Автобиография Джереми Реника. Глава VI
В мой первый день пребывания в «Финиксе» капитан команды Кит Ткачак усадил меня рядом и объяснил, как наши взаимоотношения будут строиться: «У меня есть два правила для тебя. Первое – ты должен пасовать шайбу мне. Второе – не забудь первое правило».
Так Ткачак приветствовал новичков. Думаю, со мной такой подход сработал, так как в будущем мы стали близкими друзьями. Только позже я узнал, что Ткачак проводил подобную беседу с каждым новоприбывшем.
Я всегда немного удивляюсь, когда кто-то называет Ткачака по имени. Мы звали его Уолт или Большой Уолт. Это прозвище он получил в начале карьеры, так как был хоккеист Уолт Ткачук, выступавший с 1967 по 1981 года за «Рейнджерс». Между ними не было родственных связей. Их фамилии даже произносятся по-разному. Но тогда это не имело значения для его партнеров по «Виннипегу», которые и дали ему прозвище Большой Уолт. Им понравилось это прозвище. Так оно и приклеилось. Сейчас даже Ткачак предпочитает, чтобы его звали Уолтом, а не Китом.
В хоккейном мире сложилось мнение, что мы с Ткачаком мало общались, но на самом деле мы были лучшими друзьями. Мы оба были выходцами из Бостона. Всегда обедали вместе в дороге. Вместе тусили. Вместе выпивали. Вместе играли в гольф. Мы наслаждались компанией друг друга и наслаждаемся до сих пор.
В «Финиксе» у нас собралась настоящая банда из Бостона. Мы прозвали себя «массачусетская мафия». Ткачак был похож на местного докера: здоровый, мясистый, угрюмый и иногда грубоватый. К тому же у него был небольшой бостонский акцент. Его отец служил на флоте, а потом стал пожарником. Если бы Ткачак не был хорошим хоккеистом, то я могу легко представить его в роли пожарника. Боб Коркам был из Салисбери, Массачусетс. Крэйг Джанни играл за академию Дирфилда в Массачусетсе, а потом пошел в Бостонский университет.
Коркам был игроком старой формации, форвард весом 220 фунтов, который мог хитовать, драться, убивать меньшинство, блокировать броски, выигрывать ключевые вбрасывания и забивать важные голы. Таких игроков всегда любят тренеры.
Джанни никогда не оценивали по достоинству. Он был очень талантливым и одаренным игроком. Не удивительно, что он играл в одном звене с Бреттом Халлом, Кэмом Нили и Ткачаком. Кого попало не поставят в центр к таким мастерам.
Несмотря на то что менеджеры и тренеры любили Ткачака, это не означает, что он не попадал впросак. Как-то наша команда потерпела серию поражений, а впереди нас ждал матч на Лонг-Айленде, а потом через пару дней – в Манхэттене против «Рейнджерс». Мы с нетерпением ждали поездки в Нью-Йорк, ведь это был один из самых любимых выездов для всех игроков. В этом городе можно было здорово повеселиться.
Однако в матче с «Айлендерс» мы сыграли слабо и потерпели поражение. Наш генеральный менеджер, Бобби Смит, кипел от злости и обрушил на нас поток критики в раздевалке. Наш тренер, Джим Шенфельд, быстро подключился к нему, обвиняя нас во всех возможных грехах. «Сегодня у нас комендантский час. Чтобы все были в отеле к 23:30», - подытожил он.
Это привлекло наше внимание. И теперь уже все команда была разозлена, особенно наш капитан.
Потом Смит объявил, что в 10 часов на следующий день он назначает собрание у себя. Он записал номер своих апартаментов, 241, на доске и отметил, что опоздание будет иметь самые неприятные последствия. Это разозлило нас еще больше, так как мы понимали, что утром на нас вновь будут орать.
Мы посмотрели на Ткачака в ожидании команды. Он объяснил, что все должны перекусить, а потом собраться выпить в комнате тренера Стэна Уилсона. Когда мы вернулись в отель, то Ткачак пообещал, что все организует. Он договорился с кем-то из персонала отеля и достал два ящика пива. Однако он не запомнил номер комнаты Уилсона. В его голове крутилась цифра 241. Он был уверен, что движется в верном направлении. С чего бы еще ему запоминать этот номер? Он постучался в дверь и, когда она творилась, оказался лицом к лицу с только что продравшим глаза ото сна генеральным менеджером.
