«Самый жестокий силовой прием я применил против Брайан Проппа». Книга Криса Челиоса. Глава V
Если ты играешь в Монреале, то тебе негде укрыться в пределах города.
Что бы ты ни делал, с кем бы ни виделся, куда бы ни шел – все становилось достоянием общественности. Каждый обитатель Монреаля, включая тренеров и репортеров, казалось, все о тебе знает или думает, что знает. Я быстро это усвоил, когда начал выступать за «Канэдиенс» в сезоне-1983/84.
Когда я подписывал контракт с командой, то главным тренером был Боб Берри. Но он находился под таким давлением, что, наверное, не перекинулся со мной и парой фраз. Я все еще восстанавливался после травмы ноги и не мог играть. Когда врачи разрешили мне выходить на лед, Берри уже был уволен, а его место занял Жак Лемэр.
Он жестко относился ко мне. Это был требовательный человек. Он усаживал меня в запас. Пару раз он унижал меня на глазах у всех. Но я понимал, что он стремиться сделать из меня более сильного игрока.
Однажды во время видеопросмотра Лемэр увидел мое необдуманное действие и неожиданно спросил: «Твоя подруга ведь сейчас в городе?»
Это было правдой. Трэйси, ныне моя жена, приезжала ко мне раз в месяц, а это были как раз дни ее визита. «Да», - кивнул я, все еще не понимая, к чему он ведет.
«Я так и знал, так как каждый раз, когда она приезжает, твои ноги выглядят вот так», - скрестил он руки.
Не знаю, был ли он в курсе или просто угадал, но, спору нет, я всегда был более утомлен, когда Трэйси была в городе. На следующий день я отослал ее обратно.
Моя карьера в НХЛ начиналась очень неплохо, за исключением одного аспекта. Я никак не мог научиться бросать в касание. Лемэр постоянно пытался обучить меня этому навыку, но он мне просто не давался. Время от времени мне удавался хороший щелчок, но зачастую я запаздывал на долю секунды и ничего путного не выходило.
Моими основными конкурентами на правом краю защиту были Билл Рут, Дэйв Эллисон и Рик Нэтресс. На адаптацию ушло некоторое время, но к старту плей-офф я чувствовал себя вполне комфортно.
«Монреаль» с трудом пробился в игры на вылет, но в первом раунде мы выбили «Бостон». К счастью, Лемэр давал мне достаточно игрового времени, чтобы я мог проявить себя. Чем больше я играл, тем увереннее становился. Точно также было в «Муз Джо» и «Висконсине».
В той серии я забил свой первый гол в НХЛ, поразив ворота Пита Питерса из «Брюинс». В большинстве я щелкнул от синей линии и шайба проскочила мимо голкипера. Спасибо заслону от Перри Тернбулла на пятаке.
И пусть никто от нас не ждал чего-то особенного, но все равно было обидно проиграть «Айлендерс». В составе «островитян» выступал Пэт Лафонтен. Он также заключил договор сразу после Олимпиады. Мы выиграли первые два матча серии, но потом уступили в следующих четырех.
Это не будет преувеличением, если сказать, что в Монреале у хоккеиста не может быть частной жизни. Тебя узнают все и везде. Я быстро это уяснил.
Как-то я катался по Монреалю и остановился на светофоре. Вдруг я увидел пьяного мужчину, который зашатался и потом просто осыпался на асфальт. Увидев, как он шибанулся о цемент, я выскочил из машины и пошел посмотреть, чем я могу помочь.
Когда я дошел до него, то видел, что он лежит без сознания. Из раны текла кровь. Когда я согнулся, чтобы помочь ему, он пришел в себя, открыл глаза и сказал: «Ты – Крис Челиос!»
Даже в таких хоккейных американских городах как Чикаго или Детройт все равно можно найти места, где можно избежать звездного статуса. В американском городе тебя не узнает каждый прохожий. Но в Канаде все иначе. Здесь фанаты не могут угомониться и им всегда мало информации о команде и игроках.
В Монреале ты играешь под особым давлением, ведь у команды такая славная история. Но не меньшим фактором является то, что в англоговорящие и франкоговорящие СМИ в погоне за рейтингом пытаются опередить друг друга и постоянно рыскают в поисках новых историй о «Хабс».
