40 мин.

«Секс с Мэрилин Монро был битвой богов». Король бейсбола соблазнил королеву Голливуда

287

Стас Купцов – о большой любви Джо ди Маджо.

Джузеппе и Розали сидели за грязным, заваленным объедками столом, поочередно прикладываясь к бутылке с бурдой, раздобытой у местного барыги. Они теперь жили в прескверном местечке Норт Бич (Сан-Франциско), куда съезжались все сицилийские мигранты. 

Им досталась перекошенная хибарка, где стоял жуткий смрад, мебель была обшарпанная, а санузел представлял собой дырку в полу.

Поглядывая на чумазых отпрысков, ползавших по прогнившему полу и пытавшихся разыскать хоть что-нибудь съестное в горах мусора, сицилийские sposo искали утешение только в бутылке.

Джузеппе схватил за почерневшую от грязи майку Джо, одного из своих девяти детей, и поволок жертву к выходу. Тяжело ступая, он направлялся к причалу, чтобы заняться промыслом, а заодно показать сыну, какая жизнь ждет его, когда тот окрепнет. 

Возле пристани сицилийца мутило, он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь забыть, что совсем скоро ему предстоит вновь оплачивать ежемесячный взнос за проживание в отстойнике – 25 баксов, сумма почти неподъемная.

– Figliolo, сынок, запомни, – пробормотал он, больно схватив Джо за руку. – Деньги, вот что главное в этой гребаной жизни. А жизнь твоя будет, скорее всего, angusto, жалкой и убогой …

Он взглянул на привязанную к пристани лодку, больше похожую на корыто, и завыл от безысходности. Лодка отчалила, и Джузеппе, хмуро поглядывал на сына, вспоминая, Винс это или Джозеф.

Мальчик держал в руках большого, только что выловленного лосося, и смеялся. Смех был таким искренним, настолько выбивавшимся из жизни, полной тягот и лишений, к какой привык Джузеппе, что папаша не выдержал и отвесил сыну крепкий подзатыльник. Под грязные сицилийские ругательства он работал веслами:

– Деньги, сынок, нам нужны деньги, – заговорил он, когда Джо прекратил реветь. – Скоро ты начнешь подрабатывать. Мне плевать, станешь ли ты разносить газеты или подтирать зад какому-нибудь паралитику, но я не позволю, чтобы ты жил на дармовых харчах!

Очень рано мальчик понял, насколько важны деньги. А однажды он пришел к выводу, что жрать объедки и ходить в лохмотьях – участь нищебродов, но не единственный путь. Есть другой мир, где обитают красивые, ухоженные, сытые люди. И он не готов заниматься грязной, рутинной работой, чтобы едва сводить концы с концами, как того хотел отец.

Однако Джузеппе всегда был очень придирчив к Джо, считая, что тот слишком мало усердствует и отлынивает от обязанностей.

– Все, что тебя интересует, это долбаная улица, беготня по подворотням, да игра в мяч! – часто орал на него отец. – От тебя толка как от 50-летней сицилийской шлюхи, которой выбили последние зубы. Для домашних работ не годишься, для рыбного промысла – тоже!

Джо подчинялся отцу и продавал газеты; но как только выкраивалась минутка, он играл с братьями Винсом и Домиником в бейсбол, используя вместо биты сломанное весло, а вместо мяча спрессованную черную ленту.

– Я покажу старику, что можно быть человеком, не только выуживая треклятую рыбу да проводя всю жизнь в гнилой лодке, – заявил как-то Винс, заключив контракт с бейсбольной командой. Отец проклял его, но простил, как только тот принес ему чек на 1,5 тысячи долларов. Джо, впервые увидев столько денег, понял, что для него бейсбол – билет в лучшую жизнь. И стал тренироваться как заведенный, чтобы выбраться из трясины. Он пахал так, что руки, впиваясь каждый раз в биту, покрывались болезненными мозолями. Его не заботили восторженные крики болельщиков, не соблазняли девушки, ему было плевать на хвалебные речи тренеров. Глаза у него горели лишь тогда, когда ему выписывали чек. Он знал, что это – еще один шаг в сторону от той бессмысленной жизни, которую ему навязывал отец. Когда ему исполнилось 22 года, он стал игроком легендарной команды «Нью-Йорк Янкис», за которую выступал до конца карьеры, избавив себя от жизни впроголодь.

…

Девочка Норма (будущая Мэрилин) с каштановыми завитушками на голове и неизменной улыбкой до ушей играла с любимой собакой Типпи черно-белого окраса. В соседней комнате Ида Болендер шила ей новенькое платье на машинке. Норма предвкушала, как ей подарят красивый наряд, который обязательно оценят сверстники в школе. Типпи радостно поскуливал, чувствуя, в каком прекрасном расположении духа пребывает хозяйка.

Норма ждала, когда придет ее мама Глэдис. В Хоторне, рабочем пригороде Лос-Анджелеса, было несколько кинотеатров, куда они с мамой ходили вместе, и эти дни были лучшими для ребенка.

– Норма, ты где? – раздался с порога голос, который девочка любила больше всего на свете.

Когда она спустилась, Альберт Болендер, скромный почтальон и человек, который сделал для дочери Глэдис главное – подарил ей собаку – с виноватым выражением лица засовывал в карман пиджака 25 долларов. Старшая Монро ежемесячно выплачивала эту сумму Болендерам на содержание Нормы. Глэдис работала с негативами в кинокомпании Columbia Pictures, получая скромное жалованье, но деньги платила исправно.

– Милая, какая ты у меня сегодня очаровашка! – говорила Глэдис сахарным тоном, легонько сжимая маленькую ручку дочери, когда они гуляли по парку. – Давай подумаем вместе, как сделать этот день шикарным…

Норма любила жизнь, только не понимала, почему ей не дают почаще видеться с мамой. Ее отцом, указанным в свидетельстве о рождении, считался Эдвард Мортенсон. Человек, с которым Глэдис Монро развелась незадолго до рождения малышки, девочка ни разу его не видела. Альберт и Ида Болендер относились к Норме прекрасно, шили ей платья, дарили игрушки. Но самое важное: на выходные к Норме приезжала мама, с которой она отлично проводила время. Глэдис гуляла с дочкой, мило ей улыбалась и часто задумывалась о будущем дочери. Порой она видела его в самых мрачных тонах. Ей самой являлись кошмары о грядущем. И о прошлом, конечно, тоже.

