Автобиография Джереми Реника. Глава VII
«Финикс», возможно, удерживает неофициальный рекорд НХЛ по сумме ставок в покерной партии, когда-либо разыгрываемой на борту самолета. Одним вечером мы доигрались до того, что на кону стояли 110 тысяч долларов. Об этом вы не узнаете ни в одной газетной публикации.
Одни из моих самых любимых воспоминаний вне льда - эта игры в покер с друзьями на высоте в 35 тысяч футов над землей. Как только шасси самолета отрывались от взлетной полосы, раздача начиналась. Рик Токкет, Кит Ткачак, Крэйг Джанни, Джим Маккензи и Боб Коркам постоянно рассаживались вокруг стола, иногда к нам присоединялся еще кто-нибудь. Но большинство парней избегали игры с нами, так как ставки были слишком высоки. Когда я садился в самолет, то брал с собой тысяч 5-10 наличными. Я знал, что Ткачак берет примерно такую же сумму. Но мы могли взять и долговую расписку, если ставки начинали расти. Банк в 110 тысяч – это разовый случай, но иногда ставки доходили до 80 тысяч, а 20-30 тысяч оказывались на кону часто.
Опасность азартных игры между партнерами по команде существует. В НХЛ, как нигде, ценится взаимопонимание. И, если один из членов звена оказывался, к примеру, в долгах из-за карточный игры, это могло сказаться на всей команде. Однако у нас никогда не возникало сомнений в этой затеи, потому что мы все были опытными игроками и у большинства из нас были солидные контракты.
Мы всегда играли в «выбор дилера». То есть тот, кто становился дилером на очередном кону, и выбирал тип игры. Иногда ставки были очень умеренными, но иногда кровь закипала, и ставки взлетали до небес. Спортсмены очень не любят проигрывать. Мы верим в свои способности. Мы верим, что можем победить, и наслаждаемся этим азартом, который предваряет возможный успех. Такой ход мысли способствует увеличению ставок.
Токкет был самым мастеровитым игроком. Он прекрасно умел скрывать эмоции: никогда нельзя было понять, какая у него «рука». К тому же он великолепно умел оценивать ситуацию и всегда знал, когда надо быть агрессивным, а когда стоит отступить. Как и на льду, лучше всех играют в покер те, кто может предугадывать развитие событий. Однако, так как силы были по большей части равны, то деньги постоянно переходили от одного участника к другому. То ты в плюсе, то ты в минусе. Правда, иногда случались крупные выигрыши. Как-то после одного удачного вечера Маккензи смог на выигранные деньги купить себе новый «универсал»
Конечно, все в команде знали, что мы играем в покер в хвосте самолета. Но далеко не все знали, какими суммами мы рискуем. Я не верю, что тренеры были в курсе. Нашу игру «крышевал» тот факт, что в ней принимал участие наш капитан, Большой Уолт.
Когда я попал в НХЛ в 1988 году, то игра в покер была обыденным занятием для игроков. Впервые попав в тренировочный лагерь «Чикаго», я и сыграл свою первую крупную партию, даже раньше, чем я провел свою первую игру за «ястребов». Еще в августе я клянчил у родителей 10 баксов на кино, а в сентябре ставил четыре сотни в покере.
Когда Дени Савар, Дуг Уилсон, Стив Томас, Кит Браун и другие ребята пригласили меня, я посчитал это высшей наградой. Я гордился тем, что меня позвали поиграть. Я думал, что получу много наставлений, что буду принят в прайд. Однако мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что их гораздо больше интересуют мои деньги, чем моя дружба. Я был наивным тинэйджером с кучей денег в кармане. Отношение же ветеранов «Чикаго» ко мне, когда я появился за столом, было следующим: «Добро пожаловать в команду, сынок. А теперь гони свои бабки».
Когда я только начинал играть в покер в «Блэкхокс», то за ночь можно было проиграть несколько сотен, может, тысячу долларов, даже полторы тысячи в самой неудачный день. Если на кону стояло больше тысячи, то это игра считалась крупной. В те далекие дни хоккеисты «Чикаго» учили меня заповедям игры. Помню, как одним вечером проиграл пятьсот баксов, а следующим – еще тысячу. Один из ветеранов команды отвел меня в сторону и сказал: «Не волнуйся. Завтра будет уже другой день, и это может быть твой день». Но завтра наступило, а я потерял еще пол тысячи. Для меня это была чувствительная потеря, так как еще два месяца назад я считал себя богачом, имея в кармане 40 баксов. Пусть партнеры по команде пользовались моей неопытностью, но я бы не променял эти вечера ни на что. Хотели они того или нет, но во время этих игр ветераны команды меня многому научили. Когда ты юн, то приятно находиться в одной компании с людьми, которыми ты любуешься и восхищаешься. Мне было приятно зависать в этой компании. Они узнали меня лучше как человека и стали присматривать за мной на льду. Думаю, я впечатлили их, или, по крайне мере, я их забавлял.
