Александр Якушев: «Канадцы играют в европейский хоккей, а мы — в канадский»
Несмотря на победу по буллитам над словаками, сборная Россия по хоккею не сумела напрямую пробиться в четвертьфинал Олимпиады. Двукратный олимпийский чемпион, руководитель ХК «Легенды хоккея СССР» и президент Ночной хоккейной лиги Александр Якушев рассказал еженедельнику «Футбол» о главном оружии команды Зинэтулы Билялетдинова и о том, как советская сборная ковала «золото» в Саппоро и Инсбруке.
«Вставай, проклятьем заклейменный»
– Не попавший на Олимпиаду Евгений Кузнецов рассказывал, как вы успокаивали его тем, что в 1968-м году сами оказались в такой же ситуации. Что произошло в вашем случае?
– За месяц до начала Игр в Гренобле сборная СССР делала турне по Канаде. Таким образом проходил отбор в олимпийскую команду. Отбор, надо сказать, был жесткий. Тогда еще играли в три звена. И главный вопрос заключался как раз в третьей тройке. Мы провели около десяти матчей, и где-то в середине турне стало вырисовываться, что я вроде бы попадаю в обойму. Но в одной из последних игр судья, по мнению зрителей, что-то неправильно свистнул. На лед полетели посторонние предметы, в том числе монеты. И вот, когда началась игра, я наступил на одну из монет. В итоге у меня полетел мениск, и возможность поехать на Олимпийские игры была упущена. Обидно, что и говорить.
– На протяжении всех 1960-х сборную СССР возглавлял дуэт Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова, при этом Чернышев считался старшим тренером. А как они делили обязанности?
– Чернышев на правах старшего тренера начинал установку на игру. Тренировочный процесс оставался за Тарасовым. Аркадий Иванович даже на лед не выходил. Но, несмотря на то, что Анатолий Владимирович всегда проявлял себя с самой активной стороны, чувствовалось, что старший – Чернышев. Хотя, конечно, большинство игроков представляло ЦСКА, и в каких-то вопросах приоритет отдавался Тарасову.
– Первый день работы с Тарасовым – каким он был?
– Спустя пятьдесят лет я и не вспомню, но, конечно, его тренировки отличались от того, к чему привыкли игроки из других команд. Занятия в зале тяжелой атлетики – и те были непохожими! Он практически не давал нам работать со штангой. Все упражнения имели скоростно-силовую направленность. Мы брали в руки 20-килограммовый блин, а дальше – «пистолетики», прыжки, ускорения… Живо проходили тренировки, живо. Тарасов всегда что-то выдумывал, комментировал: «Дай мне гопака», «Дай мне пружину». Блин, по его словам, должен был всегда находиться в движении. Вот мы и проводили всю тренировку вприпрыжку и полуприсядь. Ноги коченели! На льду то же самое: никаких длиннот, все накоротке, в максимальном темпе… Честно говоря, было не до шуток.
– «Сыграли подходяще» – высшая степень похвалы со стороны Тарасова?
– Он редко хвалил. Я и слов-то таких не слышал – «сыграли подходяще». У Тарасова всегда были претензии к команде. Он хотел, чтобы игроки не успокаивались и продолжали расти в техническом и тактическом плане. Похвалы дождаться было проблематично.
– Был случай, когда у Харламова развязался шнурок, он нагнулся поправить амуницию, а Тарасов принялся его отчитывать: «Молодой человек, вы украли у хоккея десять секунд, которые никогда не наверстаете». Подобные эпизоды часто случались?– Да, это такие крылатые выражения Тарасова. У него было заведено так: даже если хоккеист пришел на тренировку вовремя, но вышел на лед последним, он все равно считался опоздавшим и укравшим у хоккея время.
– Тарасов слыл превосходным оратором. Какое его выступление в раздевалке вам запомнилось больше остальных?