Газеты, радио и телевидение сообщают о каждом шаге. За семь лет, что я провел в «Монреале», было написано столько историй, что могло сложиться впечатление, что я всегда в беде, люблю гулять и искать приключений. Да, я любил гулять с командой и иногда принимал неверные решения. Но людям не стоит верить всему, что пишут в газетах или что говорят на улицах.
Казалось, каждый год со мной случается какой-то скандал. Однажды говорили, что я был вовлечен в драку в баре, хотя в то время я была с Трэйси. В другой раз сообщалось, что я попал в аварию, которой на самом деле никогда не было.
В Монреале люди помешаны на хоккее, и любое событие в твоей жизни разбирается до мельчайших деталей. От этого невозможно сбежать или спрятаться.
Как-то раз генеральный менеджер Серж Савар вызвал меня в свой офис. Он сообщил, что один из его друзей видел меня в популярном стрип-клубе Chez Paree в ночь перед игрой.
«Меня там не было». – «Но мой знакомый видел тебя». – «Он не мог. Я был с Трэйси». – «Зачем ему врать мне?» - «Я понятия не имею. Но сами позвоните моей жене». Не знаю, звонил ли он или просто поверил мне.
На старте моей карьеры Савар постоянно советовал мне жениться на Трэйси и остепениться. Но для этого мне его советы были и не нужны. Мы поженились в 1988-м.
Но слухи о моих постоянных гулянках появлялись все равно регулярно. Я ненавидел эти разговоры, в первую очередь, потому что они мешали моей семейной жизни и сказывались на Трэйси. Все достигло таких размеров, что я просто не хотел выходить из дома, чтобы кто-то где-то меня не увидел и из этого не выдумали бы новую статью.
Если быть совсем честным, пусть и половина всего написанного обо мне не соответствовала действительности, я готов признать, что в молодости я любил повеселиться. Моим соседом по комнате был Том Карверс, и мы отлично проводили время. Единственным неприятным моментом была его безудержная любовь к Брюса Спрингстину и его альбому Born in the U.S.A. Он так часто слушал эту запись, что я чуть не начал жалеть, что не родился в Канаде.
Ладно, может и не жалел, но я выкинул альбом в мусорную корзину. Я люблю Босса, но даже самого талантливого артиста может стать слишком много.
Выпивка в ту эру была вполне нормальным явлением. В торговом центре на другой стороне от Montreal Forum располагался бар Brass Ring. Он считался неофициальным баром «Канэдиенс». После тренировки многие игроки отправлялись туда, чтобы выпить и расслабиться.
На ужин женатые хоккеисты разъезжались по домам, в то время как одинокие собирались вместе и отправлялись в ресторан. Там и рождалась настоящая команда. Большинство тренеров НХЛ той эпохи скажут вам, что им нравилось, если парни зависали вместе и выпивали. Как правило, лучше, если игроки держаться вместе, а не разбегаются по одиночке. Обычно партнеры стараются присматривать друг за другом.
После сезона, особенно если он заканчивался неудачно, игроки «Монреаля» старались покинуть город как можно скорее. Последствия проигрыша в плей-офф могли быть тяжелыми.
Однажды, когда мы уступили «Бостону», я считал, что поступил умно, сразу же заказав отпуск во Флориде. Уже спустя 29 часов после вылета, мы ждали такси, которое должно было отвезти нас в аэропорт. Как только мы уселись в машину, водитель повернулся к нам и продемонстрировал свежую газету. «Здесь говорится, что тебе обменяют, - заявил он. – Не слишком ли мало вещей для переезда?»
Первые пару сезонов в «Монреале» я делал то же, что и большинство игроков той эпохи: зависал с парнями, особенно на выезде. Когда самолет на следующее утро приземлялся в аэропорту Монреаля, то все пассажиры мучились от похмелья. Это было нормой в те времена. Нынешние хоккеисты слишком поглощены мыслями о самоподготовке и самоконтроле, чтобы вести себя подобным образом.
Карточные игры были крайне популярным развлечением, но я не очень азартный человек. Как-то в начале карьеры я оказался в казино и, прежде чем я успел что-то понять, уже просадил пять штук баксов.