Если ты генменджер команды, находящейся в кризисе, то не захочешь увидеть капитана команды у своих дверей в 1:30 ночи, особенно если он держит в руках два ящика пива.
В «Финиксе» собралась веселая компания. Даллас Дрейк был надежным, трудолюбивым игроком и большим весельчаком. Своей болтовней он мог вывести из себя любого соперника. Как-то мы играли против «Детройта», и, когда Даррен Маккарти проезжал мимо нашей скамейке, Дрейк крикнул: «Эй, Даррен, убирайся со льда, твоя рожа пугает детей, сидящих в первом ряду».
Рика Токкета и Джима Маккензи – оба канадцы – можно назвать почетными членами «массачусетской мафии». Я до сих пор дружу с Риком. В составе «койотов» было полно ребят, которые всегда были готовы прийти на помощь, но Токкет, Маккензи и Ткачак стояли в первом ряду.
Когда я рассказываю о Ткачаке, то многие люди считают, что мы играли в одной тройке. Но это случалось не так часто, как мне того бы хотелось. Кит чаще выходил на лед вместе с Джанни, чем со мной. Возможно, поэтому в прессе считалось, что мы не близки. Меня задевало, когда я видел такое утверждение, ведь это совершенно не соответствовало действительности. Конечно, у нас были размолвки, но они чаще касались самой игры и того, кто лучший в команде. Вы можете спорить со своей женой, но это не значит, что вы ее не любите. Мы оба любили быть в центре внимания, но каждый по-своему. Ткачак хотел быть ключевой фигурой в команде, я же – в любом месте.
Я никогда не играл с капитаном, который также бы заботился о других людях. Он присматривал за партнерами по команде, тренерами, экипировщиками, работниками арены и всеми, кто облегчал нашу жизнь. У него в кармане всегда была наличность, и он никогда не скупился на чаевые.
Ткачак всегда был готов угостить тренеров или персонал обедом. Он всегда следил, чтобы новички вели себя достойно. И горе любому наглому юнцу, который обидел друзей Кита. «Наша жизнь была бы невообразимо сложнее без этих людей», - объяснял он.
Без сомнения, Ткачак был самым заботливым человеком из всех, с кем я когда-либо выходил на лед. Даже на выезде он умудрялся помогать другим людям, которых обошла стороной удача. В Альберте Кит знал парня по имени Рэд. Когда Ткачак был в городе, то Рэд получал должность «ответственного за раздевалку».
Нынешний тренер «Торонто» Рэнди Карлайл познакомил Большого Уолта с Рэдом, когда сам еще играл за «Виннипег». Тогда Карлайл заботился о нем, и Ткачак клятвенно обещал взять эту роль на себя, когда Рэнди завершит карьеру. Честно говоря, Рэд представлял собой жалкое зрелище. Но Ткачак всегда связывался с ним, когда мы играли с «Эдмонтоном» или «Калгари». Кит ставил Рэда перед нашей раздевалкой и говорил всем, что этот человек отвечает за наши вещи. После матча он просил всех ребят скинуться по двадцатке, потом сам накидывал несколько сотен долларов и отдавал Рэда выручку.
У него был похожий парень в Ванкувере, которого я звал «Сумасшедший Вако Джо». Ему он помогал аналогичным способом. Когда он был в городе, то должен был быть уверен, что эти парни поедят и получат хорошую работу на один день. У них всегда были деньги, когда появлялся Ткачак. «Мои родители всегда учили меня заботиться о людях. Ты должен проявлять уважение ко всем», - объяснял Кит.
Не важно в каком городе мы оказывались, у Ткачака всегда находился парень, который стоял у нашей раздевалки. Пока он был занят своими подопечными, я старался убедиться, что у него самого есть, что ему нужно. Большой Уолт всегда стеснялся использовать свой статус, чтобы получить преимущество. Он не мог сказать: «Я Кит Ткачак, игрок НХЛ, вы можете предложить мне что-то особенное?» У меня таких проблем никогда не возникало. Если ему был нужен специальный номер в отеле, особенный билет на самолет или зарезервированный столик в популярном ресторане, то он звонил мне, и уж я мог добиться, чтобы перед его приходом была расстелена красная ковровая дорожка. Иногда в шутку я даже представлял себя как «персональный ассистент Кита Ткачака». Я никогда не рассказывал об этом Большому Уолту, потому что новость о персональном помощнике свела бы его с ума.