– Ну, конечно, тот знаменитый случай в Стокгольме, когда после периода мы проигрывали хозяевам. Пришли в раздевалку, думали, сейчас будет разнос. Чернышев обычно давал общий разбор игры – по звеньям, по игрокам, а Тарасов – что-то свое говорил. И вот Аркадий Иванович сделал какие-то замечания, мы затаились, сидим глаза в пол. И тут Тарасов берет и затягивает «Интернационал»! Это была полная неожиданность!.. Не знаю, может, это просто стечение обстоятельств, но тот матч мы выиграли. Другого такого случая, когда Тарасов вдруг запел в раздевалке, при мне не было.
Брежнев и комсомол
– В фильме «Легенда №17» есть сцена, в которой сборная СССР играет товарищеский матч со «Спартаком», и Тарасов уводит свою команду со льда. В реальности этот эпизод случился в «золотом» для «Спартака» матче чемпионата-1969, и противостоял ему тогда ЦСКА. Как все произошло?
– Так и произошло. Раньше в третьем периоде проводилась смена ворот – через десять минут после начала. И вот перед такой сменой Петров забил гол. Успел до сирены или нет – трудно сказать. Спартаковцы утверждали одно, армейцы настаивали, что все было по правилам. Из-за этого началась большая дискуссия. Потом Тарасов понял, что судья шайбу не засчитывает, и принял решение увести команду. Он не хотел продолжать матч, но поскольку на игре присутствовал Брежнев, к нему послали гонцов. В конце концов, Тарасов сдался. Гол не засчитали, стали играть дальше. «Спартак» забросил еще одну шайбу и в итоге победил – 3:1. А потом последовали оргвыводы. Тарасова отстранили от работы со сборной и сняли звание заслуженного тренера. Ненадолго, правда.
– Многие до сих пор гадают, за кого болел Брежнев. В основном склоняются к тому, что за «Спартак». У вас была возможность убедиться, что это действительно так?
– Я никогда не встречался с ним. Даже когда мы побеждали на Олимпийских играх, Брежнев нас не принимал. Это делали другие члены Политбюро, в частности председатель Верховного Совета Подгорный. О клубных симпатиях Брежнева говорят разное, но, наверное, в большей степени он все-таки болел за ЦСКА. Можно такое предположить.
– В 1972 году Зимние игры впервые прошли в Азии. Саппоро – самое экзотическое место из тех, где вам удалось побывать на тот момент?
– В Японию тогда практически не летали. До этого, по-моему, только ЦСКА там бывал. Экзотичная страна, непривычная для европейцев. Народ там своеобразный, со своими традициями. Но поскольку из Олимпийской деревни мы никуда толком не выбирались – это было неудобно по времени, нельзя сказать, что нам удалось близко познакомиться с культурой и обычаями японцев.
– Кто в те, невыездные, годы болел за вас на трибунах?
– Если они были свободны, приходили ребята из других видов спорта: лыжники, конькобежцы... Команда-то у нас дружная была. Мы тоже ходили поддержать коллег. Помню, в 1976 году нам удалось посмотреть выступление Горшкова и Пахомовой. Танцы на льду только-только вошли в олимпийскую программу, и наша пара первой выиграла соревнования на таком уровне.
– Сборная СССР за явным преимуществом выиграла Олимпиаду-72, но по ее окончании Чернышева и Тарасова убрали из команды. В качестве одной из причин называется такая версия: на тренеров надавили и потребовали, чтобы с чехословаками сыграли вничью. Нашей команде было уже все равно, а сопернику это позволило бы занять второе место. Но тренеры ослушались – 5:2, и второй стала сборная США. Насколько такая версия имеет право на существование?
– Вполне возможно, что так и было. В те годы большое значение придавалось отношениям с соцлагерем, поэтому когда такая ситуация сложилась, вариант помочь, вероятно, существовал. Но не в правилах Тарасова играть в поддавки. И, конечно, это вызвало определенное недовольство. Но Чернышев и Тарасов сами подали заявления, никто их с должности не снимал. Другой вопрос, что отставку могли не принять.
– Партия часто просила вас сыграть с определенным результатом?