Мне было просто тошно от такой потери. Я мог лишь думать о том, что на эти деньги можно было построить отличный забор вокруг дома, что я давно планировал сделать. Детство на юге Чикаго наложило определенный отпечаток на мое отношение к деньгам. Так что потери пяти тысяч было достаточно, чтобы убить хоть какое-то желание регулярно посещать казино. Я видел достаточно и знаю, до чего может довести человека азарт, если он будет неосторожен.
С тех пор я установил для себя лимит – 500 долларов на ставки. Если я в Лас-Вегасе то не проиграю, но и не выиграю более 500 баксов. Когда речь заходит о казино, то у меня просто не достаточно большие яйца, чтобы рисковать деньгами.
Несмотря на то что мне было неинтересно играть самому, я любил ходить с парнями и наблюдать за их игрой. И веселее всего было с ныне, к сожалению, покойным Бобом Пробертом.
Однажды Проби выигрывал за столом в блэкджек, когда к нему подсел член бейсбольного Зала славы Реджи Джексон. Новый игрок изменил все, и дилер стал выигрывать большинство раздач. Удача стала отворачиваться от Проби. И Боб не скрывал своего недовольства. Тем более ему не понравилось, когда Джексон посмел раскритиковать одно из его решений. «Знаешь что? – сказал Проби Джексону. – Иди нах**. У меня все шло отлично, пока не появился ты».
Джексон посмотрел на него несколько секунд и потом вышел из-за стола. Для Проберта это был момент триумфа. Никто не мог заставить Боба отступить назад, даже член Зала славы за карточным столом.
В «Монреале» я обычно играл в карты с Джоном Кордиком, Майком Кином, Шейном Корсоном и Клодом Лемье. Однажды, в Филадельфии, мы думали, что уличили Лемье в жульничестве. По дороге на арену я решил поговорить об этом с Клодом: «Что это была за херня?» В ответ он плюнул в меня, схватил за грудки и порвал рубашку. Тут же вмешался Корсон. Атмосфера накалялась. Но тут в раздевалку вошел Лемэр. Когда он узнал, что потасовка началась из-за карточной игры, он запретил карты в команде.
Пристыженный произошедшим я поклялся больше никогда не играть в карты с партнерами по команде. Позже мы с Лемье смогли решить наши проблемы и найти общий язык.
В другой раз Лемэр и его помощник – Жак Лаперрьер – устроили проверку после отбоя во время выезда в Ванкувер, обойдя все номера.
Восемь игроков не ответили. В том числе Ги Карбонно и Крис Нилан. В то время я жил вместе с Петром Свободой, и мы тоже оказались в городе. Разнеслись слухи, что мы все окажемся в запасе на игру, и Петр стал нервничать. Он сказал, что его подруга устроит ему веселую жизнь, когда узнает, что он оказался в запасе за то, что нарушил комендантский час. Она захочет узнать, где он был.
Мы специально избегали представителей тренерского штаба следующим утром, а потом сумели договориться с администрацией отеля, чтобы нас переселили в другой номер. С новым алиби мы пошли к Лаперрьеру и спросили, в чем дело. Он ответил, что лично звонил и стучался в наш номер, но ему никто не открыл. Мы страстно начали настаивать, что всю ночь провели в отели. В конце концов, я спросил его, в какой номер он стучался. Он ответил. «Так вот в чем проблема, - сокрушался я. – Это не наш номер». Мы показали ему ключи, и он принял нашу легенду. Так что на следующий матч мы все-таки вышли. Нилан был недоволен нашим поведением.
Если я не веселился, то учился у партнеров, особенно у ветеранов. Когда ты находишься в одной раздевалке с Ларри Робинсоном или Бобом Гейни, то словно получаешь докторскую степень в хоккее. Если говорить об игре, то я прошел лучшие университеты, какие только можно было представить.
Я учился быть лидером, наблюдая за этими парнями каждый день. Я наблюдал, как они играют и как они относятся к людям. Я всегда восхищался тем спокойствием, коим обладал Гейни, что бы ни происходило на площадке. Гейни жил всего в паре кварталов от меня, так что он часто делился своей мудростью.
Как-то мы на выезде громили «Айлендерс» (6:2). Я был очень активен, стараясь еще увеличить счет. Я играл в агрессивный и глупый хоккей, так как защитник «островитян» Денис Потвин чуть не разбил мне колено. После очередного моего рывка ко мне подъехал Гейни и спокойно сказал: «Знаешь, нам вовсе и не нужен этот седьмой гол».
