Борис Михайлов – легенда: продал сарай, чтобы купить коньки, получал 200 рублей и ездил в ЦСКА на метро
Борис Михайлов — один из главных русских хоккеистов. Возможно, вы слышали о нем реже, чем о Валерии Харламове — но это потому что в спортивной биографии Михайлова меньше трагедии. Возможно, он был менее эффектным игроком, чем легенда 17, зато всю карьеру был стабилен: его рекорд по голам в чемпионате побил Сергей Мозякин только в 2016-м.
Плюс – Михайлов был капитаном ЦСКА и сборной. Плюс – брал на себя всю грязную и тяжелую работу в звене с Харламовым. Плюс – два олимпийских золота, 8 золотых медалей чемпионатов мира. Совершенно реальная и бесспорная легенда.
Мы вывели супербомбардира за пределы хоккейной площадки. Он родился в Москве в 1944-м, в 1970-е стал советской суперзвездой, в 1980-е закончил карьеру, в 1990-е и нулевые активно тренировал – то есть видел, как все это время менялась страна и жизнь в ней. Это и стало основной частью разговора.
В качестве бонус-трека — злоба дня. Сейчас Борис Михайлов — активный комментатор происходящего в нашем хоккее. После того, как круги от видео-интервью Панарина Головину разошлись по всем русским медиа, именно он одним из первых врубил легкую ответку: «Артемий бы лучше играл в хоккей или высказывался не про главу государства, гражданином которого он является, а, например, о боссах клуба».
Мы хотели уточнить позицию Михайлова — и получили развернутый ответ. Какой — читайте ниже.
Детство на улице Гашека. Сарай за 30 рублей
– Ваше детство прошло в послевоенной Москве. Каким вы запомнили город?
– Я жил на Тверском-Ямском переулке, сейчас это улица Гашека. До школы мы постоянно были во дворе – со всех сторон деревянные дома в два этажа, голубятни. Во дворе всегда много детей – в каждой семье было по 2-3 ребенка. Только в одной семье был один ребенок, зато у них же – единственный телек на весь этаж. Все просились: тук-тук, тетя Лена, пусти кино посмотреть. Иногда она сама звала.
Что вам такого рассказать? Машин было меньше. Когда начал ходить в школу, доходил до площади Маяковского, там рядом совсем. Не помню в каком году дошел, а там – демонстрация, народу уйма, для меня это было [сильно]. Хотя мама нам не разрешала далеко уходить – мы как-то родителей слушались и немножко боялись. Мама, уходя на работу, почему-то оставляла за старшего меня, хотя был брат на четыре года старше. Но она говорила: «Виктор, слушайтесь Бориса». А те (младшие братья Александр и Анатолий — Sports.ru) были червяки, маленькие совсем. И в один прекрасный момент, когда я вышел с ними во двор, все разбежались. Мама пришла с работы, говорю: «Мам, не могу братьев найти». Среднего забрали, хотели в детский дом отправить. Но нашли всех.
– Вот да, у вас же такая большая семья была. Как жили?
– Я не найду послевоенную семью, которой было легко. Воспитать и прокормить [детей] было сложно. Тем более, когда папа умер, мама осталась одна – и нас четверо. Я не жалуюсь, но на ту зарплату, которую мама получала… За квартиру надо было платить, за свет.
Сложности были во всем. Не хочу говорить о них, потому что миллионы семей жили так же, может даже и хуже. Не стоит заострять на этой теме – но не просто так в 16 лет я пошел работать, не от хорошей жизни.
– А вот, наоборот, самый счастливый момент детства?
– Когда мы с улицы Гашека переехали на Первую Хорошевскую: у папы был сарай, там инструменты, он был водопроводчиком. Сарай я продал за 30 рублей, моя первая и последняя сделка. Мама на эти деньги купила поношенные коньки-гаги. Они даже немножко маловаты были. И в 10 лет я впервые встал на коньки.
– Вы еще говорили, что сами строили спортивную площадку.