Мы расходились только по одному вопросу – нашему тренеру Джиму Шенфельду. Кит называл его одним из самых любимых своих тренеров, но мы с Шенфельдом не сходились во взглядах. Я любил Шени как человека, но мы не могли наладить наши отношения на уровне тренер – игрок.
За пять лет работы в «Финиксе» мои отношения с тренерами разнились от ужасных до приемлемых. Первым тренером «койотов» для меня был Дон Хэй, и он единственной, о ком я могу сказать, что не уважал его. Он проделал путь от юниорского хоккея до помощника главного тренера «Чикаго», а потом до главного тренера «Финикса». Но, как я могу судить, он не обладал должным талантом или уверенностью для этой должности. Как я уже отмечал, я предпочитал суровых, прямолинейных наставников, а Хэй не соответствовал ни одному из пунктов. Он избегал принятия решений. Пока он нам что-то говорил, то смотрел на лидеров команды, чтобы оценить, как они отреагируют на его слова.
Представители «Финикса» говорили мне, что Хэй собирается обменять меня на «пару трудолюбивых канадцев». Однако он никогда не сказал мне об этом в лицо. Он вел дела у меня за спиной, а я всегда считал такое поведение признаком трусости.
Моим третьим тренером в «Финиксе» был Боб Фрэнсис, и мне нравилось играть за него. Он был эмоциональным, чем-то напоминает мне нынешнего тренера «Рейнджерс» Джона Тортореллу. Он был очень энергичным, и эта энергия передавалась команде.
За мою карьеру в НХЛ, по-моему, несколько тренеров хотели меня обменять, но ближе всех к этому подошел Шенфельд.
Он был моим вторым тренером в «Койотс». Большой располагающий мужчина, самым известным поступком которого в качестве тренера НХЛ стало предложение арбитру Дону Кохарски «взять еще пончик». Шенфельд, который тогда работал с «Нью-Джерси», был недоволен работой судьи в матче с «Бостоном» (1:6). Шени, как большинство его и называли, не одобрил штраф, который выписал Кохарски в конце третьего периода, оставив «дьяволов» в меньшинстве на четыре минуты. Шенфельд стал орать на Кохарски. Тот в ответ выпалил: «Ты больше не проработаешь ни одного матча в НХЛ». Шенфельд не полез за словом в карман: «Да ты спятил, совсем рехнулся, жирная свинья, пойди возьми еще один пончик». Всю эту сцену можно посмотреть на Youtube.
Я рассказываю эту историю, чтобы вы поняли, что Шенфельд мог разозлиться. Он был пылким, энергичным тренером. Мы не всегда сходились во взглядах на игру. Не могу сказать, любил он меня или нет, но я точно не входил в число его фаворитов. Он любил придираться ко мне и, по моему мнению, слишком часто указывал на ошибки. Но я не думал, что это может привести к такой ситуации.
В том сезоне я играл в тройке с Далласом Дрейком и Грегом Адамсом. Мы неплохо взаимодействовали, особенно при игре в обороне. В одном матче нас поставили против тройки Эрика Линдроса из «Филадельфии» и мы полностью их закрыли. Потом у нас была целая серия очень качественных игр по действиям в обороне. А главное, команда побеждала. В газетах стали появляться предположения, что я могу побороться за «Селке Трофи», который вручается лучшему форварду оборонительного плана.
Местная газета также подняла тему и даже обратилась за комментариями к Шенфельду, который подтвердил, что я действительно могу быть номинирован на этот приз. Ребята стали подкалывать меня, называя «Фрэнк Селке». Это было весело, ведь все знали, что я позиционировал себя, как остроатакующего нападающего, а не как игрока оборонительного плана. Я не хотел и не нуждался в «Селке Трофи». Ни один игрок не мечтает: «Я хочу выиграть «Селке Трофи» или «Лэди Бинг Трофи». Ты хочешь забивать голы, выигрывать матчи.
Но вскоре удача изменила мне, я провел пару невыразительных встреч. В одном матче я принял безмозглое решение и позволил сопернику поразить наши ворота. На следующий день мы просматривали в раздевалке повтор последней встречи, и тренер отдельно остановился на моей грубой ошибке. Шени перемотал пленку и вновь продемонстрировал этот эпизод. Я кивал головой и подтверждал – Ага. Я понял. Я облажался. И я не могу позволить такому повториться. Каждый спортсмен проходит через подобный разнос.