Я никогда не забуду тех слов и того урока. Тренер мог бы вдалбливать мне это битый час, но не добился бы того же результата, что Гейни смог всего одним предложением.
Другие ветераны: Стив Шатт, Марио Трамбле и Рик Грин – все также помогали мне. Раздевалка «Канэдиенс» была великолепным учебным центром.
Одним из моих лучших друзей в «Монреале» был Крис Нилан. Он взял меня под крыло и присматривал за мной. Мы жили в одном доме, прямо напротив «Форума». И хотел я идти или нет, Нилан везде таскал меня с собой. Он сообщал мне, что мы отправляемся туда-то, а я был слишком напуган ответить отказом. Как все знают, у него были проблемы с алкоголем, и его проблемы иногда вырывались наружу.
Я не был единственным, кого он пугал. Он попал в состав сборной США на Кубок Канады-87, так как никто не хотел сообщать ему, что он отчислен.
Это не выдумка. «Барсук» Боб Джонсон тогда тренировал команду. И он хотел оставить молодого Джимми Карсона вместо Нилана. Но Джонсон заявил, что не хочет быть тем, кто лично расскажет Нилану об отчислении. Никто не хотел брать на себя это дело. Так что Джонсон просто оставил его в команде. Самое забавное, что на том турнире Нилан даже забил пару голов.
Но самой запоминающийся историей с того турнира стала конфронтация Нилана и Рика Вейва.
Во время матча с канадцами Нилан применил против кого-то силовой прием. В ответ Вейв двумя руками стукнул Криса по башке. У Нилана не было шанса рассчитаться по ходу матча.
На следующий день Нилан, Нил Бротен и я пошли в столовую, где обнаружили половину состава канадской сборной. Мы с Бротеном сразу поняли, что будут проблемы.
Конечно, Нилан направился прямиком к Вейву и грозно спросил: «Какого хера ты творишь, зачем ты стукнул меня по голове?» - «Пошел нах**, цементная башка», - сказал Вейв. Это был на самый умный ответ.
Нилан, не долго думая, открыто ладонью что есть силы ударил Вайва по лицу. Я сразу подумал, что нас сейчас просто разорвут, когда придется вступиться за партнера. Но случилось невиданное: никто из канадской команды не бросил Крису вызов.
Мы просто покинули место. Уже через 15 минут весь Монреаль уже знал о произошедшем. Хоккейные новости распространялись в городе со скоростью света. К счастью, дальнейшего развития ситуация не получила.
Нилан был важным членом команды, когда я только приехал, но его проблемы с алкоголем со временем стали сказываться. И он будет первым, кто это признает и расскажет вам. Он потерял место в стартовом составе и превратился в злого человека. В сезоне-1987/88 «Хабс» обменяли его.
Также в Монреаля я узнал, что человек может изменить, но его репутация – нет. У нас с Трэйси в 1989 году родился первый ребенок – Дин. Я осознал, как все изменилось, когда обнаружил себя в доме Свободы, а мы оба кормили новорожденных, а не шатались по городу. Я стал брать Дина на арену, чтобы иногда дать Трэйси передохнуть. В Sports Illustrated даже посвятили этому материал: «Дорогой папочка: Крис Челиос всегда был жесток на льду, но рождение ребенка смягчило его характер».
Думаю, соперники с этим бы не согласились.
Как бы ни было сложно находиться в Монреале 24 часа в сутки, но выступление за «Канэдиенс» имело свое преимущество, с которым нельзя было не считаться. Когда на моему счету было всего 127 матчей в НХЛ, я выиграл первый Кубок Стэнли.
В сезоне-1985/86 никто на нас не ставил. Мы закончили регулярку на седьмом месте. Чтобы добраться до финала, все должно было сложиться в нашу пользу. Нужные команды должны были проиграть в нужно время, молодые игроки должны были выйти на первый план. Мы играли с восемью новичками в составе. Робинсона просто достали вопросами по этому поводу. «Я слышу о новичках каждую серию, - объяснял он. – Я тоже когда-то был новичков. Но это не является оправданием при ошибке. Когда я пришел в команду, то не просил Фрэнка Маховлича, Сержа Савара или Ги Лапуэнта играть за меня. Я рвал жопу, чтобы доказать, что я достоин быть здесь, что я могу выполнять свою работу. И через то же самое проходят эти ребята. Мы все вместе стремимся к одной цели».