Глэдис Бейкер

Она часто видела своего отца Отиса Монро. Это был статный мужчина, рыжеволосый и кареглазый. На левой щеке у него красовался большой шрам. Были времена, когда он весь в поту, окунал кисточку в ведро краски и с довольной улыбкой разукрашивал паровоз, стоявший на мексиканской станции посреди пустыни. Придерживая шляпу, мужчина оглядывался на стоявшую возле него жену Деллу и улыбался. Но уже в следующую минуту Глэдис видела совсем другого человека, которым он стал после возвращения из командировки. В нем словно развилась иная, психопатическая личность. У Отиса появились страшные мигрени, настроение менялось ежечасно – приступы ярости уступали место рыданиям, руки и ноги неконтролируемо тряслись. В 43 года Отиса парализовало, и перед смертью он даже не узнал жену.

Мама Глэдис – Делла – тоже умерла в психиатрической клинике. Поначалу Делла активно помогала Глэдис с воспитанием внучки и была очень ласкова с ней, даже крестила малышку в баптисткой церкви. Делла любила навещать кроху, благо жила неподалеку от Болендеров. Но однажды у нее, как и у Отиса, помутился рассудок – это произошло вскоре после возвращения из Индии. Как-то раз она пришла к Болендерам и застучала в дверь. Ида, зная, что несчастная страдала от досадных приступов, не открывала, и тогда Делла разбила окно. Проникнув в дом, она помчалась к малышке, уверенная, что внучку похитили. Вскоре Ида вышла из детской, чтобы принести полоумной стакан воды, и тогда Делла схватила подушку и чуть не задушила ребенка. Когда Ида ее застала, та невозмутимо заявила, что просто поправляла сползшую наволочку. К счастью, Норма не помнила этого, ведь ей был всего годик. А в последние дни жизни у Деллы участились нервные припадки, один был сильнее другого, а еще у нее случались галлюцинации, во время которых она несла горячечный бред. Один из сильнейших приступов привел к смерти Деллы, при этом врачи поставили ей диагноз «маниакально-депрессивный психоз».

Кое-что о психических расстройствах родителей Глэдис рассказывала и дочке, хотя той было совсем мало лет. Страх матери, что однажды и она сойдет с ума, невольно передавался девочке. И все же Норма очень любила Глэдис, поэтому мечтала, чтобы та однажды забрала ее от Болендеров насовсем.

– Дочка, я забираю тебя, мы едем в Лос-Анджелес, – дождавшись этих слов, 7-летняя Норма ликовала. В последнее время ей было плохо у Болендеров – соседи застрелили Типпи, возненавидев пса за неуемный лай и несанкционированные прогулки по саду. А мальчик Лестер, взятый Болендерами из приюта, заразил девочку коклюшем.

– Бедная моя, несчастная Норма, – приговаривала Глэдис, прикладывая холодное полотенце к горячему лбу девочки. У мамы Нормы были роскошные, скульптурные черты лица и невероятно красивые, но печальные глаза. Где-то далеко, в Кентукки, жили еще двое ее детей от первого брака. Бывший муж, приехав как-то к сыну с дочкой, похитил их и оборвал все связи с Глэдис. Она всегда хотела воспитывать Норму самостоятельно. Уютное семейное гнездышко она свила в Лос-Анджелесе, где арендовала квартиру, разделив плату за жилье со знакомыми по работе супругами Аткинсонами.

Первое время Глэдис жила душа в душу с дочкой. Норма наконец-то почувствовала себя по-настоящему счастливой. Но вскоре все изменилось. Глэдис стала надрываться на работе, ощущая острую нехватку денег. А однажды пришло письмо, которое еще сильнее пошатнуло ее психическое здоровье. Дедушка Глэдис по материнской линии Тилфорд Хоган наложил на себя руки – ему было 82 года. В личной жизни Тилфорда произошло много потрясений, да и покончил он с собой в самый разгар Великой Американской депрессии. Но Глэдис только укрепилась во мнении, что все в ее роду ненормальные. При этом на самом деле Отис умер от сифилиса, а на поведение Деллы повлияла малярия, которую она подцепила в Индии, да сердечная болезнь. Глэдис же была уверена в том, что все в ее семье – потомственные психопаты. И твердила об этом Норме.

Лишь год малышка прожила счастливо с мамой. Однажды она вернулась из школы, предвкушая, как ее обнимет Глэдис, но на пороге девочку встретили Аткинсоны. Переглянувшись, они рассказали Норме, что маму увезли в клинику. Девочка смотрела на них сквозь слезы, но знала, что однажды такое должно было случиться. Аткинсоны застали ее мать в истерическом припадке: Глэдис то выдирала себе волосы, то заламывала руки, при этом тело ее выгибалось в дугу. Они вызвали санитаров.   

С тех пор малышка виделась с Глэдис урывками; врачи считали, что состояние ее матери ухудшается. В конце концов, ей поставили диагноз «параноидальная шизофрения», припомнив все психические расстройства ее родственников. Глэдис назначили электроконвульсивную терапию и пропускали через мозг разряды, меняя ее личность. Глэдис лечилась до конца жизни – так вышло, что она надолго пережила собственную дочь.

И хотя Норма не осталась одна, с ней поочередно возились то одни, то другие опекуны, жизнь ее была полна тягот и лишений, внутренних переживаний, а главное, панического страха, что однажды она тоже сойдет с ума. Она соглашалась на самую неблагодарную работу: драила полы в кафетериях, стирала белье в прачечных. Мужчины уже заглядывались на ее точеную фигуру, некоторые пытались совратить ее еще подростком. Когда появилась возможность выскочить за неплохую партию – сокурсника Джима Догерти, у которого водились деньги и который мог защитить ее от домогательств, Норма не задумывалась. В 16 лет она отправилась под венец. Джим оказался невероятно скучным мужчиной, и Норме казалось, что жизнь беспросветна.

– Девушка, а не могли бы вы немного попозировать для меня? – с этой фразы фотографа Дэвида Коновера, посетившего авиационный завод, где работала Норма, в ее судьбе произошли разительные перемены.

Началось восхождение уже не робкой замухрышки Нормы Джин, а великой Мэрилин Монро, взявшей себе сценический псевдоним. Мэрилин быстро избавлялась от себя старой, закапывая на дно души ту запуганную девочку, без семьи, вечную странницу, не способную найти дом, никому не нужную, беспомощную и нищую.

Свет софитов сошелся уже на сногсшибательной девушке с обворожительной улыбкой. Она укоротила каштановые волосы, перекрасилась в платиновую блондинку, исправила неправильный прикус и сделала несколько пластических операций. И даже избавилась от заиканий.

