35 мин.

Динара Сафина – от тоски и расстройства питания до счастья. Большое интервью

Я долго воспринимал Динару Сафину как трагичную героиню.

Она одна из трех теннисисток, которые были №1 в рейтинге, но не выиграли турнир «Большого шлема» (вместе с Еленой Янкович и Каролиной Плишковой). И у Сафиной таких шансов было три – и ни в одном из финалов она не взяла ни сета.

Но трагизм не в этом. Если почитать интервью Сафиной за последние пять лет, в них много грусти. То проскакивала обида на мир за то, что после карьеры оказалась невостребованной. То звучали рассказы про колоссальное давление, которое ее ломало психологически. То возникала тема расстройства пищевого поведения, из-за которого Динара оставила карьеру после травмы спины. 

И вот мы созвонились и поговорили обо всем понемногу:

📹 О ее нынешней жизни, работе на «Больше!» и ютуб-канале с Анной Чакветадзе;

🐶 О ее маленькой собачке с характером и любви к «Анне Карениной»;

😢 О периоде, когда казалось, что теннис сломал жизнь – и как она поняла, что это не так;

💪 О том, как победить расстройство пищевого поведения;

🫂 Конечно, о ее брате Марате.

И в разговоре я обнаружил счастливого человека, который преодолел много трудностей и нашел себя в жизни.

Как живет Динара Сафина в 2025-м: мальтипу, семья, йога, теннис

– Как в 2025-м проходит ваш день?

– Могу рассказать, как проходит день в Москве. Иногда я просыпаюсь очень рано – часов в 5 утра. И тогда первым делом нужно дать собаке вкусняшку, потому что она уже голодная. Мы топаем вместе, я ей даю вкусняшку. Потом убираю-прибираю за ней.

Последнее время в Москве я останавливалась у родителей, так что потом мы просто идем и будим родителей (смеется).

Все очень размеренно. В семье.

– Какая у вас собака?

– Мальтипу.

– Привередливая?

– Она очень четко знает, чего хочет. И она получит все, что она хочет. При этом не сказав ни слова.

Классная. Безумно добрая, ласковая. Но такая – с характером. Если ей что-то не нравится, она сразу даст понять. Не кусается, но видом показывает: «Вы что тут обалдели, что ли?»

– Почему именно такую выбрали?

– Ой, это было давно, ей уже 5 лет. Мне ее подарили в 2020-м.

Я совершенно случайно увидела у кого-то эту собаку. Даже не знала, что на них такой бум, что их сложно достать.

Она меня просто как-то привлекла – смешная такая. И она карманная. Нужно отдать ей должное – она спокойно самолет переносит, в машине по 5-6 часов ездит без проблем. В этом плане очень компанейская.

Некоторые говорят, что у них проблемы с собаками, что их укачивает – а эту не укачивает. Ей просто нравится быть в тусовке.

– А про день я спрашивал, чтобы понять, какие у вас в жизни активности.

– Активностей пока никаких нет – живу спокойной и размеренной жизнью. Занимаюсь семейными делами. Нахожу время на себя, могу позаниматься йогой.

Безусловно, были моменты, когда в прошлом году я летала в Турин [на итоговый турнир ATP] с командой «Больше!». Мы с ними делаем разные вещи. Еще у меня есть ютуб-канал с Аней Чакветадзе.

Стала больше смотреть теннис – особенно турниры «Большого шлема». Не Австралию, конечно, там большая разница во времени. Но когда разница не такая большая, практически все смотрю.

Наверное, это главные активности. А так – обычная семейная жизнь.

– Географически где вы сейчас больше всего времени проводите?

– Проживаю в Монако.

– Почему именно Монако?

– Я там уже давно живу, с 16 лет. Так сложилось. Изначально брат там был – он первый, а потом я. У ATP там была база, многие игроки там тренируются.

И у Монако много других положительных бонусов есть. В связи с этими бонусами выбор очевиден.

– Какие положительные бонусы? Плюшки, привилегии?

– Вы знаете, какие положительные и негативные могут быть бонусы (смеется).

– В 2016-м вы на год сняли квартиру в Нью-Йорке, но говорили, что готовы прожить там всю жизнь. Почему не срослось?

– Нью-Йорк мне очень многое дал. И, наверное, он навсегда останется в моем сердце из-за потрясающего отношения людей, у которых я работала и с которыми поддерживаю прекрасный контакт.

А не сложилось по очень простой причине. Пришло время делать выбор – либо совсем переезжать в Нью-Йорк и жить там, либо возвращаться в Европу. В тот момент я для себя решила, что останусь в Европе. В принципе, ни о чем не жалею.

Но Нью-Йорк обучил меня тому, что мне было нужно.

– Какой главный урок извлекли?

– Наверное, не бояться. Я приехала туда одна и смогла, например, обустроить быт: сняла квартиру, купила вещи. Устроилась на работу – я работала в Бруклине в клубе Match Point.