– В каждом дворе был участок, на котором можно было заливать каток. У нас на Гашека инициатором этого был не я, а старшие товарищи, ребята 1936-37 годов рождения. Потом это перешло к Жене Мишакову (хоккеисту ЦСКА и сборной СССР – Sports.ru) – мы жили с ним в одном дворе.
Площадки сначала не были огорожены, потом домоуправление выделило большие сетки. Мы там гоняли в футбол, там же заливали лед. Сами! Домоуправление только выделяло шланг и открывало воду. И коробку мы сами строили. Где брали доски? Воровали на стройках.
– А помните технологию заливки льда с одним шлангом? Я просто немного не представляю как это.
– Шланг идет из подвала, подключен к холодной воде. Берешь эту кишку, стоишь – заливаешь, а два товарища шланг по всей площадке [таскают]. Когда стали старше, лет в 16, по телику посмотрели [новую технологию], с бочонком и тряпкой.
– Выглядит будто школой жизни для вас как раз двор был.
– Во дворе выживали сильнейшие и те, кто не боялся эту силу. Были драки, даже драки на палках. Потом нас начали организовывать – кто ушел в кружки, кто в футбол, в спорт. А кто-то шел по другой дороге. Был естественный отбор.
Первая форма, старый канадский шлем в подарок от друга
– А вот еще интересно – помните свою тренировку самую-самую первую. Именно тренировку – не когда с пацанами шайбу гоняли, а когда по-настоящему, с тренером.
– На Таракановке (река в Москве – Sports.ru) сделали большое футбольное поле. Наняли трактор, он его разровнял. Туда к нам приехала детско-юношеская школа Стадиона Юных пионеров. После этой встречи их тренер пригласил меня заниматься футболом. А зимой пошел хоккей. Как-то мы с Женей Мишаковым поехали играть за его ремесленное училище. Он перепутал дни, и мы попали на тренировку ДЮСШ «Трудовых резервов». Женю знал главный тренер. Сказал: раз пришли, катайтесь с командой. Это было где-то в 1956 или 1957 году.
Дали упражнения, потом поиграли. Тренеру наша игра понравилась, он пригласил нас [в школу]. В этом же году в «Трудовых резервах» мне впервые выдали форму.
– Шок?
– Ну конечно. До этого я на самодельных гагах катался. Правда, коньки мне дали с конькобежными ботинками – мысок для них вырезали из трубы. Щитки дали, трусы в клеточку. Шлем велотрековый, перчатки – коричнево-серые. Панцирь не помню, давали или нет.
Помню что клюшку дали с условием: на игру привозить с собой.
– А помните первый профессиональный комплект формы, который не надо было допиливать самому?
– Хорошие коньки дали, когда начал играть за мужиков в «Трудовых резервах». А потом, когда я в 17 лет уехал в Саратов, в команду мастеров, там дали хорошую советскую форму: коньки, ботинки, щитки, перчатки. Шлемов, правда, не было – мне его подарил Женька Мишаков – старенький, канадский.
– В 23 вы переходили в ЦСКА, а у вас уже были жена и ребенок. Опишите, как молодая семья жила в конце 60-х.
– Я не знаю, как жила молодая спортивная семья, расскажу вам про себя. Самый памятный день в моей жизни – когда за меня вышла девчонка, которой только исполнилось 18 лет, Татьяна. Мы вместе до сих пор, у нас два прекрасных сына, две отличных внучки и внук классный. Я не был разгильдяем по жизни, но и цыпочкой тоже не был. И когда женился – понял, что на мне лежит ответственность.
У нас денег не было: она училась в медицинском училище, я получал на тот момент где-то 110-120 рублей. У меня – мама и еще трое братьев, одна комната, 25 метров. У нее тоже брат. Мы начали жить вместе у нее: папа и мама, на раскладушке брат и мы в закутке, на полутораспальном диване вдвоем. Там и получился Андрей.
Так мы прожили год, а в 1967-м родился сын, и мы получили 1-комнатную квартиру в Кожухово. Ее папа обставил нам квартиру, мы были счастливы.