Весь мир замер в восхищении, увидев на сцене неотразимую Мэрилин Монро, оставившую за скобками прошлую жизнь. Закаленная трудным детством, она старалась не обращать внимания на высокую цену, которую платила за славу – например, прыгала из одной постели в другую, чтобы укреплять позиции голливудской актрисы.

Зато она поставила великую цель, которая поначалу отвлекала ее от тяжких размышлений, от депрессии, от неуверенности в себе, от страха перед завтрашним днем. Она впитывала новые знания, разучивала сценарии сутками напролет, училась вокалу, штудировала любую литературу по сценическому искусству. Серый, никому не известный Джим Догерти быстро понял, что ловить с такой шикарной женой ему нечего, и ушел.

Америка сходила с ума, любуясь новой звездой Голливуда. Но был человек, которым страна восхищалась еще больше – король бейсбола Джо Ди Маджо.

…

Это был жаркий майский день. Джо стоял за широкой спиной великого Лу Герига и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он уже слышал жадный гул толпы, ожидавшей появления «Янкис» на поле.

Бейсбол уже давно стал новой американской религией, люди знали, что есть заветное место, где они отдохнут душой, перестанут думать о задержках зарплаты, изменах близкого человека, неоплаченных счетах или тяжелом диагнозе. Джо Ди Маджо упивался осознанием того, что все слои американского общества любили бейсбол и с обожанием смотрели на таких невзрачных в обычной жизни парней, как он. Всенародная любовь, считал Джо, могла принести ему столько денег, сколько не заработали бы все сицилийские мигранты вместе взятые...

Лу Гериг вышел на поле первым, и Джо услышал восторженный рев. Защитник первой базы, в теле которого только начинало просыпаться нейродегенеративное заболевание, что уничтожило бедолагу за считанные годы, был вновь обласкан публикой. Джо глядел на его триумф и представлял, как совсем скоро именно он будет главным игроком «Янкис», с зарплатой даже больше, чем у красавца Лу.

Если лидера «Янкис» встретили аплодисментами, то дебютный выход на сцену Джо Ди Маджо получился скомканным. Фанаты еще не знали, что за птицу словили скауты их любимой команды. Джо почувствовал фантомную боль в левом колене, с ужасом вспомнив момент, когда он соскользнул с подножки автобуса, после чего раздался страшный хруст. А чуть позже, слушая истеричный плач сестры, он понял: повреждены связки, есть риск вернуться в рыбацкую лодку и снова стать ничтожеством.

– Да вы только посмотрите на его статистику! Играя за «Тюленей», этот пацан больше 60 матчей подряд отбивал хотя бы по мячу, – рекламировал «испорченный товар» менеджер «Сан-Франциско Сеалс», общаясь со скаутами «Нью-Йорк Янкис». – Пусть он пройдет полное медицинское обследование. Уверяю, как только подлатаете ему колено, это будет первая звезда вашего клуба!

Врач, дотошно осмотрев колено Ди Маджо, дал добро на переход игрока в Нью-Йорк. И с первого же матча он показывал класс. Вскоре Джо поставили на позицию центрфилда. Сделать хоум-ран, запустить мяч в зачетную зону за пределы стадиона, было для него таким же плевым делом, как завязать шнурки. Его стальные нервы, умение предугадывать действия питчера и инстинкт, направлявший биту в нужное место, стали сенсацией. Совсем скоро ему будет с восхищением трясти руку сначала мэр Нью-Йорка, а затем и президент США.

– Парень, да перед тобой все меркнут, не то что Лу Гериг – сам Бейб Рут не мог бы сравниться с тобой, – говорили ему одноклубники, тренеры, журналисты. И Джо охотно соглашался. Свой в доску, пьяница и бабник Бейб Рут, ради которого был когда-то перестроен стадион «Янкис», чтобы леворукому аутфилду было проще совершать хоум-раны, перестал числиться первым номером в сердцах фанатов. Очень скоро поклонники «Янкис» готовы были отдать все деньги, лишь бы стадион снова перестроили, только теперь под правшу Ди Маджо.

Хоум-раны Ди Маджо стали символом того, что свободная Америка жива, что ее ценности незыблемы как бейсбол, как крутая игра простого парня из нищей семьи сицилийских мигрантов.

Вот почему короля бейсбола Джо Ди Маджо любили больше королевы Голливуда Мэрилин Монро. Ведь все категории американских граждан боготворили безупречного спортсмена, тогда как «глупую блондинку» из кино многие откровенно презирали. Слухи о том, как достаются ведущие роли в голливудском бизнесе, ходили всегда – и люди в них с удовольствием верили.

Американцы всем сердцем полюбили мигранта, обладавшего нечеловеческим талантом. Толпы людей шли на стадион, чтобы посмотреть на игру Ди Маджо. За карьеру он выполнил 361 хоум-ран и установил мировой рекорд, когда 56 матчей подряд делал «удар на базу». Девять раз он становился победителем Мировой серии в составе «Янкис», трижды его признавали MVP сезона. Но если бы болельщики могли заглянуть в душу Джо, то увидели бы там пустоту…

Он наслаждался статусом, тем фактом, что нищий парень стал одним из самых богатых спортсменов в стране. Со временем слава стала дурно влиять на него. Закрепившись в статусе звезды, он вел себя очень сдержанно в команде, откровенничал только с новичками или теми, кто готов был смотреть ему в рот. На поле он держался особняком, разворачивая кепку наискосок, и было видно, с каким вниманием к деталям он надевал спортивный костюм. На светских раутах он появлялся неизменно в стильном пиджаке поверх рубашки с галстуком, отутюженных брюках и лакированных ботинках, с идеальной прической и улыбкой чемпиона. Ради имиджевых статей он рассказывал журналистам о трогательной дружбе с одноклубниками Келлером и Генрихом, но на деле ни разу за годы не сходил с ними поужинать. В команде о нем мало знали, он был скуп на эмоции, мало говорил и в основном только по делу. Не давал спуска никому, кто «выпадал из ансамбля» – его требовательность, нетерпимость к халтуре, многих нервировала, хотя и заставляла держать себя в тонусе. Он тщательно скрывал от публики, что играет вовсе не за партнеров, не за Нью-Йорк и даже не за любовь болельщиков, а ради свободы, которую ему давали деньги.