– В 1967 году в Вене, когда мы досрочно стали чемпионами мира, у нас точно так же оставалась игра с чехами. Тогда же «вкруголя» играли, никакого плей-офф не было. Но и в тот раз тренерский состав не пошел ни на какие уступки. Я думаю, все эти моменты накапливались и сказывались на оценке политической благонадежности дуэта Чернышев-Тарасов.
– Хоккеистам сборной СССР обязательно нужно было быть партийными?
– Нельзя сказать, что это все время подчеркивалось, хотя комсомольская организация у нас играла важную роль. Комсоргом в сборной был Игорь Ромишевский. Когда у нас проводились собрания, на них зачитывались письма, приходившие в адрес сборной со всего Союза. Таким образом подчеркивалось, что мы не одни, и за нас переживают. Продолжались такие собрания около получаса – дольше установок и разборов игра. Те-то как раз выходили короткими и емкими. Словом, в идеологическом и воспитательном плане работа велась.
Трое против пятерых
– Где вы жили в лучших условиях – в Саппоро или Инсбруке?
– И там и там мы жили в Олимпийской деревне – в домах, которые потом под жилье отдавали. Просто в Инсбруке дома были более комфортабельные. В Саппоро мы жили в чем-то вроде наших «хрущевок», только еще поменьше. Дома в пять этажей, лифта не было, небольшие комнатушки… А в Инсбруке уже были трехкомнатные квартиры. В каждой комнате – по два человека. Более-менее нормально. Хотя и в Японии по двое селились.
– В Инсбруке в то время бушевала эпидемия гриппа. Чехословаки из-за этого испытали массу проблем накануне решающего матча. А вы?
– На нас это никак не отразилось, у чехов же за допинг дисквалифицировали одного игрока и, по-моему, даже сняли с них очки. В последнем матче нам было достаточно сыграть вничью. А так никакого карантина не было, мы спокойно выходили на улицу. Рядом находился каток, где проводились конькобежные забеги. Ходили туда, смотрели. Помню, полкоманды нашей сидит на трибуне, а на улице морозец градусов пять.
– Какой эпизод считаете ключевым в матче с чехословаками? Когда при счете 0:2 трое наших остались против пятерки соперника?
– Да, это во всех отношениях ключевой момент. Сборная Чехословакии не смогла забросить шайбу и подсникла, а для нас это был такой психологический толчок – отстояли, теперь можем идти вперед. После этого мы сравняли счет – 2:2, потом, правда, снова пропустили. Но всем же нам удалось переломить игру. Сказалось высокое индивидуальное мастерство и тот командный дух, на который всегда обращали внимание Чернышев и Тарасов. Это к слову о преемственности. После победы к нам пришло все спортивное руководство. Мы собрались в Олимпийской деревне – в квартире у кого-то из наших игроков. Ну и, как положено, по-русски отметили… Олимпиада закончилась, хоккей выиграли, в общекомандном зачете тоже первые. Настроение у всех было отличное.
– Улетали на следующий день?
– Да, причем из Мюнхена. Сначала ехали на автобусах в Германию и лишь потом – домой. С нами тогда улетали и другие виды спорта.
– В 1980-е годы победы советских хоккеистов на Олимпиадах находили соответствующее материальное воплощение. А в 1970-е?
– После Саппоро нам дали триста долларов плюс три тысячи рублей в Москве. Насчет Инсбрука точно не помню, но цифры были схожие. Не очень-то…
Суперсерия-72
– Между двумя Олимпиадами состоялась знаменитая Суперсерия с канадскими «профессионалами». Какое место она занимала в системе координат советских хоккеистов, учитывая, что в то время канадцы не участвовали в Зимних играх?
– Решение о Суперсерии было принято после Саппоро. Для игроков сборной Олимпийские игры ценились выше – все-таки это официальные соревнования. Но потом, когда мы поняли, какой ажиотаж вызывают встречи с канадцами, матчи Суперсерии вышли далеко за пределы товарищеских. Холодная война была в самом разгаре, и канадцы постоянно подчеркивали, что это в том числе и соревнование идеологий. Но, как ни странно, никаких накачек перед Суперсерией не было. Мне кажется, ее ждали с некоторой опаской – Тарасов добивался этой серии много лет, но все боялись разгрома. Только после того как мы девять раз подряд выиграли чемпионат мира и стали трехкратными олимпийскими чемпионами, разрешение было дано.