Уже потом в ЦСКА мы получили двухкомнатную квартиру – за вклад в развитие и защиту своего отечества. Единственное, что мне за всю жизнь давали бесплатно – это жилплощадь. Остальное – без очереди, но покупали за свои деньги.
Зарплата – 200 рублей, «Волга» за 5 тысяч
– Вы с женой уже 53 года. Объясните молодым – как жить, чтобы так же получилось.
– Нужно любить друг друга, уважать. И самое главное – ценить. Вот то, что вы берете у меня интервью – это не моя заслуга. Это на 70% заслуга Татьяны, которая взяла на себя и дом, и воспитание детей. Я считаю, что у меня и старший, и младший сыновья очень хорошо воспитаны. Ведут себя скромно, не напоминая, что их папа такой знаменитый. Они стараются это не показывать и правильно делают. За это я их уважаю и ценю.
Татьяна уберегла меня от многого. Когда я уехал в Саратов, научился и покуривать, и кое-что другое – потому что был один. Но у меня была цель, и Татьяна помогала мне в [достижении] этой цели. Мы прошли все трудности семейной жизни, и нам повезло, что у нее такие замечательные отец и мама были. Воспитывали нас, помогали на первых порах.
– В 70-х – вы большая звезда советского спорта.
– В 1969-м мы стали чемпионами мира. И впервые присвоили заслуженных мастеров: мне, Валерке, Вовке (Харламову и Петрову соответственно – Sports.ru), Мальцеву, Лутченко, Паладьеву. Тарасов был категорически против, чтобы нам присваивали звание: один раз – мало, надо три.
– Новый статус повлиял на ваш быт?
– В то время мы получали премии за ЧМ. И зарплата у меня была уже совсем другая. Когда я начинал в ЦСКА, было 120 рублей, хотя в «Локомотиве» я получал 200. К концу 1967-го уже получал ту зарплату, которая была в «Локомотиве»: Тарасову я нравился, он брал меня в сборную. Если вы помните, в 1967-м впервые провели «Приз Известий» и по 1980-й я не пропустил ни одного турнира.
Если бы я не зарабатывал, то в 1970-м не купил бы «Волгу». Она в те времена стоила 5000 или 5100. В семье были деньги.
– А расскажите о любимых местах в Москве вашей молодости. Где вы гуляли, где собирались.
– Насчет посидеть я вам не скажу. А насчет гуляний – ну вот представьте, мы практически целый год живем на сборе. Куда я должен бежать [в свободное время]? Я должен бежать в семью. Ну пойдем погуляем с младшим сыном, со старшим сыном – по улице, в кино. А так: «Тань, куда-нибудь поедем»? – «Ну давай дома посидим».
Не могу сказать, что я прям гулял по Москве. В ЦСКА я с 1967-го по 1970-й ездил на метро. Закончится игра, сажусь в последний вагон, доезжаю до Автозаводской. Там пройду полтора километра – вот мой путь.
– А вот можно было сказать, что Михайлов – стиляга?
– Не-не-не. У нас были модные ребята – Харлам, Малец, Володя Лутченко. Те, которые одевались так, что видно было – современные. Когда они еще холостыми были.
– Вас как игрока в 1980-е выдавили из ЦСКА. Вот сейчас, когда игроки заканчивают, у них есть средства, чтобы пожить какое-то время без работы. Как было у вас?
– Нельзя нас сравнивать. Мы были людьми своего поколения. Не скажу, что я закончил и стал бедным. Но сказать, что мы были хорошо обеспечены – тоже неправильно. На уровне среднего звена.
В наше время таких денег не платили. Мы были не против [денег], от них отказываются только телеграфные столбы. Но приоритет был совсем другой, совсем другие интересы.
А сейчас, когда распался Советский Союз, когда идеология разрушена, на первое место вышли финансы. Рабоче-крестьянское общество превратилось в общество торгашей. Очень много предприятий было запущено.
– А какими для вас были 90-е?