Это все может показаться очевидным, но это же чужая страна – и ты все проходишь. То же самое со сдачей квартиры обратно. Мне нужно было ее полностью освободить, вывезти все вещи. В чужой стране – и когда у тебя четкий срок, что нужно все закрыть, а через 5 часов самолет.

Пройдя эти сложности, понимаешь, что ничего не сложно. Слава богу, языкового барьера нет – и всему можно научиться.

– Как часто бываете в России?

– Раз в 3-4 месяца максимум.

– Есть что-нибудь, почему вы скучаете в Монако?

– Нет такого. По чему я могу скучать?

Семья, родные, близкие всегда со мной. Слава богу, мы по телефону много общаемся и видимся часто.

– Получается, сейчас дом – в Монако?

– Да.

Сафина много читает – вслух. Ее объяснение, за что она любит «Анну Каренину», тронет до глубины души

– Что вы сейчас читаете?

– «Отверженные» [Виктора] Гюго.

– В целом, что читаете больше – художественную литературу или нон-фикшн, психологию, эзотерику?

– Художественную классику. И считаю, что очень много еще нужно прочесть и узнать.

Чем больше читаешь, тем больше понимаешь: прежде чем перейти к эзотерике и всему остальному, нужно очень хорошо знать классику. В ней очень много прописано и описано. И имея такой бэкграунд, уже можно погружаться в эзотерику.

Но ты понимаешь, что не самый умный, изучая сейчас эзотерику. Она была и до тебя.

– Какое у вас самое яркое читательское впечатление? Не любимая книга, а свежее впечатление?

– Буквально до «Отверженных» я прочитала Моэма, «Бремя страстей человеческих». В принципе, он произвел на меня впечатление – больше эмоциональное. Я возмущалась поведением героев.

Но если брать книгу, которая тронула прямо до глубины, то это, наверное, «Анна Каренина» Льва Толстого. Не перестаю повторять.

Я читаю книжки вслух. И прочитывая ее, испытала очень сильное впечатление.

– Вы перечитываете книги?

– «Анну Каренину» перечитывала. В первый раз я ее прочитала давно и не могу сказать, что поняла. Перечитывала года три назад, но она до сих пор производит сильное впечатление. И не могу сказать, что что-нибудь зацепило меня сильнее Толстого.

Мне еще нравится [Лион] Фейхтвангер (немецкий писатель середины XX века, в основном писал исторические романы – Спортс’’). Там очень красивый перевод, очень интересные произведения. Но до глубины тронул именно Толстой.

– Чем именно зацепила «Анна Каренина»? Я тоже читал ее несколько раз, и в последний раз больше всего впечатлила концовка – и вот это состояние Левина, когда он вроде бы должен быть счастливым, а он жить не хочет.

– Вы, наверное, со стороны мужчины смотрите, а я буду – со стороны женщины.

И он показал то состояние, которое часто бывает у женщин, – когда она четко не знает, чего хочет. И получая какие-то вещи, она все равно внутри не счастлива. И она всех окружающих также держала несчастными.

Как ее муж сказал: «Ты скажи, чего ты хочешь. Хочешь развод?» – «Нет, я не хочу». – «Что ты хочешь?»

Наверное, та ситуация, когда я просто разрыдалась – это момент, когда она пришла к своему сыну. Когда ей запретили, но она попала туда, и он открыл глаза и увидел. «Мама!» – вот эти слова его, когда он спросонья ее увидел. Для меня это была очень сильная сцена. Я просто понимаю, что ребенок реагирует очень искренне.

У меня у родителей есть соседи, с которыми мы очень близко общаемся. У них ребенку четвертый год. И он очень классный. Его папа пошел укладывать, а соседка Аня мне пишет: «Заходи, маленький пошел спать». А я только прилетела в Москву. Захожу – они прямо на одной лестничной клетке живут. Мы начинаем болтать и слышим, что он еще не спит. И такой топот – топ-топ-топ. Открывает дверь. Смотрит на меня. «Сюрприз!» И он бежит к папе, говорит: «Папа, Динара приехала!» И вот детская искренность.

У нас было вообще другое – я посторонний человек. Соседка. А там ребенок видел родную мать, которую давно не видел. Для меня это был эмоциональный взрыв.

– Вы сказали, что читаете вслух. Как пришли к такой технике?

– Просто начала. Мне так легче сосредоточиться на том, что я читаю. А потом я заметила, что это очень помогает в разговорной речи – лучше проговаривать, не проглатывать окончания.

Я использую эту технику как обучение.

Откуда взялась травма спины, из-за которой Сафина завершила карьеру?

– Мой любимый вопрос спортсменам: что у вас сейчас болит?

– От тенниса – ничего. У меня теперь может болеть только от йоги. Левое колено, которое нужно будет снова обследовать. Я недавно обследовала в Москве, но, скорее всего, нужно еще раз.

В повседневной жизни оно не болит, но, грубо говоря, лотос я не могу сделать. (Двигает коленом). Ай, блин.

Нет, в повседневной жизни, слава богу, ничего не болит. Видимо, техника была хорошая. Или плохая (смеется). Одно из двух.

