. Все классно.
Семья. «По дому умею все: от электрики до канализации»
– Как вы проводите свободное время?
Ирина: Вань, как мы проводим свободное время?
Иван: Ха-ха, какое время, свободное?! Если бы у нас оно было! Мы вообще ничего не успеваем. Все наше время мы носимся за детьми, которые разбегаются в разные стороны. Мы друг друга-то с трудом видим.
Ирина: Это такая идеальная картинка мира: мы красивые, нарядные, степенно гуляем в парке за ручку с детьми. Реальность совсем другая. Дело в том, что у нас обе бабушки живут в других городах: Ванина — в Екатеринбурге, моя — в Санкт-Петербурге. Няни тоже нет, не могу пока доверить детей чужому человеку.
Ваня целыми днями на работе. Так что меня часто спрашивают: «Ира, как ты справляешься одна с двумя маленькими детьми?» И я абсолютно честно отвечаю: «А я не справляюсь!»
– Какой ты отец? Очевидно, что не строгий.
Иван: Так, Элина, иди в угол!
4-летняя Элина с недоумением смотрит на папу и явно не понимает, о чем речь.
– Вань, что ты умеешь делать по дому?
– Все что угодно: от электрики до канализации. Чему-то папа научил, что-то само по себе пристало.
– С дочкой от первого брака общаешься?
– Конечно. Мелаше скоро 12, она живет в Италии, но все каникулы, все лето проводила у нас. Потом пандемия, а теперь — имеем то, что имеем... Остается только вотс-ап. Мелаша, кстати, сейчас должна была ехать на чемпионат Италии по волейболу. Но из-за проблем с гражданством не сможет сыграть за команду.
– Если станет спортсменкой, она будет выступать за Италию?
– Пока так глобально мы не мыслим. Просто хочет играть за итальянскую команду, а дальше — как пойдет.
Пьяный прыжок. «С тех пор уже три жизни прошло. Никто давно не вспоминает»
– Как ты относишься к мнению, что допинг в профессиональном спорте вообще следует разрешить? Все люди взрослые, за себя отвечают, риски осознают. Если хотят что-то употреблять — так пусть употребляют?
– Если честно, я просто не верю, что употребление стимулирующих препаратов может привести к хорошим результатам. За все виды спорта говорить не буду, но если брать мой, там все настолько индивидуально... Вот есть, допустим, скрипач. Как бы он себя ни стимулировал, лучше не сыграет. Так и тут: что ни употребляй, если не умеешь или нет данных – ну, не будешь ты прыгать выше.
Я, например, всю жизнь в тренировках проигрывал девчонкам. Я в длину прыгаю на 3 метра, а Ира — на 3,05. В нашей группе я Вике Клюгиной (призеру зимнего Евро-2009 — Sports.ru) все тесты постоянно проигрывал. И длину, и пятерные, и многоскоки! А на стартах вот у меня организм по-другому срабатывал. И что бы мне дал допинг?
– А почему в тренировках-то все было так печально?
– А потому что не было стимула. Потом уже, когда я стал с Серегой Клюгиным тренироваться, мы зарубались. Не на деньги, просто на что-то бытовое. Важен был сам факт, чтобы было интересно.
– Американца Эрика Кайнарда, которому по идее отошло олимпийское золото Лондона, недавно тоже дисквалифицировали за допинг.
– Серьезно, а за что?
– Он выложил в соцсетях фотку, где лежит под капельницей. Это увидели в USADA и влепили ему полгода.
– Офигеть, вот вам и соцсети! Я не знал.
– Ну, он не подумал.
– Годиков-то ему сколько, не подумал он...
– У тебя ведь тоже были свои глупости. Ты стал олимпийским чемпионом, провел блестящую карьеру — а многие помнят тебя исключительно по выходке на турнире в Лозанне. Это обидно?
– Было – и было, с тех пор уже три жизни прошло. Мне казалось, никто уже не вспоминает. Кроме маленького мирка легкоатлетов, где все друг друга знают, это вообще никому не нужно. Если спросить людей на улице, многие даже не знают, что спортсменов отстранили. Максимум — люди посмотрят, кто выиграл Олимпиаду. Все остальное — никому не интересно.
Фото: Gettyimages.ru/Ezra Shaw, Michael Steele, Ian Walton; globallookpress.com/Liao Yujie; РИА Новости/Владимир Астапкович, Антон Денисов, Алексей Филиппов, Григорий Сысоев; личный архив Ивана Ухова
Это по факту просто неверно. На Западе, как и в России, презумпция невиновности есть атрибут уголовного права. Юрисдикция ВАДА не является уголовной. А вне её могут применяться системы с презумпцией вины. Как в России, так и на Западе.
ВАДА это как частный ночной клуб. И там, и там зачастую достаточно подозрений, что ты принимаешь запрещённые препараты, чтобы не пустить тебя.
А по допинг-скандалу вопросы - к нашим чиновникам.
Симпатичная пара и симпатичный чел Иван. Но дурачка включать не надо.
- Скрипку ? Забирайте !
А ты докажи что не Аллах, ага.
Попробуй понять разницу между общественным порицанием, политическими последствиями и системой правосудия. Понимаю, что в России первых двух просто нет, но включи воображение, представь что они могут быть.
Вспоминается анекдот про: один раз овцу
Кстати, любопытно, а привлекали ли того же Ухова или Тайсона к административной (уголовной) ответственности за их поведение. Выпивка в публичных местах вообще-то запрещена, а откусывание уха - нанесение телесных повреждений. Об их дисквалификации известно, а вот другие наказания, даже если были, н кому неизвестны. Как будто спортсмены живут в какой-то спортландии.