Поначалу Джо проявлял заботу только о семье, хотя и таил обиду на домашних, которые когда-то считали его заторможенным, необщительным и бесперспективным. Однажды его выгнали из школы за отвратительную учебу, и тогда его отношения с родителями совсем испортились. Но Джо отчетливо помнил тот день, когда, получив первую крупную зарплату в «Янкис», приехал к отцу и купил ему две шикарные лодки: для ловли лосося и для крабов. Это был момент наслаждения, наконец-то он доказал отцу, что был прав, сделав ставку на спорт. Чуть позже он купил для семьи роскошный особняк, а его братья открыли ресторан с его именем. Но со временем отношения с родными разладились, Джо перестал общаться даже с Винсом и Домиником, братьями, которые тоже играли в бейсбол, а старший и вовсе подарил ему билет в большой бейсбол. Джо стал настолько скупым, что его не заботил даже родной сын, родившийся в 7-летнем браке с актрисой Дороти Арнольд. Она в конце концов сбежала от кумира миллионов, который оказался домашним тираном, жутким собственником и ревнивцем, распускавшим руки по любому поводу. Судьба сына, ставшего бездомным наркоманом, не волновала Джо – получая чемоданы денег каждые выходные, он ничем не помогал парню, который жил где-то на свалке в Калифорнии.

Единственное, что хоть немного расшевелило его сердце, подобно дуновению ветра на погасшие угли, стало знакомство с Мэрилин Монро. Именно она заполнила пустоту в его душе.

…

– Друзья, внимание – сейчас на нашей сцене появится лучшая блондинка страны, неподражаемая актриса комедийного жанра, любимица публики, привлекательная и жизнерадостная Мэрилин Монро! – с апломбом объявил человек во фраке. На подмостках под одобрительный свист мужчин появилась женщина ослепительной красоты, мгновенно осветив собой погруженный в полумрак зал ночного клуба, где собрались самые богатые и знаменитые люди Америки.

На гостье было шелковое красное платье с глубоким декольте, белые перчатки и сияющее ожерелье, оттенявшее белоснежную кожу. Мэрилин на секунду замерла, как будто испуганно вглядываясь в лица, но пауза вышла почти незаметной. Она тут же сделала утиные губки, томно захлопала ресницами и послала в зал воздушный поцелуй, отчего мужчины пришли в восторг. Мужья, которые привели в дорогое заведение жен, видели теперь только одну женщину, поэтому на Мэрилин были устремлены не только восхищенные, но и ядовито-завистливые взгляды.

Одна из лучших актрис Голливуда улыбнулась, подошла к микрофону и кокетливо приподняла подол юбки, обнажив стройные длинные ноги в элегантных босоножках.

– Спасибо, что пришли, я изо всех сил постараюсь сделать ваш вечер чуть более приятным, – ее нежный, обволакивающий голос заструился по залу, многие мужчины расстегнули верхние пуговицы на рубашках, чувствуя, как жар охватывает их тела.

Мэрилин умела многое – не только сниматься в кино, но и петь, и танцевать. Вот и теперь она показала публике все таланты.

– Вы были сногсшибательны! – заявил менеджер клуба, как только Мэрилин ушла со сцены. – Я думаю, это было идеальное выступление.

Мэрилин устало посмотрела на него и сказала несколько дежурных фраз, поблагодарив за возможность. Но она была раздражена, вновь и вновь прокручивала в голове выступление и с каждым разом убеждала себя, что это был провал...

Перед судьбоносной встречей с лучшим бейсболистом Мэрилин страдала от комплексов и глубокой депрессии. Напуганная, неуверенная в себе Норма Джин, стала все чаще давать о себе знать. Образ глупенькой блондинки, снимавшейся в мюзиклах и комедиях, не обремененных великим смыслом, утомлял Мэрилин. Она знала, что способна на большее, и мечтала о глубоких, драматических ролях. Но продюсеры считали это блажью, кокетством, и хотели, чтобы она не теряла тот образ, который приносил ей славу и деньги, а им – рейтинги.

Мэрилин мирилась с пренебрежительным отношением, но при этом в душе у нее росла тоска, засасывавшая сильную личность. Все видели на телеэкранах и светских тусовках веселую, общительную красотку с идеальной фигурой, пышной грудью и утонченными, мягкими чертами лица, но за красивым фасадом скрывалась женщина, уставшая от пошлых шуток, страдавшая от маниакальной неуверенности в себе. Перед появлением на публике она часами прихорашивалась, видя в зеркале не идеальную красотку. На киносъемках она требовала по двадцать раз переснимать самые проходные сцены, потому как считала, что играла неубедительно, изнуряя капризами режиссеров и операторов. Тот внутренний стержень, что был у Джо Ди Маджо, который никогда не сомневался в собственной работе, у Мэрилин отсутствовал напрочь.

Кроме того, ее постоянно преследовали призраки спятивших родственников. Пытаясь от них избавиться, она принимала антидепрессанты, снотворные, но те помогали лишь временно. Она превратилась в нимфоманку, думая, что отношения с влиятельными людьми помогут ей отвлечься от внутренних демонов, но и это не сильно помогало.

Она была блестящей актрисой-самоучкой, ее эмоциям верили, а фотографии регулярно появлялись на обложках модных журналов, но даже очевидный успех не повышал самооценку Мэрилин. Она чувствовала отчаяние и безысходность, панически боялась заглядывать в будущее, но и настоящее тоже пугало ее. Несколько раз она пыталась свести счеты с жизнью, боясь, что иначе ее ждет психушка, где уже много лет жила мать. К счастью, каждый раз от смерти Мэрилин спасали вовремя приезжавшие врачи.

Лишь знакомство с Ди Маджо сделало актрису счастливой – правда, ненадолго.

…

– Боже мой! – воскликнул Джо, увидев фотографию в газете. – Я… У меня нет слов. Это потрясающе!

На снимке была шикарная, как всегда, Мэрилин Монро. Она держала бейсбольную биту, стоя на длинных каблуках в напряженной позе. Ее максимально обнаженная, невероятно красивая левая ножка была на переднем плане.

Мэрилин с улыбкой всматривалась куда-то вдаль, по задумке режиссера, она смотрела на питчера. За ней стоял, как и положено, кетчер, а рядом находился мужчина, игравший роль тренера. На самом деле оба оказались бейсболистами чикагского клуба «Уайт Сокс», которых ради съемки отвлекли от тренировки.