– Если техника была хорошая, есть понимание, откуда возникли проблемы со спиной?

– У меня был стрессовый перелом. С чем это связано – честно, непонятно. Можно говорить, что спина была слабая. Что я компенсировала много движений за счет спины – грубо говоря, не сгибала ноги, а наклонялась. С чем может быть связан стрессовый перелом, я не знаю.

Тогда я обратилась в Москве к одному врачу, он сказал, что никакого стрессового перелома нет, что это все ерунда, и надо закачать спину – что я в принципе и сделала. Мне это помогло. У меня зарубцевалась та сторона. Но потом, в 2008-2009-м, пошли результаты, я стала играть часто и много, нагрузки усилились – у меня опять стала болеть эта сторона.

На US Open-2009 у меня прямо дико болела спина, я пила обезболивающие. У меня уже пошло образование жидкости, и в принципе нужно было завершать сезон. Но, как всегда, у меня один план, у команды – другой. А тогда еще получалось, что был шанс закончить год первой ракеткой мира, и мне сказали: давай, жми.

Концовку года я провалила. Это было логично. Я лечила спину. Когда я полетела в Австралию, врач из Германии сказал, что у меня все нормально. А потом за день до матча [1/8 финала Australian Open] с Машей Кириленко я чувствую, что начинает болеть спина. И на матче просто дикие боли. У меня образовался надрыв мышцы и стрессовый перелом.

С чем это связано? Честно, не знаю. 

Перетренированность? Ну это глупо. Я не одна такая была. Это тоже такое – иногда всякие комментаторы любят писать про перетренированность. У нас либо недотренированность, если проигрываешь, либо перетренированность. Золотой середины не бывает.

Не знаю. Наверное, так сложилось.

– А почему перетренированность – это глупо? Ее не было или ее не может быть?

– А что подразумевать под перетренированностью?

– У организма же есть ресурс – ограниченный. Если за него выходить, организм начинает ломаться.

– Ну, кровь из носа у меня не шла. Я себя чувствовала хорошо.

Случилась травма, да. Вот Джокович – он перетренированный или не перетренированный? Я думаю, у него-то команда лучше знает. А вот мышцы-то дернул.

– Джокович просто возрастной.

– Хорошо, Джокович возрастной. А если у ребенка растяжение? 

Я считаю, что у меня была достаточно хорошая команда. И в межсезонье мы обязательно делали тест – смотрели диапазон сердца. И по диапазону сердца – насколько быстро ты устаешь, насколько быстро разгоняешь пульс и восстанавливаешься, – можно говорить о физическом состоянии. Перетружен или не перетружен. Пульс всегда это говорит.

И я все тесты делала до подготовительного сезона и после него. Это не секрет. По идее любой спортсмен должен это делать. И моя команда уделяла этому большое внимание. Поэтому перетренированности я не вижу.

Это могло быть просто эмоциональное, психологическое. Где-то не справилась с давлением. Это тоже могло повлиять на травму, я могла получить ее из-за скованности, зажатости. 

– Сколько по времени вы играли с болями в спине?

– Где-то полтора года. С конца 2009-го до мая 2011-го, когда я закончила.

И они такими были – то лучше, то хуже.

– Как воспринимается мир, когда полтора года постоянно болит спина?

– Не особо комфортно. Ты не можешь полностью выстроить тренировочный процесс – постоянно отталкиваешься от физического состояния. У меня тренер постоянно спрашивал: «А как ты себя чувствуешь? Сможешь слева играть или не сможешь?» А слева был один из моих сильнейших ударов. Получается, я не могла использовать свой ресурс. Подача, передвижение по корту – все время где-то чувствовалось.

И больше выматывало эмоционально. Боль была своеобразная: резко пронзало, как будто упадок сил в ногах, и ты – хоп, и проваливаешься. И нужно время, чтобы оправиться, потому что пронизывающая и резкая боль.

– Это только на корте возникало или в жизни тоже?

– Только на корте.

– Как это удалось вылечить? Просто время и отдых?

– Скорее всего, да – время и отдых. Я уже давно не играю, с 2011 года – 14 лет уже не играю.

Сейчас спокойно поддерживаю свое тело – и проблем нет.

Сафина очень боялась проигрывать – это делало ее плохим человеком. Поэтому она не взяла «Большой шлем»

– Вы были первой ракеткой мира. В тот момент воспринимали себя лучшей?

– У меня не было такого, что все, я лучшая, сейчас всех обыграю. Я в принципе адекватно относилась и понимала, что если не буду и дальше работать, то быстро потеряю эту позицию в рейтинге.

Серена, конечно, все время говорила, что она лучшая – но это вообще другой менталитет. А так даже Надаль, будучи первой ракеткой и выигрывая «Большие шлемы», в интервью никогда не говорил, что он лучший. Наоборот, про любого соперника: он так хорошо играет и, если я не покажу лучший теннис, то проиграю.

Я больше склоняюсь к этому подходу.

– Мне все же кажется, у Надаля это было немного напускное.