Но моего признания вины было для Шени недостаточно. Он вновь перемотал пленку и вновь проиграл эпизод. И потом снова. Это стало раздражать меня и всех присутствующих в комнате. Наблюдая за тем, как я делаю одну и ту же ошибку раз за разом, я начал злиться. Шени показал отрывок последний раз и заявил: «Джей Ар, если я еще хоть раз услышу это говно о «Селке Трофи», я посажу тебя на скамейку. Ты меня понял?»
После этого я сорвался: «Шени, ты можешь пойти и засунуть себе кулак в жопу. Именно ты начал разговор об этом говенном «Селке», - заорал я. «Извини меня?» - удивился тренер. «Ты меня слышал. Иди засунь кулак себя в жопу», - ответил я.
Шени поднялся и приказал всем выйти из комнаты: «Да что с тобой?».
Я посмотрел на него и сказал: «Я не один из тех молодых парней, которых ты можешь унижать на глазах всей команды. Если ты собираешься унизить меня, то я унижу тебя».
Когда все покинули комнату, он снял свой пиджак и закатал рукава, как-будто готовясь к драке. Я сидел, стараясь изображать спокойствие. Но внутри меня все клокотало. Шени был силен как бык. Он бы уничтожил меня один на один. Мысли вихрем проносились в моей голове, пока я пытался придумать план, который позволит мне не оказаться окровавленным на полу.
И я клянусь, что моей единственной тактикой было укусить его за яйца. Клянусь, это правда. Такой был мой план на битву. И я уже настроился на укус. Всегда смеюсь, когда вспоминаю этот момент. Но тогда я был абсолютно серьезен, разрабатывая этот план.
Позже ребята рассказывали мне, что они прислушивались к происходящему, потому что ждали того момента, когда им придется ворваться в комнату и разнять нас, пока Шени не убил меня. Ткачак также рассказывал, что они попросили помощника главного тренера «Финикса» Джона Тортореллу стоять рядом с дверью, если мне понадобиться срочная помощь. «В этой дуэли я бы поставил на Шенфельда», - признавался Ткачак.
Но до того, как мы бы достигли точки невозврата, я постарался уладить все беседой. Этот прием уже не раз помогал мне: «Если ты не хочешь видеть меня в команде, только скажи, и я скажу Бобби Смиту и (владельцу) Ричарду Бурку, что не буду здесь больше играть».
Я почувствовал, что Шенфельд стал осознавать, что надрать мне задницу будет не лучшим решением. Заслужил я этого или нет, но газеты все равно бы выставили его не в лучшем свете. «Возможно, мы так и не сможем ужиться вместе. Я могу попросить о трейде хоть сегодня», - добавил я.
После этого Шенфельд стал отходить. «Давай присядем и все обговорим», - предложил он. Напряжение стало улетучиваться. Не могу сказать, о чем именно мы беседовали, так как все это время я старался прийти в себя после опасности быть уничтоженным.
Этот эпизод не изменил наших отношений. Они не стали ни лучше, ни хуже. Я не был его любимым игроком, а он – моим тренером.
Я был оскорблен нападкой Шенфельда, так как всегда пекся об интересах команды. Его идея, что я сосредоточился на «Селке Трофи», была обидной для меня. Я настолько пекся о коллективе, что однажды даже побил члена нашей команды, Олега Твердовского, на тренировке, потому что меня не устраивало его отношение к делу.
Я провел вместе с Твердовским три года, и он входит в число моих наименее любимых партнеров по команде. Единицы обладали таким же талантом и одновременно делали так мало для его развития. Он был высококлассным защитником из Украины, который в редких случаях пытался улучшить свои навыки. Он верил, что добьется всего в НХЛ только за счет таланта. Твердовский никогда не утруждал себя на тренировках, и это всегда бесило меня. Он никогда не слушал тренеров, не радел за свое дело, мог валять дурака.
На одной из тренировок он вновь бил баклуши, я подъехал к нему и сбросил перчатки. Твердовский еще никогда не дрался в НХЛ, когда я наподдал ему. Чтобы все поняли мой настрой, позже я стукнул его еще раз, когда посчитал, что он вновь не проявляет достаточно рвения.