Джо был потрясен этой фотографией. Вскоре с Мэрилин связался агент по недвижимости Дэвид Марш, сообщив, что с ней жаждет встретиться «второй после президента» гражданин страны, бейсболист «Нью-Йорк Янкис» Джо Ди Маджо, который только что завершил карьеру из-за травм. Но Мэрилин это было совсем не интересно. Бейсболом она не увлекалась, и о спортсменах у нее было весьма смутное представление. Ей казалось, что это вечно потные, не слишком умные люди, с которыми неинтересно. К тому же итальянец был старше ее на 12 лет. Но Дэвид, ставший ее хорошим приятелем, уговорил актрису сходить на свидание.

Джо распорядился, чтобы встреча прошла в ресторане «Вилла Нова». Мэрилин это не сильно обрадовало, поскольку она предпочитала только ту еду, которая оставляла фигуру стройной и привлекательной, а в ресторанах было слишком много соблазнов.

Налив вина, Джо занял себя вялотекущей беседой с Дэвидом и его подругой, ожидая, когда же появится Монро. Постепенно он закипел, так как не привык, чтобы его заставляли ждать – прошло два часа, общение с Дэвидом и его спутницей уже опостылело, Джо засобирался домой.

И тут появилась женщина его мечты. На ней были голубой костюм и белая шелковая блузка – у Джо сразу перехватило дыхание. Красавица устало поздоровалась, задумчиво посмотрела на подскочившего и засуетившегося вокруг нее Джо, села и улыбнулась. У Джо было некрасивое лицо – слишком угловатое, с близко посаженными глазами и беспорядочно расположенными зубами; он был долговязым и ходил неуклюже, вразвалочку. Однако Мэрилин сразу оценила, с каким достоинством держался этот безупречно одетый человек, прекрасно знавший себе цену. Разговор в ресторане не задался, и вскоре Мэрилин объявила, что ей пора домой.

– Может, подвезете меня? – неожиданно для себя произнесла секс-дива, и через несколько минут они уже ехали по Беверли Хиллз, увлеченные беседой. У них нашлось много общего: оба были богатыми и избалованными вниманием публики, а еще их связывало тяжелое детство.

– Это тебе, милый! – сказала Мэрилин на прощание, засунув в карман пиджака Джо заветную салфетку с номером телефона.

Влюбленный по уши экс-бейсболист названивал блондинке каждый день, приглашая посмотреть на его трофеи. Он очень хотел впечатлить ее, но кроме спортивных достижений у него ничего не было. Мэрилин постоянно отказывалась, и однажды Джо оставил попытки.

И тогда Монро позвонила ему сама.

…

Это стало началом бурного романа. Вот только Мэрилин была не из тех женщин, которые отдают всю себя лишь кому-то одному. Она была слишком чувственной, и пылкие мужчины, особенно богатые и влиятельные, легко кружили ей голову. Тех, кто пользовался этим, оказалось так много, что можно было запросто сбиться со счета.

– Когда она просыпалась без грима, то была ослепительна, – говорил друзьям молодой и привлекательный грек Минардос, с которым у нее была любовная связь во время отношений с Ди Маджо. – Она была умна, вернее, обладала природной сметливостью. С одной стороны, чувственное дитя, с другой – грязная подстилка. Случалось, она не достигала высшей точки сексуального наслаждения, хотя была близка к этому. Все из-за того, что ее вечно одолевали психологические проблемы. Она была глубоко несчастна...

Но Мэрилин находила возможность быть нежной и для Ди Маджо, особенно после того, как вышла за него замуж в Сан-Франциско. Церемония прошла неприметно, в узком кругу, но вышла очень теплой. Джо, облачившись в скромный костюм, украшенный воротником из горностая, с большим волнением надел на палец Мэрилин кольцо из белого золота, усыпанное бриллиантами.

– Пообещай, что если я умру первой, ты будешь слать мне цветы на могилу каждую неделю! – попросила Мэрилин, и умиленный такой просьбой Джо, конечно же, дал обещание.

С тех пор актриса часто появлялась с мужем на публике и страстно целовалась с ним, в ее глазах, когда она смотрела на супруга, плясали огоньки влюбленности, очень сильного чувства, которое обуяло ее, осветило лицо счастьем. Медовый месяц они провели в Японии.

Вот только эйфория от интимных отношений появлялась у нее не только с Ди Маджо – мужчины выстраивались в очередь, чтобы заслужить ее внимание. И даже после свадьбы Мэрилин ничуть не подавляла свою привлекательность – наоборот, наслаждалась мужским вниманием, стремилась соблазнять тех парней, что ей нравились – шептать что-нибудь пошлое на ухо, якобы невзначай оголять грудь. Мэрилин зависела от внимания, ведь оно помогало ей бороться с комплексами неполноценности. Сделав несколько пластических операций, подкорректировав нос и подбородок, она придумала способ создавать видимость большого и упругого бюста – не только надевала бюстгальтеры на ночь, чтобы грудь не обвисла, но и вшивала в ткань мраморные шарики для еще большей пикантности.

Само собой, Мэрилин очень ценила качественный секс, ведь для голливудской звезды он задолго до знакомства с Ди Маджо стал одним из лучших способов отвлечься от проблем. И сексуальная жизнь с экс-бейсболистом у нее была потрясающая – как-то раз она обмолвилась, что у Джо не только бита большая и крепкая.

– Наш секс с Мэрилин был похож на битву богов! – вспоминал Джо. – В спальне словно появлялись грозовые тучи и мелькали молнии. Мэрилин говорила мне, что ни один мужчина так не удовлетворял ее, как я.

Стараясь не верить в слухи о похождениях жены, Джо все же не мог не замечать, насколько ветреным был образ Мэрилин в фильмах. Поцелуи, постельные сцены, чересчур откровенные наряды супруги сводили его с ума. Джо требовал, чтобы она вела себя целомудренно на съемочной площадке, не позволяла собой манипулировать. Его попытка залезть в интимную кухню кинопроизводства разозлила Мэрилин – она не желала, чтобы муж вмешивался в ее дела.

И все же поначалу Джо очень уважал ее увлеченность кинематографом; то, с какой страстью она отдавалась работе, напоминало ему самого себя. Но со временем его отношение к работе Мэрилин изменилось. Он был ярым собственником и считал, что приличная жена должна быть домохозяйкой и растить детей. Вот только карьера актрисы была несовместима с представлениями Джо об идеальной семье.