– Нет. Честно – нет. Он не такой. Я его просто знаю с 12 лет. Это действительно испанский подход. Я многих испанцев знаю, и у них есть четкое ограничение – не зазнавайся.

Он же вырос в семье спортсменов. У него дядя был очень известным футболистом. Рафа понимал, насколько нелегко даются спортивные заслуги. И если ты вдруг посчитаешь, что ты лучший, то можно оступиться.

Это трезвый взгляд, который приземляет. Если не буду играть хорошо, меня обыграют. И нужно быть очень приземленным, чтобы постоянно совершенствоваться.

А когда ты понимаешь, что лучший, то перестаешь совершенствоваться. Наверное, это очень частая ошибка. И спорт тебе быстро по шапке надает, если зазнаешься.

– Но это в моменте, когда карьера еще продолжалась. А вот в эти 14 лет, что вы уже не играете, никогда не задумывались: «Вау, я же была первой в мире»?

– Никогда, честное слово. Понятно, если я приезжаю на турнир, кто-то меня знает. Хотя молодежь не знает – и это нормально. Теннис же развивается циклами. И если сейчас игроку 18, как он может меня помнить? Если 20, может, что-то еще застал.

Я никогда сама не говорю, что была первой ракеткой. Если кто-то спрашивает – скажу. Если спрашивают, хорошо ли играла в теннис, могу назвать рейтинг. Но это никогда не моя визитная карточка.

– Про «Большие шлемы» вы говорили, что больше всего обидно не то, что не выиграли, а то, что не получилось даже показать хорошую игру. Почему не получилось?

– Слишком сильное желание выиграть и, наверное, страх проиграть. Вот что мешало. Скорее всего, страх проиграть настолько сковывал, что я выходила уже проигравшей. Я этого так боялась.

У меня не получалось выйти и действовать по своему плану, тактике. Я не уходила в то, что мне нужно делать – как это было до выхода в финал. Если с этой играешь, то нужно делать то-то, то-то и то-то.

Я выходила в финал, и у меня такой, оп – и страх. Очень сильный. И не получалось.

Обидно, но жизнь продолжается.

– Когда страх проиграть был сильнее – перед первым финалом или перед третьим?

– Против Светы Кузнецовой [на «Ролан Гаррос»-2009, в третьем финале «Большого шлема»] меня почему-то очень сильно зажало.

Против Иванович [на «Ролан Гаррос»-2008] у меня был первый финал, я еще четко не понимала. Хотя там у меня, наверное, был лучший шанс выиграть. (Во втором финале, на Australian Open-2009, Сафина играла с Сереной Уильямс – Спортс’’). И я не то что не настроилась, а как-то внутри уже успокоилась. Ну, я классная, что вообще в финале – никто не ожидал. А выйти на кураже не получилось.

Думаю, против Иванович у меня было больше всего шансов. Я часто об этом думала.

– Сейчас часто об этом думаете, вспоминаете?

– Нет. Вот вы сейчас спросили – я вспомнила.

– Когда пропали сожаления? Что не получилось выиграть, что не получилось хорошо сыграть?

– Мне не станет легче, если я буду постоянно сожалеть о том, что не сделала. Это никак не повлияет на мое прошлое, никак не повлияет на настоящее. В какой-то момент это нужно отпустить.

У меня получилось понять, что есть сегодня. Давайте жить сегодняшним днем, а не тем, что было вчера, позавчера. И как-то потихонечку все это ушло.

В принципе я могу сказать, что я счастлива. Наверное, это самое главное.

– Вы довольны своей теннисной карьерой?

– У меня нет внутри осадка, что я чего-то не сделала. У меня в голове всегда было четкое понимание: я не знаю, сколько будет длиться карьера, и, чтобы не было сожалений, каждый день нужно делать максимум.

Я, наверное, была из тех, кто выкладывался. И сожалений, что я что-то не сделала, у меня вообще нет.

С трофеем первой первой ракетки мира, присланным WTA в 2021 году

– Если рефлексировать, что в характере помешало вам справиться с давлением финала «Большого шлема»?

– Я теннис воспринимала очень лично. У меня было такое, что если ты выиграешь, то ты хороший человек, если проиграешь – плохой. Хотя это вообще не связано.

Наверное, надо было проще к этому относиться. Это просто часть игры. Ты подготовился, идешь, играешь. Что-то не получилось – есть над чем работать. Но не надо убиваться, переживать, страдать. Неделю отходить от матча, как у меня было.

Я себя прям задавливала. Если у меня что-то не получалось, это просто была трагедия.

– Откуда растут ноги у такого отношения?

– Может быть, переживания с детства. Хотя не знаю.

У всех разный характер. Это, наверное, моя черта – такой характер. Я просто очень ответственная. Если что-то не получается, я очень сильно расстраиваюсь – по сей день. Если мне скажут, что нужно что-то сделать, а я не могу, то все – хожу мрачнее тучи и буду решать, пока не получится.

А есть дети, которых родители могут ругать, с него могут требовать, а он выходит на матч такой – ай! (Взмахивает рукой). Мало ли что? Ну покричат потом. Но я же все равно останусь их ребенком. У некоторых такой подход.