Если вы спросите о главном факторе нашего успеха, то я назову два имени: голкипер Патрик Руа и форвард Клод Лемье.
Когда мы сейчас говорим о Руа, то представляем харизматичного лидера, который не лезет за словом в карман. Но в 1986-м это был еще скромный юноша, который штамповал одну победу за другой.
Ларри Робинсон как-то сказал, что игра Руа в тот период – лучший вратарский перфоманс на его памяти. И это прозвучало из уст человека, который шесть сезонов отыграл с Кеном Драйденом.
К старту плей-офф Лемье провел всего 19 матчей, но в 20 матчах на вылет он забил 10 голов.
На моем счету было 8 голов и 24 передачи в 41 матче до того, как я получил травму. Я вернулся как раз к плей-офф и старался приносить команде максимум пользы.
Пика популярности в Монреале я достиг, когда выиграл «Норрис Трофи» в сезоне-1988/89. Я занял петое место в списке претендентов на «Харт Трофи». Мы также дошли до финала, где уступили «Калгари».
На следующий сезон меня выбрали капитаном, который был призван заменить ушедшего Боба Гейни. Ги Карбонно был сделан со-капитаном, так как нам был нужен франкоговорящий лидер. Это было вернре решение Савара и тренера Пэта Бернса. Еще в молодости я и другие игроки старались брать уроки французского из-за уважения к культуре города. Но мы не продвинулись достаточно далеко, чтобы научиться изъясняться.
Видимо, я еще не был готов стать лидером. Ответственность слишком давила на меня, что сказывалось на моей игре. Капитанство в такой исторической команде требует определенного жизненного опыта, которого мне тогда еще не хватало.
Я даже не мог понять, как к этому относятся фанаты, так как не имел возможности изучать франкоговорящую прессу. Мой друг и колумнист Montreal Gazette Ред Фишер согласился информировать меня, если возникнут какие-то вопросы, которые потребуют публичного разъяснения. Но все равно было очень неуютно быть англоговорящим капитаном во французской общине.
Большинство людей знают, что самый знаменитый и жестокий силовой прием в своей карьере я применил против нападающего «Филадельфии» Брайан Проппа по ходу плей-офф-1989. Но чего люди не знают, так это того, что это была месть за удар по рукам, в результате которого он сломал мне два пальца по ходу регулярного сезона.
Тогда я ничего не высказал в прессе. Просто решил, что сведу счеты, когда наступит подходящий момент.
В первом матче финала конференции Уэльса я врезал локтем ему в голову, в результате чего он врезался в опору, на которой крепилось плексигласовое стекло. Он уже был без сознания, когда врезался в столб, и где-то в процессе между силовым приемом и падением на льду получил травму головы.
В игре мне не выписали штрафа, а вице-президент НХЛ Брайан О’Нилл заявил, что и дисквалификации не будет. Он посчитал, что у меня не было намерения травмировать Проппа.
Это отчасти правда. Я не хотел травмировать Проппа так серьезно. Но, без вопросов, я хотел причинить ему боль.
В концовке серии голкипер «Флайерс» Рон Хекстолл решил разобраться со мной, в результате чего получил 12 матчей дисквалификации за атаку на меня. Я считаю, что это было слишком жесткое наказание, учитывая, что никакого реального вреда он мне не причинил. Я видел его приближение и не смог как следует себя защитить только потому, что защитник «Фили» Кьель Самуэльссон выбил у меня почву из-под ног. Как только Хекстолл махнул в мою сторону, я схватил его и поймал в удушающий захват.
Считаю, что НХЛ так жестко обошлась с Роном только потому, что он был голкипером. Представители лиги не хотели, чтобы для вратарей стало в порядке вещей вмешиваться или затевать драки.
Честно говоря, я уважаю поступок Хекстолла. Он встал на защиту партнера. Если бы я был голкипером, то в поступил бы также. Позже я не раз пересекался с Роном, и он всегда был признателен, что я не стал раздувать историю из того эпизода.