Мэрилин уставала не только от бесконечных нотаций мужа, но и от его невежества. В библиотеке отнюдь не глупой блондинки были сотни книг, которые она жаждала обсуждать с Джо, но грубого провинциала, с позором выгнанного из школы, литература не интересовала. Он демонстративно рвал на части некоторые книги, которые давала ему Мэрилин. Кроме того, Джо регулярно устраивал тошнотворные сцены, сгорая от ревности – часто эти припадки возникали не на пустом месте. Дошло до того, что любая улыбка, подаренная Мэрилин мужчине, воспринималась им как личное оскорбление, как попытка жены нагло флиртовать у всех на глазах. Он решительно пресекал все попытки Мэрилин чувствовать себя свободной, пытался ограничивать ее общение с потенциальными любовниками, даже по работе, и все это огорчало актрису, провоцировало новые приступы депрессии.

Один из любовников Мэрилин Эдди Робинсон оказался таким же неуравновешенным, склонным к суицидальным мыслям человеком. Отчасти с его подачи она пристрастилась к «бенниз» – таблеткам счастья, производным бензедрина, весьма популярным тогда средством среди звезд кино. Они подавляли аппетит, снижали массу тела и, главное, давали ощущение мнимого благополучия, чего так не хватало Мэрилин. Но даже лекарства уже не помогали ей справляться с тараканами в голове, и тогда она обратилась к психотерапевту.

Как и у любой личности, одолеваемой психическими расстройствами, у Мэрилин появлялись самые разные желания, мысли, противоречащие друг другу. Она металась, была мнительна, тревожилась по любому пустяку – и отчаянная попытка Джо ограничить ее и без того эфемерную свободу (ревнивец даже нанял сыщиков, чтобы те следили за его неверной женой) окончательно доконала Мэрилин.

Одна из отвратительных сцен ревности, устроенная мужем, спровоцировала разрыв отношений. Мэрилин могла простить многое, но только не рукоприкладство.

…

В мозгу Монро укоренилась мысль, что она сексуальная игрушка, созданная для американских мужчин, не особо умная и легкодоступная. Все об этом твердили ей,  так что актрисе стало сложно самой не поверить в этот миф. Она, конечно, противилась дешевому образу, мечтала о других жанрах. Не зря режиссер Ли Страсберг, у которого она училась актерскому мастерству во время паузы в карьере, однажды признал ее талант как драматической актрисы, за что она была благодарна ему до самой смерти, завещав большую часть состояния. Вот только каждый раз, читая очередной пошлый сценарий, она все-таки сдавалась, придумывала ходы, только усиливавшие градус сексуальности сцен со своим участием. Это было инерционное соглашательство, неприятие себя, своих сильных качеств. Пустые комедии делали Мэрилин массовым продуктом, простым и доступным как газировка. Но когда ты допиваешь банку колы, то выбрасываешь ее, забывая в ту же секунду, а потом если и вспоминаешь, то только при изжоге. Мэрилин не хотелось быть такой газировкой, она жаждала быть чем-то больше. Например, мохито – цепляющим за душу коктейлем, который оставляет на языке экзотический вкус мяты, а голову приятно дурманит, заставляя глубже думать о жизни.

Джо умолял Мэрилин бросить недостойное кино, порвать с актерством, но ничего не выходило. При этом он не мог расстаться с блондинкой, что доказывает запись в его дневнике: «Только не ревнуй! Помни, как ты одинок и несчастен – особенно когда ее нет рядом». Но и эта памятка не спасала его от припадков гнева, когда он вновь видел на экране пошлости жены. На теле Мэрилин стали появляться синяки и кровоподтеки. Она терпела побои до тех пор, пока это не достало ее – просто нужен был повод разойтись.

– Эй, детка, давай, будь сексуальной! – кричали Мэрилин во время публичной съемки знаменитой сцены из кинокомедии «Зуд седьмого года». Люди пришли поглазеть на актрису, соблазнившись броским объявлением в газете – народу пообещали, что блондинка придет в прозрачном платье. И Мэрилин не подвела 1,5 тысячи человек, посетивших Лексингтон-авеню – там их ждала звезда Голливуда, стоявшая над вентиляционной решеткой метрополитена. Она была в плиссированном платье, которое развевалось на ветру.

– На мне было легкое прозрачное белое платье с коротким рукавом, – вспоминала Мэрилин. – Когда поезда проезжали под моими ногами, юбка взлетала в потоке холодного воздуха, вырывавшегося из-под земли. Она взлетала до самого пояса, всем были видны мои ножки и трусики. Вокруг собралась толпа, хотя было два или три часа ночи. В основном там были мужчины, которые как-то узнали, что мы играем. Сначала все было весело и безобидно, но режиссер Билли Уайлдер переснимал и переснимал сцену, толпа продолжала аплодировать и кричать: «Еще, Мэрилин, еще!». Джо злился, особенно когда камера стала фиксировать только мое нижнее белье. Крики и мужской свист раздражали моего мужа, это был какой-то карнавал. Сцена, которая должна была стать просто шуточной, превратилась в сексуальную.

В толпе восторженно ревущих мужчин, обсуждавших прелести актрисы, действительно пребывал Джо. Билли Уайлдер заставил снять 14 дублей этой сцены, а Мэрилин, казалось, все это только забавляло – она томно улыбалась и игриво посматривала на зрителей.

После съемок Мэрилин приехала в отель. В номере ее уже ждал набравшийся Джо. Он вскочил и тяжелой поступью направился в сторону побледневшей жены. Соседи по номеру слышали, как несколько часов громыхала мебель и раздавались грязные ругательства. На следующий день Мэрилин пришла в киностудию, и парикмахер первым обнаружил синяки на плечах актрисы – понадобилось немало грима, чтобы прикрыть их.

– Как человек мог ударить столь совершенное существо? – удивлялись коллеги Мэрилин, и тогда она приняла твердое решение подать на развод.

Брак Джо Ди Маджо и Мэрилин Монро просуществовал всего девять месяцев. На бракоразводном процессе Мэрилин пролила немало слез, ведь она была очень привязана к мужу и по-своему любила его. Но обратного пути уже не было.

…

Немного погрустив в одиночестве, Монро переехала к Фрэнку Синатре, еще одной живой легенде США. И отношения у них были отнюдь не платонические. Их страсть вспыхнула однажды утром, когда Синатра пришел на кухню и обнаружил абсолютно голую Мэрилин возле открытого холодильника – она нагнулась к секциям и выбирала, съесть ли ей на завтрак грейпфрут или ограничиться апельсиновым соком.

– О, Фрэнки, – сказала она, ничуть не смутившись. – Я думала, ты еще спишь...