Безусловно, какую-то роль в этом играют родители, но зачастую это просто черта характера. Кого-то будут ругать, а он все равно делает по-своему. А кого-то поругают, и он такой – ой, я испугался. Это больше личная черта ребенка.

– Врожденное что-то?

– Думаю, да. Гиперответственность.

Сафина винила теннис в том, что ее жизнь не кипела. Взгляды изменил ковид

– Когда я готовился к разговору, прочитал ваши интервью после завершения карьеры – и у меня сложилось впечатление, что теннис вас психологически надломил. Согласны?

– Смотрите, с тех пор, как я давала те интервью, прошло много времени. Я уже не помню, кому я последний раз их давала, как давно это было. Очень многое изменилось.

В тот момент состояние было таким, что я сказала: «Боже, да меня теннис просто сломал». Сегодня я могу сказать, что теннис и те сложности, которые я преодолела, дали мне колоссальный опыт, за который я благодарна. А тогда я была просто… Никакая эмоционально. И говорила, что теннис меня сломал.

Все относительно того момента, в котором я нахожусь.

– Почему тогда было такое состояние?

– Многие вещи не складывались. Я считала, что во всем виноват теннис. Эмоционально было как-то грустно. Тоже считала, что из-за этого.

Депрессия или не депрессия, но было достаточно тяжелое состояние. Какие-то вещи не складывались, желания не воплощались. Очень многое получалось не так, как я ожидала. И я считала, что из-за тенниса.

Прошло время, и я понимаю, что теннис к этому никакого отношения не имел. Он меня только обучил.

– Когда вы вышли из этого состояния?

– Потихоньку выходила. Наверное, последние года три состояние спокойное.

– Что помогло найти умиротворение?

– Наверное, когда ковид начался – и все перестали куда-то гнаться.

Мы все же все время достигаем. Как ни встретишься с кем-то, у них все время новый проект. С одной встретилась – у нее 20 проектов. С другой – у нее 50 проектов. Третья уже сейчас сдает проект. А я сидела и думала: «Боже мой, там все кипит, кипит».

На самом деле я не знала, что там у них кипит. Может, вообще ничего не было. У нас же у всех все шикарно – проект за проектом. А когда ковид начался – все сели, никаких проектов не было. Наверное, каждый немножко приземлился.

А потом спрашиваешь, и оказывается, что там особо ничего и не было. Не проект, а просто пост написать – для многих это уже проект.

Началось переосмысление. Я перестала верить во все, что слышала. И мне это помогло жить.

– Насколько часто во время карьеры и после нее вы сравнивали себя с другими?

– Нет, я не сравниваю так себя. Мне кажется, это очень глупо.

Я больше перед собой. Я все сделала? Все сделала. Отлично. А могла ли я лучше, чем Маша [Шарапова], Света [Кузнецова], Надя [Петрова], Вера Звонарева и все, с кем я играла? Если так сравнивать, можно с ума сойти.

– По чему из времен теннисной карьеры вы сейчас скучаете?

– Наверное, по мандражу. Особенно, когда пауза была, 3-4 недели. И ты думаешь: «Елки». Первый матч – так сковывало. Начинаешь нервничать, нащупывать. На следующее утро просыпаешься – все тело болит именно из-за мандража.

Интересное состояние. И некомфортное, а если вспоминать – очень смешное.

– Вы нашли что-нибудь, что может заменить теннисный адреналин?

– У меня нет никакого желания его заменить или найти его где-то еще.

Я очень часто вижу, как девочки начинают соревноваться – там, где нет ни судьи, ни рейтинга, как было у нас в теннисе. И я думаю: слава богу, у нас действительно были соревнования. Они даже не понимают, с кем соревнуются. Человек об этом соревновании даже не подозревает – а они себе выдумывают.

Слава богу, у меня это все было, я это прожила. И я это сохраню. А в жизни вряд ли где-то еще получится найти.

– Желание соревноваться у вас только на корте проявлялось?

– В жизни его вообще нет.

Расстройство пищевого поведения: Сафина постоянно думала о еде, а теперь освободилась, расставив личные границы

– Еще в 2020-м вы говорили, что не можете выйти на корт и поиграть для себя – вас начинает подташнивать.

– Сейчас, слава богу, это ушло. Сейчас с удовольствием, бывает, играю. Не часто, но выхожу на корт. Из-за того, что редко играю, плечо потом отваливается. Не из-за возраста, а из-за того, что редко использую эти мышцы.

– Эта проблема ушла в тот же момент, когда и общее состояние изменилось?

– Думаю, да. Я на теннис стала смотреть по-другому, и мне стало внутри комфортно и радостно выходить на корт. Не то что ты выходишь: «Ох, надо поиграть». Нет, это идет из легкости. Если кто-то зовет поиграть, я иду. Это не вызывает у меня никакого дискомфорта.

– В 2012-м вы не стали даже пытаться возобновить карьеру, потому что у вас было расстройство пищевого поведения.