– Во время перестройки я уже работал тренером. Знаете каково, когда игроки месяцами не получают зарплату? А у них дети, их надо воспитывать. И вот мы искали возможность им не только зарплату дать, а [сделать так] чтобы они ходили на тренировки и выходили на игры. Если вы вспомните историю, некоторые команды бастовали, потому что по полгода зарплату не получали, как и шахтеры, например.
Специалистам, старой гвардии, которая работала в то время и сохранила хоккей, большое спасибо. И только потом некоторые предприятия, олигархи стали вкладываться в спорт.
Каждый день – в Москву на хоккей. Панарин не прав, Путин – красавчик
– Расскажите, как вы сейчас живете? Что вас радует?
– А меня все [радует], мне нравится жизнь. Я больше нахожусь с женой, которая меня лет 20 точно не видела. Общаюсь с детьми. Я рад, что не делаю больше гимнастику по утрам. Радуюсь тому, как внуки растут. И вообще радуюсь общению с людьми.
[В основном] только пасьянсы раскладываю и выступаю. Вот вы мне назначили встречу, завтра здесь же (мы говорили в ЛДС ЦСКА – Sports.ru) будет встреча с вашим коллегой. К сожалению, не попаду на 90-летие города Солнечногорска, потому что будет игра в ЦСКА. А меня туда приглашали.
С понедельника по пятницу езжу в Москву – я живу за городом – а в субботу-воскресенье, если нет игр, вообще никуда. Так, хожу гулять в загородном доме. Там у меня трава растет – грядок нету.
– Вам 75 через несколько недель – как вы себя чувствуете?
– Ну найдите человека, который скажет, что чувствует себя на 80? Конечно, возраст берет свое, но я двигаюсь, энергии хватает.
– Сейчас время такое – все в телефонах, компьютерах, интернете. Как это все вас задело?
– С телефоном у меня все нормально, а с планшетом туговато – как сказать, когда совсем не умеешь? На «вы»? Вот я с техникой на «вы». Сообщения присылают, я читаю. В чате переписываюсь, да.
– За жизнью в стране следите?
– Я интересуюсь политикой. Наблюдаю, переживаю за состояние дел на Донбассе, за состояние дел с Америкой. Естественно, я на стороне своей любимой России и всегда буду.
Во все времена при любом руководителе есть плюсы и минусы. Что мне нравится? Мне нравится, какая позиция у нашего президента. Это благодаря ему Запад вновь стал уважать и даже где-то нас бояться. И это правильно. С ними только так. Если с ними договариваться – они тебя обманут. Я даже на спортивном уровне говорю.
Если бы не Владимир Владимирович Путин, то нашу страну довели бы до такого состояния, что я боюсь даже себе представить.
– Когда Панарин выступил, вы сказали, что ему надо поскромнее быть.
– Я вам расскажу из тренерского опыта. Некоторые игроки, получая большие деньги, считают, что им все можно и все дозволено. Да, ты можешь иметь свою точку зрения, но тогда живи здесь, в России. А когда живешь там, получая большие деньги – что же не критикуешь Трампа?
Я уже говорил некоторым игрокам – и ему [скажу]: он все равно сюда приедет и будет говорить совсем по-другому. Так уже происходило. Но я про Панарина думаю, что он уже осознал.
Фото: Gettyimages.ru/Melchior DiGiacomo / Contributor; 24smi.org ; zen.yandex.ru; РИА Новости/Владимир Федоренко, Алексей Филиппов
Для меня Борис Петрович это, прежде всего, победа на Чемпионате мира в 1993 году. В то гнилое, безнадежное время та победа была как нежданный луч солнца, пробившийся сквозь пелену мрака, как знак того, что нас еще рано хоронить.
Как говорил Гимаев о секрете успеха, — «Талант и трудолюбие — 50/50, а между ними ещё характер».
Просто спасибо за всё Борису Петровичу, крепкого здоровья и благополучия. Великий человек.
Горжусь тем, что есть его автограф.