Спустя несколько месяцев Мэрилин вышла замуж… нет, не за Синатру, а за обладателя Пулитцеровской премии, драматурга Артура Миллера, который ради секс-символа Америки бросил жену и двоих детей. Миллер был полной противоположностью Ди Маджо. В нем не было ничего звериного, алчного, он был лишь холодным интеллектуалом, который постоянно обижал Мэрилин, делая ей замечания по любому поводу, особенно когда она плохо выучивала сценарий или демонстрировала пробелы в образовании.

Мэрилин всегда боялась, что была для него лишь красивой игрушкой, что только усиливало ее комплексы. А Миллер надеялся, что пауза в карьере, связанная с желанием Монро заставить киностудию 20th Century Fox считаться с ее желаниями, и сенсационное обучение в Нью-Йорке актерскому мастерству говорили о личностном росте, о намерении стать более разноплановой актрисой. И фильм «Автобусная остановка», который вышел после воссоединения Монро с Fox, должен был оправдать его ожидания, ведь героиня блондинки оказалось сложной и интересной. Но однажды Мэрилин нашла записку, в которой Артур подтвердил ее худшие опасения – он называл их брак ошибкой и сожалел, что Мэрилин оказалась не столь умна, как он думал.

– Обман с первых минут знакомства! – писал он. – Я должен был признаться себе, что она посмешище. Красавица, которая слишком серьезно себя воспринимает. Зачем я соврал ей?

Конечно, Монро, не сумев получить образование, пыталась это компенсировать и очень много читала. У нее были книги по искусству, истории, психологии и философии, литературе и религии, поэзии и садоводству, а среди любимых писателей числились Толстой, Достоевский, Фрейд, Фицджеральд, Камю и Джойс, но содержание произведений быстро выскальзывало из ее головы. Да и у Миллера были заоблачные требования. Она надеялась увидеть в нем особенного человека – не только любовника, но и отца-наставника, которого у нее никогда не было. И его презрение подействовало на актрису столь болезненно, что она по-настоящему пристрастилась к опасным лекарствам-барбитуратам, а ведь таблетки оказывали угнетающее влияние на ее центральную нервную систему.

Вскоре после прочтения дневника мужа у подавленной Мэрилин случилась внематочная беременность, она потеряла ребенка, которого очень ждала. Не сумев справиться с эмоциями, актриса снова попыталась покончить с собой – в этот раз ей почти удалось, она даже впала в кому. Стоило ей выкарабкаться с того света, как тут же последовал новый удар – Мэрилин напоминала уже поплывшего боксера, который пропускает хук за хуком перед нокаутом. На этот раз у нее был выкидыш, а ведь она мечтала о детях после замужества с Миллером, но, по некоторым данным, у нее было четыре неудачные беременности. Все из-за эндометриоза – заболевания, из-за которого клетки внутреннего слоя матки разрастаются, вызывая боль, кровотечения, а иногда и бесплодие.

Однако и это было еще не все: после очередной трагедии с ребенком разрушился ее третий брак. Все стало окончательно ясно во время съемок «Неприкаянных», фильма, сценаристом которого был Артур Миллер. Мэрилин играла дебютную драматическую роль, но именно в этот период муж отвернулся от нее. Говорят, началом их разлада стал адюльтер Монро с женатым актером Ивом Монтаном на производстве фильма «Давай займемся любовью», причем от любовника блондинка, по слухам, даже забеременела. Уже на съемках «Неприкаянных», когда отношения с Миллером стали тупиковыми, Монро была в крайне скверном состоянии, постоянно опаздывала, много пила и устраивала скандалы по любому поводу. Великий Кларк Гейбл, которого страна обожала после «Унесенных ветром», был настолько измотан Монро, что прямо на съемочной площадке бросил фразу: «Господи Иисусе! Я счастлив, что этот фильм наконец-то доснят. Монро довела меня до сердечного приступа».

Поразительно, на следующий же день у него действительно случился инфаркт, после чего он скончался. Жена Гейбла винила актрису в его смерти, а ведь Мэрилин в детстве смотрела на портреты усатого актера и представляла себе, что он – ее отец. В слезах она даже иронизировала потом, что так судьба отомстила Гейблу за то, что он ее бросил в детстве. А за неделю до премьеры «Неприкаянных», фильма, который раскритиковали в пух и прах за чрезмерную нудность, последовал развод Монро с Миллером, которого она боготворила.

Гейбл и Монро в «Неприкаянных»

И вот тогда-то и случилось страшное – ее психотерапевт принял решение отправить актрису в психиатрическую клинику Payne Whitney, поскольку опасался, что она реально наложит на себя руки. Мэрилин сказали, что она едет в санаторий. Когда за ней захлопнулись двери в тесной комнатушке, Монро поняла: сбывается ее самый главный кошмар в жизни. Это была камера для безнадежных пациентов, находившихся в глубочайшей депрессии. Конечно, Мэрилин пришла в ужас, вновь вспоминая судьбу мамы Глэдис.

– Что вы со мной делаете, что это за место?! – слабым голосом бормотала Мэрилин, ощущая холод и тьму, обволакивавшую ее беспокойную душу. – Пожалуйста, просто откройте дверь и выпустите меня. Я не буду никому мешать. Просто откройте дверь, и я тихонечко уйду. Умоляю… Как же так? Меня положили в клинику для сумасшедших! Мои врачи, наверное, идиоты. Теперь я заперта здесь с сумасшедшими. Я сама скоро сойду с ума, если этот кошмар не прекратится. Я не должна здесь находиться. Мне пора вернуться к работе. Мне здесь не место.

Сотрудники клиники говорили Мэрилин, чтобы она училась быть счастливой, просили общаться с другими пациентами и посещать трудотерапию. Еще ей предлагали шить, играть в карты или шашки. Она лишь отвечала, что если начнет этим всем заниматься, то и в самом деле станет сумасшедшей.

И в этой ситуации, когда все отвернулись от нее, а обожаемый Артур Миллер ни разу даже не позвонил, Мэрилин написала письмо Джо. И он приехал уже через пару часов.

– Дорогая, я с тобой, ты только держись! – услышала она дрожащий голос Ди Маджо, который пришел к ней в палату, сел на кровать и взял любимую за руку. А потом, встретившись с руководством клиники, разъяренный итальянец заявил:

– Или вы немедленно ее выпустите, или я разберу вашу клинику по камушкам!