– Да, я с ним долго жила. Поправилась очень сильно. 

– Как оно проявлялось?

– Заедание. Любое эмоциональное состояние – чаще всего подавленное – уходило в еду. Я его заедала.

Я с этим долго боролась. Тоже путь, который нужно было пройти, преодолеть. Я получила колоссальный опыт.

– Как с этим бороться?

– Я научилась отлавливать, где это мое состояние, а где это что-то навязанное. Иногда с кем-то поговоришь, и человек может быть эмоциональным, что-то грубо сказать, накричать ни с того, ни с сего – и я могла с него словить что-то.

Я раньше всегда думала, что это я в чем-то виновата, раз на меня так накричали. А потом я научилась смотреть со стороны и понимать, что это ко мне никакого отношения не имеет. Просто человек сегодня в плохом настроении.

Я научилась отлавливать свое эмоциональное состояние – где я плохо себя чувствую, где устала. Стала бережнее относиться к своему состоянию. И если кто-то что-то проявляет – грубо поговорит, что-то скажет, – я могу у человека спокойно спросить: «Это ко мне относится?» Если кто-то кричит, я могу спросить: «А что ты хочешь, чтобы я сделала?»

И тогда ты не ловишь вот эти эмоциональные состояния. Тебе человек уже конструктивно говорит, что нужно сделать. А может, он вообще ничего не скажет. Просто: «Блин, мне выговориться хотелось, прости».

Так ты начинаешь выстраивать барьер между своим состоянием и чем-то внешним.

– К этим приемам и бережному отношению к своим границам вы сами пришли? Или с кем-то работали?

– Потихоньку к этому пришла. Сначала начинаешь чувствовать, когда по-настоящему хорошо. Что делает твое состояние хорошим? Понимаешь, от чего тебе плохо. И чувствуешь, когда тебе это плохое хотят навязать.

Я это стала отлавливать на бытовом уровне. Например, если маме что-то от меня нужно, он мне скажет 20 раз – и желательно, чтоб я прямо сейчас все сделала. А мне иногда не хочется что-то делать. Мне нужно поймать состояние – даже чтобы кому-то позвонить. Если длинный разговор, мне нужно настроиться, подготовиться.

Поэтому я спрашиваю: «Мам, тебе к какому числу это нужно? Сейчас? Завтра? Ты мне скажи – и я к тому моменту настроюсь и сделаю». – «Нужно в пятницу». И все, в четверг я проснусь, настроюсь и сделаю то, что она попросила.

Наверное, я сейчас исхожу больше от своего состояния и выстраиваю все относительно своей зоны комфорта.

– Если возвращаться к теме РПП. Сейчас вы довольны своим телом?

– Да.

– Как вы поддерживаете его в порядке?

– Стараюсь практиковать йогу – но без фанатизма. Тем более, сейчас вообще колено травмировала, поэтому делаю аккуратно. В Москве хожу к своему учителю с удовольствием. А когда не в Москве, конечно, филоню (смеется). Она знает. Я практикую требовательное направление, нужно шесть раз в неделю заниматься. А у меня хорошо, если три получается.

Не знаю, как-то спокойно. Буквально на днях я вспоминала. У меня были дневники, которые я вела в 2015 году, и они у меня высветились в заметках на айпаде. Я начала листать, и там каждая заметка про еду. 

Я не могла ни с кем-то встретиться, ничего. Просыпаюсь утром, а у меня уже страх еды. Это было очень некомфортно, потому что не могла выстраивать отношения, общаться с людьми. Если предлагали встретиться в кафе, у меня уже ступор: а что съесть? а что не съесть?

Сейчас я об этом даже не думаю. Могу спокойно прийти в кафе и съесть то, что хочу. Если голодно – съем, если не голодно – скажу, что не хочу. Или съем что-то легкое.

Еще есть такие люди, немножко агрессивные. Я не хочу есть, а они: «Ты что, на диете?» – «Нет, не на диете. Я просто только что поела дома».

У нас вообще часто задают такие вопросы. Вот я не пью алкоголь. «А ты что, вообще не пьешь?» – «Да, вообще не пью».

Наверное, меня перестали задевать слова. «На диете?» – «Да, на диете». Сейчас я не ем ни рыбу, ни мясо, поэтому новый любимый вопрос: «А ты что, вообще не ешь?» – «Вообще не ем». – «И как ты живешь?» – «Живу». – «А как же ты белок добываешь?» – «Добываю». У людей вообще ступор.

– Не буду спрашивать «вообще не едите?», но почему отказались?

– Не знаю, мне так легче.

Все эти годы, что я боролась с РПП, мне каждый прописывал, что мне нужно съесть столько-то граммов белка, столько-то граммов жиров, столько-то граммов углеводов – и я уже с ума сходила. Я была как этот Fatsecret (приложение для похудения, которое помогает отслеживать приемы пищи – Спортс’’) ходячий и только табличку заполняла, вверх-вниз, вверх-вниз.