– В той же «Легенде номер 17» очень эмоционально показан момент, когда сборная под руководством Всеволода Боброва готовилась к отлету в Канаду, и Тарасов пришел ее провожать. Но на самом деле этого просто не могло быть?
– Конечно, нет. Тарасов не мог контактировать со сборной – только с теми хоккеистами, которые играли у него в клубе. Тем более что после Тарасова сборную возглавляли Бобров и Кулагин. С этими людьми у него по жизни не было особенных контактов.
– У Боброва и Тарасова был личный антагонизм?
– Из-за этой ситуации – вряд ли. А так антагонизм с Бобровым шел с 1950-х годов. Они хотя и жили в одном доме, практически не общались. Что-то личное.
– Сборная СССР удачно выступила в Канаде, но проиграла три из четырех московских матчей Суперсерии. Почему?
– Мы сами проиграли Суперсерию. Когда в первой московской игре была одержана победа, счет по очкам стал 7:3 в нашу пользу. И, конечно, все уверовали, что уж один из трех оставшихся матчей мы выиграем. Эта самоуверенность исходила не только от игроков. Тренеры, судя по их поведению, тоже считали, что дело сделано. Но надо знать канадцев! После того, что с ними сделали в Канаде, они предприняли все возможное, чтобы переломить серию. У них это в характере.
– Еще травма Харламова была.
– Я же говорю, в ход были пущены все приемы. Бобби Кларк по заданию тренера нанес Харламову умышленный удар по голеностопу и вывел его из строя.
– При Тарасове итог Суперсерии мог быть другим?
– Нельзя так говорить.
– Знали, что по итогам Суперсерии-72 канадские журналисты причислили вас, Третьяка и Харламова к категории «бессмертных»?
– О реакции канадцев мы знали вскользь. Потому что жили по расписанию: тренировка – обед – сон – игра. Больше всего сами матчи запомнились. В СССР мы никогда не играли на 20-тысячных стадионах. А здесь объявляют состав канадцев – и все встают и хлопают по тридцать секунд. Думаешь: «У нас вроде бы тоже олимпийские чемпионы играют, но такого нет». Что ж, тем неожиданней для канадской публики был результат первого матча. Это выдающаяся во всех отношениях Суперсерия. И другой такой не будет – во-первых, пропала идеологическая составляющая, во-вторых, разница в стилях игры нивелировалась. Канадцы теперь играют в европейский хоккей, мы больше отошли к канадскому.
– В советской команде когда-нибудь обсуждали возможность играть в НХЛ?
– Нет-нет. Легальных путей для этого все равно не было. Переговоры если и проходили, то в закрытом режиме, подпольно.
От Инсбрука – к Сочи
– Сейчас вы возглавляете клуб «Легенды хоккея СССР». Что это за клуб?
– Команда образовалась в 2005 году. Раньше были клубные ветеранские команды, а потом пришла идея объединить их лучших игроков и выступать в таком составе на турнирах и в поездках. Приглашений-то всегда было много. За это время мы объездили всю страну от Калининграда и до Камчатки. И не по одному разу. В год получается около тридцати-сорока игр. Нас всегда тепло принимают, на трибуны приходит много народа. Особенно в регионах, где не было команд высшей лиги. Нам это не только продлевает спортивную деятельность, но и добавляет оптимизма.
– А что может стать главным оружием сборной России в Сочи?
– Если рассуждать по игровым параметрам, то нас ждет большая конкуренция. Пять-шесть команд очень сильные, и не думаю, что сборная России заметно превосходит их. Так что на первый план, выйдет командная игра, коллектив, самоотдача – то, что всегда отличало советскую сборную.
Там у Вас в помощниках был по моему некий Билялетдинов Зинэтулла Хайдарович.