Возможно, если бы Мэрилин осталась в клинике, она не покончила бы с собой, а может быть, сделала бы это даже раньше – теперь этого никогда не узнать. Но Джо в той ситуации проявил себя в глазах бывшей супруги героем, вызволив ее из плена. Он оказался редким мужчиной, который не стал мимолетной вспышкой на небосклоне жизни Мэрилин – его чувства к ней всегда были глубокими, и он втайне мечтал вернуть себе любимую. Когда его карьера завершилась, он почувствовал, что уже не так популярен. Но стоило ему закрутить роман с Мэрилин, как журналисты снова вспомнили о нем, и когда он появлялся в обществе блондинки, то все смотрели на пару с восхищением. У него вновь стал ладиться бизнес, люди готовы были инвестировать деньги в бренд Монро&Маджо. Но жена не только приносила ему славу и деньги. Он понял, что в его жизни появилась настоящая любовь, что-то, что для него было дороже всего, даже денег. И когда он лишился Мэрилин, когда осознал, что из него вынули душу, то решил сделать все, чтобы вернуть утраченное.

Но Мэрилин была не готова второй раз пустить его в свою жизнь, вспоминая, как он причинял ей боль. Она вновь увлеклась Синатрой, ходила за ним по пятам, изнуряла выходками вроде пьяной оргии на яхте, выставившей певца посмешищем перед влиятельными людьми. Мэрилин без всякого стеснения глотала стимулирующие лекарства, употребляя при этом алкоголь. Иногда она появлялась на публике в совершенно невменяемом состоянии, с трудом понимая, где находится и что происходит.

Ди Маджо надеялся спасти ее, вытянуть из могилы, куда она так стремилась. Но Мэрилин была обречена. Ни с кем она не могла обрести счастье, самыми ее близкими людьми стали психотерапевты. Она, конечно, заводила все новых и новых любовников, среди которых были министр юстиции Роберт Кеннеди и его брат, президент США Джон Кеннеди – у обоих были семьи, а значит, связь эта не имела перспектив. Но Мэрилин цеплялась за такие отношения, слепо веря в свою чарующую сексуальность.

Казалось, порочные любовные связи были той веревкой, которая все еще держала ее на плаву. Даже кино уже не приносило ей такого удовольствия, Мэрилин с позором уволили со съемок фильма «Что-то должно случиться» за бесконечные прогулы и капризы, когда она заставляла всех актрис со светлыми волосами перекрашиваться, чтобы они не пытались украсть ее образ платиновой блондинки. Единственное, что ее волновало – сексуальность, именно поэтому она стала первой женщиной, снявшейся в знаменитой сцене с бассейном абсолютно голой. Вот только фильму так и не суждено было появиться в кинотеатрах, а увольнение и вовсе могло означать крах карьеры Мэрилин. Она, конечно, не знала, что студия Fox собиралась идти на примирение, подготовив для нее сумасшедший контракт на 10 млн долларов.

Мэрилин вновь почувствовала отчаяние и одиночество. Она считала, что, несмотря на кучу любовников, готовых приехать к ней по первому зову, на самом деле она совсем одна. И когда она думала об этом, то считала себя ничтожеством, страшной, старой, разбитой женщиной, которая не будет счастлива и у которой никогда не будет детей.

Джо был в отчаянии. Он возненавидел своего друга Синатру, считая, что тот потакает низменным инстинктам Монро: совращает, спаивает и устраивает пагубные свидания с обоими Кеннеди – бесперспективность отношений с ними сводила Мэрилин с ума. Джо урывками встречался с любимой женщиной, и их встречи были полны нежности. Казалось, Мэрилин начинала поддаваться на его уговоры вернуться. Она даже написала бывшему мужу трогательное письмо, но так и не успела отправить его.

Мэрилин Монро умерла 5 августа 1962 года в возрасте 36 лет – одна из попыток самоубийства стала результативной.

Говорят, Джо сделал Мэрилин предложение незадолго до ее смерти. Он рыдал, когда узнал, что больше никогда не услышит смех Мэрилин, никогда не почувствует нежность ее прикосновений. Он бросил все дела, чтобы заняться похоронами.

– Я позабочусь, чтобы никто из этих подонков не присутствовал на похоронах! – Джо сделал все, чтобы ни один человек, имевший отношение к кинобизнесу, не присутствовал на церемонии прощания. Он винил порочную киноиндустрию, а также братьев Кеннеди в смерти Мэрилин.

Удивительно, но на похороны так и не пришел Артур Миллер.

…

Перед прощанием с любимой Джо отправился в цветочный магазин «Парижский флорист» в Лос-Анджелесе. Его владелец Луи вышел к убитому горем Джо, и тот сделал заказ: венки, цветочные сердечки и прочий декор.

– И еще у меня к вам просьба, – говорил Джо, глотая слезы. – Вот по этому адресу присылайте, пожалуйста, цветы – по шесть красных роз на длинных стеблях. Делать это нужно каждые понедельник, среду и пятницу.

– Как долго? – поинтересовался Луи.

– Хочу, чтобы вы делали это 20 лет… – последовал ответ.

– Сколько-сколько? – переспросил ошарашенный Луи – подобных заказов в его практике никогда не было.

Так Джо исполнил обещание, данное Мэрилин на свадьбе – на ее могилу возложили в итоге более 18 000 роз.

Склонившись над телом королевы Голливуда Мэрилин Монро, король бейсбола Джо Ди Маджо в последний раз поцеловал любимую и что-то шепнул ей на ухо – возможно, попросил прощения за то, что не уберег.

А перед своей смертью Джо сказал: «Наконец-то я увижу Мэрилин!».

Еще больше мощного чтива:

«Спасибо за унижение! Ты подонок». От героя до изгоя за 72 часа

Новый тренер Медведевой тоже упускал олимпийское золото. И от него уходили лучшие ученики

Олимпийский герой, над которым все смеялись

Фото: Gettyimages.ru/Keystone/Hulton Archive, Keystone, Bettmann, Douglas Grundy; globallookpress.com/imago stock&people, z03/ZUMAPRESS.com, Seven Arts Productions/ZUMAPRESS.com; marilyn.wikia.com; wikipedia.org/Macfadden Publications, U.S. army photographer David Conover’s shot, 20th Century Fox, Library of Congress, Corpus Christi Caller-Times-photo from Associated Press, Photo by Associated Press Published in the Kingsport Times-News; REUTERS/Brendan McDermid, Handout

 

logoЯнкис
logoДжо ди Маджо
logoМэрилин Монро
logoMLB
почитать
ретро