И я сказала: «Боже, я не хочу ни курицы этой вареной, ни жареной на гриле. Просто не хочу». Я больше получу удовольствия, съев пасту с томатным соусом арабьята – очень люблю острое, – чем если буду давиться этой грудкой с тремя брокколи и авокадо, чтобы белки, жиры и углеводы были в пропорциях.

Я как-то ушла от этого, и, честно, легче стало. Мне комфортнее. Я не говорю, что это всем нужно делать.

Я люблю молочные продукты. С удовольствием ем сыры, когда хочется.

– То есть это не вегетарианство, не веганство, а просто…

– Да, просто. Потому что если брать веганов, то это немножко религия.

– Почему отказались от алкоголя?

– Странно – когда люди пьют, им говорят: «Почему не хочешь отказаться?» Отказалась – тоже плохо (смеется).

Мне так лучше. Ну не пьется мне. Слава богу. Больше достанется тем, кому пьется. На фуршете не буду претендовать на чей-то бокал. Все ваши. Все мои можете брать.

Говорим о теннисе: почему мужской – скучный, а Мэдисон Киз – красотка

– Почему вы решили заняться медиа?

– Я люблю говорить о теннисе. Сколько угодно могу о нем говорить. Вообще люблю этот вид спорта.

– Кто вас позвал на «Больше!»?

– Когда они только начали, Настя Мыскина меня иногда просила: «Ой, а можешь сегодня выйти с нами, записать вопросы?» Я соглашалась, и мы так несколько раз делали.

Может, им понравилось, я подошла – и меня позвали. И я с огромным удовольствием сотрудничаю. Правда. Даже иногда вспоминаю Турин с таким теплом, хотя мы там были уставшие, уже за полночь сидели на кортах. Но было здорово. Вспоминаю, как мы на полу сидели и ждали игроков.

Очень забавное время и хороший опыт.

– У вас есть план на год? Чего вы хотите добиться, допустим, на ютубе с Анной Чакветадзе?

– Анечка всегда переживает, что у нас мало подписчиков. Сейчас у нас 3 тысячи, до конца года, может, будет 10. Но это надо регулярно вести эфиры. А у нас не всегда получается.

Мне кажется, чтобы добиться результатов, нужно делать с удовольствием. Тогда будет своя аудитория, они это будут чувствовать, от них будет отклик. А если будешь гнаться за цифрой… Я иногда вижу, что у людей просто задача – выставлять контент. А что они выставляют? Какой-то бред, говорящая голова. Мне это не симпатично.

Для меня важнее всего, чтобы дело приносило удовольствие, чтобы у меня была улыбка на лице. В тот момент, когда я почувствую «ой, мне надо это сделать», то и люди почувствуют, что мы с Аней лукавим.

А так мы с Аней можем быть уставшими, но как только включаемся и заходит разговор за теннис, у каждой проходит голова – и мы обе в этом обсуждении.

– Кого в теннисных медиа вам интересно смотреть? Кого посоветуете?

Дашу Касаткину люблю смотреть. Особенно когда у нее Мирра Андреева. Часто перематываю на Мирру. С Юлькой Путинцевой смешно – она так ждет, что ей должен позвонить Райан Гослинг, но что-то он никак не звонит (смеется).

А больше я и не знаю, кто ведет. У [Марии] Тимофеевой был канал, Kiss My Ace. Но там не так часто что-то появлялось – наверное, не до этого. А кто еще у нас ведет?

– А если не игроки? Про теннис что-нибудь читаете, смотрите? Телеграм-каналы, сайты?

– Нет. У меня есть матч. Я посмотрю матч. Еще кого-то читать про это? Я сама могу наговорить (смеется).

Никого больше не читаю, слава богу.

– А новости откуда узнаете?

– Честно, я не лукавлю – я открываю Спортс’’. У меня он записан, и я правда его смотрю, без шуток. Привыкла его смотреть.

– Можете вспомнить самое яркое теннисное впечатление, допустим, последних полутора лет? Понятно, что если брать 2025-й, то это победа Мирры Андреевой в Дубае.

– Нет, Мэдисон Киз в Австралии. Ух, она красотка была!

В полуфинале со Швентек она как сыграла. И я не думала, что она обыграет Соболенко в финале. В решающие моменты она такие решения принимала… Этот финал был до мурашек. Как и полуфинал.

Для меня самая яркая была Мэдисон Киз. Эти два матча были вау.

– Какой теннис вы чаще смотрите – мужской или женский?

– Женский. Мужской мне не очень нравится – как бы их ни нахваливали. Мне скучно. Не знаю почему.

– Что в женском теннисе больше всего привлекает?

– У кого раньше нервы сдадут (смеется). Смотришь на это.

– Допустим, человек решил, что в 2025-м начнет смотреть женский теннис. Когда он смотрит матчи, на что нужно обращать внимание? 

– (Задумывается). Даже не знаю… Честно, даже не знаю, на что смотреть.

Можно сказать, что когда игрока клинит, какие решения он начинает принимать. Но это уже тонкости, это сразу человек не поймет.

– Если переформулировать: что самое важное в современном женском теннисе?