Увеличение ставок стало следствием увеличения заработной платы хоккеистов, которая начала резко расти с тех пор, как в Ассоциацию игроков НХЛ в 1992 году пришел Боб Гуденау. Мы могли позволить себя больше тратить. В сезоне-1990/91 Уэйн Гретцки был самым высокооплачиваемым игроком лиги с зарплатой в 3 миллиона в год, Марио Лемье получал чуть больше 2, и совсем немного игроков получали больше миллиона. В сезоне-1995/96 Гретцки уже получал 6,5 миллиона, а через год Лемье получал 10 миллионов за один сезон. Когда я играл в покер на борту чартера «Финикса», то зарабатывал 4 миллиона в год. У Ткачака был пятилетний контракт на общую сумму более 17 миллионов. За год до того, как я появился в «Койотс» он получал 6 миллионов. Когда я покидал команду, он получал 8,3 миллиона, тогда как Крэйг Джанни зарабатывал только 1,6. Токкет получал больше 2 миллионов. Коркам и Маккензи, наверное, рисковали больше всех, потому что их оклад составлял в районе 500 тысяч за сезон.
Несмотря на то что мы играли, по меркам большинства фанатов, по-крупному, то в процентном соотношении я мог потерять гораздо больше в «Чикаго», когда ставил по 500 долларов при зарплате в 100 тысяч в год, чем в «Финиксе», ставя в 20 тысяч при окладе в 4 миллиона.
Но я уверен, что в тот момент, когда банк дорос до 100 тысяч, все участники понимали, что игра вышла из-под контроля. Ситуацию усугублял тот факт, что мы играли в Гатс, а это означало, что проигравший должен был выложить на стол сумму, эквивалентную банку.
Вот как в Гатс обычно играют: каждому игроку раздается по три карты, после чего он должен решить оставаться в игре или нет. Все принимают решение одновременно. Делается это при помощи монеты, которую ты зажимаешь или не зажимаешь в кулаке под столом. По команде дилера все разжимают кулаки. Игрок, на чьей ладони лежит монета, остается в игре. На чьей же ладони монеты не оказалось - выходит из игры. Они не могут выиграть, но и не рискуют продублировать банк.
Честно говоря, я уже не помню всех перипетий игры, но на кону оказалось 110 тысяч долларов. Иногда у нас устанавливалась максимальная «несгораемая сумма», то есть, сколько бы денег не оказалось на кону, проигравший не должен был платить больше определенной суммы. Но в этот раз лимита не было. Поэтому я решил, что все решат спасовать, нежели рисковать такими деньгами. Даже если ты зарабатываешь миллионы, то сложно, не моргнув глазом, отдать больше сотни тысяч. Нервный смех разнесся в хвосте самолета. Игра начала казаться настоящим сумасшествием.
Зная меня, вы понимаете, что я не мог отступить. Когда дилер попросил нас объявить свои намерения, то только еще один человек держал на ладони монету. Большой Уолт. Начались перешептывания, потому что все осознали, как высоки ставки. Помните, что проигравший должен был выложить на стол сумму, эквивалентную банку. Большой Уолт и я переглянулись, и выражение наших лиц давало ясно понять, что никто не рад такому раскладу. Сложность ситуация была ясна нам обоим. Наша «дружеская» игра стала опасной; это могло нарушить гармонию в команде, разрушить дружбу.
«Ты не хочешь просто разделить банк?» - поинтересовался Ткачак. Я согласился. Думаю, в тот момент мы оба выдохнули с облегчением. Ребята выразили свое недовольство, но ропот продлился недолго, так как в глубине души они понимали, что Уолт принял верное решение. Не в интересах команды было, чтобы два ведущих игрока сталкивались лбами из-за денег. К тому же авторитет Большого Уолта в команде был непоколебим. И если он решил, что разделить банк будет верным решением, то никто не стал с ним спорить. За ним всегда было последнее слово.
После этого случая мы установили денежные лимиты в игре. Думаю, та раздача всех шокировала, поэтому мы решили больше не рисковать. Карточные игры продолжились, но уже существовала черта, за которую никто не хотел переступать.
Наверное, вы все хотите знать, кто бы выиграл ту раздачу. После того, как мы разделили банк, Большой Уолт и я открыли карты. И Ткачак бы выиграл, так как у него были четыре карты одного ранга, у меня же был фулл-хаус. Я бы мог влететь на 110 тысяч.
Основываясь на том, что я слышал, сейчас хоккеисты гораздо реже играют в карты, они поглощены компьютерными играми. Видимо, это удовлетворяет их дух соперничества вне льда.
Однако парни до сих пор любят делать ставки при игре в гольф. Когда я был действующим игроком, то мы не проходили и нескольких лунок, не начиная делать ставки. Выступая за «Финикс», я постоянно играл с Ткачаком и Джанни. Ставки были небольшими. В самый черный день ты мог бы потерять тысячу долларов.
Когда Ткачак узнал о том, что я пишу книгу, он в шутку заметил, что в отдельную главу нужно вынести то, что мне нельзя доверять на поле для гольфа. Он и Джанни никогда не доверяли моему умению отыскать мяч, неважно в какую пердь я его отправил. Когда мы только начинали играть вместе, они с большим недоверием относились к моим крикам «нашел», когда я рылся в зарослях кустарника. Вскоре они стали дразнить меня и сами кричали «нашел», еще даже до того как я добрался до зоны поиска.
Признаюсь, меня бесило, что парни подозревали меня в жульничестве. Просто у меня какое-то особое чутье на мячи для гольфа. Я обладаю особым умением отыскать их в любом месте.
___________
Окей, от 100К 500$ это 0.5%, а от 4М 20к это те же 0.5%)))