Через несколько лет после того инцидента я столкнулся в баре в Мэдисоне с самим Проппом. Он встречался с сестрой Скотта Мелланби, и тогда мы здорово провели время вместе. Мы зависали всю ночь и даже катались на лодке на следующий день. Кто-то даже сделал фотографию, на которой было ясно видно, что мы отлично проводим время.
Жаль, что у меня не было копии той фотографии, когда через несколько лет Пропп сделал несколько некрасивых комментариев обо мне в прессе. Я мог бы продемонстрировать тот снимок и спросить: «Кажется, тогда ты думал по-иному?».
Когда я выступал за «Монреаль», моим заклятым врагом был Дэйл Хантер, а не Пропп. Я просто ненавидел его на льду, особенно когда он выступал за «Квебек». Это был отличный игрок, который забил впечатляющее количество важных голов. Но пару раз он здорово достал меня, не раз атаковал со спины, а однажды серьезно повредил мое колено.
Я старался хитануть его, но хорошенько так никогда и не попал. Как-то я катился в районе синей линии и смотрел на шайбу после отличного броска. Следующее, что я помню, я очнулся в раздевалке «Монреаля». «Дайте угадаю – Дэйл Хантер?» - были мои первые слова.
В другой раз за 30 секунд до конца встречи он катался за мной, махая клюшкой. Он был больше похож на бейсболиста, а не на хоккеиста. К счастью, он так и не смог поймать меня.
В общем, счет в нашем длительном противостоянии явно в пользу Хантера. Однажды мы пересеклись в баре, посмотрели друг другу в глаза, но не проронили ни слова.
За семь лет в составе «Монреаля» я ни разу не просил обмена. Как бы ни было тяжко играть за этот клуб, мне очень нравилась атмосфера. Я любил партнеров. Мне нравился город. Я любил выступать за клуб, который каждой год входил в число контендеров.
Хотя, ни для кого не было секретом, что однажды я хотел бы играть за «Чикаго».
Перед стартом сезона-1988/89 Chicago Tribune опубликовала историю, в которой приводились мои слова, что «я не буду плакать», если «Канэдиенс» обменяют меня в «Блэкхокс». «Я люблю Монреаль и ко мне отлично относятся в клубе, но мое сердце принадлежит Чикаго», - сказал я в том интервью.
Представляю, как рады были фаны «Хабс» прочесть подобные откровения.
Генеральный менеджер «ястребов» Боб Палфорд подтвердил, что я представляю для клуба интерес. «Мы бы с радостью видели Челиоса в нашей команде, - рассказал он СМИ. – Но будет очень сложно осуществить обмен игрока такого уровня. В прошлом я уже прощупывал почву относительно этого вопроса и всегда готов вернуться к этому варианту, если представится возможность».
Действительно, обмен с моим участием выглядел сложной задачей. В сезоне-1987/88 я забил 20 голов, набрал 67 очков и 172 минуты штрафа. Я был шестым в споре за «Норрис». Мне было 26 лет – самый расцвет. Трейд не был совсем безумной идей, если «Монреаль» считал, что мои ночные эскапады гораздо серьезнее, чем на самом деле. Но в обмен они должны были получить игрока равного статуса, который смог бы удовлетворить фанатов.
Как оказалось, у «Чикаго» такой игрок был. Речь идет о центрфорварде Дени Саваре. Франкофон, машина по забиванию голов. 44 шайбы и 131 очко в сезоне-87/88. В его игре был тот «особенный» фактор. Великолепная техника. И он был всего на год старше меня, так что также находился на пике возможностей.
Казалось, что обе организации могут объяснить подобный обмен и не рассердить фанатов: одна команда получила элитного снайпера, другая же укрепляла оборону. В 1988-м «Блэкхокс» возглавил Майк Кинэн, а мой стиль игры подходил ему гораздо больше, нежели техничного Савара.
Однако Серж был любимчиком владельца «Чикаго» Билли Вирца. Казалось, что в обозримом будущем я продолжу носить джерси «Монреаля».
P.S. VK сообщество | Блог «Новый Уровень»
Жаль, что он не захотел пойти по тренерской стезе в НХЛ. Было бы дико любопытно посмотреть баттл Хантер--Руа в матче "Вашингтона" с "Колорадо" :)
https://news.google.com/newspapers?nid=1946&dat=19840822&id=RYkxAAAAIBAJ&sjid=naUFAAAAIBAJ&pg=2544,4444589&hl=ru