– Эмоциональное состояние каждого игрока. Чем оно стабильнее, тем результат стабильнее. Нет эмоциональной стабильности, нет результатов. Все банально и просто.

– У мужчин скучно, потому что этого нет?

– Не потому, что этого нет. Просто как-то неинтересно.

Бывают классные матчи. Олимпиада удалась. В Австралии матч Джоковича с Алькарасом удался. Они хотя бы там включаются. 

Но финал Australian Open у мужчин – просто провал. Я думала, что выиграет Зверев. А его так заклинило. Тот же самый момент – такой страх проиграть, что даже не смог показать ничего из того, что умеет. (Зверев в трех сетах проиграл Яннику Синнеру, не заработав за матч ни одного брейк-пойнта – Спортс’’).

– Если сравнивать теннис конца нулевых, когда вы добивались успехов, и нынешний – как он изменился?

– Мне очень сложно сказать. Чтобы четко понять, как он изменился, нужно съездить и увидеть его вживую. Телевизор так не передает.

Настю Павлюченкову могу спросить: «Настя, чем отличается?» – «Знаешь, сейчас все так бьют сильно, ты не представляешь». А я на них смотрю и думаю: «Где вы сильно бьете?»

Поэтому если я куда-то съезжу, посмотрю девочек – тогда и скажу. А так у меня пока свое мнение – и мне самой любопытно, насколько оно правдоподобно.

– Не бывает желания приехать и попросить действующую теннисистку поиграть с вами минут 15 – чтобы прочувствовать, каково это?

– Сложно сказать. Я давно не играла, мне тогда самой нужно потренироваться. Я все-таки человек, который играет раз в полгода. Если я выйду на корт, то действительно буду отставать.

А если я наберу форму, потренируюсь пару недель или месяц, мне тогда самой будет интересно. За одну тренировку я вряд ли что-то пойму.

Главное в жизни: личное счастье, мечты и отношения с братом

– В последние годы и для журналистов, и для болельщиков ваш брат Марат стал полумифической фигурой: сменил телефон, пропал отовсюду, иногда только всплывают видосики и фотки, как он где-нибудь тренируется. Или Андрей Рублев его вспоминает. А вы с ним часто общаетесь?

– Да. Он мой брат, если что (смеется).

– У меня три брата – с одним общаюсь каждый день, а с другими раз в полгода.

– Мы очень близки, это правда. Очень хорошо общаемся. Он буквально только что мне написал сообщение, нужно что-то ему ответить. Когда закончу – отвечу.

И видимся мы очень часто.

– Как бы вы описали его роль в своей нынешней жизни?

– (Задумывается). Старший брат. Это так и есть на самом деле. Я знаю, что если я ему позвоню, что-то скажу, он всегда поддержит. Такой прямо брат-брат.

Мы часто друг другу пишем. И он мне может написать: «Спасибо, что ты у меня есть, сестра». Мы друг друга очень поддерживаем.

– После интервью Рублева у него еще появился немножечко ореол гуру, помогает советами. Какой лучший совет вы получили от Марата Сафина?

– А он мне советы не дает – только поддержку.

С Рублевым немножко другая история, там конкретно по делу был разговор. И если у меня есть конкретная проблема, я могу спросить: «Марат, как мне лучше поступить, нужен совет».

Просто давно не спрашивала.

– Ваша цитата 2015 года: «Муж, дети – больше мне ничего не надо». Как сейчас с этим обстоят дела?

– Детей нет пока что.

– А муж?

– А муж есть.

– Как вы познакомились?

– Давно. Очень давно – в 2008 году. В аэропорту Лондона.

Я очень личную жизнь оберегаю, поэтому не хочу рассказывать.

– Понял. На что вы больше всего тратите деньги?

– Наверное, на быт. У меня нет такого, что я шопоголик, покупаю сумку очередную, одежду.

Не знаю. Окей, я увлекаюсь вязанием, могу покупать пряжу. Я знаю, что потом мне это надоест, и пряжа кому-нибудь достанется. Это больше хобби.

– Какие хобби вы за последнее время сменили?

– Слава богу, новых хобби пока никаких нет. Могу сесть и свитер связать. Вот это я люблю.

– Свитер для кого-то?

– Иногда просят, могу связать. Иногда для себя – потом ношу. Иногда что-то не получается, иногда они растягиваются, иногда садятся, если неудачно постирала.

– Какой у вас сейчас главный принцип в жизни?

– Оставаться человеком.

– О чем вы мечтаете?

– Знаете, хочется, чтобы было больше добра среди людей – друг к другу. Эмпатии и добра.

И, наверное, чтобы люди оставались людьми. Не забывали, что они прежде всего люди. Не уходили в эмоции. Наверное, это самое важное.

– Вы счастливый человек?

– Да.

Мирра повторяет путь золотого поколения теннисисток из России. Кто до нее брал «тысячники»?

Фото: Gettyimages.ru/Clive Brunskill, Feng Li, Cameron Spencer, Ryan Pierse, Matthew Stockman; instagram.com/dinarasafinaofficial, bolshe_tennis